Короли локдауна

Я не знал, что было хуже — запах хлорки или дыма, но и то, и другое уловил в равной степени, когда мы стояли в лесу и смотрели, как догорает костер в могиле, которую я вырыл для Татум.

Воспоминание о том, как я провел здесь несколько часов, копая эту яму, каким-то образом казалось мне нереальным. Да, я помнил, как мои мышцы напрягались, горели и дрожали от усталости, когда я снова и снова вонзал лопату в почву. Я помнил, как моя рубашка прилипала к телу, когда я был весь в поту, и как грязь забилась у меня под ногти. О том, как пахла влажная почва и как небо из темного становилось светлым, пока я работал. Боль от волдырей, которые образовывались, лопались и кровоточили на моих ладонях, пока я пытался заставить агонию в моем теле соответствовать боли в моем сердце. Все это было ясно как день. Но гнев, который я испытывал по отношению к Татум? Чувство предательства, обиды, ненависти? Если и было что-то, чему меня научило убийство этого мудака, так это то, что обвинение ее в смерти моей матери не поможет мне справиться с горем. Сэйнт сказал мне найти выход своей ярости, но если убийство этого подонка не заставило меня почувствовать себя лучше, то я знал, что причинение боли Татум тоже не поможет.

После того, как студенты оправились от волнения, вызванного проникновением этих ублюдочных воров, Монро отправил их всех обратно в общежития и велел изолироваться на сорок восемь часов. Теперь все подверглись воздействию посторонних, и Татум была не единственной, кто вступал в контакт с кем-то, кто, возможно, был заражен. Он поставил перед остальным персоналом задачу доставить в каждое общежитие достаточно еды на это время, а затем велел им также изолироваться. Дополнительным бонусом было то, что никто из них не вышел бы посмотреть, чем мы занимаемся.

Пока он это организовывал, мы втроем привели Татум обратно в Храм, и Сэйнт удивил всех нас, предоставив ей в пользование свою комнату, чтобы она могла изолироваться от нас. Мы все разделись, приняли душ и натирались дезинфицирующим средством для рук до тех пор, пока у нас не начало жечь глаза, а затем приступили к отбеливателю.

ОКР Сэйнта еще никогда не было так кстати. Он собрал все без исключения мелочи, оставленные злоумышленниками, и мы выбросили все это в мешки для мусора, прежде чем он перешел к учету всего, к чему они прикасались, только по памяти.

Мы потеряли двести семнадцать рулонов туалетной бумаги. Но он насчитал сто восемьдесят четыре среди того хлама, который мы подобрали у главных ворот. Двадцать шесть были испорчены за ненадобностью, что оставило семь неучтенными. И я, честно говоря, думал, что у Сэйнта сломается зуб от того, как сильно он скрежетал по этому поводу. Также пропала еда и наличные деньги, а также несколько других случайных вещей, которые злоумышленники явно сочли ценными. Мы забрали большую их часть до того, как они смогли сбежать, включая наш Xbox и несколько дорогих часов. К счастью, большая часть действительно ценных вещей все равно находилась в сейфе, так что в целом мы не сильно пострадали.

Татум сидела в комнате Сэйнта, свесив ноги между перилами балкона, и смотрела на нас сверху вниз, пока мы работали.

Я не собирался думать о том факте, что она могла быть заражена. Я не собирался ни на секунду задумываться об этом. Потому что я видел, на что способен вирус «Аид». Я знал это слишком хорошо. И я не собирался больше смотреть, как это случается с кем-то, кто мне дорог.

Сэйнт прибрался в своей комнате, пока Татум принимала душ в ванной, и даже снял постель и застелил ее свежей для нее. Кто-то другой мог бы ошибочно принять его скрупулезность за заботу, но я сомневался, что это имело большое значение, если имело вообще. Он просто не мог смириться с мыслью, что кто-то, кроме нас, находился в его личном пространстве, и ему нужно было вычистить все это место дочиста, прежде чем он удовлетворит свою потребность снова почувствовать, что все под контролем.

Киан включил телевизор, на котором крутили первую серию «Ходячих мертвецов», и повернул его так, чтобы Татум могла смотреть с кресла, которое она устроила для себя на верхней площадке лестницы, где свернулась калачиком, завернувшись в одеяло Сэйнта. Этот засранец ударил ее по голове достаточно сильно, чтобы вызвать сотрясение мозга, поэтому мы оставили ее со строгими инструкциями не ложиться спать, и Киан переписывался с ней с тех пор, как мы оставили ее там одну, чтобы убедиться, что она не задремала.

