Рэйчел, у которой накануне Рош ха-Шана впервые произошло ревматоидное воспаление сустава, — худощавая женщина ростом 152 сантиметра. Сидя на диване в своей гостиной, она теряется на фоне гигантского плюшевого медведя, который находится рядом с ней. У нее голодный вид: она напоминает недокормленного и лишенного эмоционального общения недоношенного ребенка, что соответствует действительности.
«При рождении я захлебнулась амниотической жидкостью, которая заполнила мои легкие. Первые четыре недели своей жизни я провела в инкубаторе для новорожденных. В 1961 году еще не было известно, что находящимся в инкубаторе младенцам также требуется тактильный контакт. Поэтому в первый месяц жизни я получала одни тычки, толчки и уколы. Мама не приходила ко мне, ей нужно было заботиться о моем брате. Приходил ли мой отец… я не знаю».
Последствия эмоциональной и тактильной депривации, которые она ощущала на протяжении первого месяца жизни, можно было преодолеть, если бы после этого у Рэйчел сформировались теплые взаимоотношения с родителями, но этого не произошло. Почти с момента зачатия она потеряла цель своей жизни. Ее мать надеялась, что беременность поможет сохранить брак, но муж бросил ее еще до рождения Рэйчел. Можно представить, в каком состоянии пребывала ее мать, когда она осталась совсем одна и была вынуждена заботиться не только о маленьком ребенке, брате Рэйчел, но и о новорожденном младенце.
В подобных обстоятельствах потребность оправдывать свое существование стала для Рейчел второй натурой — это не является врожденной необходимостью. Ее главная проблема заключалась в том, что она постоянно боялась, что ее бросят: «Мне кажется, что если человек узнает меня получше, то он точно бросит меня», — говорит она. Рэйчел была поражена, когда в прошедшие рождественские праздники получила несколько приглашений от людей просто зайти в гости. У нее не укладывалось в голове, что кто-то хочет с ней встретиться, не ожидая ничего взамен.
Когда Рэйчел узнала, что у нее ревматоидный артрит, она начала посещать сеансы психотерапии. Благодаря этому она намного лучше, чем раньше, может понять, какие чувства испытывает, причем в любое время. Однако до сих пор ей с трудом удается распознать свой гнев. Обычно он появляется, когда она ощущает, что ее отвергают или унижают, например, когда мать недавно раскритиковала ее выбор психотерапевта: «Она не понимала, почему я трачу часть своего пособия по безработице на оплату сеансов психотерапии вместо того, чтобы обратиться к психиатру, посещение которого оплачивается за счет медицинской страховки. Я наконец-то нашла человека, с которым могу поговорить, а моя мать думает только о деньгах». И все же вместо того, чтобы спокойно заявить, что она сама принимает решение, как ей поступить, Рэйчел спорила и даже умоляла мать понять ее. В результате враждебных высказываний матери она неделю не могла ничего есть — в такой форме у нее выражается направленный на себя гнев.
Когда необходимо отстаивать свои права, Рэйчел проглатывает свой гнев и пытается оправдаться, чтобы задобрить человека или начать общение с целью убедить его «понять это». Эти усилия представляют собой автоматические реакции ранимого ребенка, который изо всех сил пытается соответствовать потребностям родителей. Тревожность и страх перед тем, что ее бросят, заставляют Рэйчел подавлять любые эмоции, из-за проявления которых от нее могут отвернуться окружающие.
Между прочим, домашняя крольчиха Рэйчел очень восприимчива к эмоциональному состоянию своей хозяйки. Когда Рэйчел злится, крольчиха просто не дается ей в руки. «Если я понимаю, что сержусь, то не трогаю ее. Если я злюсь, но не осознаю этого, она не дает даже дотронуться до себя — она будто говорит мне об этом. Я заглядываю внутрь себя и, конечно же, понимаю, что я на что-то злюсь». Несмотря на то что некоторым людям это может показаться странным, есть простое объяснение. Людей и их питомцев роднят общие структуры мозга, которые предшествовали развитию лобной коры головного мозга, которая отвечает у человека за речь и рациональное мышление. Животные и люди общаются благодаря похожим лимбическим системам — участкам мозга, которые отвечают за эмоции. В отличие от людей, животные очень восприимчивы к сигналам лимбического мозга — как собственного, так и своего хозяина. Крольчиха ощущает угрозу в бессознательном гневе Рэйчел.
