Конец вечности

ГЛАВА 31. Древние

Авроре в ту ночь не спалось. Мысли о том, что её худшие ожидания сбываются, сжимали голову тисками.

Поначалу она находила успокоение в успокаивающих травяных чаях, но чем дальше, тем хуже они помогали. Стоило сомкнуть глаза, как ей чудилось, что небо за окнами Каранаса пылает огнём.

— Я не боюсь, — шептала она открывая глаза и заставляя себя оставаться в постели. Минуты текли бесконечно медленно но в конце концов терпения не хватало. Она встала и подходила к окну, чтобы убедиться в том, что в небе нет никаких неопознанных кораблей, нет никакого пламени, и только вечно неспящая столица Нимеи озаряет небосвод тысячей разноцветных огней.

Её постоянно тянуло туда. Вниз, в подземный храм. Умом Аврора понимала, что этот спуск ничего ей не даст. Убеждала себя, что должна всего лишь проверить, убедиться, что венец на месте — удостовериться также, как и при взгляде в небеса. Внутренней голос подсказывал ей, что если её время закончится, всё будет гораздо проще. Она всё ещё Владычица — с Венцом или без Венца. Но страх говорил, что именно с этого начнётся конец. Если её лишат дарованного предназначение, то всё начнётся с Венца.

Не в состоянии решиться ни на что, она отчаянно нуждалась в ком-то, с кем можно было поговорить обо всём. Не только о тактике ведения войны, но и о тех сомнениях, которые терзали её уже не первый год. Аврора подозревала, что именно для этого на самом деле вернула Аэция назад. Что надежды на то, что он больше её знает о противнике, тут не при чём. Но когда они впервые с момента встречи спустились на Нимею и Аэций спросил её, чего она от него ждёт, Аврора так и не решилась на честный ответ.

Сейчас деваться было некуда. Бессоница замучила её настолько, что она готова была разговаривать со стенами.

Аврора вышла в коридор и уверенно определяя направление в запутанном лабиринте коридоров, двинулась вперёд. Она не стала селить Аэция в соседнем флигеле, как сделала бы это давным давно. Напротив, покои заговорщика были обустроены насколько возможно далеко — именно на случай таких вот ночей, когда Аврора сама не могла до конца отвечать за свои желания.

Это не смогло помешать. Очередной поворот вывел её к двери в библиотеку. Сквозь щель под дверью струился тусклый, едва заметный свет.

Аврора открыла дверь и замерла, вглядываясь в широкоплечий силуэт, застывший над письменным столом. В первое мгновение она подумала, что перед ней Галактион, и почти шагнула вперёд.

Потом мужчина поднял взгляд чёрных глаз. И Аврора невольно отступила в тень. Дверь захлопнулась прежде, чем сидевший за столом Дезмонд успел понять, что произошло.

Аврора замерла, прислонившись к ней спиной и мысленно проклиная себя за глупость. Зачем она пришла сюда? Чего ждала? Хотела довериться человеку, который с самого начала пытался лишить её всего?

Стремительно успокоив дыхание, она приготовилась шагнуть обратно в темноту, когда из мрака выступил другой силуэт.

— Аврора? — тихо спросил Галактион. Лицо его выглядело непривычно… растерянным. Порой Авроре казалось, что удивить его невозможно вообще ничем и никогда, но сейчас Аэций смотрел на неё так, как будто увидел мертвеца.

— Это я, — призналась она. В основном потому, что теперь уже некуда было отступать.

Несколько мгновений Аэций просто смотрел на неё, пытаясь понять, зачем она пришла. Трепетная надежда теплилась в душе, но прежде чем Аэций сумел озвучить вслух пришедшую ему в голову глупую мысль, Аврора произнесла:

— Я пришла поговорить о войне.

— В три часа утра, — понимаю протянул Галактион.

— Самое лучшее время.

— Да, — подтвердил он. — Жаль, что библиотека занята, но ты обустроила мне прекрасный кабинет. Идём туда?

Миновав коридор, тускло освещённый зеленоватыми шарами, зависшими вдоль стен, они подошли к двери в кабинет. Галактион открыл её и галантным жестом пригласил Аврору пройти вперёд. Та едва заметно кивнула и подобрав юбки вошла внутрь. Огляделась. С тех пор, как она видела эту комнату в последний раз прошло почти семь лет. Покои Галактиона на Каранасе она приказала подготовить тогда, когда ей приснился первый огненный сон. Тогда она тщательно проследила за тем, чтобы всё было сделано как надо — включая системы слежения и элементы интерьера, которые могли бы напомнить Аэцию об их общем прошлом. Быт Каранаса и без того не слишком сильно изменился за прошедшую тысяча лет — вся электроника в замке была тщательно спрятана и замаскирована, так что пожелания императрицы не удивили никого.

Потом она изредка приходила сюда, бродила по пустым комнатам и представляла себе как встретится с тем, для кого подготовила этот дом. Но в последний год закрыла для себя эту дверь пообещав, что не заглянет за неё больше никогда.

Обманулась. «Не стоит отказываться от эмоций», — вспомнила она собственные слова. «Надо просто научиться их использовать». И в то же время использовать свои чувства к Аэцию было по-прежнему тяжело.

