Комбо

Глава 2. Всё понятное — непонятно

Макс

Странное было ощущение. Я будто плавал в некоем эфире, в котором не быо ни времени, ни чувств. Я будто сам стал временем, и всё, что осталось от прошлой жизни до этого эфира, — превратилось в обычные воспоминания. Сейчас они не вызывали никаких эмоций, скользя картинками перед невидимыми и неощущаемыми глазами. И я перебирал их с одной целью — занять себя, понять, зачем я здесь и почему продолжаю мыслить, что-то представлять себе.

Вдруг воронка (Что это за воронка?) затянула в себя и выплюнула в знакомую коробку. Потолок в пиксельный серый рисунок, звук капающей воды, где-то там грязная кухня и дверь на улицу, стоит лишь закрутить протекающий кран. Тело действовало автоматически, и я через семнадцать секунд оказался на улице.

— О, Макс, привет! Как дела? Вышел прогуляться? — знакомая девушка с красными волосами всё так же улыбается, подперев бок одной рукой.

— Привет. Как тебя зовут? — слова как будто приходилось выталкивать из себя. Радовало одно: я говорил то, что хотел, а не моё тело это делало само.

Девушка подвисла на четыре секунды, а затем выдала:

— Меня зовут Марианна, но ты меня можешь звать любым именем. Какое имя тебе нравится?

— Пусть будет Марианна, — что-то этот диалог напоминает мне, но вот что?

Следующую часть фразы девушка произнесла уверенней:

— Может быть, ты хочешь прогуляться по городу? Я тебе дам карту, держи! — она протянула прямоугольник.

Я только собрался его взять, как прямоугольник моментально исчез. Как всё это странно! Интересно, но странно.

— Пока, Макс, ещё увидимся! — девушка отвернулась, продолжая подпирать бок. Со стороны выглядело по-идиотски, если честно и некрасиво. Разговор вообще-то не был закончен!

Я сделал шаг вперёд, чтобы привлечь внимание:

— Скажи, как называется этот город? Где я?

— О, Макс, привет! Как дела? Вышел прогуляться? — пауза в две секунды и новая тирада. — Извини, сегодня у меня для тебя больше ничего нет.

«Это дурной сон, просто сон, — утешил себя я. Сон во сне, ведь бывают же такие. Почему я Макс? Ведь на самом деле я — …»

И вместо имени приходит пустота. Пока я думал, тело снова занесло, и я оказался лицом к лицу с парнем, чья внешность напомнила манекена с равнодушным взглядом и однотонным цветом лица.

— Макс, здравствуй! Могу дать тебе дельный совет. Запомни: «Сделал дело — гуляй смело! Посудка чистоту любит! Чистота всем нравится, да не у всех получается!»

«Да они тут все ку-ку!» — невольно подумалось, а тем временем тело снова развернулось и пошло вперёд. Людей на улице было мало. То ли я попал в разгар рабочего дня, то ли оказался в ну очень маленьком городе. Кстати, название бы уточнить… Если это не сон, то самая лучшая мысль, какая здесь заслуживает высшего балла, — убраться отсюда поскорее, интуиция об этом вопила.

Тем не менее, здания казались подозрительно знакомыми, дежавю продолжало длиться, хотя обычно его длина составляет несколько секунд. Может, я просто потерял память? Вон парень сидит на байке и разговаривает с другом. С виду они были адекватнее той парочки у подъезда.

— Здорово, Макс! Ты уже знаешь, что у Энн сегодня пати? Приходи, мы будем тебя ждать, — байкер развернулся на сидении, выдал реплику и отвернулся.

Ноги опять понесли вперёд. Если бы я в тот момент мог заплакать — сделал бы это, и плевать, что мужики не плачут. «Значит, Макс, пусть так. Пока я не вспомню всё», — с обречённостью подумал я, теперь-уже-Макс. Может, там, в эфире безвременья, и нет домов, людей, зато нет и безумия.

