Колыбель для ласточки

Глава 26

— Макс… ты о чём?

— Никусь, это было давно.

— Было что?

Он вздохнул.

— Помнишь, твой отец позвал меня на серьёзный разговор?

— Да. Он просил тебя бросить курить, потому что для меня это вредно.

— Верно. У тебя тогда случилась задержка, и мы решили…

— Но это оказался обычный сбой, помню.

— Ты волновалась.

— Я всегда из-за всего волнуюсь. О чём вы говорили с отцом?

— Мы говорили о сигаретах, о будущем, о моих генах, — замолчал.

Саша видела, какая борьба идёт внутри Максима. Что-то терзало его, не давая продолжить. Максим чего-то боялся. Но у неё не было никакого желания ждать, пока ещё один созреет к признанию, и поэтому без всякого такта она напомнила:

— Терпение не безгранично. Не усугубляйте. Говорите, Максим, пока у вас есть шанс оправдаться.

— Оправдаться?

— Рассказывайте. Мы все ждём.

Максим взял жену за руку, поднёс её ладонь к своим губам и нежно поцеловал.

— Тогда я вновь засомневался. Прости, Никусь.

— Хватит. Не надо, — захныкала Ника.

Прошлое возвращается… — произнёс бессмысленную, но любопытную для детектива фразу. Не менее любопытную, чем гены.

— Он посмел заговорить о них… — протянула Раиса Павловна. — Неужели… мы ведь договаривались. Он дал обещание.

— А часто ли он их выполнял? — грустно усмехнулся Максим.

Рая опустила глаза.

— Очередной секрет? — недовольство сочилось из голоса Александры. — Может, довольно? Как вы не поймёте, чем дольше бережёте свои тайны, тем меньше шансов на нормальную жизнь! Вам не надоело жить в страхе, Манина? А вам, Нильские? Получаете удовольствие?

— Не говорите глупости, — попросила Раиса Павловна. — Вы понятия не имеете, какого это жить в постоянной тревоге.

— Я могу развеять тревогу! Только начните уже сотрудничать!

— Сложно сотрудничать с теми, кому не веришь.

От нахальства Максима зазвенело в ушах. Нервы собрались в волны и готовы были нахлынуть на Нильского возмущением и грубостью. Удержаться от промыва мозгов помог Иван.

— Это обоюдно, — заметил он. — Но сейчас дело не в доверии, а в человеческих жизнях. Сначала Давид, затем Лара. Кто следующий? Или вы думаете, скрывая истину, всё закончится? Да. Наверняка. Соседи сделают всех вас лотами и уберут по очереди, это и будет конец. Вы этого желаете?

Угроза уверенного голоса, будто Резников знал больше, чем кто-либо из присутствующих, ввела семью в ступор. Александра, воспользовавшись моментом, продолжила давить на ослабшие позиции.

— Они играют не первый год, имеют опыт и неслабый арсенал причин, по которым убивают. Не знаю их конкретных мотивов, но предполагаю, они не столь важны. Игра идёт на деньги. Огромные деньги. Перед хрустящими купюрами, способными обеспечить чем угодно, меркнут любые обстоятельства. Алчность, азарт, жажда крови — это основной набор Соседей. Остановятся ли они перед чем-либо на пути к богатству? Нет. Пожалеют ли кого-то, достигая цели? Нет. Соседи видят лишь одно — человеческую жизнь, как преграду, и сейчас преграда для них — вы.

Нику ощутимо пробрал озноб. Манина обняла себя за плечи. Максим не отводил глаз от пола.

— Хотите закончить, как Давид или Лара? Пожалуйста. — Александра развернулась в сторону выхода. Ей надоел этот спектакль. Иван сделал тоже.

— Стойте! — окрикнул Максим, когда напарники подошли к двери. — Вы правы. В покое они нас не оставят, пока мы хоть что-то знаем. Но скажите, вы можете гарантировать нам безопасность?

Александра задумалась. Однозначного ответа у неё не было.

— Есть не только Соседи, — продолжил Максим, — но и журналисты. Они уничтожат нашу семью, если всё начнётся.

— Начнётся что?

— Повторное расследование.

Детектив нахмурилась, припоминая фразу Нильского:

«Со стороны происходящее выглядит подозрительно, я знаю, сталкивался с подобным, но поверьте, мы хотели всего лишь немного забыться и побыть вдали от города».

— В вашей семье были преступники?

Вопрос прозвучал раскатом грома. Семья, оглушённая цепочкой из пяти слов, застыла.

Александра попала в цель.

