Конец вечности

ГЛАВА 30. Страх

Ренгар открыл глаза и долго смотрел в потолок над собой. Он плохо помнил, как оказался здесь, и с трудом понял, где находится это самое «здесь» — комната над одним из баров, где они с Дезмондом и Меридиком частенько собирались, чтобы выпить.

Воспоминания возвращались медленно и были смутными, как будто всё случившееся происходило не с ним.

Ренгар помнил людей в белых туниках. В пальцах одного из них переливался светящийся шар. А ещё боль, пронзающую насквозь, впивающуюся в зрачки и вытекающую из-под ногтей.

— Нет… — прошептал он, когда память услужливо подкинула ему последнее из воспоминаний: боль тогда стала нестерпимой. Казалось, череп вскрыли и теперь копошатся в мозгах шершавыми пальцами. И он говорит, говорит всё, что знает о повстанцах, отвечает на все вопросы, которые они задают, и на все, которые может придумать сам — потому что, пока он говорит, боль становится чуть тише, а тот, в белом, милосерднее. Он обещает быструю смерть.

Ренгар взвыл. Никогда нельзя было верить Ордену. Никогда ещё они не выполняли обещания так, как должны были. И даже смерть, которая должна была стать мгновенным избавлением от мук — физических и душевных — так и не пришла.

Ренгар снова взвыл и ударил кулаком по подушке, с каждой секундой всё отчётливей понимая, какими станут последствия его слов. Если кто-то из тех, кого он предал, ещё жив, то они найдут его и уничтожат. Потому что среди Хозяев Окраин никогда не любили предателей и лжецов.

— Нет… — прошептал он в третий раз и согнулся крючком, пытаясь стиснуть руками запевшее пронзительной болью сердце. И вопреки всякой логике услышал голос откуда-то из темноты:

— О, да.

Ренгар дёрнулся, садясь на кровати, и окинул комнату быстрым взглядом.

— Какого… Кто здесь?

Тень колыхнулась, и в тусклом свете дешевых ламп Ренгар увидел мужчину в чёрном плаще. Казалось, всё его тело — даже белоснежная кожа — лучится всполохами тьмы, первозданной и недоступной прикосновениям света.

Ренгар рванулся, пытаясь нащупать оружие, но не обнаружил ни бластера, ни ножа и лишь хрипло рассмеялся, медленно отползая к дальнему подлокотнику дивана.

— Ты будто бы боишься меня, Ренгар Минс.

Ренгар сглотнул.

— Если тебя послали меня убить, то делай своё дело скорее.

— О, нет. Ты не заслужил смерти. Мы так не считаем.

— «Мы»? Кто мы? Орден или Хозяева?

— Ни то, ни другое. Хотя моего властелина и зовут иногда — «Хозяин».

Ренгар фыркнул.

— Значит, ты просто раб?

Глаза незнакомца полыхнули огнём, и одним молниеносным движением, преодолев разделявшее их расстояние, он схватил Ренгара за ворот футболки и легко вздёрнул вверх.

— Тебе лучше бы помолчать, — произнёс он с тихой угрозой.

— Но ты пришёл говорить. Значит, твой Хозяин считает иначе.

Незнакомец тихо рыкнул и резко выпустил ткань, так что Ренгар едва удержал равновесие, падая на диван. Не поворачиваясь, незнакомец сделал два шага назад и упал в кресло. Несмотря на то, что подлокотники его были обшарпаны, а обивка протёрлась, незваный гость держался с таким достоинством, словно это был королевский трон.

— Моё имя Бальтазар.

Ренгар пожал плечами.

— Я бы представился, но, похоже, в этом нет нужды. Так что тебе нужно от меня?

Бальтазар молчал, разглядывая его. Он ждал, пока страх достигнет той критической массы, за которой Ренгар уже не захочет дерзить, но, так и не дождавшись, продолжил:

— Своё положение, полагаю, ты уже понял. В империи тебе места нет.

Ренгар фыркнул.

— Империя велика. Найдётся место и мне.

— Ты сам знаешь, что я прав, так что спорить я не буду.

Ренгар промолчал. Он в самом деле отлично понимал, что незваный гость прав. Если Орден не убил его, значит — у Ордена ещё были на него планы. Быть может, из него хотели сделать наживку для выживших мятежников. А может, его ещё убьют, когда убедятся в его полной бесполезности. или… Ренгар сглотнул. или снова будут пытать.

Ренгар стремительно мотнул головой, отгоняя видение, а Бальтазар усмехнулся, точно видел его насквозь.

— Не стоит изображать патриотизм. Мы оба знаем, что никто не ненавидит империю так, как ты.

— Может быть, — Ренгар попытался говорить спокойно.

