Конец вечности

ГЛАВА 28. Нимея

На Нимее Галактиону выделили покои в загородной резиденции императрицы. На самом деле ему уже приготовили покои во всех её резиденциях, включая официальную, в Каранасе, но Аврора не посчитала нужным говорить ему о подобных приготовлениях, решив, что если потребуется и Аэций соберётся нанести визит в другой регион, то слуги сами направят его в нужном направлении.

Благо слуг к нему было приставлено достаточно, чтобы в случае необходимости подавить любую попытку бунта. И задумчиво потягивая бодрящий напиток из форфоровой чашки, поставленной перед ним дворецким, Галактион в который раз за несколько дней отметил его военную выправку и запредельную ловкость движений.

Аврора не хотела его раздражать. Но Аврора ему не доверяла.

«Пусть так», — думал он прикрывая глаза и вслушиваясь в тишину дворцовых залов. Было приятно ощущать, что ни слух, ни чутьё не изменили ему за тысячу лет заключения. Там, на Редее, Аэцию часто казалось, что он оглох и ослеп — кругом не происходило ничего, монотонные дни походили один на другой.

Аэций усмехнулся собственным мыслям и снова поднёс чашку к губам. Большую часть того, что он помнил о своей жизни, Галактион провёл в заключении. Изредка обрывками всплывали воспоминания о другой, прошлой жизни, когда не было ещё ни империи, ни Авроры. Когда таких как он было больше — но теперь Аэций даже не мог вспомнить, сколько. Поначалу он надеялся, что со временем воспоминания вернутся и сложатся в мозаику, но этого так и не произошло. Казалось бы, на Редее у него было море времени обдумать всё и понять, что сотворили с его сознанием, но у него так и не получилось разгадать эту загадку.

Часто Аэций думал, что другой на его месте сошёл бы с ума. На что рассчитывала Аврора оставляя его так, в одиночестве и полном сознании? Даже к Айрен она оказалась милостевей, погрузив вторую их своих врагов в анабиоз.

Аэций окончания того противостояния не застал. Когда Аврора вернула себе власть он стал первым, к кому она применила свои представления о правосудии.

Поначалу он ненавидел её — за все те казни, которые последовали за её возвращением. Но толи время стирало ненависть, толи он не умел ненавидеть по настоящему — сейчас застарелая вражда никуда не делась, но уже не требовала немедленного воплощения в жизнь.

Не говоря уже о том, что были и другие аргументы к сотрудничеству. Большим и значимым был конечно тот, что угроза империи означала множество жертв. А Аэций никогда не ненавидел людей и никогда не желал им смерти. Он сделал бы всё, чтобы помочь человечеству выжить, даже не будь у него на то других причин. Но вторая причина делала опасность ещё актуальней и сильней — она заключалось в том, что глядя на кажущийся сумбур космических атак, Аэций чувствовал за ним руку того, кого когда-то хорошо знал. Ощущал свою причастность к тому, что должно произойти. И хотя ещё не понял до конца, на чьей он стороне, просто остаться в стороне не мог.

На третьем месте среди аргументов, которые заставили его взлететь с Редеи была свобода. И да, она была лишь на третьем месте, потому что два других аргумента были важнем. Где-то рядом с ней находился тот факт, что всю прошедшую тысячу лет он мечтал увидеть Аврору ещё раз… Увидеть и… Что дальше, Аэций не знал. Может быть, заключить её в объятья. А может быть — убить. Оба варианта развития событий привлекали его с одинаковой силой.

Но был и пятый аргумент. Он заставлял Аэция едва заметно улыбаться каждый раз, когда Галактион о нём вспоминал.

Пятый аргумент называл себя наследником дома Аркан.

Залпом допив кофе он подошёл к окну и выглянул во двор. Окна его аппартаментов выходили во внутренний сад, а сами аппартаменты были настолько велики, что в них легко можно было разместить двух человек — пришлось только распорядиться, чтобы одну из гостинных переоборудовали под спальню.

Всё остальное у них с Дезмондом сейчас было общее — кабинет, библиотека, которая по требованию Аэция мгновения пополнялась любыми изданиями, ещё две гостинных и бильярдная, которая на вкус Аэция вообще была лишней. Ванная тоже была одна — просторная до неприличия, она располагалась на полуподвальном этаже. Это пока не создавало особых неудобств, благо слуги и дроиды полировали её в мгновение ока стоило воспользоваться ком-то из постояльцев.

Дроидов Аврора не любила. Аэций сильно подозревал, что в его комнаты она допустила их только для того, чтобы следить за гостем там, где этого не могли сделать слуги.

