Колыбель для ласточки

Глава 21

Александра попрощалась и с Викторовым, и с «Жар-птицей», едва узнав всё необходимое. Ноги несли домой — в мир уюта и спокойствия, руки тянулись к любимым цветным ручкам и маркерам, сердце летело к загадкам и головоломкам. Сколько вопросов! Сколько предположений! И всё необходимо расписать, выделить по оттенкам. Работы непочатый край, а на телефоне пять не принятых вызовов от Бриза, столько же не отвеченных сообщений — она на автомате отключила звук, подъехав к посёлку — и долгожданный номер, обещанный Колосовым. За что хвататься, с кем связаться? Азарт бурлил, кипел, мысли вертелись волчками, сбивая друг друга. В голове творился настоящий бардак. Но главное, глаза горели счастьем, предвкушением ответов. Главное, детектив узнала, кто такие «Соседи».

Удача неожиданной прелестной дамой пришла во время разговора. Нить от колокольчика потянулась к событиям прошлого года, где звона не было, а затем и к двухгодичной давности, когда сначала колокольчик — его резкий звон врезался в память, — а затем и крик оповестил отдыхающих о чём-то страшном и уже свершившемся. Александра копнула глубже в память Викторова, пытаясь нацепить на нить бусины воспоминаний и, наконец, ей удалось узнать следующее.

Два года назад, когда Викторов впервые приехал с женой в «Жар-птицу», с ним познакомился Давид. Подсел за столик, когда Светочки не оказалось рядом — она захотела покататься на лошади, а Викторов их боялся, в итоге жена ушла одна.

Давид заговорил первым, предложил выпить. Викторов утром не пил, но отказать не смог. Новый знакомый уже поставил две бутылки пива. Пришлось пригубить. Слово за слово, о коттедже, о времени года — в основном говорил Давид, перешли к анкете. Так Викторов назвал дальнейшую беседу. Один спрашивал про размер ноги, иностранные языки, другой отвечал. Вопросы шли в шутливой форме. Вроде как по приколу. Давид объяснял, что скучает без дочери, оставшейся в городе — её зовут Ника, и она, к сожалению, на него не похожа, но они любят поболтать. Просил не лишать его тёплой компании.

Пили медленно, Давид смеялся, представляя себя детективом. Этакой мощной фигурой с рокерским хвостом волос. Почему рокерским не объяснил, а Викторов не интересовался. Разговор с Давидом его в принципе развлекал, остальное было неважно. Без Светочки он бы просто умер от скуки, а так, хоть с кем-то пообщался.

Договорились встретиться вечером. Давид попросил оставить жену где-нибудь развлекаться, пояснил, что хочет чисто мужской компании. Светочка вымоталась за день — обычно отдыхала она с книжкой на кровати, а Викторов снимал напряжение по привычке за пивом на кухне. Так поступили и в тот раз. Никто не обижался.

Разговор шёл веселее, бутылки пустели стремительно. И, если Викторов, ограничился одной, то Давид, не пьянея, но болтая всё больше, взял вторую и намекнул, что в номере есть ещё, но это на победу. Викторов поинтересовался о чём речь, и собеседник посерьёзнел. Буркнул что-то про игру «Соседей» и сразу перевёл тему.

После той беседы больше не разговаривали. Давид общался с другими отдыхающими, но в сторону вчерашнего «товарища» даже не смотрел.

О смерти Давида Викторов узнал, как и все, бросившись на крик администратора.

«Имя администратора помните?»

«Нет. Я и Давида запомнил только потому, что лучшего друга так зовут. Хорошее имя. Мусульманское вроде».

«Древнееврейское. Давид точно называл дочь Никой?»

«Мы со Светочкой так хотим назвать собственную малышку. Так что с этим именем я не мог ошибиться».

Больше Викторов ничего не вспомнил, и они с детективом попрощались.

Теперь Александра не догадывалась — была уверена: «Соседи» — это игра. Ключ к разгадке. Лоты, странные вопросы как в какой-нибудь «Да-нет» и правила. Всё совпадало. Здесь люди играли в людей.

Свои мысли детектив набросала прямо на телефоне, во время дороги, специально скачав для этого приложение с широкой палитрой цветов — ждать не было сил, а затем, промчавшись мимо соседки, пускающей всех в подъезд, влетела на этаж, хлопнула дверью и схватилась за «помощников», не снимая ни обувь, ни яркое пальто. Мысли, уже окрашиваясь разными оттенками, готовы были выплеснуться на бумагу, но их резко прервали внезапным звонком.

В дверь забарабанили.

— Саша! Пуля! Саша, блин! — в квартиру влетел Иван, обеспокоенно оглядел подругу и только после этого крепко обнял. — Ты с ума сошла? — закричал на ухо. — Как так можно?

— Бриз, да что случилось-то?

— Что случилось? Ты ещё спрашиваешь?! Сколько раз я звонил, сколько писал! Почему не отвечала! Я уже не знал, что подумать! Ты же поехала к убийцам! Одна! Ты снова нарушила обещание!

Александра отстранилась и поставила руку, ограждая личное пространство:

— Стоп. Я не маленький ребёнок и в защите не нуждаюсь, — произнесла, поймав себя на желании произнести совсем иное: «Да, я маленькая, беззащитная, и хочу, чтобы рядом был человек, способный оградить от любых напастей. Хочу, чтобы именно ты был рядом». Прогнала писклявый внутренний голос, пропустила мимо ушей набат сердца при мысли о том, как сильно и искренне волнуется Бриз, и как ей самой это приятно, как важно. И продолжила привычным тоном независимости: — Можно подумать я детектив любитель и не понимаю, как действовать. Ты так обо мне думаешь?

