Когда тело говорит НЕТ

19. Семь стадий исцеления

Как развитие злокачественной меланомы, так и способность организма выживать связаны с иммунной системой. Несмотря на смертельную опасность, при меланоме зарегистрировано множество случаев спонтанной ремиссии, когда рак исчезает без лечения. Злокачественная меланома составляет всего один процент от всех раковых заболеваний, но на нее приходится 11 процентов спонтанных ремиссий рака¹.

В медицинском журнале «Рак» сообщалось о случае самопроизвольного исцеления у 74-летнего мужчины. У него обнаружили рак в подозрительно выглядящей родинке, расположенной на грудной клетке. В 1965 году родинку удалили. Спустя семь лет случился рецидив в виде многочисленных маленьких родинок, также на груди. Новые поражения раком возникли в результате локального распространения первоначальной меланомы. Однако на этот раз пациент отказался от лечения. Спустя восемь месяцев повторное посещение врача показало, что мелкие опухоли, которыми была покрыта грудная клетка, стали более плоскими и светлыми. Пациент разрешил провести биопсию; оставалась пигментация, но не было рака. В следующем году появились и другие клинические признаки выздоровления.

Результаты работы иммунной системы были потрясающими. Произошли три вещи: во-первых, лимфоциты атаковали опухоль; затем более крупные клетки, так называемые макрофаги, помогли поглотить меланому; в итоге произошел приток антител, которые также участвовали в уничтожении злокачественных опухолей. Организм этого человека мобилизовал огромные ресурсы иммунной системы, чтобы победить рак.

Спонтанная ремиссия заставляет ответить на два важных вопроса. Почему у некоторых людей недостаточно ресурсов, чтобы на начальном этапе, до развития меланомы, уничтожить раковые клетки? Что позволяет иммунной системе иногда побеждать этот вид рака даже после его появления? Мы задавались теми же вопросами относительно пациентов с другими заболеваниями; их истории болезни сильно отличались, несмотря на очевидное сходство имеющихся патологий.

Ученые из Университета Сан-Франциско провели серию из трех исследований, во время которых изучали пациентов с меланомой, демонстрировавших поведенческую модель типа С, связанную с подавлением негативных эмоций. За время 18-месячного наблюдения была обнаружена значительная корреляция между подавлением эмоций и вероятностью рецидива или смерти. Естественные NK-клетки атакуют больные клетки, тем самым обеспечивая линию защиты от рака. NK-клетки обладают доказанной способностью «переваривать» меланому. Как и в случае рака молочной железы, данные клетки менее активны у людей, которые подавляют свои эмоции.

В одном исследовании изучалась толщина изначальной меланомы во взаимосвязи с личностными особенностями. При первой биопсии толщина опухоли соотносилась с прогнозом: чем толще поражение, тем менее благоприятен прогноз. Во время тестирования было установлено, что более высокие баллы, связанные с поведенческой моделью типа С, связаны с более толстыми повреждениями: «Для поведенческой модели типа С при меланоме характерно то, что пациенты признают наличие меланомы, переживают больше о членах своей семьи, нежели о себе, пытаются не думать о болезни, сохраняют стойкость, стараются не сидеть без дела, держат эмоции в себе и убеждены, что достаточно сильны и способны справиться с проблемой самостоятельно»².

Результаты исследования, проведенные в Университете Сан-Франциско, подтверждают выводы более раннего исследования 1979 года, во время которого выяснилось, что у пациентов с меланомой, которым было сложнее адаптироваться к поставленному диагнозу, — другими словами, их ответная реакция была менее восприимчива, — реже случался рецидив³.

Даже минимальная психологическая поддержка имеет значение, как показало исследование психиатра Ф. И. Фаузи, проведенное на медицинском факультете Калифорнийского университета. В рамках исследования 34 человека с первой стадией меланомы были разделены на экспериментальную и контрольную группы. «Вмешательство Фаузи было минимальным. Исследование проходило на протяжении шести недель и состояло из шести поэтапных групповых сессий, причем каждая из них продолжалась полтора часа. Групповые встречи включали в себя: (1) изучение меланомы и базовые советы по питанию; (2) методы управления стрессом; (3) развитие способностей преодолевать трудности; и (4) психологическую поддержку со стороны персонала и других членов группы». Спустя шесть лет десять из 34 пациентов из группы, которые не получали психологической поддержки, умерли, а у трех были рецидивы. В группе, которая получала психологическую поддержку, умерли только трое из 34 участников, у четырех из них наблюдались рецидивы⁴. Ранее в этом исследовании у пациентов, которые получали поддержку, также наблюдалась более эффективная работа иммунной системы⁵.

Это приводит нас к выводу о том, что у людей с меланомой и другими видами онкологии повышается способность обратить вспять процесс развития злокачественной опухоли, если им помогают понять и принять себя, а также стать более уверенными в преодолении эмоциональных трудностей.

Гарриет, 55-летняя писательница, уверена, что причиной ее ремиссии злокачественной меланомы на правой голени стало ее решение бороться с раком собственными методами, в том числе с помощью интенсивной психотерапии.

«Я не особенно доверяла врачам. Я провела небольшое исследование и нашла клинику альтернативной медицины в Тихуане. Во-первых, мне понравилось, что врачи этого учреждения рассматривали меланому как результат состояния всего тела. Операция на ноге и отсутствие последующего наблюдения казались мне неправильными. Я поехала в Мексику, где меня лечили множеством способов: применяли вакцинирование, правильное питание, тонизирующие средства и травяные смеси, которые использовались, чтобы выжечь образование с ноги. Я приезжала туда каждый месяц, затем каждые три месяца и, наконец, каждые полгода, но затем стала понимать, что делаю что-то не так.

Во-первых, в Канаде у меня не было лечащего врача. Я не доверяла канадским врачам и проходила лечение, назначенное докторами из Мексики. Я подумала, что, по крайней мере, мне нужно найти лечащего врача. В результате я встретила вас. Вы совершенно ничего обо мне не знали, но, как только я упомянула меланому, сказали: „А вы знаете, что есть психологический портрет пациентов, страдающих меланомой?“ Я впервые об этом услышала, но когда вы описали этот портрет, я полностью ему соответствовала. Вы также сказали, что мне нужно провести операцию, и вы можете ее назначить, но операция не поможет, пока я не разберусь с неумением выражать свои чувства и справляться с другими своими проблемами.

На протяжении шести месяцев я проходила терапию. Очень интенсивную. После этого мне сделали операцию. Пластический хирург очень удивился, когда меня увидел, так как, по его словам, первоначальная биопсия, которую он делал, показала, что у меня прогрессирующая и довольно глубокая инвазивная злокачественная меланома. Он ожидал худшего. Тем не менее когда он делал операцию, то обнаружил только ненормальную пигментированную ткань, но уже не меланому».