«Или это моё личное чистилище, — я вдруг сделал логичный вывод. — В таком случае представим, будто я в скафандре, пусть оно тащит меня, куда хочет, а я пока огляжусь».

Ноги принесли в … аптеку. На полу аптеки нарисован красный круг и крест внутри него. Тело становится на круг… И вдруг я понял всё!

Желание плакать сменилось жгучим желанием подарить хук слева шутнику, который погрузил меня в гипноз и просимулировал воспоминания о любимой компьютерной игре юности.

Ноги проводили экскурсию по одной им известной траектории. Петляли, останавливались возле городской библиотеки, подходили к местному бару и тут же выводили, не давая рассмотреть все подробности. Наконец привели к вокзалу, на котором стоял одинокий вагон на кирпичах вместо колёс, и показали телу замечательную монолитную стену.

Мне удалось взять себя в руки и уговорить найти плюсы в этом положении. Так меня учил Старик… Стоп, кто это? Разберёмся. Как он учил? Поражение начинается с мыслей. Позволил себе раскиснуть — ты труп. Ты проиграл. Дум спиро сперо — я мыслю, следовательно существую. А мыслю я, чёрт побери шутника, вполне себе здраво. И если я в гипнотической симуляции, значит, не умер, а это главное. Надо просто найти выход. Понять алгоритм погружения, найти ключ.

Если бы это сделал я, как бы выглядело всё? Окей, должен быть квест. Допустим, Некто решил аналогично. Стало быть, в остатке, пока я не выполню квест, из гипноза я не выйду… Что ж, уже что-то… По крайней мере у меня будет куча времени, чтобы придумать наказание для шутника, вогнавшего меня в этот ***** анабиоз…

Приняв хоть какое-то логичное решение, я успокоился. И смог даже признать: хорош, чертяка — придумать такое. А когда у меня появится такая возможность побывать в состоянии гипноза? Последний раз это было в ранней юности, когда мы с братом едва начали исследовать свои возможности. Стоп! А это я сейчас откуда взял?

— Ты спишь? — шепчет голос брата. Он лежит на кровати у противоположной стены.

— Не-ет, — отвечаю я: — Не могу уснуть! Покажи мне картинки!

— А ты опять уснёшь!

— Давай тогда я тебе нарисую, а потом ты мне!.. Вот представь, летишь ты на вертолёте. Кругом горы, серые такие и колючие… Ты видишь?

— Вижу! — довольно откликается брат.

— … Ты — пилот, держишь руль… И вдруг…

Я не успел додумать. Воронка вернула в бесконечный эфир, где по-прежнему не было места эмоциям и желаниям, кроме одного — думать о прошлом. Здесь оно почему-то виделось отчётливо, словно воронка стирала грань между забвением и памятью…

Степан

Наконец в серии терактов, направленных на общество нетрадиционной сексуальной ориентации, был отмечен прорыв. Так говорили из каждого утюга, транслирующего новости. А на деле получилось, что сглазили. Да, свидетель-везунчик составил фоторобот, как полагается. Да, фото показали на всех каналах с просьбой помочь опознать.

Примерно две трети позвонивших и заложивших своего соседа, родственника или коллегу перед тем, как сделать это, не сообразили, что человек на фото уже мёртв. Поэтому непрерывно воскресающий по всей стране террорист доставил немало хлопот полиции.

Наконец, на четвёртый день список действительно пропавших знакомых сузился до шести человек, из них трое нашлись в приютах как потерявшие память, двое — в больнице.

Перед тем, как навестить семью Исаева Юрия Яковлевича второй раз, Волошин попросил Степана составить компанию. Объяснять, что нужно будет сделать в случае необходимости, не стал — и так было понятно. В квартире уже побывал кинолог с собачкой, нашедшей подозрительную пустую коробку в кладовке. Ничего другого обыск не дал.

Коробку увезли на экспертизу, а дочь пребывала в истерике, рыдая безостановочно и твердя о невиновности отца. Её, может, и забрали бы на Житную 16, но по квартире ползал трёхлетний инвалид, и оставить его со старшей, четырнадцатилетней, сестрой не решились.