Аврора выбрала диванчик, входивший в кофейную группу, стоявшую немного особняком и опустившись на него выпрямила спину. Закинула ногу на ногу, стараясь предать себе уверенности.

Обволакивающий неторопливый взгляд Аэция скользнул по её позе и прошёл мимо вместе с владельцем. Аэций подошёл к камину, достал с полки потемневшую от времени бутылку и на полнил два бокала. Аврора отметила, что он не стесняется в средствах — раритетных напитков сюда ставить она не приказывала, но и не запрещала их поставлять.

Подав один бокал гостье, Аэций опустился в кресло напротив него и пригубил свой — но кажется, не сделал ни глотка.

— Что тебя беспокоит? — спросил он, внимательно глядя на императрицу. — Кроме очевидного.

Аврора подавила нервный смешок и попыталась сосредоточиться.

— Аэций, кто ты такой?

Рука Галактиона замерла, не донеся бокал до рта. Кажется, вопрос застал его врасплох.

— Я? — переспросил он.

— Думаю, придётся признать, что я нередко вспоминала те времена, когда была знакома с тобой. И знаешь, что я поняла?

— Что?

— Ты был бессмертен до того, как появился элексир.

Аэций молчал. По выражению его глаз ничего было не прочитать — хоть у Авроры и был роскошный опыт в таких делах.

— Ты пришёл ниоткуда, — продолжила она. — Позже я проверяла регистры аристократических фамилий, и как бы не пытались Аркан скрыть следы вмешательства в аналы, ни в одном из источников не было твоей.

Галактион молчал.

— Откуда ты пришёл? — продолжила она.

— Карита велика, — пожал плечами Аэций и всё-таки пригубил коньяк.

— Но это не ответ на мой вопрос.

Аэций вздохнул и посмотрел куда-то мимо неё.

— Боюсь, я и не могу ответить на него.

— Почему?

Ответом Владычице стала тишина. Она ждала и мысленно перебирала варианты, пытаясь отыскать способ заставить его ответить, но по длительном размышлении пришла к выводу, что никаких способов надавить на Аэция у неё нет. Конечно, под пыткой можно разговорить любого, но если сейчас между ними снова разгорится конфликт, то он уже не согласится ей помогать — а этого допустить было нельзя.

— Я думаю, ты один из них, — забила она пробный шар.

Аэций вздрогнул, но промолчал.

— И я думаю, ты знаешь, кто воюет против нас.

— Отчасти, — на сей раз признался он.

— Я думаю, ты знаешь, как их победить.

Увы, вопреки чаяньям Авроры, Аэций снова молчал.

— По крайней мере, ты можешь рассказать нам больше о них.

Во взгляде Аэция всколыхнулась волна нечитаемых чувств, но Аврора так и не смогла понять, что он думает о её словах.

— Великие! — не выдержала Аврора. — Ты можешь хотя бы сказать, есть у нас шанс или нет?!

— Могу, — вдруг ответил Аэций. — Но тебе не понравится мой ответ.

Мгновенно успокоившись, Аврора пристально смотрела на него.

— Ты знаешь, кто он, — продолжил Галактион. — Они — те, о ком писала Айрен.

— Чушь! — выпалила она. — Айрен была сумасшедшей! Ты знаешь это не хуже меня! Тебя она вообще считала проклятым…

— А с чего ты взяла, что она была в этом не права?

В комнате повисла тягостная тишина.

— Я проклят, Аврора, — продолжил Галактион. — Большую часть своей жизни я провёл во тьме, в заключении и в плену. Что это, как не проклятье.

Во взгляде Авроры появилась усталость.

— Идиотский парадокс времени, — пожаловалась она. — Но как бы там ни было, Айрен могла просто угадать, что я отправлю тебя в тюрьму. Согласись, для неё это было бы очень хорошо.

— А кто сказал, что я говорю о твоей, тюрьме? — коротко спросил Аэций и надолго замолк. Аврора пыталась понять, что он имеет в виду, но никак не могла.

Наконец, после долгого молчания Аэций произнёс:

— Хочешь знать, есть ли у Империи шанс? Но ведь и об этом она написала в своих дневниках. Ты знаешь, что нужно делать, чтобы империя жила.

Аврора стиснула зубы и молча глядела на собеседника, теперь уже хорошо понимая о чём он.

— Ты не справишься, Аврора. Если хочешь, чтобы империя победила — ты должна уйти и отдать своё место той, что идёт следом за тобой.

— Я справлюсь лучше любого, — процедила она. — Если я уйду — империя падёт. Исчезнет вместе со мной.

Аэций печально посмотрел на неё.

— Вот ты и ответила на свой вопрос.

— Аэций!

Галактион вздохнул.

— Должен быть другой путь! — настойчиво продолжила она.

— Ещё один путь есть, — признал Галактион. Помолчал, размышляя, как бы помягче сформулировать то, что собирался сказать: — Я могу поговорить с ним, Аврора. Я не обещаю, что он послушает меня. Но скорее всего — хотя бы выслушает.

— Ты можешь его остановить?

Аэций покачал головой.