Но Аэцию скрывать было нечего. Всё самое важное находилось у него в голове. Его лишь напрягал тот факт, что дроиды будут записывать и разговоры, которые ему предстоит вести с новым учеником.

А в том, что разговоры будут, сомневаться не приходилось — у Дезмонда был миллион вопросов самого разного толка, в том числе таких, которые самому Аэцию бы и в голову не пришли. Многие из них не имели никакого отношения к грядущей войне. На другие следовало ответить немедленно хотя бы для того, чтобы они смогли успешно сотрудничать и выполнять поручения Авроры. Слово «приказы» Аэций предпочитал не произносить даже мысленно. Это была одна из немногих вещей, терпеть которую у него не хватало никакого самообладания. За всю свою жизнь — и ту, которую помнил, и ту которую забыл, Аэций никогда и ничьих приказов не выполнял. Благо Аврора это, кажется, понимала, и тоже старалась лишний раз не давить.

Какое-то время Галактион стоял и молча глядел на сад. Он оставался настолько неподвижен, что наверняка должен был разозлить такого же молчаливого дворецкого, приставленного за ним следить. Галактион не собирался давать ни ему, ни Авроре лишней пищи для ума. О том, что ещё связывало его с Дезмондом кроме очевидной симпатии старого заговорщика к молодому мятежнику никому не следовало знать.

Сейчас Дезмонд занимался в саду. Он тренировался каждое утро, вместо кофе, разминал мышцы, потом переходил к отработке рукопашных ударов и затем ещё с полчаса проходил набор традиционных дорожек с мечом.

Некоторые из приёмов Галактион узнавал — он сам показывал их Эндимиону когда-то давно. Другие не имели никакого отношения к тому, чем славился Орден Терс Мадо. И хотя в целом Аэцию нравилось то, что он видел, те и другие в исполнении молодого Аркана имели определённые недостатки.

Дезмонд всё делал быстро. И мощно. Так что рядовой противник безусловно не успел бы увернуться и не сумел отразить удар. Но его движениям не доставало плавности и изысканности, которые позволили бы сэкономить силы и выстоять против настоящего противника. Глядя на его порывистые движения, Аэций думал о том, что такая техника врят ли сработает против адептом Эцин, и сослужит плохую службу в затяжном бою.

Недостаток стратегии Дезмонд успешно компенсировал порывистостью и энергетикой. И хотя бойцовские качества нового знакомого были далеко не главным, что интересовало в нём Галактиона, Аэций всерьёз опасался, что эта манера распространяется у Дезмонда не только на стиль ведения боя. Всё, что успел прочитать о нём Галактион, говорило, что в жизни он ровно такой же, как в бою. Потому и успел за двадцать с небольшим лет нажить на свою голову столько проблем, большинство из которых другие обходят стороной и к шестидесяти.

Тот факт, что Дезмонд по жизни представляет собой ходячую проблему, Галактиона не смущал. Разве что заставлял умилённо улыбнуться. А вот то, что подобное отношение к жизни может сгубить Аркана раньше времени ему абсолютно не нравилось.

Дезмонд на мгновение поднял голову и перехватил его взгляд — но не остановился. Движения мятежника стали лишь более резкими и стремительными. Он смотрел Аэцию в глаза, как будто бросал вызов и спустя пару секунд Галактион усмехнулся. Это был отличный шанс.

На ходу сбрасывая тяжёлый бархатный камзол из тех, что поспешно сшили для него во в дворце он вышел из комнаты. Декоративных стоек с оружием хватало во всех гостинных и Галактион подхватил с одной первый попавшийся клинок — выбор, впрочем, был не случаем, слишком тяжёлого и слишком лёгкого оружия он не любил.

К тому моменту, когда он оказался во дворе, рукоять уже удобно лежала у него в руке, а Дезмонд, заслышав шёрох гравия, развернулся ему навстречу и сделал красивый выпад.

— Я не держал в руках клинка девятьсот семьдесят лет, — сказал Галактион не переставая улыбаться. — Так что если опозорюсь — не обессудь.

— Ничего, я постараюсь не слишком налегать, — ответил Дезмонд, и в следующе мгновение два клинка рванулись вперёд, высекая искры.

Стремительно разлетелись и без единого слова взлетели опять. Дезмонд заблокировал удар, развернулся, набирая инерцию, и ударил снизу. Наверное, такой удар не мог убить — но только потому, что Дезмонд ударил плашмя. Силы, вложенной в него хватило бы, чтобы любого противника сбить с ног.

