Аяк дал нам времени на подготовку ещё два месяца. Сомневаюсь, что он хотел специально выдать нам такую значительную фору, позволившую укрепить город, подготовить все возможные запасы и обучить бою ополчение. Эта фора была важна, но Аяк не атаковал, дожидаясь пока окончательно потеплеет и горные дороги не будут покрыты толстым слоем снега, но эта небольшая передышка была нужна как воздух.
В Вольгороде витал запах тревоги. Им было наполнено всё: воздух, еда, взгляды людей. Мне всё же не удалось сохранить спокойствие среди населения. Не знаю кто или что стало причиной утечки, но факт оставался фактом и нам едва удавалось сдерживать народное волнение. Среди людей зрел слух, что император Инн ведёт миллионы воинов, в каждом из которых живёт дух зверя, отчего каждый боец императора обладает огромной силой и неисчерпаемой звериной яростью. Многие хотели пойти на мирное соглашение ещё до начала войны и мне стоило огромных усилий для удержания состояния внутри города в относительном порядке. Помогал мне в этом деле собственный авторитет и то, что среди моих солдат было множество бояр и дворян, которые имели высокую военную подготовку. Да и золотишка пришлось потратить, чтобы подкупить часть из наиболее активных сторонников мира, дабы те поменяли свою позицию и на этот раз продвигали военную повестку среди переселенцев. Так что, кризис в колонии удалось пережить достаточно легко. К тому же, практически двадцать город выступили нашими прямыми союзниками, собирая собственные ополчения, которые должны были удержать флот Аяка от прорыва по реке.
В городе все были готовы к битве, благо, запас оружия, стрел и арбалетных болтов у нас был накоплен приличный, а значит какое-то время ополчение сможет эффективно уменьшать численность вражеского войска. Командовать возможной защитой поселения был назначен Бернд. Он рвался в бой, но я здраво рассудил, что не привыкшему к сражению ополчению нужен грамотный командир да и хорошо подвешенный язык Бернда мог помочь на случай возможных переговоров. Я сомневаюсь, что Аяк на них пойдёт, ведь победа для него нужна с репутационной точки зрения, но даже так стоило быть готовым к разного рода решениям противника. В усиление Бернду был приставлен Могута. Царевич хоть и был боевитым мужиком, но его опыт в сражениях был не таким большим, в отличие от статуса. Может быть, Владислав и рад бы был смерти своего «братца», но присутствие его в городе могло бы вдохновить горожан на случай, если всё же им случится обороняться.
Сейчас мои войска находились в режиме низкого старта. Снаряжение было собрано, обоз составлен, кони накормлены, а это значит, что в любой момент мы сможем выступить навстречу войску Лагриканцев. Мы дожидались, когда первые вести о начале битвы на реке достигнут нас ровно в тот же момент мы выдвинемся из города. После преодоления Инн на нескольких оставшихся при мне стругах, до выбранного места схватки нам идти было всего пару дней. Благо, длительному маршу войско было обучено и большого обоза мы с собой не брали, чтобы не снижать скорость из-за вереницы тянущихся позади нас телег. Конечно, можно было бы составить вагенбург, но против нас не выступало конное войско, а потому он станет лишь помехой и обременением. Конечно, тогда мы будем закрыты со всех сторон телегами, но они были нужны в хозяйстве, да и я рассчитывал на конницу с артиллерией, который могли позволить мне совершать оперативные манёвры на поле боя.
Вести о начале боестолкновений на реке достигли нас через три дня, после того как на помощь к союзническим контингентам выдвинулся небольшой корпус моих воинов во главе с Рубеном. Парень был молод, но отлично подготовлен, а потому операция под его руководством должна окончится успехом. Сообщение доставил верный сокол, который продолжал путешествовать с Рубен с момента его прикомандирования тогда к ещё наёмничьему отряду. Несколько раз птицу чуть не подстреливали, но она до сих пор исправно выполняла все возложенные на неё задачи даже под плотной стрельбой со стороны противника.
