— Просто так, понюхаю, — повторил Олег.
На поле полыхал автобус. Расчеты двух пожарных машин заваливали кипенно-белой пеной языки огня. Черный дым от горящей солярки закрывал небо. Машины «скорой помощи» не смогли преодолеть размокшую пашню. Врачи в синих комбинезонах, скользя и чертыхаясь, спешили к месту происшествия пешком.
— Ну понюхал?— Гусаков вывел Олега из ступора. — Погнали туда! Быстрее, Соколов, быстрее. Еще не вечер. — Он теребил его за рукав. — Погнали, брат.
Около бункера толпились бойцы. Словно дот последней войны, он выглядел фундаментальным. Массивная бронированная дверь была закрыта намертво.
— Где представитель ФАПСИ?
Дважды Олегу звать не пришлось.
— Слушаю!
— Схема есть?
Тот покачал головой:
— Здесь, естественно, нет.
— Что — «естественно»? — Олег сорвался. — Что в этом естественного?
— Зачем мне здесь схема? Кто знал...
Он был прав. Кто мог знать или даже предугадать такое развитие?
— Найти сможешь?
Тот снова покачал головой:
— Проблематично.
— Что будем делать? — К разговору присоединился командир альфистов.
— Что предлагаешь?
— Рвануть.
— Вы с ума сошли! — фапсишник вытаращил глаза. — Там же кабели...
— Кабели, мудели, — отмахнулся Олег. Решение он уже принял. И снова стал тем Олегом, которого все привыкли видеть — Убрать людей из зоны. Адмирал, приступай. Постарайтесь осторожней... — Это уже относилось к взрывотехникам. Тем такие слова можно было и не говорить. Посмотрев на дверь, пошевелив губами и прикинув направление взрывной волны, они уже выкладывали шашки и разматывали электрический кабель.
— Быстрее, быстрее! — Олег нервничал. Сколько лучей и ходов в этом тоннеле? Куда они ведут? Где другие выходы? — Всех — из зоны взрыва! Пожарные, кончайте возиться с металлоломом!..
Пожарные справились быстро. Они сматывали свои рукава, отрыгивающие остатки воды и пены. Черный, дымящийся остов автобуса выглядел чудовищным и нелепым среди этого поля. Врачи с бойцами выводили из леса напуганных, растерянных людей, с ужасом смотревших на все происходящее. Охрипший от команд Адмирал шипел коброй и вращал глазами. Он был страшен.
— Готово! — Взрывотехники с удовлетворением оглядели поляну.
— Всем срочно покинуть зону взрыва! — командовал в мегафон начальник УВД. Всем срочно покинуть зону взрыва!
Последние запоздавшие споро бежали по пашне, петляя в поисках наиболее безопасного места.
— С Богом! — Олег махнул рукой.
Раскатистый взрыв тряхнул землю. Когда рассеялись клубы пыли, бойцы рванули в бункеру. Крыша была разворочена, металлическая дверь, сорванная с петель, лежала в двадцати метрах на пашне. От нее шел пар.
Бойцы буквально проваливались в глубь коллектора. Первый дал длинную очередь. Так, по привычке. Если внизу кто и уцелел, то для того, чтобы привести его в чувство после взрыва, потребовалось бы время. А может, уже и не потребовалось бы...
Олег попытался двинуться вслед за бойцами, но Гусаков остановил его:
— Не суетись, не царское это дело.
Своей рассудительностью Гусаков определенно подкупал. От него исходила какая-то эманация уверенности. Даже в этот откровенно критический момент он не суетился, не поддавался азарту. «Вот что значит провинциал! Разные ритмы, разные темпераменты», — оценил Соколов.
— Сейчас надо собрать всех заложников, определить, не дай Бог, потери...
— Молись, — буркнул Гусаков. — Потерь, судя по всему, нет. Вон твой Адмирал с ними работает.
«Работает» — это было сказано чересчур сильно. Группа женщин обступила Адмирала. Они жестикулировали и о чем-то громко рассказывали. Некоторые плакали, Одна пожилая женщина рыдала в голос. Адмирал вертел головой и что-то невразумительно мычал. Было не очень понятно, кто с кем работает. Инициатива явно исходила от женщин.