Галактион подпрыгнул, пропуская клинок под собой и без замаха ударил обманным движением слева. Клинок Дезмонда уже был на месте, чтобы отразить удар.

Оба не произнесли ни слова. Галактион отлично ощущал, что не соврал — отстутствие тренировки давало о себе знать. Собственные руки казались грузными и неловкими, в то время как в каждом движении Дезмонда была гибкая, тягучая сила.

Бой обещал оказаться серьёзнее, чем Аэцию показалось вначале, и он не собирался сбивать дыхание и ослаблять свою позицию лишней болтовнёй. Но он также чувствовал, что недостатки, которые он увидел в технике Дезмонда со стороны, определены верно. Для Дезмонда каждый удар был самоценен. Он наслаждался им, вклыдвая всю мощь, изливая эмоции, которые бурлили в нём ревущим вулканом.

Аэций не так уж много дрался, но когда делал это, никогда не давал воли гневу. Он чувствовал потоки Вселенной, текущие сквозь материю и пространство, ловил порывы невидимого ветра и вписывал свои движения в его течение. К своему удивлению Аэций вспомнил, что когда-то давно, когда всё только начиналось, боль был для него скорее танцем, бесконечностью стремления к смертносной красоте. Это понимание озарило его так внезапно, что он едва не пропустил удар. На мгновение потерял равновесие. Увидел странное волнение в глазах Дезмонда — Аэцию показалось, что ещё секунда, и тот, отбросив клинок, бросится ему на помощь.

Аэций лишь коротко качнул головой, давая понять, что всё хорошо, поединок продолжается — и так же уступив в ответ секунду на подготовку, нанёс очередной удар.

Навыки постепенно возвращались. А, Дезмонд, напротив, уставал. Его движения становились всё более медленными и грубыми и наконец быстрым ловким ударом Галактион выбил из его рук клинок и ударом ноги в голень сбил на землю.

Дезмонд выплюнул забористое ругательство и едва успев подставить локти упал лопатками на песок.

Он тяжело дышал. Впрочем, и Аэцию было нелегко.

— Что я сделал не так? — поинтересовался Волк, лёжа на земле и разглядывая нависшую над ним фигуру противника.

— Это очень интересный вопрос, — с улыбкой признал Аэций и протянул ему руку. — Правда, я не уверен, что сумею ответить на него за один день.

Дезмонд не доверял людям.

Хотя вернее было бы сказать — он доверял не всем и не сразу. Если кому-то удавалось пробиться во внутренний круг его доверенных лиц, Дезмонд раз и навсегда записывал его в друзья и никогда уже не сомневался в его намереньях. Для друзей он был готов на всё без оговорок, причём не задавая вопросов. И тот факт, что недавно один из ближайших соратников, его брат по сопротивлению, предал его и поставил под удар всех, кто работал вместе с ними, ничего для Дезмонда не поменял.

Ренгар был записан в число предателей легко и быстро. Хотя мысли о случившемся и причиняли Дезмонду немалую боль.

Большая проблема заключалась в том, что человек, назвавшийся Аэцием Галактионом, пока никак не доказал, что относится к числу друзей.

Дезмонд думал об этом и ночью, и днём. Внезапный спаситель вызывал у него симпатию и даже необъяснимое желание довериться — но в то же время и опаску. Всё происходящее было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

С детства Аэций Галактион был для Дезмонда героем легенд. Глядя на этого спокойного и совсем незнакомого мужчину Дезмонд то и дело сопоставлял его с образом, который нарисовал у себя в голове.

Сопоставлял и к своему ужасу думал, что это действительно он.

Когда шок от первой встречи прошёл, Дезмонд увидел как наяву как этот Аэций произносит вслух слова написанные в его собственном дневнике. Но поверить до конца всё ещё не мог.

Бросая свой маленький вызов он сам не знал, чего хочет больше — развенчать собственные надежды или поверить в них до конца. С тех пор как он в последний раз видел деда — а Дезмонду сейчас казалось, что это было ужасно давно, две полных жизни назад — рядом с ним не было бы человека, который бы мог дать ему совет. Который мыслил бы так же как он и хотел того же, чего и он. Дезмонду всё время приходилось выступать лидером в тех безумных проектах, которые он сам же и предлагал и в которые сам никогда не верил до конца.

Мысль о том чтобы наконец… положиться на кого-то… казалась слишком сладкой, чтобы воплотиться в жизнь.

И бой ничего для него не прояснил. Человек, назвавшийся Галактионом, был хорошим фехтовальщиком. Настолько искусным, что сумел преподать ему урок. Но это никак не доказывало, что он — Галактион. Зато Дезмонд понял и осознал кое-что ещё. В тот момент, когда Аэций едва не пропустил удар, Дезмонду стало страшно. Страшно за свои мечты, которые так легко погли рассыпаться в прах. И за то, что он причинит этому человеку боль.