Как получилось, что Рэйчел нужен кролик, чтобы понять, что она расстроена? Ответ прост — причина в выработанных в детстве условных рефлексах. Ни один младенец не рождается с предрасположенностью подавлять выражение своих эмоций. Совсем наоборот: когда вы пытаетесь заставить ребенка проглотить еду, которая ему не нравится, или побудить его просто открыть рот, когда он не хочет есть, — это подтверждает врожденную способность маленького человека сопротивляться принуждению и выражать свое недовольство. Тогда почему мы проглатываем еду, которую не хотим есть, или чувства, которые неприятны нашим родителям? Не в результате врожденной склонности, а из-за необходимости выжить.
Мы можем вспомнить лишь некоторые аспекты детских переживаний. Рэйчел, например, вспоминает чувство отчужденности и унижения — она испытывала их, когда на расстоянии следовала за своим отцом и братом, которые шли в обнимку. Она также знает историю своего рождения, правда, не может вспомнить все детали. Хотя даже без такой информации у нас есть безошибочное доказательство того, что она пережила в детстве: безнадежность относительно близких отношений; непрекращающиеся призывы к матери понять ее вопреки тому, что почти за сорок лет эти попытки ни к чему не привели; и использование кролика как датчика гнева. Эти модели поведения представляют собой чрезвычайно точную систему памяти, которая сформировалась в ее мозге на ранних этапах развития. Всю жизнь ее поведение подчинялось этой системе памяти, которая в конечном итоге подготовила почву для развития аутоиммунного заболевания.
Биология потенциального развития болезни формируется в раннем возрасте. Механизмы реагирования на стресс, которые использует мозг, программируются на основе переживаний, которые мы испытываем, начиная с момента рождения. Таким образом, наши представления и модели поведения относительно себя, окружающих и мира определяются скрытыми и неосознанными воспоминаниями. Рак, рассеянный склероз, ревматоидный артрит и другие заболевания, которые мы рассматривали, — это не внезапные новые изменения во взрослой жизни, а результаты непрерывных процессов. Социальные взаимоотношения и биологический импринтинг, которые сформировали эти процессы, происходили в ранние периоды жизни, о которых могут отсутствовать какие-либо сознательные воспоминания.
Эмоционально неполноценные отношения между родителем и ребенком — тема, которая красной нитью проходит через около сотни подробных рассказов, которые я собирал для написания этой книги. Пациенты, с которыми я беседовал, страдали от совершенно разных заболеваний, но в историях их жизни было нечто общее — ранняя утрата или отношения в детстве, лишенные эмоциональной наполненности. Впечатляющее количество научных исследований, о которых сообщается в медицинской и психологической литературе, подтверждает эти рассказы — у взрослых людей с серьезными заболеваниями обнаруживается наличие эмоциональной депривации в раннем детстве.
В итальянском исследовании сообщалось, что женщины с раковым заболеванием половых органов чувствовали меньшую эмоциональную близость с родителями по сравнению с контрольной группой здоровых участников. Они также в меньшей степени демонстрировали свои эмоции1.
В рамках крупного европейского исследования проводилось сравнение 357 больных раком с 330 участниками контрольной группы. Женщины с онкологией гораздо реже вспоминали свое детство с положительными эмоциями. По меньшей мере 40 процентов больных раком еще до того, как им исполнилось семнадцать, пережили смерть одного из родителей; утративших родителей среди больных раком было в 2,5 раза больше, чем среди участников контрольной группы2.
Я уже упоминал о продолжительном исследовании студентов-медиков, которое проводилось на протяжении тридцати лет в Университете Джонса Хопкинса. Выпускники, у которых в первоначальных опросах, проведенных в медицинской школе, был выявлен низкий уровень эмоциональной близости с родителями в детстве, оказались особенно подвержены риску заболеть. К середине жизни они были более склонны к самоубийству, развитию психических заболеваний, гипертонии, ишемической болезни сердца и онкологии. В аналогичном исследовании студентов Гарвардского университета опрашивали на предмет ощущения родительской заботы. Спустя тридцать пять лет состояние здоровья участников исследования было проверено повторно. К середине жизни заболели лишь 25 процентов студентов, которые высоко отзывались о заботе своих родителей, — и 90 процентов тех, кто негативно воспринимал родительскую заботу. Ученые пришли к выводу, что «простая и понятная оценка ощущения того, что вас любят, имеет значительную взаимосвязь с состоянием здоровья»3.
