Самой Лилиан план отъезда казался параноидальной беготней. Ганцу и Лейфу — почему-то нет. Часть каравана затемно подходила к пирсам. Оттуда они, не зажигая огней, оставляя карету на берегу, шли дальше. Миранду с ее "конными орлами" при этом отправляли не с пирсов, а с берега на лодке, причем заранее…
В-общем, мешанина какая-то. О чем она им и сказала.
— Госпожа, — вежливо сказал Лейф. — Тебе не нужно беспокоиться о мелочах.
— Действительно. — поддержал его Ганц. — Лилиан, у вас ведь нет ни опыта ни знаний в этих делах? Ну и не беспокойтесь.
Лейс Антрел должен был встретить их со второй частью каравана, которую сам и формировал, в одном дне пути от Тараля и уже уехал.
— Вы без меня все решили?!
— Отчего же все, госпожа? Ты сказала — куда и зачем. Разве ты не сама требовала от всех, чтобы они делали свою работу?
— Действительно, Лилиан. — примиряюще сказал Ганц. — Давайте вы оставите эти сложности нам? Ну будем мы дураками и воронами, шарахающимися от теней — в первый раз, что-ли?
Крыть было нечем. Лиля занялась Мири — насколько та оказывалась рядом и, как она грустно шутила сама с собой, своими собственными тенями в лаборатории. Мири тоже кипуче собиралась, моталась туда-обратно в лагерь, а прибегая делала вид что она взрослая-взрослая. Иногда бывало смешно, а иногда нет. Лилиан постоянно хотелось все сделать за нее, все сделать правильно и умно — а Мири ершисто отбивалась. А потом вешалась ей на шею и говорила, что она ее очень любит. Иногда — совсем, вроде-бы, и не к месту. Странное было чувство.
Влезая в те мелочи, в которые ее пускали, Лиля с интересом узнала, что поскольку системы "почтовых станций" в Ативерне не существовало (точнее, она не знала слова как перевести слово "станция"), то двигаться предполагалось по постоялым дворам и деревням. К сожалению, часть постоялых дворов закрывалась, и это означало, что питаться придется время от времени сухим пайком… Но тут уж Лиля восстала.
— А что мешает нам самим готовить?
— Да ничего, только это ведь надо встать, где-то найти дрова, разложить костры…
— Ну так давайте по дороге готовить!
— ?!
— Все понятно. Никому в голову не приходило, что огню все равно где гореть?
Пришлось, правда, признать что КП-130 у нее явно не вышла. Но что-то получилось. Вместо термоса — толстый войлок, котлы не слишком большие… Но, в принципе, оно даже работало — то есть каша, в среднем, сварилась. Кузнецы, правда, мягко выражаясь удивились такой переделке доспехов. И вышло очень недешево.
К концу десятинки все было готово. Ну, насколько это все вообще могло быть готово. Лилиан было плохо и тоскливо. В столицу они помнится собирались дольше, сложнее — но там была не просто неизвестность, а планы и надежная база. А тут — только надежда. Без особых оснований.
Она так и не сумела уснуть. Ночь перед выездом выдалась пасмурной, шел мокрый снег — как и до того. Неплотный, скорее напоминавший дождь. "Как-то мы поедем…". Скрипнула дверь.
— Сударыня, Ваше Сиятельство? Пора. Караван готов.
— Да, Ганц. Сейчас. Сейчас. — Лилиан не стала поворачиваться от окна.
Дверь не закрылась.
— Не отчаивайтесь, Лилиан. Это не крушение. И не смерть.
— Отчаяние… что вы знаете об отчаянии, Ганц?
— Думаю, что больше вас. Хватит. Это даже не отступление. Воспринимайте это как деловую поездку.
— Ганц, я отправляю ребенка непонятно куда — и вы мне говорите, что все нормально?
— Я не знаю слова Normalno, Лилиан. Но знаю, что Миранда Кэтрин — не грудной младенец. Вы учили и воспитывали ее больше года. Она из рода, славного своей волей и своими свершениями. Все в руке Альдоная, хочу вам напомнить. И никому из нас он не посылает испытаний, которые нельзя выдержать с честью. Идемте. Нам лучше успеть к пирсам до рассвета.
Что-ж, в чем-то Ганц Тримейн, королевский представитель, следователь по особо важным делам, был прав. Лиля взяла себя в руки, встряхнулась, и вышла навстречу новой дороге.
До берега они ехали бок о бок. Лилиан даже не знала, что ей сказать. Скорость движения определялась возами — и ее взгляд в сочетании со скрипом, с фырканием лошадей и чавканием колес это перечеркивало всю маскировку.
— Мам. Ты не волнуйся, я же не первый раз на корабле плыву.
— Я постараюсь. Ну, ты все-таки не лезь к борту… — "И надевай шапку". Господи боже, она же клялась себе слушая бабушку, что никогда в жизни — ну и вот. Всего-то год ребенок рос у нее под боком, и пожалуйста.
Начинало светать, но на берегу было еще темно. Лиля и Мири спешились, и она в последний раз ее обняла.
— Ну все, давай, кадет Третьего кавалерийского. С Богом. Командуй.
— До свиданья, мама! Ты не плачь! Я проверю! Парни, грузимся!
В темноте фигуры с мешками и бестолково выглядевшими пиками забрались в лодки. Здоровенные фигуры легко оттолкнули их от берега, не побоявшись замочить ноги в ледяной воде и лодки ходко пошли к темной туше корабля Эрика.
Караван пошел дальше. Говорить Лилиан не хотелось. В голове вертелось. что поездка на телеге для аристократа как-то уж очень плотно связывалась с казнью. С другой стороны, не все же жили в Париже?.. А весь путь верхом — о, бедная ее спина. И не только.