Мне было интересно, что именно вызвало такие изменения — лечение в Мексике или курс психотерапии, который прошла Гарриет. Хотя мне неизвестны детали лечения в Мексике, скорее всего, оно включало в себя использование вакцины БЦЖ, которая стимулирует работу иммунной системы. В некоторых случаях данный подход успешно применялся при лечении меланомы. Гарриет считает, что сработала комбинация всех методов: «Я считаю, что лечение в Мексике оказалось эффективным, но я по-прежнему чувствовала покалывания и все еще ощущала, что там что-то осталось — под кожей были потемнения».

«Что вы узнали во время прохождения терапии?»

«Что я должна вернуться к истокам. Моя мама умерла, когда я была младенцем. Я была средней из трех сестер, которым не исполнилось и четырех лет, двое из нас еще носили подгузники. Младшей сестре было всего восемь месяцев, и она мучилась коликами. Нам не уделяли много внимания, но меньше всего внимания получала младшая сестра. Мы постоянно переезжали, так как отец работал коммивояжером. Спустя год он женился на женщине, внешне очень похожей на нашу маму. Она была злобной ведьмой из Страны Оз. У нее были свои проблемы. Она ужасно к нам относилась. В конце концов она отправила нас во франко-канадский монастырь.

Мачеха не любила детей, потому что была старшей из четырнадцати младших братьев и сестер, которых ей пришлось воспитывать. Ей не терпелось выбраться из отчего дома. Она поднялась до должности секретаря в канадском посольстве Коста-Рики. Несмотря на свою яркую внешность, в тридцать три года она все еще не была замужем. Наверное, после смерти мамы отец делал предложение каждой незамужней англоязычной женщине Коста-Рики, но все они ему отказали. А эта ответила „да“. Она не хотела иметь детей, поскольку не любила их, такова была сделка с дьяволом. Что касается папы, в первый год брака он пробыл дома всего 52 дня. Мачеха оставалась одна с тремя маленькими детьми, которые один за другим болели инфекционными заболеваниями. Конечно, в этом есть и ее вина.

Помню, как я переписывала французские стихи и оставляла их у двери ванной, когда она принимала там душ. Она никогда не реагировала на это. И ни разу не сказала мне спасибо».

«Получается, вы изо всех сил старались наладить с ней отношения?»

«Да, и это не увенчалось успехом. Сестры ужасно ее боялись. Она закрывалась в своей спальне и оставляла нас с прислугой. Помню, когда мы в чем-то нуждались — и такое повторялось раз за разом, — мы втроем подкрадывались к двери ее спальни и пытались произнести: «М…». В итоге, простояв там двадцать минут или больше, так и не набравшись смелости сказать „мамочка“, мы убегали.

Суть в том, что мы не могли ни о чем попросить. Я научилась ни в чем не нуждаться, не требовать и не спрашивать, потому что в ответ ничего не получала, только насмешки.

Одно из самых ранних воспоминаний: когда мне было три или четыре года, я сидела в платье и в одиночестве играла с куклой. Мне нравилось играть, но у меня было ощущение, что мне не хватает компании. Вокруг никого; я была абсолютно одна. Опасности нет, но нет и ощущения счастья. Так я научилась тому, как себя защищать. Спасаясь одиночеством и… не ощущая связи с окружающим миром.

На ум приходят и другие воспоминания. Долгое время я представляла себе, будто лежу на облаках; я была на подушке из облаков, а надо мной простиралось серое и бесцветное небо. И тут на меня упал луч света, но от него повеяло холодом. Было такое сильное чувство одиночества, что даже этот луч, который олицетворял любовь, не согревал меня. Я поняла, что для выживания я должна научиться не испытывать чувств».

В результате подобных переживаний — или тех выводов, которые из них сделала Гарриет, — она чувствовала себя одинокой или вступала в отношения, которые больше лишали ее сил и энергии, нежели питали. Интенсивная психотерапия, которую она проходила, была направлена на развитие эмоциональной компетентности. Эмоциональная компетентность — это способность, которая позволяет нам поддерживать надежные, нетравмирующие и не приносящие вреда отношения с окружающим миром[36]. Для того чтобы противостоять неизбежному жизненному стрессу, избегать формирования стрессовых ситуаций и содействовать процессу выздоровления, необходимо иметь внутреннюю опору. Повзрослев, лишь единицы достигают чего-то похожего на эмоциональную компетентность. Признание недостатка эмоциональной компетентности — это не причина для самоосуждения, а мотивация к дальнейшему развитию и преображению. Если мы пройдем следующие семь стадий исцеления, то сможем взрастить в себе эмоциональную компетентность.

1. Принятие

Принятие — это готовность признавать и принимать реальное положение вещей. Это смелость, которая помогает негативному мышлению обогащать наше понимание и не позволяет ему определять наше отношение к будущему. Принятие не требует того, чтобы мы продолжали мириться с обстоятельствами, которые нас тревожат, но оно требует того, чтобы мы перестали отрицать реальное положение вещей на данный момент. Оно бросает вызов глубоко укоренившемуся убеждению в том, что мы чего-то недостойны или недостаточно хороши, чтобы быть полноценной личностью.

Принятие также подразумевает сочувствие по отношению к себе. Это означает отказ от двойного стандарта, который, как мы видели, слишком часто определяет наши отношения с миром.

Будучи врачом, я часто вижу человеческие страдания. Нет смысла пытаться выбрать пациента, который страдал сильнее остальных. Но если бы меня поставили перед таким выбором, я немедленно назвал бы этого человека. Я не рассказывал ее историю ни в одной из предыдущих глав, потому что ее заболевания подходят под описание, которое можно найти почти в каждой из глав. Я буду называть ее Коринн. Ей около пятидесяти лет, и у нее следующие диагнозы: диабет II типа, патологическое ожирение, синдром раздраженного кишечника, депрессия, ишемическая болезнь сердца, два сердечных приступа, высокое кровяное давление, волчанка, фибромиалгия, астма. Кроме того, совсем недавно был обнаружен рак кишечника. «Я принимаю столько лекарств, — говорит Коринн, — что они заменяют мне завтрак, достаточно просто принять все эти препараты. Только за завтраком принимаю по тринадцать таблеток».

Коринн была моей пациенткой на протяжении двадцати лет. Многое из того, что я узнал, я услышал от нее и от других пациентов, подобных Коринн, которые делились со мной своими историями. В детстве Коринн пережила насилие и все депривации, которые только можно представить. Повзрослев, она постоянно заботилась не только о своем муже, детях, братьях, сестрах и друзьях, но и о каждом, кто переступал порог ее дома. До недавнего времени сказать «нет» было для нее чем-то невообразимым. Даже сейчас, несмотря на тяжелое состояние здоровья и на то, что она может передвигаться только с помощью мотосамоката, для нее это по-прежнему мучительно сложно.

«Я воспринимаю себя как раздутый сгусток. Я бесформенная. Я вижу ауры других людей. А моя выглядит черно-серой, ее нельзя определить. Как будто смотришь на человека в тумане, видишь его контуры, но не цельную фигуру».