Максим первый собрался с силами и решительными шагами приблизился к детективу. Игнорируя вопрос, он ответил совсем о другом:

— Давид Альбертович расспрашивал о яде, пытаясь выведать, кому мой дел продал рецепт.

— Что?! Почему ты не рассказывал?

— Ника, я не хотел. Твой отец выпил. Я не думал, что это серьёзно.

— Мерзавец, — прошипела Манина, — какой же ты, Давид, мерзавец.

Максим перевёл взгляд с жены на Александру:

— Мой дед не был убийцей, не подумайте. Он бы и крысу не убил. Он их боялся. Его вынудили, понимаете? Он потом всю жизнь жалел о случившемся.

— О чём жалел? — сухо поинтересовалась детектив, уставшая от выпадающих скелетов.

— О чёртовой сделке.

Ночь подкралась незаметно, только Алисе Сафьяловой не было до этого никакого дела. Сыновья давно спали, убаюканные сладким какао и материнским чтением, а ей было не до сна. Документы, сложенные стопкой, пугали однозначностью последствий: опасность, вот чем грозила помощь Селивёрстовой. Но иначе Алиса поступить не могла.

Свет ночника ленивой змейкой тянулся из-под приоткрытой двери. Мальчишки всё ещё боялись темноты, и Алиса их понимала. Она бы никому и никогда не призналась, но пугающие образы, тени мрачных дней, идущих после убийства мужа, тревожили и её. Дети знали из правды лишь малость: папа погиб в автомобильной аварии, но даже этого хватило для череды кошмаров, продолжавшихся до сих пор. Алиса же знала всё: аварию подстроили. Не случай и не коварство судьбы лишили её дорогого человека — руки, жестокие, кровожадные. Руки бизнесмена, плюющего на жизни простых людей.

Алиса заглянула в комнату, и от сердца отлегло. Мысли, что однажды она точно так же зайдёт проверить мальчиков и обнаружит пустые кровати, кусались образами один другого страшнее. Как журналистка не пыталась, но даже со смертью убийцы мужа и сестры, спокойствие не пришло. Оно являлось призраком, маячило перед глазами, но оставалось ненадолго.

Мальчишек обнимал Морфей. Он дарил хорошие сны, и дети, совершенно умиротворённые, с радостью принимали его дары.

Алиса улыбнулась сове-ночнику, любимому светилу ребят, и вышла из комнаты. Какие существа только не поселялись в детской: мишки, собачки, черепахи и даже слоны. Но прижилась только сова. В детстве Алиса тоже любила сов. Потом охладела.

Хотела бы она вновь стать маленькой девчонкой и не знать потерь, разочарований. Не обладать той информацией, которая сейчас была на руках. Все мрачные секреты, жестокие тайны хранились здесь, на обычной бумаге. Принтер продолжал ронять на пол новые листы, а Сафьялова — мечтать о душевном спокойствии. Быть может, когда история с Караэсом останется позади, и жертвы от смертельного укола прекратятся, она тоже прекратит страдать виной за слишком громкие дела и необдуманные поступки, за чересчур громкие заявления и поспешные разоблачения? Она остановила предостаточно уродов, но сколькими судьбами пожертвовала? И на чьей стороне перевес: добра или зла? Журналистка рада была бы ответить однозначно, но увы, совесть не позволяла.

Распечатанные копии были страховкой на тот случай, если… Дальше рассуждения стопорились только силой воли. Профессор с громким именем и звучной фамилией Светилов ходил в друзьях у самых коррумпированных чиновников и настоящих светских лицедеев. Обнажая правду о нём Александре, Сафьялова подносила острый нож не только к своей, но и к шеям своих мальчишек. Поэтому страховка была необходима: ценные материалы — стопроцентные сенсации обо всех, кто мог бы отомстить за Светилова, оставались на жёстком диске, флеш-накопителе и в распечатках. Диск был запоролен — в надёжности Сафьялова не сомневалась. Пароль придумала не она, а дети. Два сына, два слова. Что касается флешки, то та всегда лежала в сумке — запасной, используемой крайне редко. Распечатки со всеми важными данными Алиса планировала закопать в саду.

Вроде бы все меры предприняты, всё учтено. Если ей будут угрожать, если попытаются убрать с дороги, она воспользуется спрятанными сокровищами. И даже после обнаружения флешки или распечаток, у неё останется жёсткий диск и облачное хранилище. О последнем едва не забыла. Журналистка отлично знала методы Светилова и ему подобных, так что страховка могла спасти жизнь.

Когда принтер выплюнул последнюю запись, Алиса упаковала каждое из доказательств в чистый файл и только потом со всеми потрохами сдала Александре профессора.