Монро появился около двух часов ночи, и мы вчетвером направились в катакомбы, завернули тело в брезент, вытерли кровь полотенцами, которые он украл из прачечной, а затем вынесли все через выход на пляж и через лес к этой могиле.

Сэйнт и Киан обменялись мрачными взглядами, когда я показал им это, что заставило меня подумать, что в какой-то момент мне надерут задницу, но более срочная задача по решению нашей проблемы на данный момент имела прецедент.

Сэйнт вернулся в катакомбы, чтобы снова все почистить отбеливателем. Он был таким помешанным на чистоте, что у него даже был фонарик с черным светом, которым он обычно пользовался, чтобы перепроверить, хорошо ли поработала его уборщица, но он оказался чертовски пригодным для обнаружения брызг крови.

Остальные облили тело жидкостью для зажигалок, и Монро был тем, кто чиркнул спичкой. А затем мы провели следующие несколько часов, следя за тем, чтобы держаться с подветренной стороны от прогорклого дыма, и продолжали поддерживать костер, пока не убедились, что сгорело как можно больше улик.

Итак, теперь, когда угли догорели и остались только обугленные останки костей, которые не сгорели дотла, мы вчетвером сидели вместе и ждали, когда огонь погаснет.

— Я никогда не понимал, как легко было кого-то убить, — пробормотал я, нарушая молчание, которое мы сохраняли большую часть ночи.

— Я был прекрасно осведомлен, — невозмутимо ответил Сэйнт.

— Никогда не думал, что сделаю это, — пробормотал Монро.

— Мы сделали это ради нее, — прорычал Киан. — В этом есть красота.

Мы все долго смотрели друг на друга. Она. Татум Риверс. Девушка, которая все изменила. Между нами четырьмя висело много невысказанных слов о ней. Потому что независимо от того, что произошло между всеми нами и девушкой, которую мы считали своей, это привело нас всех к тому, что мы были готовы убить ради нее. И в этом мире было не так уж много людей, о которых я мог бы заявить, что так забочусь.

Никто из нас больше ничего не сказал на эту тему, оставив ее на потом.

Если не считать того, что Сейнт отдавал приказы и задавал вопросы, вся ночь прошла довольно спокойно.

Но, насколько я мог судить, мы хранили молчание по разным причинам. Сейнт был на седьмом небе от счастья из-за ОКР. Никогда контроль и принудительная чистка не были так важны. Я практически видел, как он составляет невероятно длинный список вещей, необходимых для уничтожения всех улик, и огонек в его темных глазах говорил о том, что он наслаждается этим вызовом. Я не думал, что ему особенно понравилось убивать этого засранца, но и не думал, что на него это сильно повлияло. Дело было не в том, что он был, откровенно говоря, психопатом, хотя я предполагал, что многие люди могли бы со мной в этом не согласиться, но с Сэйнтом дело было скорее в том, что ему было трудно заботиться о людях. Он боролся с сочувствием до такой степени, что я был совершенно уверен, что у него его нет. Он вел себя так потому, что был склонен верить, что мир щедро одаривает людей, которые этого заслуживают, за то, что они недостаточно сильны, чтобы изменить свою судьбу. И он боролся с горем, потому что у него было не так много людей, о которых он заботился настолько, чтобы горевать о них. И он, конечно, не думал, что многие люди стоили того, чтобы горевать из-за них. Сэйнт заботился в первую очередь о себе, а потом обо мне и Киане. Вот и все. Хотя я должен был признать, что Татум, казалось, действовала ему на нервы. И то, как он мгновенно вмешался, чтобы пырнуть ножом этого парня в знак солидарности с ней, заставило меня задуматься, насколько сильно он начал заботиться о ней.

Киан был здесь в своей стихии. Он был воплощением насилия и был самым эмоциональным из всех нас по поводу всего этого. Не эмоциональный в том смысле, в каком можно было бы ожидать от кого-то сожаление, панику, вину. Нет, Киан был взвинчен. Он был как клубок энергии. Он провел большую часть ночи, расхаживая вокруг костра, собирая все необходимые дрова, чтобы раздуть пламя почти в одиночку, с этой сумасшедшей улыбкой, игравшей на его губах.