«Если бы вы увидели другого человека, который испытывает сложности с определением личных границ, вы проигнорировали бы его, считая, что он тоже раздутый сгусток?»

«Нет. Я знаю нескольких людей с ожирением, и я не называю их раздутыми сгустками. Скорее это мое собственное представление о себе как о человеке. Я будто бесформенная жижа, когда дело доходит до эмоций».

«Тогда с кем я сейчас разговариваю? Со мной говорит раздутый сгусток? Разве у вас нет внутри ощущения настоящей себя?»

«Возможно, немного. Я не уверена на сто процентов».

«Тогда давайте просто обратимся к этому „немного“».

«Небольшая часть меня хочет контролировать ситуацию и не позволять окружающим диктовать свои условия и принимать решения за себя, без моего согласия».

«Что еще вы можете о себе сказать? Назовите качества своего характера».

«Я не изменяю, не обманываю, не жульничаю, я соблюдаю законы и стараюсь наилучшим образом относиться к окружающим».

«Вы поступаете так, потому что не знаете, как сказать „нет“, или это искренняя забота?»

«И то и другое. Хотя по большей части это искренняя забота».

«Тогда как вы можете называть себя раздутым сгустком?»

«Потому что я постоянно колеблюсь, когда дело доходит до того, чтобы отказать в чем-то своей матери. Еще пару дней назад я не могла сказать ей: „Нет, тебе лучше не приезжать этим летом в гости, не в этот раз“. Я не смогла этого сделать. Я не хотела принимать такое решение».

«Если бы другой человек сказал вам, что ему трудно принять подобное решение, что бы вы ему ответили?»

«Я бы ответила: „Да, вам сложно сказать маме то, что вам хочется, но нужно собраться с силами и сделать это“».

«А если не говорить ему о том, что делать, что можно понять об этом человеке?»

«Он боится того, что, если он будет отстаивать свою точку зрения, его отвергнут».

«Если вы не можете сказать то же самое о себе, то только потому, что не уделяете такого же сострадательного внимания своей личности. Вы не можете заставить себя сказать „нет“, если не знаете, как это сделать. Но, по крайней мере, вы можете проявить сострадательное внимание к человеку, который испытывает трудности с тем, чтобы сказать „нет“.

Давайте посмотрим на то, в какое затруднительное положение вы себя поставили, — продолжил я. — С одной стороны, вы не знаете, как отказать, а с другой — осуждаете и порицаете себя за неспособность сказать „нет“. В конечном счете вы называете себя раздутым сгустком. Благодаря сострадательному вниманию вы поймете себя так же ясно, как и другого человека, — например, того, кто напуган. И вы скажете уже с позиции не осуждения, а сострадательного наблюдения: этот человек действительно напуган. Этому человеку действительно больно. Ему, как и мне, тяжело сказать „нет“, потому что незамедлительно возникает риск неприятия.

Вы не можете заставить себя сказать „нет“ — так же, как не можете заставить кого-то другого это сделать, но вы способны проявлять сочувствие по отношению к себе».

«Я могу взять человека за руку и помочь ему сказать „нет“, но не стану протягивать руку себе, чтобы помочь сделать то же самое».

«И даже если человек не умеет отказывать, вы все равно его принимаете. Вы говорите: „Слушай, я понимаю, что тебе сейчас действительно тяжело, — ты просто не готов“».

«Но я не стану говорить такое в свой адрес — я разозлюсь на себя».

«Мне кажется, что лучше всего вам поможет сострадательное внимание по отношению к себе. Вы можете поработать над этим».

«Это вернет мне энергию, которая, как мне кажется, стремительно меня покидает?»

«Огромная часть вашей энергии уходит на заботу об окружающих, а большая часть той, что остается, направлена на самоосуждение. Такая жесткость по отношению к себе отнимает много энергии.

Вы сталкиваетесь со множеством серьезных проблем со здоровьем. Вы находитесь в группе риска — в этом нет никаких сомнений. Я не знаю, как все обернется. Но учитывая то, с чем вам приходится сталкиваться, чем больше сочувствия вы проявите по отношению к себе, тем больше шансов на успех вы себе обеспечите».

Сострадательный интерес по отношению к себе не означает, что нам нравится все, что мы о себе узнаем, а только то, что мы относимся к себе с таким же безоценочным принятием, с каким хотим относиться к другим людям, которые страдают и нуждаются в помощи.

2. Осознание

Всем тем, кто стремится вылечиться или оставаться здоровым, необходимо восстановить утраченную способность к распознаванию своего истинного эмоционального состояния, что прекрасно показал невролог Оливер Сакс в своей книге «Человек, который принял жену за шляпу, и другие истории из врачебной практики»[37]. Сакс рассказывает о том, как группа пациентов с афазией отреагировала на телевизионное обращение тогдашнего президента Рональда Рейгана.

Афазия — от древнегреческого α («не») и φάσις («говорить») — это утрата способности говорить или понимать разговорную речь. Это происходит в результате очагового повреждения головного мозга, как при инсульте. «На экране появился он, любимец публики, актер с отточенной риторикой, гистрионизмом[38] и эмоциональными призывами — однако, смотря на него, все пациенты сотрясались от смеха. Впрочем, не все: одни были сбиты с толку, другие возмущались, некоторые встревожились, но большинство веселилось. Как всегда, президент произносил волнующую речь, но пациентов она, очевидно, только смешила. О чем они думали в этот момент? Возможно, они просто его не понимали? Или, напротив, понимали его слишком хорошо?»⁶

Пациенты с афазией реагировали на то, как Рейган бессознательно выражает эмоции II типа, — на интонацию, язык тела и мимику. Они видели, что его эмоции не соответствуют посланию, с которым он выступал: другими словами, пациенты раскусили его лицемерие, сознательное или неосознанное. Они считывали его подсознательную реальность, а не вербальную, которую Рейган создал в своем воображении и мастерски доносил до тех, кто, как и он сам, был эмоционально закрыт. «Либо у него повреждение мозга, либо ему есть что скрывать», — сказал один из пациентов Сакса. Вспомните слова биографа Рейгана: «Он чувствует прямо противоположное тому, что говорит».

Животные и маленькие дети очень точно умеют улавливать истинные эмоциональные сигналы. Если мы теряем эту способность по мере развития языковых навыков, то только потому, что получаем противоречивые сигналы от нашего окружения. Слова, которые мы слышим, означают одно, а эмоциональные сигналы — другое. Если между ними возникает противоречие, что-то будет подавлено. Точно так же, когда у ребенка расходятся глаза, мозг подавляет изображения с одного глаза, чтобы избежать двойного зрения. Если подавляемый глаз не исправить, то он ослепнет. Мы подавляем свой эмоциональный интеллект, чтобы уклониться от непрекращающейся войны со значимыми людьми в своей жизни — войны, которую мы не в состоянии выиграть. Поэтому мы теряем эмоциональную компетентность, даже если приобретаем вербальный интеллект. В случае афазии, судя по всему, наблюдается обратный процесс. Подобно тому, как у слепого необычайно развивается слух, у больных с афазией повышается способность воспринимать эмоциональную реальность.