— Вряд ли. Но я могу попросить его, чтобы он ограничился в своей мести только теми, кто действительно заслуживает его ненависти. Чтобы он не трогал вас.

— Вас? — повторила Аврора напряжённо.

— Людей.

И снова в комнате надолго повисла тишина. Только слышно было, как потрескивает пламя в очаге.

— Ты предлагаешь мне перейти на другую сторону? — спросила Аврора наконец. — Предлагаешь предать тех, кто, как ты сам веришь, дало мне власть?

— Они не заслуживают верности! Они бросили тебя и скорее позволят умереть, чем отзовутся на твои мольбы! — коротко бросил Аэций и на сей раз на лице его была такая злость, что Авроре показалось — бокал вот-вот лопнет в его руках. Аврора с удивлением глядела на него и не могла узнать. — А тебе… — тише и спокойней продолжил он, но губы его ещё дёрнулись в ярости. — Тебе я просто предлагаю сохранить нейтралитет. Уйти. Не губить людей, которые не имеют никакого отношения к тому, что произойдёт.

Аврора сама не знала, почему в это мгновение ощутила такой холод. Она неторопливо отставила бокал и поднялась в полный рост.

— Спасибо, — коротко ответила она. — Я подумаю о твоих словах.

Повернулась и больше ничего не сказав двинулась к дверям.

В следующий раз они встретились в саду.

Аврора не спешила начинать разговор. В прошедшие с прошлой встречи дни она много думала о сказанном. Слова Аэция остро угодили в её болевую точку.

Если Силы существовали, если пророчества Айрен были верны — то почему никто не отвечал на её зов? Почему Венец оставался всего лишь Венцом, бесполезным украшением, символом, который манил, но вовсе не гарантировал её право на власть?

Но если всё написанное в Книге Звёзд было ложью, если не существовало никаких стихий и не могло быть никаких пророчеств — что происходило теперь? Кто пытался уничтожить её мир?

«Как бы там ни было», — упрямо повторяла она про себя. «Я справлялась на протяжении долгих веков. А ты… Ты не верил в меня никогда. И от того, что не веришь теперь — я не стану слабей».

Аврора была хорошим тактиком и не менее успешным стратегом. Она не видела объективных причин для поражения. Однако до сих пор попытки перейти в наступление не заканчивались ничем. Удары противника были стремительны и куда бы они не приходились, флот Империи всегда оставался не готов. Аналитики не могли просчитать логики действий врага, и сама Аврора пасовала перед тем, что видела. А планеты, тем временем, продолжали исчезать с карты Империи одна за другой. И часто эти удары болезненны, а порой — и крайне опасны.

Инерис была полностью погружена в попытки объединить разнородный флот, оказавшийся в её руках и привести его в боеспособность, но Аврора видела, что ученице очень хочется бросить всё и рвануться в бой. Потом, после очередного поражения, Инерис звала её к себе, запускала симулятор и показывала, что по всей логике ведения сражения они могли победить — но каждый раз на практике что-то шло не так.

Ситуация не прибавляла Авроре оптимизма. Она не хотела заниматься поисками виноватых и ученице тоже настойчиво говорила, что сосредоточиться следует не на поиске собственных ошибок а на том, чтобы попытаться разгадать тактику врага. Инерис пыталась — но выйти за пределы собственного виденья не могла.

— Покажи ей Книгу Звёзд, — сказал Галактион, когда Аврора всё-таки рассказала ему кое-что об этом.

Аврора ответила раздражённым взглядом.

— Ты думаешь, она её не читала?

— Я думаю, ей следует увидеть ту часть, которой в библиотеках нет.

Аврора только поджала губы и ничего не сказала в ответ.

Какое-то время они молча двигались по дорожке и ничто не нарушало тишину, кроме шелеста гравия под ногами.

— Аврора… — на мгновение Владычице показалось, что Аэций сейчас снова заговорит о том предложении, которое сделал ей не так давно.

Она остановилась и прямо посмотрела в глаза спутнику — снизу вверх, потому что была на добрую голову ниже его.

— Что?

— Давай улетим?

Аврора опешила от такого предложения, настолько несуразно оно звучало в сложившихся обстоятельствах.

— Ты не победишь, — продолжил Аэций. — Я тебе об этом уже говорил. Лучшее, что ты можешь сделать — уйти и позволить событиям развиваться своим чередом.

— Аэций, — напряжённо произнесла императрица. — я тебя не для того вытащила на свет из той глуши, где ты провёл все эти годы, чтобы ты пророчил мне неудачу.

— А чего ты ждёшь?

— Жду, что ты расскажешь мне о нём, — упрямо произнесла она.

— Я знаю меньше, чем мне хотелось бы.

— Но больше, чем любой из нас. Иначе бы ты так не юлил.

Аэций хмыкнул и отвернувшись посмотрел вдаль — туда, где между деревьев мерцал лебединый пруд.

— Если тебе чего-то не хватает… — продолжила Аврора. — Если ты хочешь продолжить торг…

— Дело не в этом, — перебил её Аэций. — просто ты мне не веришь. И не поверишь, чтобы я не сказал.

— В данный момент я готова рассмотреть любую гипотезу, потому что собственных у меня нет.