— В доме шаром покати, убогость. Видно, что концы с концами сводили. И чего деду вдруг вздумалось устраивать себе пышные похороны? — по дороге рассказывал Волошин.

— Так он, може, это… Как в анекдоте: «Сам сдохну и вас, *****, с собой прихвачу!» — пошутил Гусев, сидящий на заднем сидении.

Волошин цыкнул недовольно:

— Ну, да, и сходил на разведку в гей-клуб, чтобы узнать все безопасные входы. Кто допрашивал вторую смену?

— Я. Так не факт же, что Исаев (а фамилия-то в тему!) мог только в их смену появиться.

— А лицевые счета проверяли? — спросил Степан.

— Наблюдаем. Пока на карточке деда одна пенсия, не дожил: вчера перечислили. Счёт дочери — по нулям.

Ожидание тягостной картины не обмануло. Однокомнатная квартира, казалось, была пропитана запахом лекарства и детской мочи. Больше всего жаль было девочку. Пока мать убивала себя жалостью к себе и своей семье, на лице подростка застыло отрешённое выражение лица, какое бывает у самоубийц. «А вот и вторая, ещё немного и за дедом пойдёт…» — невольно подумал Степан, поймав «волну». Усадил сначала мать на скрипучий советский диван с ободранной тканью на боковинах, предварительно попросил увести детей. Женщина, находясь под гипнозом, никакой существенной зацепки не подкинула:

— … Отец сам не свой был последний месяц. Жаловался на желудок, а потом ничего, успокоился. Улыбался, довольный был… Обещал Санечке игрушку с пенсии купить, а Кате на чаепитие дать, чтоб с одноклассниками окончание года отметили… Ничего не замечали мы, всё было хорошо…

«Если это хорошо, то как же должно быть плохо?» — подумал Степан и, на всякий случай, настроил женщину на позитив. Примерно так же «почистил мозги» внучке, заблокировав её суицидальные мысли. А перед выходом, несмотря на то, что Волошин обрадовал жену Исаева новостью о перечисленной пенсии, всё равно, для очистки своей совести оставил купюру в пять тысяч. Дал бы больше, если бы было. Ничего, Света поймёт. Ещё и сама примчится помогать.

Видимо, всякие мысли материальны, потому что на следующий день к Исаевым явилась какая-то блогерша, сфотографировала нищету и показала в Интернете, объявив благотворительный сбор. На удивление, готовых простить пенсионера-террориста оказалось немало, и счёт к концу недели приблизился к шестизначной цифре.

Лозунг «Наши деды не за ЛГБТ воевали!» хоть и смердел шовинизмом, но сработал. На звон монет тут же прилетели журналисты с ТВ-канала, предложили посодействовать операции инвалиду, старшую девчонку приодели, в квартире другая программа собралась делать бесплатный ремонт. «В общем, Исаев Юрий Яковлевич погиб не зря!» — подытожил Гусев, предложив отметить намечающийся висяк.

Неумные австралопитеки из команды Волошина долго цинично фантазировали бы на тему, куда ещё можно направить энергию террористов типа Зорро Умникус, если бы капитан не рявкнул на них, напомнив, что в трёх терактах погибло немало людей из «нецелевой» террористической категории. В этот момент все присутствующие в кабинете невольно посмотрели на Степана, спокойно делавшего пометки в блокноте, хотя желваки играли на лице.

— Навестим блогершу? — предложил Волошину в этот же день во время обеда. — Слишком всё гладко получилось. И вроде как заказа не было, и покойник помог семье. Не удивлюсь, если в его медицинской карточке окажется какой-нибудь неизлечимый диагноз.

Волошин выронил вилку от неожиданности и поднял изумлённые глаза на визави:

— Дмитрич, ты это… Ванга… Мне только сегодня утром передали сверку по его карте. Месяц назад, как есть, прошёл обследование. Жаловался на боли в желудке. Думал, язва, оказалось — рак. Быстрорастущий. Ему в лучшем случае три месяца оставалось. Ну, ты даёшь!