«Люди обычно не более чем случайно распознают обман в поведении лжеца, даже когда он очевиден по выражению его лица и интонации голоса, — сообщила группа исследователей-психиатров в журнале «Природа» в мае 2000 года. — Люди, которые не разбирают слов, лучше улавливают ложь».

Полное осознание означало бы, что мы вернули себе утраченную способность воспринимать эмоциональную реальность и готовы оставить парализующую убежденность в то, что мы недостаточно сильны, чтобы принять правду о своей жизни. Здесь нет никакой магии. Слепой учится обращать больше внимания на звук, нежели зрячий. Больной афазией учится замечать свои внутренние реакции на слова, так как ответственные за когнитивные функции участки мозга больше не способны сказать ему, что означает данный сигнал. Такие внутренние реакции, интуитивные ощущения — это именно то, чего мы лишись, когда «выросли».

Очевидно, что для повторного развития эмоционального восприятия нам не нужно терять языковые навыки. Однако чтобы развить осознанность, необходимо тренироваться, постоянно уделять внимание своему внутреннему состоянию и учиться доверять этому внутреннему восприятию больше, чем любым словам — собственным или чужим. Каков тон голоса? Его высота? Глаза сужены или широко открыты? Улыбка непринужденная или натянутая? Что мы чувствуем? В какой части тела мы это чувствуем?

Осознание также подразумевает изучение того, какие признаки стресса есть в нашем теле, каким образом наш организм сообщает нам о них, когда сознание упускает эти сигналы. В исследованиях, проводимых как на людях, так и на животных, отмечается, что реакция физиологического стресса представляет собой более точный индикатор реального состояния организма, чем осознанное понимание или наблюдаемое поведение. «Гипофиз гораздо лучше оценивает стресс, чем интеллект, — писал Ганс Селье. — Тем не менее вы можете довольно хорошо научиться распознавать сигналы опасности, если знаете, что искать».

В книге «Стресс жизни» Селье собрал воедино все физиологические сигналы опасности. Он перечислил физические проявления, такие как учащенное сердцебиение, слабость, потливость, частое мочеиспускание, головные боли, боли в спине, диарея или сухость во рту; эмоциональные проявления — эмоциональное напряжение или чрезмерная осторожность, беспокойство, потеря радости жизни; и поведенческие проявления — необычная импульсивность или раздражительность и склонность слишком остро реагировать. Мы можем научиться воспринимать симптомы не только как проблемы, которые нужно преодолеть, но и как сигналы, к которым необходимо прислушиваться.

3. Гнев

«Я никогда не злюсь, — говорит герой одного из фильмов Вуди Аллена, — вместо этого я отращиваю опухоль». На протяжении всей книги мы убеждались, насколько истинно это шутливое замечание, которое подтверждают многочисленные исследования больных раком. Мы также узнали, что подавление гнева является главным фактором риска развития болезни, поскольку оно усиливает физиологический стресс, которому подвергается организм.

Подавление гнева предрасполагает к болезни, а переживание гнева способствует выздоровлению или, по крайней мере, продлевает выживание. Например, люди, больные раком, которые выражали свой гнев, когда были на приеме у врача, жили дольше, чем более спокойные пациенты с онкологией. Эксперименты на животных показали, что выражение гнева вызывает меньший физиологический стресс, чем его подавление. У крыс, которые дерутся с другими запертыми в клетке сородичами, наблюдается более медленный рост опухолей, чем у более послушных животных.

Кроме того, мы увидели, что все опрошенные в предыдущих главах люди признавали, что у них есть трудности с выражением гнева, независимо от того, какое у них заболевание или расстройство. «Я не должна злиться, так уж меня воспитала мачеха, — говорила Шизуко, страдающая ревматоидным артритом. «Я заблокировала выражение своего внутреннего гнева», — сказала Магда, у которой были сильные абдоминальные боли.

В этой связи проблема гнева становится запутанной и вызывает множество вопросов. Как мы можем призывать людей испытывать гнев, когда видим, что дети страдают от вспышек злости своих родителей? Во многих историях пациентов мы видели похожую картину: свирепствующий родитель, угнетенный ребенок. Стоило ли отцу Магды подавлять свой гнев? «Я постоянно прокручивала в голове те многочисленные случаи, когда отец повышал свой голос, — говорила Донна, чей брат, Джимми, умер от злокачественной меланомы. — Неожиданно в голове всплыл его голос, все его крики и вопли, и я подумала: так не должно быть. Мы не должны были проходить через подобное».

На первый взгляд это кажется парадоксом. Если выражение гнева «хорошо», то отец Магды, как и отец Джимми и Донны, действовал вполне разумно. Однако влияние их гнева негативно сказалось на самооценке и здоровье детей. Подавление гнева может иметь негативные последствия, но следует ли нам поощрять его выражение, если оно причиняет вред окружающим?

Эта загадка становится только сложнее. Мало того что безудержное излияние гнева приносит вред окружающим, оно может быть смертельно опасным для того, кто свирепствует. Вспышки гнева способны привести к сердечному приступу. Как правило, повышенное кровяное давление и сердечно-сосудистые заболевания чаще встречаются у людей, которые скрывают свою враждебность. Исследование, проведенное в 2000 году в Медицинской школе имени Джона Хопкинса, в котором участвовало почти 200 мужчин и женщин, показало, что враждебность и стремление к доминированию представляют собой «существенные независимые факторы риска развития ишемической болезни сердца»⁷. Большое число проведенных исследований подтверждает взаимосвязь враждебности с высоким кровяным давлением и ишемической болезнью сердца.

На сегодняшний день мы можем уверенно сделать вывод о том, что взаимосвязь между яростью и сердечно-сосудистыми заболеваниями также является функцией психонейроиммунной системы. В состоянии ярости активируются симпатические нервы. При чрезмерной активности реакции симпатической нервной системы «бей или беги» происходит сужение кровеносных сосудов, повышается кровяное давление и сокращается приток кислорода к сердцу. Гормоны, выделяемые во время реакции на стресс в состоянии ярости, повышают в сыворотке крови уровень липидов, в том числе холестерина. Они также активируют механизмы свертывания крови, тем самым еще больше увеличивая риск закупорки артерий.

«Я был уверен, что именно слепая ярость и генетическая предрасположенность привели к тому, что мне пришлось перенести операцию на сердце», — писал Лэнс Морроу в своих воспоминаниях о пороке сердца. Слепая ярость, которая позднее спровоцировала у него сердечные приступы, была вулканическим извержением гнева, который его учили в семье подавлять с самого детства.