— Хорошо, — уголки губ Аэций тронула лёгкая улыбка, выдавая, что ничего хорошего он от продолжения этой беседы не знал. — Я скажу, чего он добивается. Он хочется изменить орбиты планет и звёздных систем, сконцентрировать приток энергии в нужном месте так, чтобы открыть Врата.

— Врата? — переспросила Аврора. Аэций был прав. Она ни капли не верила в его слова. Всё это звучало как полнейший бред.

— Он пробует сделать это каждую тысячу лет. Он хочет открыть проход в Асгард и добраться до тех, кто обитает там. Но не может сделать это так… как мы привыкли. У него нет такой способности. Для этого ему нужен я. Или… Ещё один человек.

ГЛАВА 32. Верность

Рейвен медленно шёл по коридорам замка Тао. Звенели по грубому камню стальные каблуки, и слабо мерцали серебряные пряжки на плаще в свете факелов с ионным пламенем синеватого, неживого цвета.

За прошедшие со дня неудавшегося выпуска Рейвена семь с половиной лет Эрик Тао не изменился.

Всё так же он не терпел в своём доме приборов сложнее писчего пера, всё так же предпочитал холод каменных башен теплу городов.

Иногда Рейвен думал — каким был бы он, если бы рос так же, как остальные дети? Если бы он, как и все, спал на волновой кровати и ел пищу, синтезированную в генераторах бионики. Рейвен представить не мог. Тот образ жизни, который вела его семья, стал частью его самого. Ему было тяжелее, чем обычным людям, но в то же время всегда, с самого рождения, он ощущал себя избранным.

Эрик Тао никогда не скрывал, что именно Рейвен станет наследником. В каком-то смысле так было проще им обоим. Эрик мог не бояться ножа, вонзённого в спину, потому что все знали, кому принадлежал бы этот нож. Рейвен, в свою очередь, делал всё возможное, чтобы уберечь герцога ото всех других ножей. Он не питал илюзий относительно того, что в самом деле сменит когда-нибудь тысячелетнего герцога на его посту, но и не пытался ускорить этот процесс — ему вполне хватало той немалой власти и тех привилегий, которые делегировал ему Эрик добровольно.

Вдвоём они были как две части стальной пряжки, сомкнутые вмести: Эрик Тао с его вечной любовью к старине и ненавистью к Империи и Рейвен Тао, острый, как клинок, нетерпимый ко всему чуждому и готовый стоять за свой дом до конца.

И после того дня, когда правительство предало их в очередной раз, и вместо гвардии императрицы Рейвен был направлен на службу в Орден, Рейвен тоже не изменился ничуть. Он оставался таким же резким и прямым, изменив себе лишь раз — когда в сердце его появилась любовь к девушке из Светлой Дуги. «Наваждение длилось недолго», — так он сказал Эрику, когда тот спросил о подробностях. И это был первый раз, когда Рейвен Эрику солгал.

Долго ещё грызли его сердце черви сомнения. Эрик не знал, что Рейвен готов был простить своей возлюбленной и странное происхождение, и близость к императрице… Только одного простить он так и не смог. Службу в Ордене, едва не уничтожившем его дом сотни лет назад. В Ордене, едва не сломавшем его самого.

И как бы ни старался Рейвен убедить себя, что всё случившееся в самом деле было лишь наваждением, это наваждение присутствовало в его мыслях всегда, какой бы приказ герцога он ни выполнял.

Рейвен шёл по коридору, почти физически ощущая приближение к залу, где ожидал его Эрик. Рейвен не слишком любил это место, потому что именно здесь, на алтаре, открытом звёздам, Эрик Тао воплощал в жизнь свою архаичную религию, древнюю, как этот замок, и даже более древнюю, чем он сам. Здесь Эрик Тао приносил жертвы тёмным богам, имени которых не называл даже Рейвену, а затем, глядя на звёзды, отражённые в их крови, предсказывал завтрашний день.

Рейвен распахнул тяжёлые створки дверей и остановился в пространстве, предназначенном для гостей. Сам Эрик ждал его по другую сторону алтаря. Он стоял, запрокинув голову назад, и смотрел на звёзды.

Рейвен молча ожидал какое-то время, а потом прокашлялся, желая привлечь к себе внимание.

Эрик не шевельнулся. Только на губах его Рейвен заметил холодную улыбку, будто он улыбался черноте ночного неба, разглядев там знакомое лицо.

И точно подтверждение его мыслям прозвучали слова:

— Они уже здесь.

Рейвен ощутил, как по спине его бежит холодок от этого голоса, уверенного в своей правоте, а затем Эрик Тао опустил голову и посмотрел на него. Несмотря на то, что их разделял десяток метров, Рейвену показалось, что этот взгляд пронзает его насквозь.

— Подойди, — приказал Эрик, и Рейвен шагнул вперёд, приближаясь к алтарю.