Он ждал своей следующей роли в этом деле с таким количеством энергии, сосредоточенной в его мышцах, что я ожидал, что он бросится вперед в любой момент. Монро достал из подсобного помещения кувалду, чтобы разобраться с последними костями, и Киан немедленно предъявил на нее права. Он воткнул её в землю рукояткой вверх и сидел на корточках, упершись в неё подбородком, во всех отношениях напоминая горного льва, приготовившегося к прыжку.

С другой стороны, я, казалось, был единственным из нас, кто был на грани паники из-за всего этого. Терзался ли я чувством вины и сожаления из-за убийства какого-то бездельника, подражающего насильнику, когда он пытался причинить вред нашей девочке? Нет. Но представлял ли я себе какую-то версию будущего, в котором приехала полиция, были обнаружены улики и каким-то образом мы оказались запертыми в колонии строгого режима до конца наших жалких жизней? Да. Такая мысль приходила в голову. Неоднократно.

Когда я притащил Татум сюда с мыслями о том, чтобы убить ее, я был не в себе от горя, сердечной боли и такой гребаной ярости, что это поглотило меня. Я сломался. Теперь я знал это. Это была кульминация всей беспомощной, бесполезной агонии, которую я сдерживал, пока она не переросла во что-то гораздо более сильное. Намного более опасное.

Я даже не мог вспомнить, как планировал это. Что-то во мне просто сломалось, и я потерялся. Но я точно знал, что вернуло меня назад, что дошло до меня сквозь все слои боли, страданий и невзгод.

Татум Риверс позвала меня в темноте, я откликнулся и вышел на свет, чтобы поклоняться ей. Возможно, она еще не осознала этого, но теперь она владела мной даже больше, чем я владел ею.

Я убил ради нее. Сражался ради нее. И теперь я также хотел быть свободным ради нее.

Монро был единственным из нашей группы, кого я не мог полностью понять. Он, конечно, не выглядел скорбящим или теряющим самообладание, или вообще, казалось, действительно присутствовал здесь. С тех пор как мы начали разводить костер, он уселся прямо в грязь, окинул взглядом деревья и сидел молча, погрузившись в собственные мысли.

Что бы ни крутилось у него в голове, он, казалось, был недоволен этим. Его губы были сжаты в жёсткую линию, а глаза сузились до щелочек. Но что бы ни преследовало его, он явно не собирался озвучивать это.

Была такая поговорка о секретах. Двое могут хранить секрет, если один из них мертв. Так как же мы впятером должны были это скрывать? Я, Сэйнт и Киан были не теми, о ком я беспокоился. Но Монро? Татум? Мы были связаны друг с другом жестокостью и смертью, и я могу только предполагать, что крови на наших руках было достаточно, чтобы заставить нас всех замолчать. Но нам нужно было держать их рядом, как можно больше разжигать пламя нашей связи. Внедрить их в нашу группу так глубоко, чтобы они никогда не захотели уходить.

Когда Татум давала нам свою клятву, мы сказали ей, что это на всю жизнь, но я не придал этому особого значения. Теперь я мог видеть, что так и должно было быть. Она была нашей навсегда, и мы также принадлежали ей. Был только один выход из этого круга из пяти. И мне не нравилась мысль о новых смертях.

— Сходи за гребной лодкой, Блейк, — приказал Сэйнт. — Пришвартуй ее к берегу у входа в катакомбы. — Я молча стоял, глядя на Киана, который тоже поднялся на ноги, держа в руке кувалду со злой улыбкой на лице. Мне было интересно, мог ли кто-нибудь еще увидеть, что это маска. Не то чтобы я думал, что он паниковал внутри. Скорее, он все равно никогда не был уверен, что должен чувствовать по любому поводу. Его эмоциональный диапазон был в лучшем случае ограничен. И иногда я задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь полностью оправиться от ужасов, которым подвергала его семья, пока он рос.

Сэйнт был готов очистить это место серной кислотой и отбеливателем, как только Киан закончит свою роль. Я просто надеялся, что уборщики не заметили внезапного недостатка в их чистящих средствах.

Я зашагал прочь между деревьями, глубоко вдыхая свежий утренний воздух, когда увидел солнце, поднимающееся над озером между толстыми ветвями.

Мне не потребовалось много времени, чтобы добраться до Элинга Уиллоу и реквизировать одну из гребных лодок. Плеск темно-синей воды о весла действовал успокаивающе, когда я начал грести, и я с легкостью поддался ритму движений.

На воде было спокойно, и каждый рывок весел действовал как бальзам на мое бешено колотящееся сердце.