Раиса Павловна слушала с понятными эмоциями — переживала. Историю семьи Максима и его трагедию она знала с самого начала. И узнала гораздо раньше дочери, потому что в отличие от хрупкой Ники, была сильной. Так она себя убеждала. Но тем не менее рассказ тогда ещё не зятя поверг её в шок и заставил задуматься о пресловутых, о проклятых генах.

Первое время: недели, месяцы страхи роились, множились, не давая покоя ни днём, ни ночью, но постепенно, с каждым приходом Максима, они всё мельчали и мельчали, пока парень, высокий и складный, любимый парень единственной дочери, не заставил их полностью исчезнуть.

Ни слова и обещания, ни объяснения и оправдания помогли Маниной избавиться от прилипчивого страха и такого же сомнения. Взгляды, касания, поступки растворили всё то, чего она боялась, чего опасалась.

Максиму было тринадцать, когда он впервые осознал, что его брат не такой, как все. Жестокая правда обрушилась ливнем. Брата лечили, родные пытались помочь кто чем мог, но больше всех старался Максим. Он не отвернулся от Жени, не стал избегать общения, ни разу не назвал его чудовищем или каким другим обидным словом. Он вёл себя так, будто Женина агрессия к противоположному полу была нормальна. Он был рядом, когда родители сдавались.

Жене стало легче. Так казалось. Годы лечения не прошли даром. Он научился справляться со своей неадекватностью и перестал пугать девушек своими жуткими песенками. Всё шло хорошо до шестнадцатилетия, а потом случилось то, что случилось.

Раиса Павловна знала обо всём не по рассказам дочери или Нильского — подробности сообщал муж. Давид любил узнавать абсолютно всё о людях, с которыми сталкивался. А здесь было не столкновение: его школьница Ника поговаривала о свадьбе.

Всерьёз её намерений никто не воспринимал, но всё же и Раю, и Давида волновало то, какие слухи ходят о парне дочери. Оба приняли решение узнать побольше о Максиме. Давид называл это препарированием личной жизни. Он доставал информацию — умел это делать, а как Рая не выясняла, — она слушала и делала выводы.

А потом Максим в тайне от Ники, она была у подружки, пришёл к ним домой.

В его словах не было жестокости, грубости, ненависти. Максим не строил из себя ни героя, ни жертву. Он говорил о брате с любовью и нежностью, не обвиняя того в злых сплетнях, касающихся и самого Максима.

Женя был болен. У него выявили психическое нарушение. И конечно, многие этого не понимали: его обзывали, ему грубили, не принимали в компанию и избегали. Максим же защищал брата.

Но уважение Раисы Павловны он заслужил не этим, а тем, с какой самоотверженностью и искренностью заботился о младшем брате вместо родителей. Бывают люди слабые, бывают сильные. Встречаются бесхребетные. Родители Нильского были как раз такими.

Максим с Никой уже заканчивали школу и встречались несколько лет, когда Нильские решили сплавить старшего сына в лечебницу. С деньгами помог дед Арсений. Он заключил сделку с бизнесменом Светиловым. Сделал это ради спокойствия своих детей, Манина не сомневалась. Договор заключили без юриста, об этом уже позднее плакался сам Арсений после того, как нашли первое тело. К сожалению, оно было не последним.

Долгие разбирательства, суд и следствие. Светилов провернул всё так, будто бы деда об убийстве некой Светы попросил сам внук Женя. Стали копать и под Женю. А там выяснилось, что парень нездоров и лежит в больнице. Прогремели случаи с агрессией, сыграли злую роль соседские сплетни. Добавили дёгтя родители, не доверявшие сыну и плевавшие на его проблемы.

Единственными людьми, не оставившими Женю, оказались дед — но он мало что мог, и Максим. Это он встал против системы и в итоге стал подозреваемым. Считалось, что он помогал брату.

Справедливости так и не добились. Но Нильским повезло: убийства спихнули на другого человека, неугодного Светилову.

Казалось бы, вот оно облегчение, хотя и не полное, но вскоре после поимки «преступника» умер дед, а Женя сбежал из больницы.

И снова волнения, переживания. Манина помнила, как нервничал Максим, а вместе с ним и Ника, как они начали ссориться перед самой его армией, и как он ушёл, не попрощавшись. То было тяжёлое время, непростое. Тогда Ника, обидевшись не на шутку, решила забыть Максима, а Раиса Павловна впервые узнала об измене мужа.