Степан устало усмехнулся. Выходит, точивший его интуитивный червь был прав.

Но и с блогершей случился пролёт. Дама лет тридцати самоуверенно утверждала, что идея навестить Исаевых ей пришла в голову сразу, как только она узнала об участии «ворошиловского стрелка». Капитан предложил блогерше пройти «детектор лжи», она согласилась сразу, заинтересовавшись методикой. «Уже мысленно строчит статью!» — говорил красноречивый взгляд Волошина, и Степан ободряюще кивнул ему, мол, разберёмся.

По делу ничего нового не узнали. Матвеев невольно вспомнил слова Старика: «Хочешь, чтобы другие поверили в твою ложь — поверь сначала в неё сам!» Блогерша верила в святость своих намерений. А вот стоило попытаться проследить следы последних внушений, оказанных на неё, как застонала, жалуясь на начинающуюся мигрень и желание стошнить. Степан тут же прервал сеанс, постаравшись зафиксировать мысль, будто это «интервью» девушке приснилось. Сработает ли на фоне подскочившего давления, уверен не был, однако заметное облегчение после окончания сеанса настораживало.

— Или у меня паранойя, или в её мозгах до меня кто-то хорошо покопался, — извинился за неудачу перед коллегой Степан.

— Что ж, будем пока думать о хорошем, — Волошин, наоборот, не расстроился. Привыкший проверять все версии и видевший возможности майора, он, тем не менее, не считал штатного психолога-аналитика (так Степан официально числился в штате) всемогущим и всегда правильно мыслящим. Матвеев был человеком, а люди, как известно, склонны к ошибкам.

Если бы сам Волошин умел заглядывать в будущее, то в тот день озадачился бы вместе со Степаном, который не торопился списывать со счетов свои подозрения.

У капитана Волошина не было опыта, и он не был свидетелем всех тех мелких эпизодов, которые заставили Степана уверовать в невероятные возможности того, что пока называлось «комплексом псевдонаучных дисциплин», — парапсихологией.

До встречи с генералом Федосовым, уговорившим поучаствовать в одном высокооплачиваемом проекте, Степан называл, как и большинство людей, своё умение предугадывать — интуицией.

«В каком-то смысле ты прав, — согласился с ним Ермолай Ильич: — интуиция на пустом месте не появится. У младенцев её нет. Рядом с нами тысячи сигналов о том, что может произойти через секунду. Но мы будем учиться заглядывать дальше — через миллион секунд, через миллиарды… А всё потому, что у тебя, как у всех ребят из команды, есть талант — дар превращать непослушную и ветреную мадам Интуицию в сильное оружие против неопределённости…» Красиво говорить Федосов умел.

А потом спросил, играет ли Степан в покер. Получив утвердительный ответ, достал из ящика стола колоду карт и положил её рубашкой вверх перед недоверчивым сорокалетним мужиком. Вытащил из середины одну, не выбирая, и пододвинул, прижал пальцем, чтобы Степан не перевернул её машинально:

— Сосредоточься и скажи, какого цвета масть?

Степану сразу пришёл на ум красный.

— Так. А теперь скажи, там персона или мелочь? Всё, что первое приходит на ум, говори, не рассуждай и не пытайся найти рациональное. О чём подумал?

Только подчиняясь военной субординации, Степан выполнял указания. Будь Федосов чином помладше, — распрощался бы и никогда больше не возвращался.

— Человек, мужчина. Там король или валет?

— Но-но-но! Не загоняй себя в рамки! — осадил генерал. — Эх, уже и картинку себе представил, а?

Степан неопределённо пожал плечами.

— Давай сначала. Представь, что это необычные карты, — левой рукой Федосов снял другую, верхнюю карту с колоды и перевернул лицом.