— Смотри! — продолжил Эрик и ткнул пальцем в алтарь. Опустив глаза, Рейвен готов был увидеть что угодно, вплоть до лужи крови, отражавшей наступление кораблей противника. Он не покидал Аиду все прошедшие семь лет, а здесь, в замке, был лишён элементарного доступа к высокотехнологичным СМИ — но он не смог бы управлять домом, если бы не имел сети информаторов — как здесь, так и в столице. Все, кто был младше тридцати, скорее считали себя людьми Рейвена, чем людьми Эрика, и каждый легко принимал на себя роль глаз и ушей Рейвена в окружающем мире. Рейвен знал и о том, что его Инэрис возглавила теперь Светлую Дугу. И о том, что война, охватившая уже половину Империи, сметала на пути целые миры. И о том, что главы обоих Дуг ввели теперь военное положение, которому — как он догадывался — не собирается подчиняться Эрик Тао.

— Ты верно думаешь.

Рейвен вздрогнул и на секунду поднял глаза на герцога, а затем снова опустил взгляд на алтарь, прослеживая путь герцогской руки.

— Что это? — спросил он.

— Я подумал, что ты должен знать — если что-то пойдёт не так.

Рейвен вскинул бровь, но продолжил внимательно следить за тем, как палец герцога чертит на алтаре символы древнего языка. Там, где проходил его ноготь, оставался красный светящийся след, пока все линии не соединились воедино и не вспыхнули.

Наверху громыхнуло и, вскинув невольно голову, Рейвен понял, что своды потолка двинулись с места, смыкаясь и закрывая звёздное небо.

— Тьма изначальная… — прошептал он.

— Да. Это она.

Эрик провёл ладонью по алтарю, и потолок снова вошёл в пазы.

Герцог и наследник посмотрели друг на друга.

— Тот, кто идёт, не тронет наш дом. Мы сможем уйти спокойно и скрыться в подпространстве до тех пор, пока не закончится буря. Своё дело мы сделали. Мы открыли врата.

— Врата? — повторил Рейвен.

— Ты не слушаешь меня! Врата не имеют значения. Главное — что мы должны уйти.

— Уйти… и предать….

— Предать кого? — Эрик прищурился, и готовые сорваться с губ Рейвена слово «Империя» растворилось в пустоте.

— Наш дом, — сказал он вместо этого, — мы бросим наши миры и просто… Спрячемся? Как крысы?

— Нет, — Эрик Тао отступил назад, и голос его теперь звучал просто холодно, — наши миры мы заберём с собой. Таково условие. Нужно три недели, чтобы подготовить планетарные двигатели Аиды.

— Аиды? То есть, ты собираешься бросить всех остальных?

— Все остальные не нужны! — Эрик вперил в него мрачный взгляд. — Достаточно старшей ветви, чтобы сохранить наш дом.

Рейвен медленно покачал головой.

— И ты смеешь упрекать императрицу? Упрекать Эцин? Когда сам собираешься бросить своих братьев…

— Молчать!

Рука Рейвена невольно метнулась к клинку и замерла, однако от Эрика не ускользнул этот жест.

— Вздумал убить меня, мальчишка? — спросил герцог, внимательно глядя наследнику в глаза.

— Нет, — сказал тот спокойно, — я никогда тебя не предам, отец. Но и остальных я не предам.

— Как это понимать?

— Уходи, если считаешь нужным. Уводи тех, кто хочет так жить. Я останусь со своими людьми и приму бой.

— Идиот!

— Может быть. Я свободен?

Секунду ещё Эрик смотрел на него.

— Ты передумаешь.

— Может быть, — согласился Рейвен. — Так я свободен?

— Уходи.

***

Рейвен плохо спал в эту ночь и во все последующие ночи. Направляясь к герцогу, он ожидал, что тот даст ответы на вопросы, которые мучили его самого, — что будет с домом, когда война доберётся до них?

И Эрик дал ответ. Они все будут принесены в жертву войне, так же, как и те невинные, которых Эрик распинал на алтаре. Неведомая сила, с которой Эрик говорил на одном языке, пожнёт урожай их жизней и продолжит свой путь. Потому что до сих пор ни в одной битве с захватчиками Империя не победила.

На следующее утро Рейвен разослал призыв всем, кто мог быть ему верен. Он не слишком скрывал свои действия — и Эрик наблюдал за его потугами, скрипя зубами. К концу первой недели вокруг Рейвена собралось около сотни кораблей разных мастей. К концу второй недели его поддержала дружина дома Тао. К концу третьей недели все, кто не имел шанса быть спасённым вместе с Аидом, стояли перед ним.

— Не рассчитывайте, что кто-то, кто останется со мной — выживет, — сказал он сразу. — Кто считает, что лучше ему бежать — пусть бежит сейчас.

По толпе прошёл шепоток, но никто не двинулся с места.

Рейвен говорил ещё — и с каждым словом видел, как загораются глаза тех, кто пришёл на его зов. А потом замолк и понял, что у самого у него не осталось и крохи сил, чтобы продолжать.

— Это всё, — сказал он. — Встретимся в небе. Да прибудет с нами Ночь.

***

Он вернулся к себе и почти что рухнул в узкую, сколоченную из дуба, кровать. До часа, который Эрик назвал часом отбытия, оставалось меньше суток. До часа приближения врага оставалась ночь и один день.

Рейвен уснул неспокойным рваным сном, а проснулся от стука в дверь.

Рейвен поднялся, потянулся и двинулся открывать.

На пороге стоял Эрик.

— Они будут здесь через два часа, — сказал он без предисловий. — Ты передумал?