Потом он и хотел бы, но не мог посмеяться над собой. Галактион уже тогда стал для него чем-то большим, чем просто случайный попутчик в борьбе за империю. И как бы не искал поводов опровергнуть заявление Аэция, на самом деле Дезмонд боялся, что оно окажется ложью.

В первые дни после возвращения на Нимею Галактион почти с ним не говорил. Они встречались за ужинами, но в остальном Дезмонд был предоставлен самому себе. Ему дали доступ к сети и к телевиденью, но в новостях не было ничего, что Дезмонд хотел бы узнать. Стояло странное затишье и главной темой оставался фестиваль цветов на Селесте. Это было тем более странно, что Галактион рассказал ему о грядущей войне, так что Дезмонд всё искал повода с ним поговорить и обо всём разузнать. Однако такая возможность представилась только на третий день, когда Дезмонд уже оправился от ран и перешёл к тренировкам. После поединка Галактион снова надолго оставил его, так и не ответив толком на вопрос, но через полчаса прислал слугу с приглашением подойти на посадочную площадку.

Когда Дезмонд добрался до места, увидел что Галактион уже сидит в салоне флаера. Модель была не из тех, которые предпочитал Дезмонд — водительское место было полностью автоматизированным, а разместиться можно было только на пассажирских, где два диванчика стояли лицом к лицу.

Впрочем, было не до споров, и Дезмонд догадавшись, что от него требуется, прошёл внутрь.

Аэций тут же отдал команду и флаер пошёл на взлёт.

— Был когда-нибудь на Нимее? — задал он почти риторический вопрос. Галактион не сомневался, что отпрыск дома Аркан должен хорошо знать столицу. Но Дезмонд покачал головой.

— Я учился здесь, недалеко. Но в городе почти не бывал.

Галактион посмотрел на него удивлённо.

— Ты много потерял, — искренне сказал он.

Дезмонд пожал плечами.

— Зато успел посетить куда более необычные места, — хмыкнул он.

— Застенки эцин, надо полагать, входят в их число.

— Эксклюзивный туристический маршрут, — подтвердил Дезмонд. — А тебе не зашло?

Аэций подавился дыханием. Прокашлялся. Выглянув в окно отметил, что они поднялись уже достаточно высоко, чтобы разговор нельзя было отследить с земли и достав из кармана самодельную глушилку разместил на выдвижном барном столике. Активировал.

Во взгляде Дезмонда появилось любопытство.

— Я знаю, что у тебя много вопросов, — без лишних прелюдий, но и без спешки произнёс он. — На многие из них я не могу ответить в доме, не обессудь.

В глазах Дезмонда на этих словах сверкнул напряжённый огонь.

— Ты служишь Владычице, но при этом намереваешься хранить от неё тайны?

— Ты уверен, что это главный вопрос, который ты хотел бы задать?

— Это вопрос, без ответа на который я не смогу тебе доверять.

Аэций едва заметно вздохнул и кивнул.

— Хорошо… Хотя я думаю, что ситуация, которая сложилась между мной и Владычицей, слишком сложна, чтобы объяснять её походя. Я не в коем случае не пытаюсь уйти от ответа, — добавил он, заметив, как помрачнело лицо собеседника. — Но не все обстоятельства опишешь в двух словах. Что я могу сказать точно, так это то, что не хочу гибели человечества. Даже гибели империи я не хочу. И в этом мы с ней союзники, потому что те, кто выйдут против нас, не задумываясь уничтожат нас всех.

— Кто они?

— Ещё один непростой вопрос.

Аэций помолчал. Взгляд его был устремлён вдаль, мимо Дезмонда, за стекло.

— Я знаю… помню… о них далеко не всё. Тот, кто ведёт их пришёл в этот мир много веков назад. Он был больно ранен хозяевами этого мира и с тех пор мечтает отомстить. А те, кто следуют за ним… вы называете их демонами.

Дезмонд издал не очень вежливый смешок, но Галактион перевёл на него взгляд и Дезмонд мгновенно умолк.

— Я не то чтобы ярый адепт науки, — протянул Аркан, — но сказки про демонов… сыграли слишком большую роль в моей судьбе… чтобы я поверил в них вот просто так.

Взгляд Аэция, к его недоумению, всё ещё оставался серьёзен.

— Демоны или не демоны, — всё так же спокойно произнёс он, — всё это лишь обороты языка. То, что в одних мирах называют наукой, в других именуют колдовством. В чём разница?

