Королевские клетки

Два письма

"Господин и отец мой король, сын Ваш, принц Ричард шлет свои пожелания здоровья и бодрости на многие лета!

Спешу Вашему Величеству сообщить, что в добром здравии и бодром расположении духа находимся мы с графом полковником Иртоном в местности Дикий Камень, постоянном расположении пятого пехотного Вашего Величества полка, в ожидании распоряжений Ваших, кои и готовы мы выполнить со всем рвением, на которое слабые тела наши окажутся способны.

С глубокой печалью должен сообщить Вам, что вынуждены мы были с графом Иртоном спешно покинуть столицу Ивернеи после того, как увидели гибель посольства нашего. Не имели мы возможности сколько-нибудь убедиться в этом, ибо должен я, вслед за добрым моим другом, подтвердить, что целый ряд обстоятельств этому препятствовал. Полагаю я при всей наивности своей, что нападение это было намеренным — но спешным, и сама Ивернея по причинам Вашему Величеству известным, в организации его участия не принимала.

Предприняли мы после этого длительное путешествие, покинув пределы Ивернеи без существенных к тому препятствий, переправились через Лейс, и спустившись по реке Лавер, через города, селения и замки, прибыли в расположение Пятого пехотного полка. Состояние его после длительного отсутствия граф полковник Иртон находит ухудшившимся, но настолько — что лично я не стал бы оценивать это как что-либо существенное, а труды его заместителей полагаю более чем достаточными.

Считаю необходимым Вашему Величеству довести скромное мое мнение, что друг мой граф Иртон в этом путешествии был человеком незаменимым, многие же доблести и знания его сделали это путешествие для сына Вашего не только возможным, но и приятным — насколько это при наших обстоятельствах могло бы случиться.

Благоприятствовала нам погода, со множеством добрых людей имел я случай говорить, вести дела свои и наблюдать за жизнью их, с чем и нахожу путь наш не менее полезным для меня лично, чем само посольство.

Питаю надежду также обсудить с Вашим Величеством ряд обстоятельств торговых, кои наблюдал я по пути, при первой же возможности.

Письмо сие подписываю своей рукой, и запечатываю печатью ординарной со сносом, Вашему величеству и канцелярии Вашей известной, а также печатью пятого пехотного полка.

К сему с почтением,

Ричард

Писано в местности Дикий камень, третьего сентября

Шифрочасть:

Отправляю третьего числа месяца сентября, дополняю:

Наблюдал я крайне резкое падение объемов соли, поставляемой в Ативерну. Затоварены перевалочные склады, купцы срочно переделывают суда под руду и уголь, грузов возят не более трех четвертых обычного. У мясников, рыбников, владельцев барж паника. Дошло до изменения графиков судоходства на Лейс. Предполагаю по окончании сезона волнения в сопредельных областях Ивернеи, Уэльстера, Эльваны. Отец, я надеюсь ты знаешь, что делаешь.

Помимо моего письма — отправляется письмо графа Иртона, пути их будут различны."

Рик закончил письмо, перечитал его и, плотно свернув, поставил свою печать — оставив хвост подлинее для второй печати — полковой, Джеррисона. Ну, какую-то же из них в канцелярии, если что узнают.

Полог командирского шатра откинулся, и из темноты в неверный свет факелов зашел Джесс. Зайдя, он стянул через голову всю сбрую со шпагой и кинжалами и почти упал на сундук стягивать сапоги.

— Утром курьеры уезжают затемно, так что лучше бы все сейчас написать.

— Я уже. А ты?

— Сейчас сяду писать… Интересное письмо мне полковой мой лекарь показал. Он у меня теперь, кстати, единственный. Не то, чтобы много мы потеряли — но все таки.

— И кто же ему писал?

— Гильдия докторусов. Знаешь про кого?

— Про тебя?.. Ты заболел и они тебе письменно кровь пустить хотят?

— Почти угадал. Только речь про мою жену.

Рик обратил внимание, что Джесс не сказал "мою корову".

— Скажи, ты сколько времени учился, чтобы тебя законники вообще как фигуру восприняли, а не мальчика с придурью?

— Лет десять, наверное. А что?

— А вот почитай.