Тактильный контакт — самое первое знакомство новорожденного с окружающим миром. С помощью него мы впервые ощущаем любовь. Самки млекопитающих всегда обеспечивают тактильную стимуляцию своим детям. Например, крысы облизывают своих детенышей, а приматы — поглаживают. В своей великолепной книге «Прикосновение: значение человеческой кожи» Эшли Монтегю пишет: «Различные формы, в которых новорожденные и дети ее получают, имеет первостепенное значение для здорового физического и поведенческого развития. По-видимому, в случае людей тактильная стимуляция имеет фундаментальное значение для развития здоровых эмоциональных или близких отношений, в которых „вылизывание“, в прямом и переносном смысле, и любовь тесно взаимосвязаны; другими словами, человек учится любви не по команде, а потому что его любят».
Эксперименты на животных доказали, что физическое прикосновение вызывает выработку гормона роста, что способствует лучшему набору веса и развитию. Данные выводы применимы и к людям. В рамках исследования помещенных в инкубатор недоношенных новорожденных разделили на две группы. Питание и другие условия полностью совпадали, за одним исключением: одна группа получала пятнадцать минут тактильной стимуляции три раза в день на протяжении двух недель. «Такая форма стимуляции детей привела к значительному ускорению набора веса, увеличению окружности головы и улучшению поведенческих характеристик» по сравнению с контрольной группой4. Нехватка тактильного контакта, которую испытывала Рэйчел, замедлила ее физическое развитие и в то же время впервые дала ей понять, что она нежеланный или нелюбимый ребенок. Дальнейшие события усилили ее первые впечатления.
Различные взаимодействия с окружающим миром программируют наше физиологическое и психологическое развитие. Эмоциональный контакт не менее важен, чем физический. Мы увидим, что они имеют много общего, если говорить об эмоциональном переживании того, как ощущаются прикосновения. Наши органы чувств и мозг выступают в роли связующего звена, с помощью которого отношения определяют наше развитие от младенчества до наступления взрослой жизни. Социально-эмоциональные взаимодействия оказывают решающее влияние на развитие человеческого мозга. С самого рождения они регулируют тонус, активность и развитие психонейроиммуноэндокринной (PNI) суперсистемы. Характерные способы, с помощью которых мы справляемся с психическим и физическим стрессом, задаются в самом раннем возрасте.
Нейробиологи из Гарвардского университета изучали уровень кортизола у детей-сирот, которых воспитывали в ужасно запущенных детских учреждениях, учрежденных в Румынии во времена режима Чаушеску. В подобных учреждениях на одного воспитателя приходилось двадцать детей. Помимо отсутствия элементарного ухода за детьми, к ним редко прикасались и поднимали на руки. У детей наблюдались телодвижения, как будто они хотели себя обнять, и подавленное поведение, характерное для брошенного детеныша человека или примата. Анализ слюны показал ненормальный уровень кортизола, указывающий на то, что их гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая система уже была повреждена5. Как мы видели, нарушения ГГНС отмечаются при аутоиммунных заболеваниях, раке и других болезнях.
Интуитивно мы понимаем, почему жестокое обращение, травма или крайнее пренебрежение в детстве приводят к негативным последствиям. Но почему у многих людей, которые не подвергались насилию и не получали психологических травм, развиваются связанные со стрессом заболевания? Такие люди заболевают не от того, что им сделали что-то плохое, а потому, что им отказали в чем-то хорошем. Как писал доктор Майрон Хофер, руководитель факультета психобиологии развития в специальном выпуске журнала «Психосоматическая медицина» в 1996 году, «остается необъяснимым парадокс, каким образом отсутствие чего-то или кого-то вызывает подобные нарушения… Должно быть какое-то биологическое обоснование утраты, и мы должны его найти»6.
Каким образом отсутствие чего-то или кого-то вызывает физиологические нарушения, станет понятно, если мы вспомним наш разговор о стрессе. Все стрессоры представляют собой отсутствие, потенциальное или реальное, важных составляющих окружающей среды; составляющих, которые организм считает необходимыми для выживания. В книге «Что такое стресс» С. Левин и X. Урсин пишут, что «стрессовые раздражители… указывают на то, что отсутствует или вот-вот исчезнет нечто очень важное и желанное для организма»7.