Как в таком случае разрешить эту дилемму гнева? Если выражение, как и подавление, гнева наносит вред, то каким образом нам обрести здоровье и исцеление?

Подавление гнева и его неконтролируемое внешнее проявление — это примеры неправильного выражения эмоций, которое лежит в основе болезни. Если в случае подавления эмоций проблема заключается в отсутствии их высвобождения, то проблема внешнего проявления состоит и в ненормальном подавлении эмоций, и в их неконтролируемом чрезмерном проявлении. Эти состояния чередуются. У меня состоялся увлекательный разговор об этих двух, казалось бы, противоположных способах справляться с эмоциями с Алленом Калпином, врачом и психотерапевтом из Торонто. Он отмечает, что и подавление, и ярость представляют собой страх перед подлинным переживанием гнева.

Мне показалось удивительным его описание подлинного гнева, хотя, на мой взгляд, оно абсолютно верно. Объяснение Калпина помогло мне понять путаницу в наших общепринятых представлениях об этой эмоции. Здоровый гнев, по его словам, это сила и расслабление. Настоящее чувство гнева — это «физиологическое ощущение без внешнего выражения». Это ощущение — резкий прилив силы, проходящий через систему организма, а также мобилизация энергии для атаки. Одновременно с этим происходит полное исчезновение тревоги.

«Когда вы ощущаете здоровый гнев, то не видите никаких резкий изменений. То, что вы замечаете, — это уменьшение мышечного напряжения. Рот открывается шире, потому что челюсти более расслаблены, голос становится ниже, так как голосовые связки менее напряжены. Плечи опускаются, и вы замечаете, как все признаки мышечного напряжения исчезают».

Метод терапии доктора Калпина работает в соответствии с принципами, которые впервые разработал доктор Хабиб Даванлоо из Университета Макгилла в Монреале. Даванлоо делал видеозапись терапевтических встреч со своими пациентами, чтобы они собственными глазами могли увидеть телесные проявления своих эмоций. Калпин также записывал на видео некоторые из своих сеансов психотерапии.

«Один из моих клиентов описывает мощные волны электричества, которые проходят через все его тело, — он говорит о них в то время, когда это происходит, — но внешне он просто сидит и рассказывает об этом. Если вы посмотрите запись без звука, то увидите человека, который выглядит собранным и расслабленным, но вы едва ли догадаетесь, что этот человек чувствует гнев».

Если гнев — это расслабление, тогда что же такое ярость? Когда я в ярости, мое лицо и мышцы напряжены и я выгляжу совсем не расслабленным. Здесь доктор Калпин делает принципиальное различие. «Вопрос в том, что люди на самом деле чувствуют, когда испытывают ярость. Очень интересно спрашивать об этом. Если вы зададите такой вопрос, то большинство будет описывать тревогу. Если вы спросите, что они физически, физиологически ощущают в своем теле, когда испытывают гнев, то по большей части люди будут описывать тревогу, в той или иной ее форме».

«Это действительно так, — сказал я, — повышение голоса, поверхностное дыхание, мышечное напряжение — признаки беспокойства, а не гнева».

«Именно. Физиологически они не испытывают гнев, они лишь разыгрывают его».

Проявление вспышек гнева — это защитная реакция от беспокойства, которое у ребенка неизменно сопутствует гневу. Гнев вызывает тревогу, поскольку он сосуществует с позитивными чувствами — любовью и желанием контакта. Но так как гнев высвобождает энергию для ответного удара, он угрожает привязанности. Таким образом, в ощущении гнева есть нечто, вызывающее тревогу, даже без внешних родительских запретов на проявление гнева. «Импульсы агрессии подавляются из-за чувства вины, а чувство вины существует только из-за одновременно испытываемой любви, позитивных чувств, — говорит Аллен Калпин. — Таким образом, гнев не существует в вакууме. Когда индивид испытывает враждебные чувства по отношению к любимому человеку, это чрезвычайно сильно провоцирует появление тревоги и чувства вины».

Естественно, чем больше родители препятствуют проявлениям гнева, тем больше тревожных чувств от этого будет испытывать ребенок. Во всех случаях, когда гнев полностью подавлялся или когда постоянное подавление чередовалось с бурными вспышками ярости, это говорило о том, что в раннем детстве человека родители не могли принять естественный гнев своего ребенка.

Если человек неосознанно боится силы своих импульсов агрессии, у него есть различные формы защиты. Один из способов такой защиты — разрядка, во время которой мы возвращаемся к состоянию раннего детства, когда, сталкиваясь с невыносимым скоплением гнева, начинаем импульсивно себя вести. «Понимаете, внешнее выражение эмоций, крики, визги и даже удары — все, что делает человек, — служит защитой от переживания гнева. Это защита от сдерживания гнева внутри себя, где он остро ощущается. Разрядка защищает от гнева, который мы на самом деле испытываем».

Другой способ избежать гнева — подавление. Таким образом, подавление и разрядка — две стороны одной медали. Они обе представляют собой страх и тревогу и по этой причине вызывают физиологические реакции на стресс независимо от того, что происходит в нашем сознании.

Парализующая проблема, с которой многие люди сталкиваются, испытывая гнев по отношению к близким, неоднократно выявлялась в интервью, приведенных выше. Джин, которая не могла рассказать своим родителям о том, что в одиннадцать лет ее домогались, идеализирует свои отношения с ними и не признает свой гнев. Ее муж, Эд, испытывает разъедающую обиду по поводу того, что он воспринимает как контроль со стороны жены, но не может откровенно и напрямую выразить свой гнев. Джилл, страдающая от рака яичников, обижена на врачей из-за того, что они не поставили диагноз вовремя, но не на своего мужа, Криса, который не замечал ее мучений и потери веса на протяжении нескольких месяцев. Лесли, у которого язвенный колит, «проглатывал» гнев, испытываемый по отношению к первой жене. «Однозначно. Я не мог ссориться, потому что тогда она говорила: „Значит, это неудачный брак“». Он очень рад, что наконец вступил в брак, в котором переживание гнева не угрожает отношениям.

Тревога, связанная с гневом, и другие «негативные» эмоции, такие как грусть и неприятие, могут быть глубоко взаимосвязаны в организме. В конечном итоге с помощью многочисленных и безмерно сложных перекрестных связей PNI-системы, связующего звена между сознанием и телом, они трансформируются в биологические изменения, и это приводит к заболеванию. Когда гнев обезврежен, иммунная система также обезвреживается. А когда агрессивная энергия гнева направлена внутрь, иммунная система приходит в замешательство. Физиологическая защита нашего организма больше не защищает нас или даже может взбунтоваться и атаковать тело.