Рейвен покачал головой.

— Пусть так. Каждый волен сам выбирать свою смерть.

Эрик осенил Рейвена символом ночи и, развернувшись, исчез. А Рейвен захлопнул дверь и рухнул назад на кровать.

«Два часа», — повторил он про себя. Страха не было. Только зудело в груди чувство странной незавершённости.

Рейвен встал, выглянул за дверь и кликнул слугу. Приказав оповестить всех участников обороны, он снова вернулся в комнату и прошёл от стены к стене. Затем вышел и стремительным шагом направился к ангарам.

Здесь, в отличие от спален, было электричество, и, опустившись в лоно истребителя, Рейвен нащупал панель коммуникатора, вышел в сеть и набрал в поиске «Инэрис». Имени было достаточно, чтобы Рейвен увидел перед собой длинный список характеристик, который заставил его усмехнуться.

Инэрис изменилась. Из тела её исчезла девичьч хрупкость, оставив лишь гибкость молодого дерева. Волосы стали короче, хоть и дотягивались по-прежнему до плеч, а взгляд… Взгляд остался таким же точно. Острым и в то же время болезненным, будто Инэрис, подобно русалке, каждый свой шаг по суше ощущала шагом по острию ножей.

Рейвен выбрал из списка статью, в которой был указан номер Инэрис и набрал «вызов». Ответ он получил через пару секунд. Встревоженное: «Да» и горящий пламенем взгляд.

Рейвен сглотнул. Он явно звонил не вовремя, да и не знал толком, что сказать.

— Привет, — сказал он, разглядывая эту, живую Инэрис, куда более тёплую и притягательную, чем сухие стереограммы.

— Рейвен… — на лице Инэрис последовательно сменились недоумение, радость и непонимание. — Ты пропал.

— Прости. Я… Был занят.

— Я понимаю.

Оба замолкли, разглядывая друг друга.

— Инэрис… Я хотел попросить прощение за ту ночь. Мне не давала покоя мысль, что мы больше не увидим друг друга, и ты будешь думать, что я ненавижу тебя. Я не знаю… Ненавижу или нет. Чёрт… Я несу какой-то бред. Наверное, я просто хотел увидеть твои глаза.

Инэрис молчала.

— Я рада, что ты позвонил, — сказала она наконец.

— Да. Прости, что за все эти… семь лет… ни разу не пытался связаться с тобой. Прости.

Недоумение на лице Инэрис стало густым, как смола.

— Ни разу… — повторила она, и лицо её стало медленно леденеть.

— Прости.

— Я простила. Поговорим позднее.

— Да. Хорошо. Вернее… — закончить Рейвен не успел, потому что связь отключилась.

Он закрыл глаза и медленно вдохнул густой холодный воздух, а затем выдохнул и, всё ещё не поднимая век, двинул истребитель по взлётной полосе.

***

Они пришли как лавина, и всю бессмысленность этого боя Рейвен понял почти сразу — когда первые три дредноута противника ударили щупальцами, разметая маленькие стайки истребителей дома Тао.

Это Рейвен думал, что видит дредноуты. Точно сказать он не мог, потому что то, что разбивало корпуса их кораблей в клочья, не походило ни на один летательный аппарат людей.

Стайки истребителей возвращались на свои места с упорством муравья, несущего свою соломинку домой, но и результат был тем же — их выстрелы расплывались радужными пятнами по бортам зелёных махин, не причиняя противнику вреда.

Их оставалась уже половина, когда Рейвен услышал на связи:

— Герцог. Герцог дома Тао. Вызываю герцога.

Голос показался Рейвену смутно знакомым, и он ответил:

— Я за него.

— С кем я говорю?

— Неважно. Герцог… Считайте, что он мёртв.

— Понял, — раздалось на другом конце линии после паузы. Голос хрипел, и Рейвен никак не мог понять, где же слышал его. — Нимея атакована. Сейчас оборона столицы — приоритетная цель. Просим дать в поддержку все возможные силы.

— Атакована? — Рейвен даже не пытался сдержать ярость. — Ваша чёртова столица атакована? А думала ли ваша столица о том, чтобы отрядить помощь нам?

На другом конце линии была тишина.

— Катитесь к чёрту с вашей столицей. Мы стоим у рубежа системы Тао и будем стоять здесь — до конца.

Рейвен отключил связь. Он тяжело дышал и с трудом мог собраться, когда увидел летящий прямо в лобовое стекло истребителя зелёный сгусток энергии. Рейвен попытался вывернуть штурвал налево, но успел лишь коснуться его пальцами, когда зелёное облако накрыло его с головой, по всему телу пробежала волна жара, достигающая костей, и звёзды погасли.

***

Дезмонд мало спал. А если спал — то в основном в звездолёте. Его магнитом притягивала Нимея, ставшая местом обитания Галактиона, и в то же время большая часть его сил уходила на обустройство новых военных баз.

Работа была непривычной, но давалась ему легко. Теперь, когда в руках повстанцев находились серьёзные ресурсы и не приходилось растрачиваться на опасные набеги, чтобы раздобыть самую малость, всё, о чём он раньше мог мечтать, легко воплощалось в жизнь.