На ней не было привычной картинки с красными «бубнами» или чёрными «трефами» — целая иллюстрация с сюжетом. Карты таро, так, кажется, они назывались. На жёлтой тарелке с символами сидело подобие сфинкса. Тарелку нёс на спине красный дракон, а по углам в облаках сидели золотые существа, среди них был, кажется, один ангел, одна корова… И вдруг на Степана накатило дежавю, он даже моргнул несколько раз. Генерал отреагировал:

— Что увидел?

— Дежавю… — неохотно признался.

Старик рассмеялся по-доброму, убрал палец с закрытой карты, запустил карту со сфинксом по полированной поверхности в сторону Степана и откинулся в кресле:

— Дежавю — наше всё. Однажды ты уже сидел передо мной. И вытащил «Колесо судьбы». Так называется эта карта. Таро, да. Ты не смотри, я на картах не гадаю, у меня к ним исключительно научный интерес. Тестировать новичков, которые о таро не подозревают, проще. Забери себе на память своё «Колесо».

Степан вопросительно посмотрел на первую карту, продолжавшую лежать рубашкой вверх.

— Э, нет, погоди! Что там, я сам не знаю. Вот, нарисуй, что видишь, — и пододвинул белый лист с ручкой, поморщился еле заметно. — Да не как художник, а форму изображённых предметов.

Степан черканул человечка с поднятыми руками и внизу по бокам два круга. Подумал и дорисовал повозку. Получилось, как будто человечек ехал на скейте. И только тогда Федосов перевернул карту:

— «Верховный жрец» символизирует наставника… Да, гм, чему удивляться?

Хотя удивляться было чему, например, колесам на скейте. На карте две круглые тонзуры почтительно склонялись перед поднявшим руки изображения Римского Папы в красном одеянии. Да и красного цвета на карте действительно было много. Степан хотел было спросить, какое отношение имеет к этим картам покер, но сообразил: генерал хотел его дезориентировать.

Открытие возможностей своего разума одновременно и удивило, и огорчило Степана. Он привык к рациональной составляющей своей жизни: на службе, если заниматься гаданием на кофейной гуще, авторитета не заработаешь. Но по совпадению, как раз подумывал выйти в отставку, чтобы открыть собственный бизнес.

Старший сын грезил об одном вузе, оплата в котором напоминала цену полёта в космос. Да и семилетнему сыну хорошая спортивная секция не помешала бы. Поэтому Степан, скрепя сердце, согласился со своим испытательным сроком на полгода. «Не понравится — уйду!» — предупредил генерала. А тут вон как получилось… Полгода прошло и всё само развалилось… Не помогла интуиция фсбэшным экстрасенсам.

Потом, после того, как команда, наконец, была собрана, Федосов показал и другие технологии для развития интуиции, но для многих пацанов карты остались любимой игрой. Запомнилось первая совместная планёрка. Обсудили концепт проекта, а потом, когда прозвучал риторический вопрос: «Вопросы есть?» — Юхан прошёлся предвкушающим озорным взглядом по собравшимся и спросил, невольно потирая ладони:

— Ну шо, таки по картёшке?

И Старик развеселился: чем бы дети не тешились, лишь бы не пошли на улицу без надзора экспериментировать.

На середину конференц-стола выскользнула пачка знакомых всем карт обычного игрального размера, но с начинкой от таро; а также шлёпнулась пачка новых чёрных конвертов.

Юхан с Данилой, кстати, единственные, кто здесь не имел военного чина, сбежали в угол кабинета, где расфасовали по одной карте в чёрный конверт. Затем возложили результат работы на середину стола. Если бы все начали играть в покер, выражения на лицах были бы точно такими же — загадочными и сосредоточенными, подумал Степан. И каждый хотел выпендриться перед остальными.

Почему генерал поощрял такое мальчишество? Мало того, перед сигналом к старту, включил телевизор с новостями, а сам нарочно звонил родственникам, шутил и отдавал ценные указания. Весь акустический бедлам объяснил позже:

— Не всегда вы будете работать в тихой обстановке и тет-а-тет с объектом. Вы должны научиться управлять эмоциями в шуме улиц и в движущемся вагоне метро. Пусть над вами петарды свистят, вы должны уметь сосредотачиваться. Над этим начнём работать уже завтра, а сейчас показывайте….