— В том, что науку можно объяснить, — возразил Дезмонд.

— Как и магию — иногда. И не всегда.

Дезмонд промолчал. Физика не была его любимым предметом никогда, но даже он знал, что на передовых рубежах науки остаётся то, что учёным по-прежнему не удаётся обосновать.

— Под мирами, — вдруг предположил он, — ты же имел в виду планеты, да? Нигде в империи нет планет, где верили бы в колдовство.

Аэций грустно улыбнулся и покачал головой.

— Под мирами я имею в виду даже не планы бытия. Я имею в виду Вселенные, в каждой из которых собственное человечество и собственная жизнь. Впрочем, в некоторых людей и вовсе нет.

Дезмонд молчал, недоверчиво глядя на него. Впрочем, сказанное не так уж сильно отличалось от его представлений о мире — да и не противоречило современной науке. Его, однако, интересовали более конкретные вопросы.

— Чего они хотят от нас?

— Увы, но скорее всего — ничего. Люди для них — лишь досадная помеха на пути к тем, кому они мечтают отомстить.

Дезмонд молчал.

— И мы обречены? — после долгой паузы спросил он.

— Не знаю, — Аэций пожал плечами. Его осанка оставалась такой же расслабленной как до того, как прозвучал этот вопрос. — Многое будет зависеть от вас.

У Дезмонда холодком по позвоночнику пробежалось это «вас», но он ничего не сказал.

— На самом деле меня не было здесь очень, очень давно, — Галактион устало посмотрел в окно. — Я слишком мало знаю о том, что здесь происходит и о том, что произойдёт. Но… я надеюсь разобраться раньше, чем цивилизация будет обречена.

Дезмонд удивлённо глядел на него.

— И ты говоришь мне об этом вот так… легко?

Аэций перевёл взгляд на собеседника и коротко усмехнулся.

— А что скрывать?

Дезмонд не нашёлся с ответом.

— Если мы умрём — то умрём. Безсполезно себе врать. К тому же… — он на мгновение замолк. — Я не собираюсь рассказывать об этом абсолютно всем. Пусть Аврора решает сама, что говорить, а что нет.

— Чем же я отличаюсь от других? — не сдержал яда Дезмонд.

— Я просто немного знаю… тебя, — проговорил Аэций медленно, задумчиво глядя на него. — Это не значит, что я отношусь к тебе иначе, чем к другим. Но я знаю, что тебе это не навредит.

Дезмонд какое-то время молчал.

— Это не честно, — наконец произнёс он. — Поэтому по телевизору ничего, кроме фестиваля цветов, да?

— Скорее всего, так.

В салоне повисла тишина. Дезмонд пытался переварить услышанное и разобраться, верит он или нет.

Глушилка издала предупреждающий писк и оба опустили на неё взгляд.

— Её хватит ещё минуты на три, — поделился Аэций. — Прошлые семь ты потратил бестолку, Дезмонд. Всё это — я мог рассказать тебе и внизу. Если хочешь спросить о чём-то более важном — время ещё есть.

Глядя на Дезмонда он отлично видел какой сумбур творится у него в голове сейчас. Аэций опустил взгляд на часы, чувствуя, что собеседник так и не решится ни на что сейчас и что придётся проворачивать фокус с глушилкой, флаером и подложной записью ещё раз.

— Луана, — выпалил Дезмонд вдруг, так что Аэций вдзрогнул от неожиданности и растерянно уставился на него. — Могу я… увидеть её ещё раз? — он подумал и прежде чем получить ответ исправился: — могу я хотя бы узнать, где она сейчас? Что… с ней?

Краем глаза Аэций заметив, как сжались на дверном замке побелевшие пальцы Волка и почти инстинктивно накрыл их своей рукой.

— Ты не пленник, — тихо сказал он. — Можешь видеться, с кем захочешь. Если тебе что-то нужно узнать — скажи слугам или мне.

Дезмонд стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки. Секундная стрелка стремительно отщитывала мгновения эфирной тишины.

— Владычица… Вы думаете, она разрешит? После всего… что произошло?

Аэция неприятно царапнуло это внезапное и испуганное «вы».

— Любые угрозы со стороны империи можешь не принимать в рассчёт, — всё так же спокойно ответил он. — Я позабочусь обо всём.

Он с досадой отметил, что глушилке осталось жить десять секунд.

— Нас связывает гораздо больше, чем ты думаешь, — уже торопливо произнёс он. — И я сделаю всё, чтобы тебя защитить. Даже если империя перестанет существовать.