Лиля собиралась почти десятинку. И все время сборов постоянно чувствовала, что живет "кусочками". Вот она сидит с Ингрид и Вандис составляя раскладку. Что было за час до этого?.. Вот она что-то считает — что это за таблица? Ах да, это же расчет материалов на заказы. И так — все время. Некоторые разговоры и события выделились, и поэтому она могла их вспомнить.
Вот разговор с Ганцем.
— Ганц, как нам стоит добираться?
— Быстро. Ваше самое удивительное свойство — вы очень быстро решаете и делаете. За вами очень трудно успеть. Так что я советую вам ехать как угодно — но быстро. Используйте свои сильные стороны.
— А вы уже собрались?
Возникла пауза.
— Ваше Сиятельство, я не еду. Его Величество мне никакого приказа не отдавал, кроме приказа следить за предприятиями в Тарале.
Лилиан попыталась собрать мысли во что-то внятное. Тоска за время сборов стала уже привычной, так что нельзя сказать, что что-то изменилось.
— Что ж, тогда может быть вы не откажете проследить за делами?
— Всенепременно. Сделаю все, что смогу. Буду ждать вас назад в добром здравии. Можно вам дать еще совет?
— Давайте.
— Вы не волнуетесь о статусе и приличиях. Используйте и это — не надо карет. Не надо пышного конвоя. Не надо важных слуг. Поверьте моему опыту — серую, незаметную, быструю группу почти невозможно выследить и еще труднее догнать и перехватить.
А вот капитан Трёй показал "зубки". Она ему вообще не понравилась, наверное. Стоит, выпятив тяжелую челюсть, и смотрит прозрачными глазами чуть на выкате.
— Имею, Ваше Сиятельство, условие.
— Условие?!
— Именно. По именному повелению учится Миранда Кэтрин, виконтесса Иртон. Нет на то королевского соизволения, из полка ее отпускать. Так что — условие. Отправлю я в учебный марш часть пятого взвода второй роты… с дочерью вашей названой. И вот коли возьмут эти вот ваши разбойники эту часть — так тому и быть.
Лилиан вдохнула. Выдохнула. И спросила не "Да ты в уме ли, пробка серая?!", а нечто более осмысленное:
— Отцы детей этих служат в полку?
— Пожалуй, что и нет.
— "Пожалуй", значит. В какой же роте они теперь, пожалуй, и не служат?
Возникла пауза.
— В первой. — нехотя сказал все-таки Трёй.
— Я желаю с ними говорить. А потом скажу свое решение.
Капитан коротко кивнул, развернулся через левое плечо и вышел. Лилиан осталась в кабинете. Условие, значит…
Через пятнадцать минут в кабинет заглянул вирманин с недоумением на лице.
— Запускай. — сказала она даже не спрашивая что там такое.
Они были разные. Кто повыше, кто пониже. Пять человек. И Мири. Капитан вошел за ними и закрыл дверь. Строй получился кривоватый, но они постарались. Просто как-то слишком сбивались у двери.
— Виконтесса Иртон, Миранда? Что скажете?
— Мам, я… То есть Ваше Сиятельство. Их же тут убить могут! Пусть они тоже!
— Понятно. — Лилиан оглядела шеренгу. Кто-то смотрел в пол, перед ее столом, кто-то гордо задрав нос на потолок над ней. А один прямо на нее.
— Вам известно, почему вы тут?
— Им известно.
— При всем уважении, капитан Трёй. Я спросила не вас.
— За измену, вот, моего папаню. А нас тут, значит, пинком под… — нахал сдержался.
— Их измена — это попытка захватить меня. И заставить платить, в частности удерживая мою дочь. Глаза поднимите, орлы-кавалеристы. Я сейчас думаю, не придет ли кому-то из вас идея винить меня и Миранду…
— Мама, ну парни ж не могли!..
— Миранда Кэтрин, я не закончила!
— Мама это мои люди! И мне за них отвечать! Даже если я и дура, ты сама говорила — отвечать надо самой!!!
Строй не знал куда девать глаза. Трёй всем своим видом показывал, что бабы могут выяснять свои дела сами. Раз такие умные.
— А вы, мадам графиня… — перевел таки на неё глаза темно-русый крепыш лет пятнадцати, с зелеными от волнения глазами.
— Ваше Сиятельство. Так обращаются, говоря с графиней.
— Ваше Сиятельство. Зачем это вот нам сказали, а? Чтоб, значит, знали что в долгу? — Лилиан подумала, что в чем-то с подростком легче, чем с вежливыми взрослыми.
— Как зовут тебя?
— Элвин. Элвин Матте.
— Я, Элвин Матте, говорю это по трем причинам: во-первых, чтобы не было это поганой тайной, которая всплывет в самый ненужный момент. Во-вторых, чтобы видеть, что никто себя подарочком не считает и каждый понимает почему и куда идет. И третья — что ты, Миранда Кэтрин Иртон, виконтесса, понимаешь, кого берешь с собой и почему. Они — твои люди, если ты их берешь.
— Беру.
— Капитан Трёй, могу ли просить вас отпустить этих… кадетов с моей дочерью? Смогут ли они потом вернуться?