— Это точно, Ренгар. Ведь ты не аристократ, и тебе не досталось того, о чём ты так мечтал всегда. Ни денег, ни славы, ни свободы, ни…. Бессмертия. Мы можем дать это всё.

— Кто эти «мы»?

— «Мы» — те, кто так же, как и ты, хотел бы разрушить империю.

— Зачем это вам?

— У нас свои цели, мальчик, — последнее слово Бальтазар выплюнул так, что Ренгар физически ощутил всю глубину его презрения, но ничего не ответил, ожидая продолжения. Бальтазар, впрочем, тоже молчал.

— Что вам нужно от меня? — спросил Ренгар наконец.

— О, ты ценный экземпляр. Мой Властелин хочет сам говорить с тобой.

Ренгар прищурился.

— Предлагаешь мне тоже стать рабом?

Глаза Бальтазара сверкнули. Губы беззвучно шевельнулись, произнося проклятье, но вслух он ничего не сказал. Только встал и развернулся к выходу.

— Когда примешь решение — позови меня. Пусть даже в миг перед смертью — я успею тебя спасти.

На секунду Ренгару показалось, что в комнате потемнело, а затем он понял, что остался один.

***

Дни шли за днями, и с каждым днём Ренгар успокаивался всё больше. Никто не пытался его убить, и по зрелому размышлению Ренгар мог предположить почему — повстанцы, очевидно, не собирались клевать на наживку. Чего же хотел Орден — он даже представить себе не мог.

Сидя в баре и попивая в кредит кислое пиво, Ренгар узнал однажды вечером, что началась война. Она длилась, похоже, дольше, чем Ренгар находился здесь, но в баре мало кого волновали атаки на окраинах.

Ренгар и сам отнёсся к известию с равнодушием, пожалуй, даже с долей злорадства — кем бы ни был неизвестный противник, он должен был завершить то, чего не удалось сделать ему самому.

Пришелец был прав. Ренгар ненавидел империю. С тех самых пор, как родился в доме дешевой шлюхи и понял, что в этот мир он пришёл незваным. С тех самых пор, как понял, что во всей чёртовой махине империи нет места внебрачному сыну женщины, не имевшей даже фамилии. Всю свою жизнь, с тех пор как произнёс своё первое слово и до того дня, когда слова его обрекли на смерть десятки его бывших друзей, Ренгар ненавидел империю всей своей душой.

Только поэтому пошёл он за Дезмондом, который — первый в жизни Ренгара — предложил ему цель. Не просто грабить и не просто разоблачать фарисейство со сцены, а в самом деле что-то изменить. Так думал Ренгар, но эта вера оставалась с ним недолго. Годы шли, и оба они взрослели. И с каждым годом Ренгар видел всё ясней, что у Дезмонда также нет цели, как и у него самого.

Дезмонд кричал громкие слова, вознося их к своему изгнанному кумиру, но за прошедшие годы так и не сделал ничего. Таких слов Ренгар мог бы придумать сотню — и все они звучали бы не хуже, чем сокровенное «Вселенная с нами», начерченное на борту их корабля.

Вера угасала, и всё ясней становилось понимание того, что они ничего не смогут изменить. Но ненависть не становилась слабее. В какой-то момент, расстреливая грузовоз Ордена, Ренгар понял, что ему уже всё равно в кого стрелять — он хотел убивать и мог бы убивать Орден, гвардейцев, даже просто жалких слабых людишек, не способных отстоять своё право на свободу. Ренгар ненавидел их всех. И теперь, сидя в баре и глядя, как на галаэкране зеленые махины кораблей проносятся над обитаемыми некогда планетами, он чувствовал, как поднимается в душе глубокая чёрная волна того, что сам он назвал «свободой».

Он много думал о предложении Бальтазара. Нет, патриотом он не был и даже играть в патриотизм не хотел. Просто там, по другую сторону, в недрах похожего на гигантского моллюска корабля, он тоже не видел для себя свободы. Бальтазар ошибся лишь в одном — не за то Ренгар ненавидел империю, что она не дала ему денег, славы или бессмертия. Империя с самого рождения честно сказала ему, что у него никогда не будет свободы. Всё, что делал он в своей жизни, натыкалось на презрение органов правосудия, всё, что он хотел сказать людям, оказывалось запретным, и всё заканчивалось шахтами, разбитыми в кровь губами, побегами и новыми арестами.

И Ренгар бы отдал эту чёртову империю с потрохами, если бы ему сказали, что там, куда его зовут, он будет свободен.

Он допил пиво залпом и мотнул головой, чтобы развеять накативший дурман, встал из-за стола, а затем двинулся к выходу.

— Когда будут деньги? — услышал он окрик бармена, но только махнул рукой.