Любое новорожденное теплокровное существо не выживет без родителя. Детеныш человека зависит от взрослых гораздо дольше, чем представитель любого другого вида. Причины этого далеко не ограничиваются удовлетворением базовых физических потребностей. Родители не только обеспечивают свое потомство едой, жильем, прививают жизненные навыки и защищают от хищников. Как показывает печальный пример румынских сирот, родители также являются биологическими регуляторами незрелых физиологических и эмоциональных систем ребенка. Родительская любовь — это не просто теплые и приятные эмоциональные переживания, а биологическое состояние, необходимое для здорового физиологического и психологического развития. Любовь и внимание родителей определяют оптимальное развитие сети, которую составляет мозг, PNI-система и ГГН-ось.
Если сравнивать людей и других млекопитающих, можно заметить, что мозг новорожденного человека в наибольшей степени уступает мозгу взрослого — и по размерам, и по развитию. Лошадь способна бегать уже в первый день своей жизни — деятельность, для которой у нас недостаточно развиты нервная система, визуально-пространственные навыки и координация движений. Нам потребуется полтора года, а то и больше, чтобы проделать то же самое. С точки зрения анатомии главная причина, по которой мы вступаем в мир с таким сложным неврологическим устройством, — это размер нашей головы. Уже при рождении голова человеческого ребенка превосходит по диаметру другие части тела. Именно она чаще всего застревает в родовом канале. Одновременно с тем, как человеческая голова увеличивалась в размерах, чтобы приспособиться ко все более сложным умственным и физическим способностям мозга, тазовая область сужалась, чтобы обеспечить сбалансированное движение на двух ногах. Невозможно ходить на двух ногах с тазовой костью как у лошади. Таким образом, увеличение размера головы происходило одновременно с сужением тазовой области; если на поздней стадии беременности мозг человека был бы намного больше, то рождение было бы невозможно.
На первые три года жизни приходятся три четверти увеличения объема мозга и почти 90 процентов его развития. Только у человека среди всех млекопитающих после рождения мозг продолжает расти с такой же скоростью, с которой он развивался внутри материнской утробы. В первые и последующие месяцы жизни наблюдается удивительно быстрое и сложное развитие нервных связей — синапсов. В определенные периоды у нас ежесекундно формируются миллионы новых синапсов.
Любой процесс развития зависит не только от унаследованного генетического потенциала, но и от условий окружающей среды. Даже самый лучший и устойчивый сорт пшеницы не сможет расти в бесплодной и сухой почве. Нейробиологические исследования, проводимые на протяжении многих лет, показали, что обязательным условием для развития человеческого мозга являются благоприятные эмоциональные взаимоотношения с родителем. Эмоциональные взаимодействия стимулируют или подавляют рост нервных клеток и связей в результате сложных процессов, в том числе высвобождения естественных химических веществ организма. Несколько упрощенный пример: когда младенец переживает «счастливые» моменты, его организм выделяет эндорфины — «гормоны радости», природные опиаты. Эндорфины стимулируют рост нервных клеток и увеличение количества их соединений. Вместе с тем эксперименты, проведенные на животных, показали, что постоянно поддерживаемый высокий уровень гормонов стресса (например, кортизола) вызывает уменьшение важных центров мозга.
Нейрохимия мозга и нервные связи развиваются, реагируя на воздействие окружающей среды. Младенец с абсолютно здоровыми глазами при рождении станет необратимо слепым, если в течение пяти лет он будет ограничен стенами темной комнаты, так как для развития зрительной системы требуется световая стимуляция. «Дарвинистская» конкурентная борьба решает вопрос выживаемости нейронов и синапсов: те, что приспосабливаются, выживают и развиваются. Те, что лишены необходимой стимуляции со стороны окружающей среды, атрофируются, погибают или не развиваются должным образом.