Однако Дезмонд не испытывал того счастья, которое ожидал.

С самого начала он чувствовал отчуждение, которое пролегло между Аэцием и теми людьми, которых он признал своими учениками. К счастью, ничего подобного он не ощущал по отношению к себе — с обеими сторонами Дезмонд ладил одинаково легко, даже те, кто раньше не хотел вступать в политическое противостояние, теперь легко признавали его власть. И Галактион ему доверял.

Но то, что получалось из бывших обитателей окраин, явно отличаось от того, что хотел видеть в своём Ордене Галактион, и Дезмонд это отлично понимал. Он видел, что многих среди его соратников не интересует ничего, кроме возможности завладеть более мощными кораблями, получить постоянное содержание и перестать прятаться. Всем, кто вступал в Орден, императрицей была обещана амнистия, вот только Аэций и Дезмонд всё чаще сходились в мысли о том, что это играет для новой организации не самую лучшую роль.

Кроме того, чем больше времени проходило, тем отчётливее Дезмонд осознавал угрозу, нависшую над империей. Теперь, когда неопознанный флот угрожал самому существованию того мира, в котором он родился и жил, Дезмонд всё отчётливее понимал, что вовсе не желает его гибели.

Его корабли и людей по приказц владычице по большей части бросали в самые самоубийственные битвы, но Дезмонда это мало волновао. Он знал, что если он будет вести их в бой — то они выберутся живыми. С тех пор, как топор повис над его шеей, Дезмонд перестал верить в смерть. Она как будто бы уже сбылась, свершилась, стала неизменной истиной и теперь не имела над ним власти.

Но после сражений Дезмонд раз за разом возвращался на Нимею. Раньше, во время учёбы, его увольнительные проходили в этом городе и он выбирал самые людные и шумные места. Теперь любым кабакам Дезмонд предпочитал тишину садов императрицы и неспешные прогулки с Галактионом, составившие разительный контраст его пылающим будням. После лет, проведённых на Окраинах, покой и благоденствие Каранаса воспринимались особенно остро. Дезмонд не считал эти места не чужими, не враждебными, с каждым днём он любил их всё больше и жалел только о том, что не может хотя бы на день вернуться на Аркан, показать Галактиону те места, в которых рос.

Галактион становился ему ближе с каждым днём. Одиночество, которое терзало его с тех пор, как Дезмонд расстался с дедом, наконец утихло. Аэций знал всё то, что не мог бы рассказать ему Эндимион и говорил, не скрывая ничего — или почти ничего.

Однажды вечером Дезмонд вышел в сад, потому что через него можно было срезать дорогу к библиотеке, где он собирался увидеться с наставником. Он прошёл по алее часть пути и инстинктивно поднял взгляд на просторное окно.

Замер, расширившимися глазами глядя на два силуэта на фоне книжных полок — высокий, облачённый в чёрное. Худенький и стройный, в ареоле огненных волос.

Рука Галактиона лежала у Императрице на плече. Другая исчезала возле её щеки. И вся представшая взгляду Дезмонда картина мало походила на военный совет.

Дезмонд почти не помнил своей матери и ни разу не видел её наедине с отчимом. Вся его молодость прошла в военной академии, где отношения между студентами были строгим табу. Конечно потом, на Окраинах, он многое узнал о других сторонах жизни, но полюбить короткие всплески страсти, призванные только подарить разрядку между боями, так и не смог.

Единственным воспоминанием о женской нежности для него оставались несколько встреч с Луаной и сейчас, глядя на этих двоих, Дезмонд с болью в сердце осознал, что эти двое смотрятся со стороны так же, как могли бы выглядеть они. Высокий тёмные силуэт и нежный, хрупкий, лицо в окружении пышных кудрей, за которыми не разглядеть черт. Только цвета одеяния да гербовые виньетки на рукавах однознано говорили о том, кто находится перед ним.

Дезмонд так растерялся, что некоторое время не знал, должен ли он остаться или уйти, рассказать об увиденном или держать его при себе.

Пока он думал Аэций повернул голову и в упор посмотрел на него. Дезмонд сглотнул, инстинктивно попытался отступить в тень, умом понимая, что скрываться уже поздно. Разозлился на себя и тут же шагнул вперёд.

Аэций отвернулся и без спешки убрал руки от лица и плеч императрицы. Сказал ей что-то и Аврора ответила кивком. Отвернулась и исчезла в темноте.

Дезмонд стоял, тяжело дыша, слушая бешеный стук своего сердца и жалея, что гуляет сегодня по саду вместо того, чтобы стрелять по врагам. Галактион же снова повернул к нему голову и кивком пригласил зайти.

Шумно выдохнув Дезмонд направился ко входу в его павильон.

Аэций ждал, стоя лицом к окну. По его позе Дезмонд сразу понял, что тот не настроен на разговоры и поначалу было отнёс это к тому, что увидел через окно. Ему стало неловко и он даже подумывал было уйти, но Аэций повернулся и как будто почувствовав его настроение быстро сказал:

— Садись. Нам многое нужно обсудить.

И Дезмонд садясь действительно о многом хотел спросить, причём в кои-то веки — не об устройстве Вселенной, а о том, что связывает Галактиона с императрицей, кроме предательства и ненависти. Но не дав ему вставить и слова Аэций произнёс.