— Адмирал, кончай базар! — Олег вмешался в процесс. — Всех в машины! Оказать первую помощь. Накормить, напоить, дать отдохнуть. Потом опросить.
— А вещи? — толстенная тетка поперла на него неохватной грудью.
Олег пожал плечами. Вещи медленно догорали.
— Господи, вас ведь только-только от смерти спасли. Из рук преступников вырвали... Вы сейчас в этом самом автобусе могли бы дымиться! — Сил спорить и убеждать уже не оставалось. Свой монолог Олег произнес вялым, усталым голосом. — Потом, все потом.
— То есть как это потом?! — Тетка сама едва не полыхала от гнева. — Сначала бандиты, потом вы как бандиты... И-и-и... — завыла она.
— Адмирал, ты слышал, что я сказал? — Соколов отвернулся. Понимал, что гнусно, что не по-человечески, но продолжать этот разговор он не мог. Полемика воспаленных интеллектов — самая бессмысленная. Олег двинулся к бункеру.
Взорванный лаз был окружен бойцами.
— Что там?
— Три трупа. — Боец что-то высматривал в глубине, подсвечивая себе фонарем. — Сейчас их подтащат...
— Отставить. — Олег оттолкнул от дыры бойца. — Отставить, — крикнул он внутрь. — Пусть лежат как лежат. Позови прокурора.
Но прокурор был рядом. Он с полуслова понял все. Олег страховался. Надо было задокументировать все с точностью до микрона. Важно было установить не только причину смерти, но и ее обстоятельства. Все неясности должны быть устранены сразу. В противном случае вокруг события будут наворочены груды лжи и домыслов. Ложь пойдет плавать по свету, обрастая ракушками дезы. Олег намеренно дистанцировался от процесса документирования. Есть прокуратура, пусть они и выясняют объективную реальность. Пусть они комментируют, дают оценки. Их слово — им отвечать. Наше дело — отвечать за сотворенное. Каким бы тяжким оно ни было.
Через несколько минут внутрь лаза скользнули криминалист и следователь.
— Ну что? Мы чужие на этом празднике жизни? — Олег устало повернулся к Гусакову.
Тот пожал плечами.
— Заложников увезли. Сейчас накормят, потом опрос. Следователь работает.
— Автобус горит, денег нет...
— Еще не вечер.
— Это как сказать.
— Что ты паникуешь? Люди живы, террористы убиты... Все по схеме.
— Что-то пропажа денег плохо в нее вписывается.
— Опять паникуешь! Я же сказал, еще не вечер. — Гусаков стоял на своем. От него исходила все та же эманация уверенности. Олегу стало неловко. — Сейчас всех поднимем, блокируем район. Команду на то, чтобы установить четвертого, я уже дал. В управлении подробная справка, фотографии...
— Ловко ты! — усмехнулся Олег. — Не ожидал.
— А что ожидал? Что мы тут, в провинции, лаптем щи хлебаем? Сам говорил — мастерство не пропьешь. Поехали в Контору. Тебе нужна пауза, а то в мозгах у тебя порох, мед, говно и гвозди...
— Поехали, — махнул рукой Олег.
— Стой. — Гусаков посмотрел на него в упор. — Прости, старик, но я сейчас скажу что-то важное. — Он поморщился. — Извини, если скажу не в кассу. Ты сейчас устал. Ты и твои парни сделали все, что могли. Может, дальше больше. Слушай! — Он остановил попытку возразить. — Слушай, я больше не повторю. Вы, а точнее ты, сделал все, что мог. Я тебя наблюдал в деле. Мне учиться и учиться. Наверное, кто-то видел, но ничего не понял. Но я-то знаю, как функционирует наш аппарат. У тебя не аппарат, а совершенная машина. — Гусаков перевел дух. — Запомни и не кори себя. Ты сделал все, что мог. Я преклоняюсь перед тобой...
— Кончай! Что ты меня отпеваешь? — Олег скривился. Он устал. Сейчас ему было не до откровений.