Теперь, когда прошлое вновь ложилось бременем на плечи, Манина смотрела на зятя едва ли не с восхищением. Несмотря на тяжесть воспоминаний, на боль утраты и несправедливость пройденных испытаний, он оставался всё тем же — человеком, которому она доверила счастье своей единственной дочки без каких-либо сожалений.

Ника сжимала руку мужа. Она давно перестала обижаться из-за его недоверия и страха. Первой о своём брате он рассказал не ей, а её маме. Было ли ей тогда неприятно? Да. А сейчас то чувство казалось глупостью.

Она верила ему и не верила в гены. И как в них можно верить, когда они с братом были похоже лишь цветом волос и глаз? Да и его поступки совсем не выдавали психа. Максим, как и все мальчишки в школе был задиристым, мог побить за дело, мог вызвать на стрелку. Но ничто, абсолютно ничто не выдавало в нём ненормальность. Скорее ненормальной была она со своей любовью к змеям и зелёному цвету. Но Максим считал иначе. И спустя годы подарил ту самую Кусю.

Уверенный и храбрый на публике, он становился совсем другим с Никой: растерянным, пугливым, считавшим себя во всём виноватым — родители так воспитали. Но именно за это она его и любила, за это на него сердилась. Этим он был для неё самым лучшим, самый невероятным.

Она уверяла его в том, что нечего опасаться, убеждала в адекватности, но он, подверженный чужому мнению, всё же сомневался. По этой причине они часто ссорились: она видела его одним, а он себя другим, и жить так было тяжело.

Ссоры, обиды разделяли их на долгие часы, дни, но долго сердиться ни ему, ни ей не удавалось. Трудности их лишь сближали. Вместе они преодолевали шёпот одноклассников и ропот их родителей, склоки соседей и грубости родных Макса. Мать с отцом, уставшие от проблем и так и не сумевшие принять болезнь Жени, срывались на старшем сыне и вместо радости за его удачные отношения, испытывали раздражение.

Позднее, после жуткого обвинения братьев и незадолго до ухода Макса в армию, Ника узнала жестокую правду: родители Максима винили в происходящем с Женей именно его.

В тот день он был на занятиях по борьбе — какое-то время увлекался — и Вероника пришла к нему домой. Она хотела всего лишь попросить отца с матерью быть помягче к своим детям, добрее, что ли, хотела показать: она их семью не бросит. Ника считала себя взрослой и собиралась выйти замуж за любимого, его семью считала уже своей, но, упомянув об этом в разговоре, услышала только неискренний смех и почувствовала жалость.

Разговор был тяжёлым. Мать винила во всех своих бедах старшего сына: июньскому первенцу досталось всё, а на младшего, родившегося в холодный зимний период, не попало и трети нужной любви. С Женей даже молока не хватало. Ирина Алексеевна нервничала. Ещё и Максим вредничал, ревновал и до года относился к брату, как к ненужному. В итоге молоко и вовсе пропало. Спустя год, чуть больше всё наладилось. Ирина Алексеевна не знала, в чём причина: то ли в разнице возраста и пришедшем осознании, всё-таки Макс был старше на три года, или в Божьей милости, но дела наконец пошли лучше.

Мальчики взрослели, менялись, начинали отстаивать свои позиции, а вместе с тем и место рядом с мамой. Снова ревность, обиды. Позднее драки и ругань. Мать не справлялась, а отец бесконечно пропадал на работе.

Они жили на волнах: их качало то в одну сторону, то в другую. Было нелегко. В то время, как у старшего в третьем классе всё получалось, у младшего в первом не ладилось всё: он не успевал, не понимал. Дома не желал заниматься. Трудности из первого класса перешли во второй.

Уже тогда, слушая маму любимого парня и глядя на его безмолвного папу, Ника понимала несправедливость отношений. Она слушала, как выплёскивается злость, раздражение и ужасалась.

Долгий и тяжёлый монолог Ирины Алексеевны закончился чередой вопросов: а готова ли Ника тратить свою юность на такого эгоиста, как их сын? Не боится ли она генов? И зачем вообще девушке, у которой вся жизнь впереди, встречаться с парнем, у которого такой проблемный брат?

Ирина Алексеевна всё время говорила о возрасте, о глупости первой любви, пытаясь вселить сомнение в Никино сердце, и ей это удалось. Ника засомневалась, ушла в себя.

Какое-то время они с Максимом не встречались: с ним мать тоже провела беседу. Ей удалось поработать над его мозгами и убедить в правильности расставания. Она укоряла его в эгоизме, объясняя, что сейчас не время для каких-то там девушек, и ему нужно думать об учёбе, потому что тянуть стареющих родителей придётся скорее всего без глупого Жени. А потом была армия, возвращение Макса, сотни сомнений и тысячи сожалений. Но в итоге путь к счастью они всё же нашли.