«Возможно, полезно рассматривать рак не как заболевание, а как нарушение биохимических сигналов организма, — пишет психотерапевт Луис Ормонт, который изучал гнев, провоцируя его появление при групповой психотерапии пациентов с онкологией. — Изменять данные сигналы означает влиять на иммунную защиту организма. Из этого следует, что любая форма вмешательства, направленная на восстановление физического состояния организма, должна использовать нечто большее, чем просто средства физического воздействия. Так как эмоции оказывают сильное влияние на биохимическую систему, то один из способов проведения иммунотерапии заключается в том, чтобы назначить пациентам психотерапию»⁸.

Людям с онкологией или аутоиммунными заболеваниями, с хронической усталостью или фибромиалгией либо с изнуряющими неврологическими состояниями часто рекомендуют расслабляться и думать о хорошем, чтобы снизить уровень стресса. Это полезные советы, но им невозможно следовать, если один из основных источников стресса четко не определен и не изучен: интернализация гнева.

Гнев не обязательно означает враждебность. Прежде всего, это физиологический процесс, который необходимо переживать. Во-вторых, он имеет познавательную ценность — он предоставляет важную информацию. Если я испытываю гнев, это должна быть ответная реакция на мое восприятие чего-то. Это может быть реакция на утрату или угрозу потери в отношениях с кем-то или на сигнал о реальном или угрожающем вторжении в мои личные границы. У меня есть полное право, никому не причиняя вреда, позволить себе испытывать гнев и размышлять о том, что могло его вызвать. В зависимости от обстоятельств я могу по-своему проявить своей гнев или отпустить его. Главное то, что я прочувствовал его и не стал подавлять. Я могу выражать свой гнев, когда это необходимо, в словах или в поступках, но мне не нужно проявлять его в форме неконтролируемой ярости. Здоровый гнев контролируется человеком, а необузданные эмоции — нет.

«Гнев — это энергия, которую мать-природа дает маленьким детям, чтобы они могли выступить от своего имени и сказать, что они имеют значение, — говорит психотерапевт Джоан Петерсон, которая проводит семинары на острове Габриола в Британской Колумбии. — Разница между здоровой энергией гнева и вредной энергией эмоционального и физического насилия заключается в том, что гнев уважает границы. Выступая от своего лица, вы не нарушаете чужие границы».

4. Самостоятельность

Болезнь не просто имеет историю, она рассказывает историю. Это кульминация истории борьбы за себя, которая ведется на протяжении всей жизни.

С простой биологической точки зрения может показаться, что выживание физического организма должно быть конечной целью природы. Однако, по всей видимости, высшей целью природы является существование независимой, саморегулирующейся психики. Разум и дух способны пережить тяжелейшие физические повреждения, но мы снова и снова видим, что физическое тело начинает сдавать, когда психологическая целостность и свобода подвергаются опасности.

Джейсон стал инсулинозависимым диабетиком в пять лет. Сахарный диабет получил свое название от греческого выражения «сладкая моча», так как при этом заболевании избыток сахара из кровотока попадает в почки и выводится с мочой. При диабете клетки поджелудочной железы не способны вырабатывать достаточное количество инсулина — гормона, необходимого для того, чтобы сахар из переваренной пищи поступал в клетки. Помимо непосредственного физиологического риска, связанного с высоким уровнем глюкозы, диабет влечет за собой возможное повреждение многих органов.

Сейчас Джейсону 23 года. В результате вызванного диабетом повреждения сосудов он ослеп на правый глаз. Он также страдает от сердечной недостаточности, аортальной регургитации и почечной недостаточности. Иногда, вследствие повреждения периферических нервов под названием «диабетическая нейропатия», он не может ходить. Джейсон и его мать, Хизер, были моими пациентами около десяти лет. За последний год его неоднократно доставляли в отделение неотложной помощи из-за проблем со здоровьем, в том числе из-за сердечной недостаточности и менингита. Возможно, ему осталось жить совсем недолго. По словам врача по внутренним болезням, который его наблюдает, у него «сомнительный» прогноз.

Хизер находится в состоянии хронической тревожности и усталости вкупе с обидой, которая, по ее мнению, связана с упрямым отказом Джейсона заботиться о своем здоровье, когда речь идет о правильном питании, пристальном внимании к уровню инсулина, посещении врача и ведении здорового образа жизни. Конечно, для матери на карту поставлено очень многое. У нее создалось впечатление, что Джейсон заболевает, если она не контролирует его. Она прожила много лет с реальной угрозой того, что, если она ослабит свой надзор даже на день, Джейсон может впасть в кому или умереть.

Его последняя госпитализация произошла после того, как у него несколько недель были приступы рвоты, которая вызвала у него слабость, обезвоживание и судороги. Как-то раз Хизер сидела у его постели, когда у него произошел еще один приступ. «Медсестры, врачи, ординаторы прибежали в палату, — рассказывает она. — У Джейсона закатились глаза, а руки и ноги бились в конвульсиях. Они вводили лекарства через капельницу. Он выпрямился, открыл глаза, посмотрел прямо на меня и громко сказал: „Отпусти меня!“ Но я не могу его отпустить. Я не позволю сыну умереть».

Джейсон не помнит этого инцидента. «Наверное, я был в отключке», — говорит он.

«Есть какие-то догадки о том, что вы имели в виду?» — спросил я.

«Первое, что приходит на ум, — это просто отпустить меня. Моя фраза „отпусти меня“ не означала „позволь мне умереть“, просто „перестань быть такой властной“. Отпусти ситуацию. Позволь мне поступать так, как я хочу. Это моя жизнь. Я буду допускать ошибки, но мама должна позволить мне это сделать. Большую часть своей жизни я был диабетиком, которого всегда кто-то пытался контролировать».

Какими бы намерениями ни руководствовалась его мама (и неважно, в какой степени он манипулировал ею, чтобы получить ее заботу), главное то, что в жизни Джейсона отсутствовала самостоятельность. У него не было возможности открыто заявить о себе. Его стремление к самостоятельной жизни и гнев по отношению к матери приняли форму противостояния, в том числе собственному физическому здоровью. «Всегда было впечатление, будто меня душат, — сказал он Хизер. — Что бы я ни делал, это казалось неправильным. Когда я сказал „отпусти“, я имел в виду „просто отстань от меня“. Позволь мне жить так, как я этого хочу. Я буду жить по-своему, и, разумеется, я буду совершать ошибки — все оступаются. Мне никогда не давали возможности совершать собственные ошибки».

Если и можно извлечь урок из жизни Джейсона и Хизер, а также из историй и всех исследований, которые мы рассмотрели в этой книге, так это то, что люди страдают, когда их личные границы размыты. В результате того, что всю жизнь Хизер обращалась с Джейсоном как с ребенком, за которого необходимо нести ответственность, она удерживала сына от развития его настоящей личности. Джейсон вел себя как ребенок и сдерживал себя.