— Я не знаю, но, может быть, и отпеваю тебя, — Гусаков отвел взгляд. — Второй раз, как я уже сказал, не повторю. Что бы ни случилось — знай: ты сделал все, что мог.
— Все? Поехали.
В машине Олег вырубился. Он не видел, как они продрались сквозь строй журналистов, злых и недружелюбных. Как журналисты рвали и метали оттого, что какой-то руководитель операции не дал им увидеть то, что они хотели. Он унизил их своим невниманием, пренебрежением... Теперь они этого ему простить не могли. Пусть даже он четырежды прав. Пусть даже победителей не судят.
Здесь судят всех. И чем выше человек держит голову, тем больше ему достается.
Как говорил когда-то Дед: «Это в цивилизованном обществе живут по принципам театра — самые дорогие места в партере. Наше общество живет по законам курятника — чем выше сидишь, тем меньше на голову гадят. А опер не может сидеть высоко, он должен стоять на земле, иначе он не работник. А потому от его сноровки зависит, насколько чистой будет его голова».
Олег проснулся, словно от толчка. Он лежал, укрытый серым армейским одеялом, на диван-кровати в комнате отдыха Гусакова. Как приехали, как прошли в кабинет и как он прилег, Олег помнил смутно. Огромные напольные часы в отреставрированном фанерном футляре мерно качали круглым начищенным маятником. Как у него в кабинете. Сумеречный фиолетово-серый свет пробивался сквозь неплотно прикрытые гардины.
«Который час?» — Олег машинально бросил взгляд на свои часы. Улыбнулся. Деревянный истукан показывал без пятнадцать шесть. Он обвел глазами комнату, вернее, то, что таковой называлось. Узкий, вытянутый, отрезанный от самого кабинета пенал был тесен и нелеп. По замыслу его создателей, в нем было все необходимое. Начищенный, но запылившийся самовар на журнальном столике. Накрытое салфеткой сооружение из чашек, сахарницы, заварного чайника и печенья. Холодильник, содержимое которого можно было угадать с трех раз — полупустая бутылка «боржоми», скрюченный сыр на корочке белого хлеба и банка тушенки.
За изголовьем дивана угадывалась крашенная масляной краской дверь «удобств». «Наверняка унитаз первой пятилетки и чугунная раковина с медным соском крана. Господи, сколько я спал?» — Олег мотнул головой. Сон, словно раздумывая, уходить или нет, нехотя покидал члены. Лицо горело, набравшись домашнего тепла.
Олег резко поднялся, пошарил ногами ботинки. Их не было. Он встал и в шерстяных носках прошел в туалет.
«Точно — первой пятилетки», — улыбнулся Олег, увидев загаданное. На стеклянной полочке топорщился щетиной помазок времен Ежова, там же лежал станок с лезвием «Балтика». Однако полотенце было крахмально-хрустящим. Умывшись и приведя в порядок шевелюру, Олег вышел в кабинет.
— Куда башмаки дел?
От неожиданности Гусаков подскочил.
— Ну, напугал! — смутился он. — Как спалось?
— Как вам работалось. Где обувь?
Гусаков кивнул в сторону батареи. Ботинки темнели на начищенном воском паркете.
— Не стыдно руководство в краску вгонять?
— Сам говорил, что на Востоке принято обувь гостя мыть.
— Во-первых, здесь не совсем Восток. А во-вторых, я не совсем гость. Что нового?
— Вам новости тактические или стратегические? — После нескольких дней, проведенных вместе, Гусаков перенял манеру общения Олега.
— Хорошие или плохие?
— Ну...
— Давай с плохих.
— Автобус сгорел дотла.
— Не может быть! — Олег притворно удивился.
— Да. И начальство по этому поводу недовольно.
— Естественно. Давай дальше.
— Все живы.
— Это лучше.
— Террористы уничтожены.
— Кем?
— Не нами. Пулевые ранения из браунинга.
— Прокурора порадовал?
— Это он порадовал нас. Следователь нашел гильзы.
— Хороший мальчик. Еще что? Бойцов накормили?
— И разместили в гостинице. Кстати, там и для тебя «люкс».