Вдали, у пирсов послышался какой-то шум.
— Госпожа, пересядь пожалуйста в фургон.
— Что случилось?
— То, чего мы и ждали. За тобой охотились. Но сейчас это все не наша работа. Лейс Антрел там для этого и ждал.
— Но он же должен был присоединиться…
— Он бы и присоединился. Но, сама видишь.
Вдали лязгнул металл, кто-то кричал — явно там была какая-то заваруха. Фонари — которых там быть не должно.
— Но надо помочь!
— Нет. Мы будем следовать своим курсом, госпожа. Прости.
— Но там раненые!
— Они ранены за то, чтобы ты благополучно перебралась в более спокойные места. Не делай их жертву и работу бесполезной.
— А почему вы решили, что этим займется он?! — спрашивать этого совершенно не следовало, но Лилиан разозлилась и не подумала.
— Потому, что солдатам куда проще помогать ему, чем мне. Четыреста лет набегов не забываются за полгода.
О том, что Лейс сам настоял на этом опасном прикрытии снедаемый стыдом за своего предателя, Лейф не сказал. Каждый решает за себя, за что ему биться.
В фургоне Лилиан приготовили хорошее место, постелив на мешки овчину и сделав из них что-то вроде кресла. Девушки и женщины в фургоне усадили ее и караван тронулся дальше. Говорить Лилиан не хотелось, плакать было нельзя, так что она продолжила тоскливо думать о том, в какой ситуации оказалась.
Это не прошло незамеченным.
— Госпожа. Пастер Воплер, помнится, говорил, что уныние — тяжкий грех?
— Пастер Воплер — нехотя ответила Лиля. — Много чего говорил, и немало из того называл грехом. Помнится, он еще не рекомендовал мужчинам и женщинам сидеть на одной лавке. А то греховно появляются дети…
— А у мужа и жены — тоже греховно? Или вот если, скажем, не сидеть?
— Это ты при следующей встрече у него самого спроси. Даже представить механизм такого затрудняюсь. Я ж не пастер…и, слава Альдонаю Милостивому, не Воплер! — буркнула в ответ Лилиан.
— Ну-у-у… если подумать… — задумчиво протянула Гудмунд.
Против воли, Лилиан заинтересовалась. И, уже услышав совершенно неприличное и весьма подробное предположение, фыркнула под общий хохот и поняла, что ее команда просто напросто веселит ее. Потому, что с их точки зрения жизнь шла своим чередом — и не следовало терять предводительницу из-за мелких житейских затруднений.
Следовало признать — веселит небезуспешно.
— Хэй, малявка, ну-ка отдай палку!
Здоровенный чернобородый мужик с третьего от кормы весла протянул руку к ее пике. Мири не успела даже задуматься, как стукнула его тыльником под локоть. Здоровый — значит медленный, говаривал сержант. Так и оказалось.
— Ух, черт мор… ской! — от неожиданности и боли в локте вирманин аж плюхнулся назад на скамью.
— У тебя одна есть, а этой ты сначала пользоваться выучись! — на вирманском это прозвучало еще нахальнее, и как-то двусмысленно. Вообще-то она имела в виду весло, чего они?
Вокруг заржали.
— Что, Снорри, тяжелая палочка оказалась?
— Эй, Снорри, ты палки не перепутал, а? Ну ты в штанах глянь, там вроде у тебя что-то было…
Сам Снорри не обиделся, а заржал вместе со всеми.
— А ты бойкая, муха! Шагай на ют, ярл ждет.
Ее парни, тоже не отдав пик и кинжалов, устроились возле надстройки, ожидая ее.
"Собрался Малли в поход морской
Весло тяни, вирманин.
В дружине Малли сам он шестой…
Весло поднимай, вирманин…"
Скрипели уключины, плескалась вода под носом драккара и казалась густой, как кисель. Корабль под тяжелую и ритмичную песню гребцов шел вперед, оставляя рассвет слева и сзади. Миранда смотрела на уходящий берег, с рассыпающимися огоньками фонарей и факелов, которых там не должно было быть, и берег плыл у нее перед глазами. Мама осталась там. Этого же не могло быть, а она… Как же это, опять без мамы?
На плечо ей легла тяжелая, загрубевшая от весла и меча лапища Эрика.
— Вставай на румпель, графиня, да держи на мыс.
Миранда даже не сразу поняла, о чем это он, но лапища подтолкнула ее к отполированному сотнями часов и рук брусу, который уже держала пара здоровенных воинов. Она нерешительно взялась за брус — и ощутила, как он шевелится, тяжело обещая свернуть куда-то не туда и унести ее с собой. Подняла голову и увидела вдали Малый Черпак — еще плохо различимый в темноте мыс бухты. Нос драккара смотрел куда-то мимо него, в открытое море.
— Держи на палец в берег, там течение. Следи за ветром.
Мири толкнула тяжеленный брус, уперлась — и он сдвинулся. Корабль также тяжело начал поворот, небыстро меняя курс на гладкой утренней воде. Не сразу, не легко — но довернул.
— Верни назад. Держи прямо… Куда мы идем?
— На Малый Черпак…
— Хорошо, молодец. Как будет он справа по носу — забирай мористее. Пойдем на проливы. Давай, графиня, — похлопала ее по плечу лапища. — Следи за ветром, жди течения…
"Нашел наш Малли секиру себе
Тяни весло, вирманин…"
За спиной Мири, у самого планшира, старик-штурман одобрительно покачал бородой. Будет, будет толк из девки. Оружие не отдала, на румпель встала. Ничего, что мала — вырастет. А пока — парни румпель подержат. Ярл ее правильно поставил. Хватит о прошлом думать. Надо к проливам идти.