Сэйнт все продумал. Мы точно следовали его инструкциям. Монро позаботился о том, чтобы весь персонал и студенты были надежно заперты в своих комнатах на дальней стороне кампуса, чтобы не было никаких шансов на свидетелей. Мы были на финишной прямой.

Лодка ткнулась в песчаный пляж, когда я сошла на берег, и Киан вышел из-за деревьев мне навстречу. В кулаке у него болтался потрепанный на вид мешок из-под картошки, а мрачная ухмылка на лице говорила о том, что все по-прежнему идет хорошо.

Он шагнул прямо в воду, направляясь ко мне вброд, прежде чем бросить мешок внутрь и оттолкнуть лодку обратно.

— Все прошло по плану? — Спросил я.

— Сэйнт и Монро как раз уничтожают последние угли отбеливателем и кислотой. Как только они будут уверены, что это сделано, они заделают пробоину и встретят нас у причала, — ответил Киан, прежде чем запрыгнуть в лодку вместе со мной.

Я греб к центру озера, и Киан снял рубашку, откинувшись назад и позволив солнцу целовать его татуированную плоть.

— Мое сердце не переставало биться со вчерашнего вечера, — сказал он с ленивой улыбкой на лице и закрыл глаза, как будто мы просто отправились на неторопливую прогулку на лодке. Казалось, он был чертовски взволнован этим заявлением.

— Ты думаешь, кто-нибудь придет его искать? — Спросил я, потому что на самом деле это был единственный пробел в нашем плане.

— Не-а. Мерл был отвратительным пьяницей и устрашающим мудаком. Он жил один в трейлере на другом конце города и у него не было работы. Ходило множество слухов о том, что он вламывался в дома по всему городу и воровал у трудолюбивых людей, чтобы прокормить себя. Кроме этого, он появлялся на ночных боях и либо сталкивался с дерьмом, либо оставался трезвым и дрался за наличные. Он был злобным ублюдком и в трезвом состоянии. Раз или два он был близок к тому, чтобы побить меня в бою. Никто не будет скучать по этому мешку дерьма. Думаю, они решат, что он получил от нас хорошую добычу и смылся с ней. Возможно, стоило бы даже пустить слух о пропаже пачки наличных, чтобы горожане предположили, что он украл их и сбежал. В любом случае, они не будут оплакивать его. Скатертью дорога плохому мусору и все такое. — Киан перекинул руку через борт лодки и позволил своим пальцам скользить по воде, выглядя таким чертовски расслабленным из-за этой правды.

Узел в моей груди ослабел от его слов. Киан был не из тех, кто вешает мне лапшу на уши. Если бы он думал, что кому-то не наплевать на парня, которого мы убили, он бы так и сказал. Нет смысла прятаться от правды вещей. Но оказалось, что у кусков дерьма-насильников в конечном итоге не заводятся друзья. И я не мог сказать, что меня это сильно огорчило.

— Этого хватит, — сказал я, перестав грести недалеко от центра озера и глядя на чистейшую воду.

Киан сел и взял в руки мешок из-под картошки. Он вытряхнул из него мелкую пыль — все, что осталось от человека, которого мы убили. Он рассеялся по воде и вскоре был поглощен мягким плеском волн.

Я наблюдал, как Киан достал зажигалку из кармана и поджег мешок для пущей убедительности. Сухой материал мгновенно вспыхнул, когда он поднес его к воде.

Киан выругался, когда пламя лизнуло его пальцы, но стиснул зубы от боли еще на несколько мгновений, прежде чем ослабить хватку на крошечном уголке, который он все еще держал. Пламя поглотило его прежде, чем оно коснулось воды, и Киан окунул обожженные пальцы в озеро, чтобы успокоить их.

— Дело сделано, — объявил он с опасным блеском в глазах.

— Именно так, — согласился я.

Я начал грести обратно к Эллингу Уиллоу, где увидел Сэйнта, ожидающего на пирсе с очередной бутылкой отбеливателя, чтобы почистить лодку. Мне пришлось задуматься, смогу ли я когда-нибудь снова вдыхать этот химический запах, не думая об этом дне. Но, может быть, ничего страшного, если я не смогу. Потому что сегодняшний день был началом чего-то нового.

Наша связь была крепче, чем когда-либо, и в наши ряды влилась новая кровь.

Я не мог с уверенностью сказать, что ждет меня завтра, но то, как колотилось мое сердце, давало мне понять, что я был взволнован, узнав это. Потому что, возможно, это был конец жизни одного человека, но мне казалось, что это было только начало нашей.