Ника прижалась к мужу, и он почувствовал её поддержку. Макс был ей благодарен.

Услышанная Александрой история была не нова. Детектив множество раз слышала о трагических судьбах, и многие из них были гораздо страшнее.

Сочувствовала ли она Максиму? Нет. Злилась ли? Да. Из-за его молчания, страхов, неуверенности она лишь сейчас узнала о Караэсе, о том, кто создал яд и, главное, о том, кто его купил.

Светилов. Фамилия, принадлежащая целой семье мерзавцев. Свои недостатки и пороки они будто бы переносили из одного поколения в другое. Александра не могла припомнить ни одного светлого пятна на коре могучего дерева Светиловых. Все от мала до велика прославились тем, за что нормальным людям было бы стыдно. Не нужно было следить за светской жизнью или дружить с журналистами, хотя у Саши имелись в сфере СМИ небольшие связи, чтобы знать, каких достижений достигли Светиловы. Куда ни плюнь, у всех нарушения закона. И все всегда выходили чистенькими. Саша ненавидела подобных людей. Да и можно ли в полной мере назвать человеком того, кто без зазрения совести отправляет невиновных за решётку? Лживые, беспринципные и мёртвые душой, вот кем были Светиловы. Но ведь на каждого хищника найдётся зверь покрупнее, а у Саши теперь было достаточно информации, чтобы прижучить того же профессора, правда пока доказательства были лишь на словах, но отступать детектив не собиралась.

Письмо от Сафьяловой пришло своевременно, мигом доказав победу справедливости. В документах, присланных журналисткой, содержались разгромные статьи, способные бомбануть, как следует, ссылки на фотоотчёты сомнительных сделок и множество доказательств, тянущих на судебный срок. Детектив не скрывала радостных эмоций:

— Он у нас в кармане, — сообщила она Ване и семье Маниных-Нильских. — Теперь вы в безопасности.

Преждевременно празднуя победу, мысленно она уже сама, как действующий следователь предъявляла профессору список обвинений, Александра совершенно не думала об опасности, исходящей от Светиловых. За его семьёй, некогда известных бизнесменов, горой стояли самые отъявленные мерзавцы. Забыла она и о связи с Фурским, тоже имевшим кое-какие связи. Мысли и фантазии о поимке столь мрачного типа задурманили Саше голову. Пока она наслаждалась призрачным вкусом триумфа, журналистка Сафьялова торопилась со сбором вещей своих мальчиков. Алиса в отличие от детектива понимала надвигающуюся угрозу. Понимала: без битвы никто не сдастся.

— Так вы нас защитите? — уточнил Максим, не слишком веря в столь быстрое решение проблемы.

— Или нам всё же лучше уехать? — спросила Раиса Павловна.

— Мне страшно… — едва слышно произнесла Ника.

— Я думаю… — начал Иван, но Селивёрстова его перебила. — Прятаться нет смысла. Вы можете это сделать ради собственного спокойствия, но я в этом не вижу необходимости. Уже утром Светилов будет арестован, из него выбьют признание о связи с Фурским, а там недалеко до ареста и этой семейки. Соседи под колпаком. Всё получилось.

Её ослепительная улыбка и полная уверенность в собственных словах не прибавили оптимизма Раисе Павловне. Та по-прежнему считала, что её семья под ударом, того же мнения придерживались и остальные. Иван позволил себе заметить:

— Саш, извини, но тебе не кажется, что, если бы всё было так просто, Светилова давно повязали? Не сбрасывай со счетов его связи, возможности, не забывай, с каким количеством убийц мы имеем дело.

— У нас есть доказательства, — стала тыкать в экран своего телефона. — Здесь столько всего, что Светилову не отмыться.

Иван покачал головой и обратился к напуганной семье:

— На мой взгляд, вам следует уехать. Вернётесь к началу суда.

— Тогда мы на дачу, — спохватилась Манина, подскочила с места и тут же упала обратно. Признание её утомило и выбило из сил.

— Дождёмся утра, мама, — голос Ники звенел решимостью. — Торопиться нам некуда, а сейчас уже ночь и надо отдохнуть.

Муж поддержал её решение. Раиса Павловна согласилась. Александра, пугая друга высотой самомнения, попрощалась с семьёй и вышла из квартиры. Иван задержался, чтобы взять адрес посёлка, где собирались затаиться Манины-Нильские и поспешил следом.