— В последний раз запиши на мой счёт.

Ренгар успел подняться по лестнице и коснуться ладонью сенсорной панели, открывающей дверь, когда почувствовал ледяное дуло пистолета у виска.

— Давно не виделись, друг, — услышал он из-за спины голос Дезмонда и дёрнулся, но уже через секунду понял, что сильная рука выворачивает его локоть, а самого его впечатывает в стену щекой. Лицо Дезмонда оказалось совсем близко, но Ренгар не видел его — только чувствовал горячее дыхание у самого уха. — Твой кредит закрыт.

***

Свой визит к Ренгару Дезмонд готовил долго. И хотя то, что этот визит необходим, он понял сразу же, едва услышал имя из уст Галактиона, но воплощать решение в жизнь не спешил.

Мысль о мести отзывалась сладкой песней смерти в груди. В каком-то смысле можно было сказать, что ожидание приятнее самого процесса. Впрочем, он бы не тянул так, если бы не ворох проблем, взваленных ему на плечи Галактионом.

Знакомство с легендой привело Дезмонда в состояние перманентной эйфории. Ему было безразлично, что на окраинах Ойкумены бушует война. Притупилось отчаяние от недавней гибели центральной базы, а уж мысли о том, что он только что едва не лишился головы, напрочь выветрились из этой части тела.

Всё существо Дезмонда пело, когда он показывал Галактиону свои достижения — и хотя улыбка того казалась несколько натянутой, Дезмонд пришёл к выводу, что виной тому удивление.

— Вы станете нашим магистром? — спросил он, заканчивая показывать Галактиону то, что стало теперь их центральной базой.

Галактион почему-то потёр глаза.

— Это так необходимо?

— Да! Мы боремся за ваши помыслы!

Дезмонд и сам не заметил, в какой момент перешёл на вы — видимо, тогда, когда поверил окончательно. Перед ним был Галактион.

— Мне нужно поговорить с людьми. Я вовсе не уверен, что все этого хотят.

— Они захотят, — Дезмонд усмехнулся, но тут же прокашлялся, столкнувшись с отрезвляющим взглядом Галактиона, — конечно, только если захотят. Свобода выбора для нас прежде всего.

— Я рад, — согласился Галактион.

Он в самом деле встречался с командирами эскадрилий, а затем улетел, сославшись на дела в Каранасе — и Дезмонд не спорил. Он всё ещё пребывал в непривычной эйфории от близости легенды. А главным было то, что Галактион оставил ему номер, и почти каждый вечер они обсуждали планы по восстановлению Ордена.

Дезмонд даже не заметил, кто из них предложил эту идею. Она появилась легко, будто бы висела в воздухе всегда. Да так оно, в общем-то, и было — потому что Дезмонд ждал этого шанса всю жизнь.

С Галактионом было легко говорить — потому что он с полуслова понимал все его замыслы. И именно поэтому иногда с ним было трудно — например, когда речь заходила о Ренгаре.

— Ты мог быть на его месте, — говорил Галактион, едва почуяв, что планы Дезмонда по отмщению набирают обороты.

— Нет, не мог, — подобное сравнение оскорбляло Дезмонда до глубины души, — я был там. И я не предал своих. А он предал. И его надо убить, чтобы все понимали, что меня нельзя предавать.

— И что потом? Будешь строить власть на страхе? Думаешь, такой верности хватит надолго?

— При чём здесь это? — вопрошал Дезмонд, однако аргументов, чтобы объяснить свою позицию, пока не хватало — и в конце концов на аргументы Дезмонд плюнул.

Он принял к сведению самый весомый из доводов Галактиона против акта возмездия — этим доводом было то, что если Ренгар ещё жив, то за ним наверняка следят. И потому Дезмонд, выждав несколько недель, для начала отправил в систему, где он обнаружил Ренгара, несколько кораблей слежения, и только затем, удостоверившись, что если слежка и была, то её уже сняли, полетел туда сам.

Галактиону он, естественно, ничего говорить не собирался — спорить Дезмонд устал. Болтовня вообще не была его любимым делом.

Он молча сидел добрую половину вечера в уголке бара, где когда-то они выпивали вместе с Ренгаром и Меридиком, и думал, каким нужно быть идиотом, чтобы устроиться здесь на постой.

А потом, когда Ренгар встал и стал подниматься, последовал за ним.

Теперь ему казалось, что дуло бластера стало продолжением его руки — так явственно он ощущал, как соприкасается холодная сталь с горячей, порозовевшей кожей.

— Кредит закрыт, — прошептал он и вдавил, было, курок, когда из другого конца коридора услышал своё имя:

— Дезмонд!