В конечном счете, само заболевание — это проблема границ. Если мы посмотрим на исследование, которое предсказывает, кто может заболеть, то обнаружим, что наибольшему риску подвергаются те люди, личные границы которых серьезным образом нарушались, прежде чем они смогли сформировать независимое самосознание. В 1998 году «Американский журнал превентивной медицины» опубликовал результаты исследования «Неблагоприятный детский опыт» (НДО). В данном исследовательском проекте было задействовано более 9500 взрослых участников. Испытываемые в детстве факторы стресса, такие как эмоциональное или сексуальное насилие, жестокое обращение, употребление наркотиков или психические расстройства в семье, были взаимосвязаны с рискованным поведением во взрослом возрасте, проблемами со здоровьем и преждевременной смертью. Между неблагополучием в родной семье и состоянием здоровья взрослого человека наблюдалась «строго дифференцированная связь», то есть чем сильнее воздействие неблагополучных отношений в детстве, тем хуже состояние здоровья во взрослом возрасте и тем выше вероятность преждевременной смерти от рака, сердечно-сосудистых заболеваний, травм или других причин⁹.

Чаще всего в жизни детей границы не столько нарушаются, сколько просто не выстраиваются. Многие родители не способны помочь своему ребенку выстроить личные границы, потому что не могли этого сделать в период формирования собственной личности. Мы способны делать лишь то, что мы знаем.

Не имея четкой границы между собой и родителем, ребенок не отделяет себя от него. Позднее это объединение становится его способом общения с остальным миром. Слияние с другими — то, что доктор Майкл Керр назвал отсутствием дифференциации, — начинает преобладать в близких отношениях. Оно может принимать две формы: отступление вкупе с угрюмым и саморазрушительным сопротивлением авторитету, как у Джейсона, либо постоянная и навязчивая забота о других людях, как в случае Хизер. У некоторых сосуществуют обе формы, которые проявляются в зависимости от того, с кем они взаимодействуют в данный момент. Учитывая, что замешательство иммунной системы, которое приводит к болезни, отражает ее неспособность отличить «свое» от «чужого», лечение должно включать установление или восстановление границ независимой личности.

«Границы и независимость крайне важны для здоровья», — сказала психотерапевт и руководитель группы Джоан Петерсон во время нашего недавнего разговора на острове Габриола. Она занимает должность директора по вопросам образования в pd Seminars, центре психологического роста и холистического лечения: «Мы получаем жизненный опыт в помощью нашего тела. Если мы не способны словами выразить свои жизненные переживания, наше тело скажет то, что не смогли сказать наш ум и уста».

«Личная граница, — говорит доктор Петерсон, — это энергетическое проявление себя или другого человека. Я не хочу использовать слово аура, потому что это слово ассоциируется с нью-эйдж[39], но под кожей у нас есть энергетическое воплощение. Мы устанавливаем границы не только в словесной форме; я считаю, мы также выражаем их в форме энергии, то есть невербально». В своей книге «Гнев, границы и безопасность» доктор Петерсон объясняет эту концепцию более подробно: «Границы — невидимы, это результат осознанного, внутренне испытываемого чувства, определяющего, кто я есть. Процесс начинается с вопроса, который я задаю самому себе: „Чего я желаю в своей жизни и отношениях, что я хочу в большей или меньшей степени, а чего я не хочу, каковы мои установленные пределы?“ В таком самоопределении мы определяем то, что мы ценим и хотим в жизни именно в этот момент; локус контроля находится внутри нас самих».

Таким образом, самостоятельность представляет собой развитие этого внутреннего центра контроля.

5. Привязанность

Привязанность — это наша связь с миром. Из-за детских привязанностей мы приобретаем или теряем способность оставаться открытыми, здоровыми и заботиться о себе, учимся выражать гнев или бояться его и подавлять, развиваем чувство самостоятельности или переживаем его утрату. Взаимоотношения также жизненно важны для излечения. Одно исследование за другим демонстрируют, что одиночки, лишенные социального контакта, подвержены наибольшему риску заболеть. Люди, которые чувствуют настоящую эмоциональную поддержку, имеют лучший прогноз на выздоровление, независимо от того, какая у них болезнь.

С тех пор, как четырнадцать лет назад на предстательной железе был обнаружен небольшой узелок, семидесятиоднолетний Дерек ежегодно сдает анализ крови на ПСА. Два года назад ему провели биопсию, которая показала наличие раковых клеток: «Онколог очень напугал меня, сказав, что я нахожусь в высокой группе риска. Поэтому я согласился пройти шестимесячную гормональную терапию, которая уменьшает опухоль. Это напрочь убивает твой тестостерон. Ты должен делать укол каждые три месяца. После гормонального лечения онколог хотел начать проведение лучевой терапии, рассчитанной на семь недель. Я сказал „нет“, я не хочу этого, потому что многое об этом прочитал. Лучевая терапия и хирургия — это временное решение проблемы, рак часто возвращается через несколько лет. А радиация разрушает много не только больных, но и здоровых клеток организма».

«Что вы пережили, когда вам поставили диагноз?»

«Я сообщил о нем только жене и двум дочерям. Не сказал об этом ни одному другу. Держал все в себе.

Раньше я был одиночкой. Я был абсолютно закрыт. Теперь я очень общительный. Мне нравится, когда меня окружает много людей. Раньше мне это было не по душе. Прежде я был бы абсолютно счастлив, если бы нашел какую-нибудь пещеру и смог там провести всю оставшуюся жизнь. У меня поменялись все приоритеты. До болезни я шестнадцать часов в день отдавал своему хобби — работал в мастерской и был абсолютно счастлив. С тех пор как я заболел раком, прошло два года. За это время я ни разу не переступил порога мастерской.

Теперь я хочу, чтобы в моей жизни присутствовало много людей. Болеющие раком поддерживают друг друга. Именно это нам необходимо — говорить об этом. Всю оставшуюся жизнь мы будем обсуждать это. Кажется, именно так мы и должны поступать».

«Разве люди не нуждаются в поддержке, в возможности делиться своими переживаниями, независимо от того, есть рак или его нет? Как вы считаете, почему рак должен вас этому научить?»

«Я сам задавался этим вопросом. Когда мне впервые сообщили о диагнозе, я возвел вокруг себя стену и никого не впускал внутрь, потому что за ней я чувствовал себя в безопасности. Я сделал ошибку, поступив так. Я изо всех сил боролся с онкологией в течение одиннадцати месяцев. Когда я, наконец, решил, что рак исчез, я стал рассказывать людям о своем опыте: о том, что у меня был рак и я избавился от него. Я очень гордился этим фактом».

«Вы начали общаться, когда решили, что победили рак, но не во время борьбы с ним, когда больше всего нуждались в поддержке. Почему вы отгородились от своей жены?»

«Я никогда не ощущал ее поддержки… и все же… я знаю, что она поддерживала меня… но я не впускал ее в свою жизнь. Вокруг меня образовалась стена, и я никого не впускал внутрь».