Главная цель человеческого развития — формирование самодостаточного и самостоятельного человека, который способен жить в социальном окружении других людей. Жизненно важным для здорового развития нейробиологии саморегуляции у ребенка являются отношения с родителем, при которых последний замечает и понимает чувства ребенка и в ответ проявляет сопереживание, соответствующее эмоциональным сигналам малыша. Эмоции — это состояние физиологического возбуждения, как положительные («Мне хочется еще»), так и отрицательные («Мне больше этого не хочется»). У младенцев и маленьких детей не развита способность управлять своим эмоциональным состоянием, поэтому физиологически они подвержены риску истощения и даже смерти при отсутствии взаимодействия с родителем. Таким образом, близкие отношения с родителями служат поддержанию биологической регуляции младенца.
Для саморегуляции требуется скоординированная работа анатомически разных участков мозга, а также безопасное доминирование высших отделов головного мозга, которые эволюционировали гораздо позже, над нижними. Самая древняя часть мозга — и самая важная для жизни — это ствол головного мозга, где рождаются необходимые для выживания примитивные импульсы «рептильного мозга», который отвечает за базовые функции жизнедеятельности организма, в том числе голод, жажду, кровообращение, дыхание, температуру тела и др. Самая новая область человеческого мозга — неокортекс, расположенный в передней части мозга. Cortex означает «кора». Это тонкий слой серого вещества, который покрывает белое вещество головного мозга. Кора головного мозга, состоящая в основном из скопления тел нервных клеток, то есть нейронов, отвечает за высшие функции человеческого мозга. Эта префронтальная кора модулирует наши реакции на мир, исходя не из примитивных импульсов, а с учетом полученной информации о том, что является безопасным, нейтральным или враждебным; что полезно в социальном плане, а что нет. Она отвечает за контроль импульсов, социально-эмоциональный интеллект и мотивацию. Большая часть регуляторной работы коры заключается не в инициировании действий, а в подавлении импульсов, которые возникают в нижних отделах мозга.
Связующим звеном между регуляторными функциями префронтальной коры и необходимыми для выживания базовыми функциями ствола головного мозга является лимбическая система, которая отвечает за формирование эмоций. Лимбическая система включает в себя структуры, расположенные между корой и стволом головного мозга, но также охватывает некоторые части префронтальной коры. Эта система имеет ключевое значение для выживания. При ее отсутствии регуляторные и мыслительные способности функционировали бы так, как у человека с синдромом саванта, у которого интеллектуальные знания оторваны от знаний о реальном мире.
Эмоции помогают нам понять мир. Они выполняют сигнальную функцию, сообщая нам о нашем внутреннем состоянии, так как на него влияет поступающая извне информация. Эмоции — это реакция на появляющиеся раздражители, пропущенные сквозь память о прошлом опыте; они предугадывают будущее, основываясь на нашем восприятии прошлого.
Структуры мозга, отвечающие за переживание и модуляцию эмоций (неважно — в коре или в среднем мозге), развиваются в ответ на участие родителей так же, как зрительная система развивается в ответ на свет. Созревание лимбической системы происходит с помощью «чтения» и включения в свой состав эмоциональных сигналов родителя. Центры памяти, как сознательной, так и бессознательной, используют взаимоотношения с родителями для консолидации и будущей интерпретации мира. Системы организма, отвечающие за секрецию важных нейротрансмиттеров, таких как серотонин, норэпинефрин и дофамин, крайне важны для устойчивого настроения, пробуждения, мотивации и внимания; выработка этих гормонов стимулируется и становится скоординированной в контексте отношений ребенка с людьми, которые о нем заботятся. В мозге новорожденных обезьян серьезный дисбаланс данных нейрохимикатов произошел спустя всего несколько дней после разлучения их с матерями.
В отношениях детей и родителей у ребенка формируется восприятие окружающего мира — это может быть мир, где царит любовь и принятие; или мир пренебрежительного безразличия, в котором нужно хорошенько постараться, чтобы удовлетворить свои потребности; или, что еще хуже, мир враждебности, в котором человек вынужден постоянно сохранять тревожную сверхбдительность. Нервные связи, которые сформировались в рамках наших отношений с родителями, используются в качестве шаблонов для будущих отношений. Мы понимаем себя в той мере, в какой, как нам казалось, нас понимали в детстве; любим себя в той степени, в какой мы ощущали любовь на глубинном бессознательном уровне; относимся к себе с таким же состраданием, какое чувствовали по отношению к себе, будучи ребенком.