— А ты понимаешь? — продолжал злиться Иван. — Договаривались же, ты туда без меня не поедешь. Это опасно! Но ты поехала и даже не отрицаешь!

— Да, поехала, — скрестила руки на груди, занимая оборонительную позицию. — А надо было срывать тебя с места? Или ждать, когда закончится рабочий день? Или притворяться, будто у нас есть время на выбор подходящего момента? Бриз! Ты не мог поехать, а я могла! Хватит!

Вздохнул, понимая, Сашу не переспорить. Да и не хотелось ему. Без толку. Он не хотел с ней ругаться — лишь сказать, что беспокоился. Но эмоции вышли из-под контроля.

— Не надо относиться ко мне, будто я несмышлёная школьница, — произнесла она, сбавляя обороты и уничтожая крикливое восклицание в голосе. — Не теряй доверие ко мне, Ваня. Я знаю, что делаю.

— Хорошо, — безнадёжный вздох и новые объятья. — Я волновался, Пуля. Просто пойми, я волновался.

Замолчали, борясь с собственными чувствами. Они и раньше замечали притяжение друг к другу, но продолжали произносить слова, испытывая противоположное сказанному. Но после совместного отпуска что-то кардинально изменилось. Это что-то билось в сердцах.

Александра первой отошла от друга и, скрывая смущённое волнение, словно была маленькой влюблённой девчонкой, заметила:

— Между прочим, пока мы тут эмоционируем, кто-то может снова играть в «Соседей».

— Ты всё-таки разузнала информацию.

— А ты сомневался?

Обменялись сведениями. Поделиться было чем. Иван сообщил о профессоре и его эксперименте с Караэсом. Рассказал о том, что хорошо знакомая ей журналистка Алиса Сафьялова может помочь. Александра поведала о разговоре с Викторовым и о ниточках, ведущих к Нильским, Маниной и Фурским. Не забыла упомянуть и того, кто позвонил в колокольчик. Это была Агнецкая.

Затем, расписав факты и догадки цветом на бумаге, Саша набрала номер Сафьяловой, чтобы узнать побольше об эксперименте, а Ваня позвонил знакомому следователя Колосова. Тому самому, что присутствовал в «Жар-птице» во время смерти Манина Давида Альбертовича.

А в это самое время Третий шёл мимо дома Вероники. Снова. Его туда будто магнитом тянуло, сам он предпочитал называть это зовом сердца. Сердца, горящего любовью.

Третий стоял под окном, не догадываясь о том, что та, кого он принял за Лару, вот-вот выйдет из подъезда. Он бы увидел её. Возможно, даже рискнул подойти. Но позвонила Ася, и Третий, привыкший к жене-прикрытию, отвлёкся, отвернулся от своей вожделенной цели. Ответил на вызов.

— Что случилось?

— Ничего. Ты давно ушёл, а я суп сварила. Наваристый. Ароматный. Приходи. Я не хочу есть в одиночестве.

— Не хочешь, не ешь. Я занят.

— Давай не будем ругаться. Поговорим за обедом. Хорошо?

— Вернусь, когда смогу, — бросил Третий и убрал телефон. Он вернулся к смотровой точке ровно за секунду до того, как Ника свернула за угол.

Сердце бухало, било, грохотало, отдаваясь в уши, в голову. Ника не понимала причины, однако, волнение зашкаливало до тех пор, пока родной дом не остался позади. Ранее такого не случалось. Даже после смерти отца. Хотя в те дни, недели и долгие месяцы её преследовал необоснованный страх. Рождённый мимолётными фразами памяти, всплывающий из пучины сознания, он вновь и вновь наливал сердце тяжестью, ощущением надвигающейся беды.

Но ничего так и не произошло. Жизнь, нарушенная трагедией, постепенно возвращалась на своё место. Возвращалось и сердце.

Тревоги, страхи и мысли, будто Ника могла бы положить конец чёрному — она сама не знала, что это, но иногда видела чёрную тень во сне — покидали разум. Уходили, растворялись. Становились всё менее призрачными.

В итоге остатки, ошмётки чего-то кошмарного нашли своё отражение в дневнике и там и остались, непонятые, но волнующие. Как нечто такое, что просто есть. Без всякой причины.

Но сегодня вновь что-то творилось. Душа кричала. И после столкновения с незнакомцем, дневник стал спасением.

Ника исписала уже несколько страниц, когда позвонила мама. Извинилась за утренний разговор, сказала, что не настаивает на поездке и просит о ней из лучших побуждений. Ника, ещё минуту назад, уверенная в том, что не поедет, стала думать о даче. Там было хорошо. Спокойно. Там было много зелёного.

Ника вспомнила, сколько хорошего связано с папой, и как часто они сидели в беседке, играя в карты. Грусть и нежность сплелись неразрывным узлом, набежали слёзы. Папа всегда обыгрывал Нику во чтобы они не играли. Мама всегда наблюдала с улыбкой.

Ника согласилась. Она решила купить минералку для Макса, чтобы тот никуда не бежал после работы, и вышла в магазин. Странное чувство поселилось в сердце, пока ноги считали ступеньки, и усилилось, стоило оказаться на улице. Не понимая причины, Ника ускорила шаг и буквально нырнула за угол дома.

Минералку покупала, уже успокоившись, удивляясь собственным ощущениям, и вспоминая частые диалоги с Ларой.

— Ты что, людей насквозь видишь? — нередко шутила подруга.

— Нет, — улыбалась Ника.

— Значит ты обалденный интуит.

Вероника не знала, права ли была подруга, но одно было бесспорно. Каждый раз, когда внезапный страх начинал атаку, происходило что-то очень плохое.