— Она приняла моё предложение.

— Что?.. — Дезмонд вскинулся и теперь недоумённо глядел на него.

— Так или иначе, война скоро подойдёт к концу, — продолжил Галактион. Подошёл к книжной полке, где помимо раритетных статуэток стояла бутылка с дорогим коньяком, и разлив по бокалам один протянул Дезмонду. — Я надеюсь, тебе сегодня не садиться за штурвал? — он приподнял бровь.

Дезмонд растеряно покачал головой. Принял бокал и коснувшись его губами поспешно снова поднял взгляд на Галактиона.

— Что значит, так или иначе? — спросил он. — Ничего ещё не решено.

— Решено почти всё, — возразил Аэций и вздохнул. — Решено было давным давно, и сколько бы Аврора не боролась с судьбой, каждый её шаг всё дальше загонял её в тупик.

Дезмонд помрачнел.

— Ты знаешь, я с самого начала не разделял твоей уверенности в поражении, — сухо сказал он.

— А я и не был в нём уверен с самого начала, — Аэций присел на подлокотник дивана и повертев в руках бокал какое-то время просто разглядывал как играют в коричневой жидкости блики каминного огня. — Он ведь приходит не в первый раз, — тихо сказал он. — И не всегда заходит так далеко. Много веков назад те, кто изгнал его за пределы мира создали… проект. «План». Путь, который предохранит их любимых, но непослушных детей от гибели. Что изменилось с тех пор на небесах — остаётся только гадать. Люди отвернулись от высших или высшие от них? Откровенно говоря, я допускаю и тот и другой вариант. Но Он с самого начала ждал возможности использовать это чтобы осуществить собственный план. В этот раз ему удалось открыть первые врата. Теперь из нижнего мира он может ступить на срединный план. Но ему этого мало. Это для него бесполезно. Здесь он не сможет существовать долго, не привлекая внимания тех, кто может изгнать его… возможно, раз и навсегда. Поэтому он не войдёт, пока не будет точно знать, что его план осуществим. Ему нужен второй проход, на Небеса.

— Ты говорил… — тихо произнёс Дезмонд не понимая, зачем этот разговор.

— Остался последний удар, — Аэций поднял взгляд от бокала и посмотрел на ученика. — Я только сейчас понял, куда. И только теперь знаю, где будут находиться Врата.

Дезмонд выжидающе молчал. Аэций встал и прошёлся по комнате — туда, обратно. Снова присел на диван.

— Я думал, дело в физике, — наконец растеряно сказал он. — Думал, дело в гравитации и притяжении миров. Думал, энергия, которую он высвобождает уничтожая планеты поможет ему создать разрыв. Но знаешь что? Теперь мне кажется, я был не прав.

Дезмонд продолжал молчать, и только чувствовал, как неуверенность в голосе учителя порождает в его собственном сердце холодный, парализующий страх. За последнее время он слишком привык считать, что Галактион знает всё.

Аэций чуть наклонился вперёд и полушёпотом произнёс:

— Дело в людях.

Он замолк, вглядываясь в глаза Дезмонда и ожидая реакции, но так и не дождавшись, продолжал:

— Дело в их желаниях. Чаяньях. Мечтах. Воля людей — вот сила, которая сдвинет миры и позволит ему открыть Врата. Поэтому он выбирает населённые миры. Мёртвые не дают ему почти ничего. Но прошлое… Остатки веры и желаний… Бывают даже у них.

— Я ничего не понимаю, — признался Дезмонд.

— Остался последний, самый мощный удар, — пояснил Аэций. — Это так глупо… Если бы я только с самого начала знал, что творится в Тёмных Домах…

— Аэций! — окликнул Дезмонд, потеряв терпение. — Ты можешь в конце концов сказать, что произойдёт?

— Сюда, — спокойно произнёс он и ткнул пальцем вниз, туда где под парящей в воздухе маиной Каранаса простирался древнейший из человеческих городов. — Если хочешь попрощаться с Нимеей — сделай это сейчас. Потому что скоро от неё не останется ничего.

Дезмонд молчал.

— Ты уверен? — после долгой паузы спросил он.

— Да, — коротко ответил Галактион.

— Мы примем бой.

— Примете, — подтвердил Галактион. — Даже отговаривать тебя не буду. Но вы не отстоите этот рубеж.

Дезмонд недовольно глядел на него. Сдаваться он не хотел — но по настроению Аэция видел, что сейчас его бесполезно в чём-либо убеждать.

— Что ты предлагаешь? — мрачно спросил он.

— То, чего Аврора всеми силами хотела избежать. Наш последний шанс — отправитсья туда, где он собирается открыть Проход. Встретить его там.

— И помешать, — закончил Дезмонд за него. Но Аэций почему-то молчал. — Что мне делать? — так и не дождавшись ответа спросил Дезмонд. — Ты хочешь, чтобы я сразу летел туда?

Аэций медленно покачал головой.

— Туда я отправлюсь сам, — серьёзно и тихо сказал он. — Тебя я прошу об одном: чтобы не случлось дальше — постарайся не умереть.