Они поменялись местами и Джериссон сел к столику. Поправив свечку, он хозяйственно разложил и закрепил пергамент, очинил перо, подлил чернил, подумал — и начал писать.

"Господин мой, Высокий и Могущественный король Эдоард, верный слуга граф полковник Иртон шлет Вам глубокий поклон и заверяет в надежде своей на долгое и счастливое правление Ваше, зиждущемся на Вашем здоровьеи долголетии.

По предложению принца Ричарда, с коим пребываем мы в расположении ввереного Вами моему попечению полка, пишем мы Вашему Величеству раздельные письма.

В первых строках письма своего хотел бы уверить Вас, что будь на то малейшая возможность я писал бы вашему Величеству лишь о событиях и вещах вызывающих приятствие и веселие, пусть и выставляющих меня самого в невыгодном свете. Но в этом письме удел мой куда тяжелее.

Прошлого месяца пятого дня, возвращаясь в дом посольский после утренней прогулки, увидели мы с принцем Ричардом, что дом посольский разорен и пуст, а перед домом не менее двух десятков наемников, имевших в руках вещи и одежду дворян посольства. Перед домом же увидели мы тело стражника ивернейского, со следами насилия.

Из чего рассудили мы, что посольство наше в стране Ивернее более продолжаться не может, и по настоянию моему, за коее готов нести ответ перед Ваши Величеством, наибыстрейше покинули мы пределы столичного города и со всей возможной скоростью отправились сухим путем в Ативерну.

Путь наш, несмотря на печальные обстоятельства его начала, не назвал бы я трудным. Немалая заслуга в том принца Ричарда, и иного спутника в этом, да и всех других своих путешествиях, я не мог бы и желать. Полагаю, его предусмотрительностью и мудростью мы многих бед и опасностей избежали.

По пути нашему не заметил я признаков приуготовления Ивернеи к военным делам, в том числе и пропуску сил иных государств. К тому полагаю, что нападение на посольство было актом торопливым, совершенным наемниками человека могущественного, но в средствах и миньонах на территории Ивернеи весьма ограниченном, как и во времени. Иных условий, приведших к такому результату, представить не могу.

К настоящему моменту принц Ричард и Ваш недостойный слуга пребываем в ожидании распоряжений Вашего Величества, исполнение коих и занимает все наши помыслы. Буде не получим от Вас указаний до числа двадцатого сентября, отбудем с принцем, в сопровождении соответствующего случаю конвоя в столицу.

К сему с почтением, верный слуга Ваш

Джеррисон, граф Иртон

Писано собственной рукой, третьего сентября"

— Интересно. — сказал Ричард. — А почему ты спросил сколько я учился?

— Видишь ли в чем дело — не посылают ловить одного бандита целый полк. Не нужно этого.

— То есть?

— Я ведь тоже фактически лет десять учился, прежде, чем меня вообще можно стало не как конную статую дурачка в бою воспринимать.

Джеррисон повернулся к другу.

— И вот такое вот письмо, в котором гильдия аж запрещает на нашу фамилию работать, требует пациентов отговаривать, гильдию аптекарей уговаривает — это ради чего, ради одной графини, которой взбрело в голову в докторуса поиграть? Обрати внимание, Тахир динДашшар их мало волнует — упомянули и все. НЕ БЫВАЕТ такого, чтоб на своей полянке кто-то сразу пришлого чучела пугался, ЕСЛИ только он не просто выглядит как очень серьезный противник, но еще и уже тебе лично это убедительно доказал. Скажи мне, мой мудрый друг, откуда у моей жены десять лет учебы? Какой свиток надо прочесть, чтобы за полгода всех так напугать?

Рик подумал, что на "своей полянке" Джесс рассуждает куда как более здраво.

— Да, что-то тут не так. Судебник каждый грамотный прочесть может, да вот законником-то ты от этого не станешь.

— Вот и я о чем. Так что вопрос-то у меня остается — кто же это вместо моей жены так их напугал? И в "куклу" я больше не верю. Не воют так с куклой, бессмысленно это. Кукловода ищут.

— А ты сказал, что один лекарь у тебя остался?

— Да. Но это ж Пайко Томмен, тут все понятно. Это ж наш человек, плевал он на гильдию. Он себя теперь "людодером" называет. Мое письмо запечатаешь?

— И ты мое.