Кто много смеётся, тот потом много плачет, вспомнилось ненароком. Степан для себя сделал вывод: шутки расслабляют в первую очередь того, кто их выдаёт. Так у Юхана, вытянувшего карту с солнечным арканом, на белом листе были нарисованы звёзды — символы совсем другой картинки. На гогот новых коллег отшутился:

— Я таки разумею, шо наикошернейшая песня «Звезда по имени Солнце» вам не знакома, камрады?

А Егору попался «Повешенный», карта, если верить Старику, нестрашная. О значении в тот день никто не думал, все смотрели на «угадайку», интуитивный рисунок. И рожа у Егора была наидовольнейшая, когда сравнили рисунок, изображающий цифру четыре и большую букву «Т». Рядом с ней стоял человечек, подбоченившийся фертом и с короной на голове. Пусть детали увиденного мысленным взором были разбросаны, но в целом совпадали с формами аркана.

А потом, в отсутствие Старика, на отдыхе, пацаны придумали отдельный вариант игры. Бралась новая колода, случайный свидетель вакханалии тусовал. А дальше…

Если бы генерал видел свой отряд на отдыхе, его ещё тогда хватил бы инсульт. Но Федосов не видел, хотя и чувствовал. Звонил кому-нибудь и интересовался происходящим. Тот, кому звонил, выходил из бара или дома на улицу и отчитывался: «Дома. Смотрю боевик, товарищ генерал! Уже досматриваю! Сейчас спать пойду!» И тому подобное.

На следующий день генерал видел по опухшим рожам, какие боевики смотрела половина группы, и устраивал тренировки на плацу, заставляя работать мозгами во время многокилометровой пробежки.

Играл ли в такие карты Степан? Разумеется. Но он умел останавливаться и не напивался вдрызг, как пацаны помоложе.

— Усложняем? — Егор провокационно, с насмешкой, смотрит на него.

— Давай!

— Ручки! Ручки! — тут же подсаживается рефери — Данила, про профессии банковский служащий. Следит за тем, чтобы никто из противников не подогнул угол новенькой карты, чтобы хотя бы масть угадать.

Задача игроков — назвать правильно цвет, масть и возраст карты. Кто окажется дальше от правильного ответа — пьёт пятьдесят грамм водочки. А значит, теряет хватку и завтра будет пыхтеть под злым взглядом Старика до крови из носа.

Данила тасует колоду и осторожно стягивает верхнюю карту посередине стола. Егор кивает, мол, ты первый. Степан заносит ладонь над полосатой рубашкой:

— Красное!

Теперь Егор, легко в воздухе проводит над картой, как фокусник:

— Согласен. Ромби.

Степан проверяет. Интуиции всё равно. Но ход делать надо:

— Джек

[4]!

— Девятка, — насмешливо предлагает соперник.

То был единственный вечер, когда Степан домой вернулся даже не пьяненьким — в пограничном состоянии протеста тела против разума. Утром сделал правильный вывод и больше не участвовал в вакханалиях.

Егор — другое дело. Он умудрялся даже в усложнённой версии игры, когда наливали угадавшему. Находящийся под алкогольными парами, Егор мог продержаться дольше остальных. Но такие игрища были относительно редкими и, что не нравилось Степану, почти всегда проходили в присутствии Старика, которому был интересен резерв каждого. Не то чтобы майор Матвеев был против экстрима, но ведь можно и другие способы придумать, менее чреватые последствиями.

В тот февральский день, когда команда выехала на шашлыки за город, во время очередной проверки на самую выносливую печень Егор и выдал своё пророчество. Старика в тот день с ними не было, может, он бы более серьёзно отнёсся к случившемуся. А так — все посмеялись и забыли…