— Отлично. Еще?
— Дежурный сказал, что звонил какой-то Свиридов Валерий Иванович. Это кто?
— В.И.? — Олег был поражен.
— Ну уж не знаю, «вэ и» или «ту сто четыре». Сказал — Свиридов.
— Ну, деревня! Это же В.И. Это эпоха! — Олег потряс руками. — Что сказал?
— Сказал, что звонил.
— Странно. — Олег задумался. «Разыскать здесь? С чего?» — Так что сказал?
— Мамочка, сосредоточьтесь, как говорит Тихомиров. Сказал, что звонил Свиридов. А кто это? — Увидев настороженность Олега, Гусаков встревожился.
— Очень хороший человек. И мой друг. — Олег соображал. — Номер не оставил?
— Оставил. — На четвертушке бумаги были блекло начертаны — напечатаны! — цифры. Дежурный выпендривался перед московским гостем.
— Где телефон? Ага, ладно, позвоним... — Олег сунул листок в нагрудный карман. — Так что с баранами?
— Что сначала?
— Повторение — мать учения.
— Хорошо. Докладываю. Первое и главное — заложники живы. Второе — террористы убиты. Трое. Четвертого нет. Как я сказал, он уложил своих подельников из браунинга и ушел по коллектору. Деньги ушли вместе с ним. Сейчас там работает кинолог с собакой.
— Пятьсот тысяч?
— Естественно. Приняты меры к розыску.
— Что нам о нем известно?
— Установочные данные. Есть фото. Твой Адмирал сейчас говорит с Москвой — напрягает коллег.
— Адмирал знает, что делать. Связи по области у Казакова есть?
— Выясняем. Фотография разослана. Правда, она старая — на момент получения паспорта. На квартире идет обыск.
— Тихомиров?
— У ложа больного. Опрашивает Никольского. Дополнительно.
— А не поговорить ли нам с вашим Костыриным? Блудливый пес наверняка не все сказал.
— Он такой же наш, как и ваш...
— Сочтемся славой. Так что? — Олег потянулся.
— В смысле?
— Костырина...
— Как скажешь.
Костырина привезли через двадцать минут. За это время Олег позвонил В.И., который его огорошил вестями не самыми радостными.
— Как у тебя? — Голос В.И. был тревожен.
— Нормально, а что?
— Да так. Слухи нехорошие.
Олег удивился: откуда В.И. знает о ситуации? Вроде далек он уже от Конторы.
— По каким коридорам ходят слухи?
— По высоким. — В.И. замешкался. — Если можно, расскажи, что случилось?
— А что случилось? Ты же, наверное, слышал.
— Чуть подробнее.
Зря расспрашивать В.И. не стал бы. Он был чужд праздного любопытства. Покинув стены Лубянки, он не позволял себе интересоваться даже вещами, в курсе которых был когда-то сам.
Олег насколько мог подробно рассказал о случившемся. Вкратце сообщил о самых последних событиях.
— В каком банке брали деньги?
— Это принципиально?
— Деньги в таких размерах — всегда принципиально.
Олег сказал.
— По-онятно... — протянул В.И. — Каковы шансы вернуть до конца дня?
— Фифти-фифти.
— Постарайся, чтобы первые фифти были больше вторых. — В.И. на что-то намекал. Но на что?
— Это принципиально?
— Да.
— Слушай, старик, мы с тобой знакомы не первый день. Что ты темнишь? Говори как есть. Ты же понимаешь, что у меня и без твоих загадок голова кругом...
— Именно потому, что мы знакомы не первый день, я тебя и разыскал. Мне стало известно, что ты кому-то на самом верху наступил на мозоль. Сейчас оттуда прошла команда тебя размазать.
— Меня? Ты в своем уме? Кому я мог наступить на мозоль? Спятил.
— Слушай старого жандарма. Я знаю, что говорю.
— Говори.
— Первое — отползай от расследования.
— Его ведет прокуратура.
— Знаю. Сам не лезь ни под каким видом. Местный начальник толковый?
Олег посмотрел на Гусакова.
— Даже очень.