Дезмонд чертыхнулся сквозь зубы и чуть повернул голову, стараясь рассмотреть говорившего, но не выпустить из зоны внимания и свою жертву.

— Что ты этим решишь?

— Мы это уже обсуждали, — процедил Дезмонд.

— И ты так и не смог мне ответить, — Галактион подошёл вплотную, и уверенность его в том, что Волк не выстрелит, неприятно проскребла Дезмонда по нервам.

— Я тебе сказал. Я не прощаю предателей.

— Скажи, что это даст лично тебе?

Дезмонд молчал. Только скрипнул зубами и снова повернулся к Ренгару, который и не думал вступать в разговор.

— Мне станет легче.

— Нет, не станет. Тебе будет так же хреново, как сейчас, потому что тебе плохо не от того, что ты думаешь о нём, а от того, что ты не можешь вернуть погибших.

— Зато его я могу пристрелить.

Холодная рука Галактиона накрыла его собственную.

— Дезмонд, убери. У нас с тобой много дел помимо мести.

Дезмонд невольно прикрыл глаза. Прикосновение было неожиданно приятным, и это «у нас с тобой» прозвучало так, будто в самом деле он был не один.

— Хорошо, — Дезмонд убрал пистолет и посмотрел на Аэция.

— Отдай мне. Ты должен его простить.

— Хорошо, — Дезмонд с сожалением расстался с бластером. — Только дай я поговорю с ним. Я должен довести это до конца.

Какое-то время они с Галактионом смотрели в глаза друг другу, а потом Аэций кивнул.

— Я буду ждать в машине.

Он исчез, а Дезмонд ослабил хватку, позволяя Ренгару повернуться.

— Слабак, — выдохнул Ренгар.

— Мешок дерьма, — ответил Дезмонд спокойно.

Дезмонд смотрел в чёрные глаза человека, рядом с которым спал и ел последние семь лет.

— Как ты мог? — спросил он. — Тебе было на всех нас плевать?

— Я ненавижу всех вас, — выдохнул Ренгар, и, не давая ему продолжить, Дезмонд рявкнул:

— Уймись!

— Ты пришел трепаться? Мне осточертел твой трёп.

— Я пришёл посмотреть тебе в глаза.

— Посмотрел? Можешь валить.

— Обязательно, — Дезмонд отступил назад, — и ещё одно…

Рука его скользнула, стремительно доставая из-за пояса десантный нож, и лезвие бесшумно вошло в Ренгару под ребро, так что тот успел лишь всхлипнуть и посмотреть на Волка глазами, полными удивления.

— Я тебя прощаю, — прошептал Дезмонд одними губами и, развернувшись, пошёл к лестнице.

Он шёл почти вприпрыжку. Галактион ошибся — на душе было так легко, как не было ни разу за последние семь лет.

Дезмонд нырнул в аэромобиль — Галактион сидел на пассажирском сидении, он, как заметил Дезмонд, не слишком любил водить, так что Дезмонд отключил навигатор, завёл мотор и рванул флаер вертикально вверх, заставляя уйти в свечу. Окна домов и гудящие машины мелькали со всех сторон, и только вырвавшись на простор над крышами небоскрёбов, Дезмонд отключил двигатель и посмотрел на магистра.

— Успокоился? — спросил Галактион абсолютно ровно.

Дезмонд кивнул.

— Я же говорил, если простишь, станет легче.

— И ты был прав.

***

Ренгар сполз по стене. Руки и ноги слабели с каждой секундой, и, хотя Дезмонд давно уже исчез, его фигура, затянутая в чёрное, долго ещё чудилась Ренгару у самой лестницы. В ушах звучал смех, и Ренгар никак не мог понять, чей голос смеётся над ним.

Сначала было лишь непонимание. Ренгар не мог поверить, что умрёт вот так просто. Он ждал этого дня так долго, что уже перестал верить в него.

Затем непонимание сменилось страхом — умирать уже совсем не хотелось, какой бы ни была — медленной или быстрой — эта смерть.

Злость не успела заступить на пост, потому что страх достиг той точки, когда перестали слушаться даже губы, и Ренгар сам не понял, как прошептал:

— Бальтазар…

Услышав собственный голос, он мгновенно разозлился — на себя, на Дезмонда, на весь этот мир, но, разозлившись, лишь повторил громче:

— Бальтазар!

Сердце безумно билось в груди, разгоняя по телу последние капли крови, и снова подступил ужас.

— Бальтазар! — уже прокричал он и тут же услышал совсем рядом:

— Не ори.

Бледное лицо выступило из тьмы, а следом за ним появилась рука. Она накрыла кисть Ренгара, сжимавшую кровоточащую грудь, и от пальцев Бальтазара по всему телу побежали льдинки.

— Сначала твоя часть сделки. Мальчик.