Иногда нам проще почувствовать горечь или ярость, чем позволить себе испытывать ноющее желание контакта с другими людьми, которое когда-то принесло разочарование и первый раз породило гнев. В основе нашего гнева лежит глубинная нереализованная потребность в настоящем близком контакте. Излечение требует и подразумевает необходимость принять свою ранимость, которая заставила нас отключить эмоции. Мы больше не беспомощные дети; нам не нужно бояться эмоциональной уязвимости. Мы можем разрешить себе удовлетворить базовую потребность в общении и бросить вызов укоренившемуся убеждению, что нас не любят, которое бессознательно обременяет множество людей с хроническими заболеваниями. Стремление к эмоциональной близости с другими людьми — это необходимое условие для исцеления.

6. Самоутверждение

Помимо принятия и осознания, кроме выражения гнева и обретения самостоятельности, а также наряду с развитием нашей способности к привязанности и сознательного стремления к взаимодействию с другими людьми, появляется самоутверждение: когда мы заявляем себе и всему миру, что мы существуем и что мы такие, какие мы есть.

Много раз на протяжении всей книги мы видели, как люди выражают свою убежденность в том, что если они не действуют, то испытывают лишь пустоту, пугающую пустоту. В своем страхе мы ошибочно приравниваем реальность к суматохе, факт существования — к деятельности, а значимость — к достижениям. Мы считаем, что независимость и свобода означают свободу действовать или реагировать так, как мы хотим. Самоутверждение представляет собой более глубокое понятие, чем ограниченная автономия действий. Это утверждение нашего существования, позитивная оценка нас самих, независимо от нашей истории жизни, личности, способностей или того, как нас воспринимает окружение. Самоутверждение бросает вызов главному ложному убеждению — что мы должны как-то оправдывать свое существование.

Для этого не нужны действия. Сам факт существования не зависит от действий.

Таким образом, самоутверждение может быть полностью противоположным действию, причем не только в узком смысле, как отказ делать то, чего мы не хотим, но и как освобождение от самой необходимости действовать.

7. Аффирмация

Когда мы произносим аффирмацию, мы делаем позитивное утверждение; мы движемся к чему-то полезному. Есть два важных утверждения, которые помогут нам исцелиться и оставаться цельными, если мы будем им следовать.

Первое утверждение касается нашего собственного творческого «я». На протяжении многих лет после того, как я стал врачом, я был чрезмерно поглощен трудоголизмом и не обращал внимания на себя и свои внутренние побуждения. В те редкие моменты, когда я находился в состоянии покоя, я замечал небольшое трепетание в области живота, едва заметное беспокойство. В моей голове иногда звучал слабый голос, шепчущий: быть писателем. Сначала я не мог понять, что это — изжога или вдохновение. Чем больше я слушал, тем громче звучало послание: мне нужно писать, выражать свои мысли — не только для того, чтобы другие услышали меня, но и чтобы я мог слышать самого себя.

Нам говорят, что Бог создал человека по своему образу и подобию. У каждого есть желание творить. Творчество выражается при помощи множества способов: через писательство, искусство или музыку, изобретательность в работе или любым другим путем, уникальным для каждого из нас, будь то приготовление пищи, садоводство или обсуждение социальных проблем. Суть в том, что надо уважать свои побуждения. Поступая таким образом, мы исцеляем себя и других; не делая этого, мы притупляет ощущения нашего тела и ослабляем наш дух. Когда я не писал, я молча страдал.

«То, что в нас есть, нам необходимо выпустить, — писал Ганс Селье, — в противном случае эти чувства могут вырваться наружу в неподходящем месте или будут безнадежно сжаты разочарованием. Великое искусство состоит в том, чтобы выражать свою жизненную силу через определенные каналы и с той скоростью, какую даровала нам Природа».

Вторая важная аффирмация касается Вселенной — нашей связи со всем, что в ней есть. Предположение о том, что мы изолированы, одиноки и лишены связи, — токсично. Независимо от того, насколько жестоко и как часто жизнь показывает нам свою темную сторону — это не более чем горькая иллюзия. Это часть патологической биологии веры.

С точки зрения физики мы видим, что наше чувство отчужденности от Вселенной ошибочно: мы не обращаемся «из праха в прах», мы — это ожившая пыль. Мы являемся частью Вселенной, которая временно наделена сознанием, и мы никогда не отделяемся от нее. Неслучайно в отношении духовной работы так часто используют слово «искание».

Столкнувшись с болезнью, многие люди почти инстинктивно начинают искать свое духовное «я», зачастую они выбирают удивительные пути. У Анны обнаружили рак груди. Она еврейка, но воспитывалась в другой религии, нежели ее предки. Теперь за духовной поддержкой она ходит в католическую церковь. «Моя любовь — это Бог, и поэтому я остаюсь сильной. Я хожу в церковь и принимаю причастие; я знаю, что Бог любит меня. Я служу у алтаря. В первый раз, когда я это сделала, я держала распятие и две свечи, и священник сказал мне: „Ты алтарница“. Я повторяю это, особенно когда чувствую себя по-настоящему ужасно: „Я алтарница“. И священник сказал мне: „Если ты алтарница божья в соборе, то ты всегда являешься алтарницей божьей. Ты… любима“».

Лилиан, женщина с артритом, у которой я брал интервью, перешла из пресвитерианства в иудаизм. Она выросла в Шотландии, в эмоционально скованной семье, где был установлен строгий контроль. В иудейской вере она обрела свободу быть собой, принятие и радость жизни, в которой ей всегда отказывали. Она все еще не совсем свободна: когда ее брат приходит к ней в гости, она прячет менору и субботние свечи. Но она спокойна, как никогда раньше. «Я чувствовала, что если я хочу излечиться, то должна сбросить духовные оковы», — говорит она.

Другие люди, с которыми я говорил, нередко заявляли о своей приверженности традиционной религии. Кто-то медитирует, другие общаются с природой. Каждый ищет свой путь к свету внутри и снаружи. Для многих это не простой поиск. Где бы мы ни потеряли ключ, как Насреддин, мы все предпочитаем начинать свои поиски под уличным светом, где хорошо видно.

«Ищите и обрящете», — сказал один из великих учителей. Сам поиск — это нахождение, поскольку человек рьяно ищет лишь то, что, как ему уже известно, существует.

Многие люди занимаются психологической помощью другим, даже не задумываясь о собственных духовных потребностях. Другие ищут исцеление исключительно в духовной сфере — в поисках Бога или вселенского «Я», — даже не осознавая важности поиска и развития собственного «я». Здоровье зиждется на трех столпах: теле, психике и духовной связи. Игнорирование любого из этих факторов приводит к дисбалансу и болезни.

Когда мы хотим исцелиться, но ищем только в легкодоступных местах, то обычно находим то, что Насреддин и его соседи обнаружили под уличным фонарем: ничего. Насреддин в своей ипостаси простака не знал об этом. А в роли мудреца и учителя прекрасно это осознавал.

Насреддин, простак и мудрец, живет в каждом из нас.