Контрольный выстрел

61

Барский приехал к Тереховой, как и обещал. Она только успела принять душ и высушить феном волосы. Ровно в семь у нее звякнул дверной звонок, и на пороге появился Евгений во всем своем великолепии. Темно-синее кашемировое пальто, черный костюм и безупречная, как всегда белая сорочка. Галстук был дорогой, известной фирмы. «Долларов сто», — прикинула Терехова. Отступив от традиции, Барский держал в руках огромный букет белых и зеленых роз. Зеленых! Эту редкость Терехова видела первый раз в своей жизни на Выставке достижений народного хозяйства году в девяностом. Больше такую роскошь видеть не приходилось.

— Господи, какие цветы! — воскликнула Лидия. — Откуда такая... — Она не могла придумать определения

— Естественно, от верблюда. Зеленые розы — любимое лакомство двугорбых. Среди бактрианов — королей пустыни — они называются просто и со вкусом: «верблюжья колючка». Среди одногорбых дромедаров — «колючка верблюжья». — Барский чмокнул ее в щеку. — Так можно войти?

Она развела руками.

— Исключительно для верблюда. Но насколько я вижу, вы дромедар.

— Господи. Откуда такие познания в животноводстве?

— Я родилась в Туркмении.

— А где же мой горб?

Она указала на сумку.

— Ой, а что там? — Он вытаращил глаза.

В сумке ассортимент был прежний. На столе появились бутылка отличного шампанского, бутылка коньяка, сок, несколько упаковок вырезки, конфеты.

— Ну что, моя дорогая, приступим?

Терехова удивленно посмотрела на Барского.

— Праздник живота?

— И живота тоже. — Его глаза маслились, как у мартовского кота. Господи, как она любила этого старого котяру!

Лидия не спеша стала раскладывать извлеченные угощения по маленьким фарфоровым тарелочкам, но, как и накануне, почему-то от одного вида пищи у нее подкатил комок к горлу. «Господи, что же это такое?»

— Что-нибудь не так? — встревожился Евгений.

— Нет, нет, сейчас пройдет. — Не дожидаясь приглашения, Лидия открыла коньяк и плеснула себе на донышко бокала. Терпкий запах коньяка перебил неприятные ощущения.

— Мадам, да у вас синдром алкоголизма? — поднял бровь Барский. — Не замечал.

— Сопьешься тут с вами. То махинаторы, то приватизаторы, то террористы... — Она поставила бокал. — Я не пью, больше нюхаю. Как токсикоман.

— Один раз живем. Хочется нюхать — нюхай. В этой жизни должно быть все — и приватизаторы, и ассенизаторы и террористы. — Он налил себе. — Ну, за то, чтобы больше их не было.

Он подержал коньяк во рту. Блаженно закатил глаза и медленно проглотил.

— Ты знаешь, почему жирафы не любят пить портвейн?

— Почему?

— Блевать противно.

— Господи, какая гадость.

— Жизнь, мадам, жизнь. Я сейчас напоминаю себе этого жирафа. Представляешь, пил, закусывал. Снова пил. Вроде в свое удовольствие, но вот незадача — намешал. А сейчас приходится бороться с последствиями. И шея как назло длинная... — Он дернул подбородком вправо и вверх.

— Так плохо?

— Щепоточка соды, ложка уксуса и стакан воды. Все самые сложные болезни лечатся народными средствами. Не удивлюсь, если однажды обнаружат, что СПИД излечивается свекольным соком...

Терехова внимательно наблюдала за гостем. За эти сутки он практически не изменился, был так же уверен и в известной степени оживлен. А после бокала коньяка порозовел и округлился. Казалось, что миллионный «пролет» ничуть не повлиял на его настроение и мироощущение.

— Однако вы не так уж и переживаете?

— Значит, не судьба. А с ней спорить бесполезно. Ну, нальем?

— У нас что — пьянка? — Терехова одернула халат на груди. — Или как?

— Или как! — Евгений просунул руку в разрез. Под халатом не было белья, но было чуть влажно и тепло. — Или как? — Он поднял бровь...