— Проинструктируй, чтобы все, что получат его ребята, осуществляющие оперативное сопровождение, докладывали в копиях ему. Пусть хранит копии в своем сейфе.
— Допустим.
— Адмирал с тобой?
— А где ему быть?
— Пока при должности, оставь его там до конца расследования.
— Что значит — «при должности». — Олег был изумлен.
— Если начнется наезд, а он начнется непременно, сразу проси освободить тебя от должности до конца расследования.
— Спятил?
— Слушай, что говорю. Сделай это.
— Ничего не понимаю...
— Долго объяснять. — В.И. явно уходил от прямого разговора. — Ты мне веришь?
— Как себе.
— Тогда тем и руководствуйся. Когда будешь в Москве?
— Скорее всего завтра.
— Приедешь — позвони.
Костырин был помят и бледен. Что-то неуловимо арестантское было во всем его облике. Однако, появившись в кабинете начальника управления, куда в прошлом его приглашали исключительно по большим праздникам, он приосанился. В потухших глазах появились подобострастие и готовность.
«Юный пионер», — заметил про себя Олег.
— Ну?! — вопрос Гусакова прозвучал, как тест.
— Могу вас поздгавить с успешным окончанием опегации. — Костырин был готов к любому диалогу.
— Взаимно, — улыбнулся Олег. — Ваша услуга неоценима.
— Да? — Костырин расцвел. — Я стагался. Все-таки...
— Про чекистское братство ни слова! — рявкнул Гусаков.
— Как скажете. Но вы не можете отгицать, что лучшие годы я все-таки отдал служению године.
— Сначала надо было у нее спросить. — Гусаков отвернулся. На сальную рожу «бывшего» смотреть было противно.
— У кого?
— У «годины». Нужна ли ей твоя служба?
Костырин снова потух.
— Ладно, — прервал пикировку Олег, — давайте, господин хороший, кое-что вспомним. Сдается мне, что наша с вами откровенность лишена конструктивности. Мы с вами не над мемуарами работаем, а имеем дело с более серьезной материей.
— Понял, — с готовностью кивнул Костырин.
— Ну, раз вы такой понятливый, давайте вернемся к некоторым фактам вашей биографии и жизни замечательных людей.
Про «замечательных людей» Костырин понял не сразу.
— Меня интересует пока одно лицо — известный вам Андрей Петрович.
— Я вам все написал в объяснении.
— Все?
— Все! — Костырин отвел взгляд.
— А теперь возьмите бумагу и напишите все остальное. — Гусаков аккуратно пододвинул ему стопку листов.
— Но... — Костырин не знал, к кому обращаться. По логике, эти люди должны изображать доброго следователя и злого. Кто из них кто, он понять не мог. Злобы и доброты у обоих было поровну. Однако степень иронии различна. Москвич — явно циник. Местный начальник — циник провинциальный. Более грубый, что ли. — Но я все написал. — Костырин апеллировал к человеку из центра.
Олег пожал плечами — мол, кто к вам обращается, с тем и объясняйтесь. Из головы не шло предупреждение В.И.
— Хорошо. — Гусаков кивнул. — Боитесь писать — давайте без протокола...
— И без отпечатков пальцев. Пока, — не удержался Олег. — Так как? Антр ну? Между нами?
Костырин придвинул к себе стопку бумаги.
— Кстати, где ключи от вашего сейфа?
— Вы изъяли... — Костырин заерзал. — В сейфе лежат дискеты, о котогых я вам говогил. О злоупотгеблениях в банке.
— Это не по моей части. — Олег кивнул в сторону Гусакова.
— Разберемся, — качнул головой тот. — Еще что-нибудь есть?
Костырин стушевался.
— Есть.
— Оружие?
— Да.
— Что именно?
— ТТ.
— Где взял?
— Нашел.
— В следующий раз ври красивее.
Костырин опустил голову.
— Я хотел сдать.
— Разрешения, естественно, нет?
— Есть только на пистолет Макагова.
— Семь бед — один ответ. Тебе и одной статьи за глаза хватит. — Гусаков скривился. — Так и так — острог. Ладно, пиши, Тургенев.