— Будем верить, что через полгодика уляжется. У нас, — Трёй тяжело посмотрел на шеренгу. — Сын за отца не отвечает.
Язвить по поводу манеры "не спрашивать за отца" отправляя на полгода черти-куда, Лилиан не стала.
— Ответила ли я тебе, Элвин Матте?
— Ответили, Ваше Сиятельство.
— Что ж, жду вас в этом замке завтра — если вам нужно собраться. Если нет — вам предоставят ночлег и ужин тут. Капитан, могу просить вас отпустить дочь мою на сегодня?
— Не возражаю.
— Благодарствую.
Он церемонно склонил голову, Лилиан холодно кивнула. Капитан вышел, Мири тихонько шипя стала выталкивать своих людей за дверь.
— Мири. Когда устроишь свою… команду — зайди, пожалуйста.
— Да, мама.
Вот Эрик — огромный, с неизменной секирой, обветренным лицом шкипера. Улыбка — как будто разрыв в тяжком пасмурном небе.
— Все, что смогу, госпожа Лилиан. Все, что только смогу.
— А мне ты можешь дать клятву о дочери госпожи? — вдруг негромко спрашивает Лейф.
Эрик остро взглянул на него.
— Ты поумнел, брат.
— В изгнании умнеешь. Или умираешь.
— Могу. Я даже знаю, что ты хочешь услышать. Клянусь своей удачей и ветром в парусах "Сольвейг", что ни делом, ни бездельем не допущу вреда или ущерба чести дочери госпожи, что верну ее домой свободной и здоровой как только это станет возможным. И пока она под моей опекой и защитой — я буду растить ее как свою дочь. Я, Эрик, сын Свейна, сына Токи Худого, сказал — а ты, Лейф, сын Торвальда, сына Рагнара Волка, слышал.
— Я слышал. Спасибо. Не прими за оскорбление, и госпожа и дочь ее мне не чужие. Я не хочу, чтобы они ошибались так же, как когда-то ошибся я.
Эрик кивнул и ухмыльнулся.
— Мне было легко дать эту клятву. Но я понимаю, почему ты ее попросил. Вирма есть Вирма…
Лиля решила, что мебелью она при этом разговоре не будет.
— А мне кто-нибудь объяснит? Зачем эта клятва?
Эрик спокойно улыбнулся ей.
— Лейф хочет защитить тебя и твою дочь от шантажа или кражи. Ты попросила меня принять твою дочь на время — но не сказала, когда ее вернуть. Попросила сохранить ей жизнь — но в качестве кого? Просила доставить к твоему отцу — но когда и не нужно ли будет подумать, способен ли он ее принять? Мне легко дать клятву — потому что и без этого я сделал бы для твоей названной дочери все, что только смог. Но мы с Лейфом и побратались, когда не взяли с одного ярла надлежащую клятву и бились за то, чтобы выйти живыми. Впрочем, не стоит тебе, почтенной женщине, вникать в эти дрязги.
Лейф поехал проводить Эрика на корабль. К тому времени, когда они не спеша проехали примерно половину пути, разговор снова свернул на Лилиан, Миранду и клятву.
— Зачем тебе это, брат?
— Госпожа обязательно спросит меня об этом. И не только меня. Лучше знать, что ты сам ответишь.
Эрик поерзал в непривычном ему седле.
— Конунг Рагнар — помнишь его? — взял в наложницы какую-то бабу из Ивернеи, кажется…
— Та самая, которая его и зарезала? — припомнил Лейф
— Угу. Мать говорила, что она еще и плод от него вытравила. Лилиан же еще молода. Глупо считать, что она слабее или глупее той бабы. А ярл Иртон, как я узнавал, любит рисковать. Посмотрим еще, чья удача крепче. — Эрик ухмыльнулся. — Мне хочется спокойно находиться в своём доме, знать, что дети мои в крепких и надежных руках, под любящим взглядом. Можно ли на это надеяться, если ты берешь женщину силой или обманом?.. Я подожду.
— А ты хитер, Эрик, сын Свейна.
— Я — ярл, и у меня уже три корабля. Потихоньку все мы умнеем…
— А-а-а… — протянул Лейф. — То есть это из-за мудрости своей ты проткнул новую дырку на ремне?
Эрик расхохотался так, что кони стали нервно стричь ушами. Отсмеявшись, он спросил:
— Если с ярлом Иртоном что-то случится, или твоя нанимательница поменяет свое мнение — дашь мне знать?
— Дам. Скажи, а что ты думаешь о бонде Брокленде? Ты много общался с ним в последние полгода.
Показались пирсы и костры вечернего лагеря. Эрик помолчал, и сказал так:
— Когда мы с тобой впервые вышли в море — никто на Вирме не знал его имени. Через три года, я встретил первый корабль, о котором мне сказали "Работа мастера Брокленда." Последние два года я не помню пути, на котором бы я не встретил корабля его постройки — и вижу это даже не спрашивая "Кто мастер?". И это при том, что сам он в море не ходит. Я говорил с ним — и видел, что он не забывает ничего. Тогда почему человек, который строит корабли половине мира, не нашел людей и корабля, чтобы проведать дочь в своей же стране? — Вот и я думаю — почему?