Нарушение эмоциональной привязанности к родителям в младенчестве и детстве может повлечь за собой долгосрочные последствия для системы мозга, отвечающей за реакции на стресс, и иммунной системы. Большое количество экспериментов на животных доказало тесную взаимосвязь между ранним нарушением привязанности и неустойчивой способностью реагировать на стресс во взрослом возрасте. Суть данных исследований заключается в том, что нарушенная привязанность в младенчестве приводит к чрезмерной физиологической реакции на стресс во взрослом возрасте. И наоборот, взращивание отношений привязанности в самом раннем возрасте обеспечивает лучше сформированную биологическую реакцию на стресс у взрослых.
Для того чтобы удовлетворить потребность в привязанности, людям требуется нечто большее, чем просто физическая близость и тактильный контакт. Не менее важна благоприятная эмоциональная связь, в частности сонастроенность. Сонастроенность — это тонкий процесс, во время которого родитель «настраивается» на эмоциональные потребности ребенка. Это происходит инстинктивно, но легко сходит на нет, когда родитель испытывает стресс или отвлекается из-за собственных переживаний, забот или по любой другой причине. Сонастроенность может отсутствовать, если родитель сам никогда не получал этого в детстве. Во многих отношениях между детьми и родителями есть сильная привязанность и любовь, но отсутствует сонастроенность. Дети, находясь в несонастроенных отношениях, могут чувствовать себя любимыми, но на более глубинном уровне они не ощущают, что их ценят только за то, кем они являются на самом деле. Они учатся показывать родителям только свою «приемлемую» сторону, подавляя эмоциональные реакции, которые значимый взрослый не одобряет; они не принимают себя, даже получая такой отклик.
Младенцы, значимые взрослые которых по какой-либо причине испытывали слишком сильный стресс и не смогли обеспечить им необходимый сонастроенный контакт, вырастают с хронической склонностью чувствовать, что они остались один на один со своими чувствами; они испытывают ощущение, обоснованно или нет, что никто не разделяет того, что они чувствуют, — что никто не способен их «понять». Речь идет не об отсутствии родительской любви или физической разлуке родителя с ребенком, а о том пробеле, который остается, когда ребенок чувствует, что его не замечают, не понимают, не сопереживают ему и не «принимают» на эмоциональном уровне. Феномен, когда человек находится рядом, но при этом эмоционально отстранен, получил название психологическое отстранение. Психологическое отстранение происходит, когда сонастроенный контакт между родителем и ребенком отсутствует или прерывается в результате стресса родителя, который отвлекает его от взаимодействия с ребенком.
Разрыв сонастроенности происходит, например, когда родитель первым отводит взгляд от ребенка во время одного из самых приятных видов взаимодействия — зрительного контакта. Другой пример нарушения сонастроенности: родитель побуждает к действию отдыхающего ребенка, потому что он (родитель) желает взаимного участия, даже если ребенку в этот момент требуется передышка от активного общения.
«Эксперименты на приматах показывают, что новорожденные детеныши могут остро реагировать на разлуку, даже когда их матери присутствуют визуально, но не психологически», — пишет психолог, исследователь и теоретик Аллан Шор. — Я полагаю, что психологическая отстраненность — это распространенное явление на раннем этапе развития личности, которое оказывает сильное влияние»8.
Психологическая отстраненность характеризуется тем, что родители присутствуют физически, но отсутствуют эмоционально. Такие взаимоотношения все чаще становятся нормальным явлением в нашем обществе, где царит повышенный стресс. Уровень физиологического стресса, который испытывает ребенок при психологической отстраненности, по степени воздействия приближается к тому, что он чувствует во время физического расставания. Психологическая отстраненность влияет на малыша на бессознательном физиологическом уровне, а не на уровне сознательного мышления. Когда он станет взрослым, то, оглядываясь на свое детство, он об этом не вспомнит, но это закрепляется в его бессознательной памяти как биологическая утрата. Психологическая отстраненность становится частью запрограммированной психики человека: люди, «обученные» таким образом в детстве, с большой вероятностью во взрослой жизни будут вступать в отношения, которые постоянно воспроизводят тенденцию к психологической отстраненности. Такие люди, например, выбирают партнеров, которые не понимают, не принимают и не ценят их такими, какие они есть на самом деле. Таким образом, физиологический стресс, вызванный психологической отстраненностью, будет повторяться и во взрослой жизни — и, опять же, часто без осознанного понимания.