Получив сообщение, я сразу же приказал переправляться через реку. В городе мы оставались по сей момент только из-за лёгкости снабжения, ведь перевозить через Инн продукты для пятитысячного войска было проблематично. Теперь же мы везли немалую часть припасов с собой, взяв в обоз лишь несколько телег, доверху нагруженных самым необходимым. Конечно, помимо телег снабжения провиантом и огромных бочек на колёсах, шли в обозе и телеги с порохом да остальным военным скрабом. Благодаря грамотному их распределению, обоз получился не самым длинным, а избыток лошадей, поставляемых как городами-союзниками, так и кочевниками-калаками, позволял делать армию достаточно мобильной. В будущем мне хотелось и вовсе посадить всю армию в сёдла, чтобы наиболее оперативно действовать на бескрайних просторах Лагрики, которую нам предстояло ещё долгие года исследовать после победы над Аяком. Однако, рано пока загадывать на будущее, когда предстоит столь сложная схватка, ценой за проигрыш в которой будет не только моя жизнь, но и жизни ещё пятнадцати тысяч человек. Много? Ещё не придумали слово, которое будет обозначать насколько же велика такая цена.
Через пару дней пути мы наконец добрались до места будущей битвы. Это была низина после гор, ровная как стол. Не было здесь ни единой кочки, ни одной ямки и столкнись на такой площадке две конных армии, то для них это бы стало идеальным местом для схватки. Однако же, этот бой был битвой пехотных армий, а это значит, что лучше бы мне пользоваться неровностями местности, но их, к великому моему сожалению, просто не было.
По моим подсчётам, основанным на информации от Ки’бака, Аяку нужно было двигаться ещё минимум пару дней по горным тропам, а значит это время нужно использовать с пользой. Потому мною сразу был отдан приказ к началу инженерных работ. Десятки воинов, вооружившись лопатами, стали сразу выкапывать траншеи и позиции, предназначенные для пушек. Они были крайне важны для нашей битвы, ибо пушки должны были мочь расстреливать любую площадь в зоне действия досягаемости ядер. Ещё небольшую группку людей, нагруженную альпинистским снаряжением, я направил к снежным пикам гор. Был у меня план, и они должны были стать инструментом для его исполнения.
Аяк со своим войском появился только на четвёртый день, когда немалая часть укреплений была построена. Его многотысячное войско длинной рекой медленно спускалось в низину по узким горным тропам. Я видел их закованные в бронзовые доспехи тела, чувствовал их усталость и ощущал ярость, с которой они готовы броситься на жиденькую цепь из моих воинов и траншей, которые перегородили им выход из низины. Я понимал, что сейчас войны лагриканского императора устали после длительного перехода, но я не атаковал. Ударь я сейчас и совершенно точно одержу победу, но какой от этого будет смысл? Сейчас внизу скапливались войны императора, они устали, но их было столь мало, что потери врага будут минимальными, а это в мой план не входило. Я собирался уничтожить как можно больше лагриканских воинов, которые рискнули выступить против моего правления. Этот мятеж я просто не мог прощать, а потому нужно было утопить восстание в крови так жестоко, чтобы они поколениями даже не раздумывали о том, чтобы попытаться выступить против моей власти.
Воины спускались с горы, сразу же пытаясь построиться в боевые порядки. Вот только сразу было заметно, что воины каждого города держаться по отдельности. Сотня за сотней они развёртывались в низине, поблёскивая металлом доспехов и громыхая металлическими щитами. Они были готовы к схватке, не смотря на усталость, но из всех сил удерживались. С каждым часом их становилось всё больше и больше, а потому вскоре количество противников быстро сравнялось с подчинённым мне воинством. К концу дня численность противника и вовсе превысила моё войско примерно в три, а то и четыре раза. Этого было более чем достаточно для атаки, но Аяк не спешил атаковать. Похоже было, что он достаточно умудрён в военной тактике, чтобы не бросаться оголтело на мои порядки, а дать своим бойцам отдохнуть. Почему же они вообще спустились с гор, если узнали о том, что я поджидаю их на подготовленных позициях? Причиной тому были горы и сложность их преодоления. Пусть сейчас уже было тепло, но пронзающий всё тело холодный ветер заставить спуститься даже самых подготовленных людей, да и перетаскивать по узким тропам обоз практически невозможно, а это значит, что провиант у лагриканцев либо на исходе, либо скоро будет на исходе. Так что, им до невозможности сильно нужна победа, а иначе почти двадцать тысяч отборных воинов поляжет в продуваемых всеми ветрами горах, даже не успев хоть раз ударить врага копьём. У нас же тоже не было огромных запасов, но положение было всё-таки лучше, ведь какой никакой обоз был, да и войско моё было значительно меньше.
— Где же мы их всех будем хоронить? — горестно вздохнул стоящий рядом со мной Сезар, рассматривая вставшее против нас огромное войско, — Если это самые отборные ратники аборигенов, то сколько тут городов собралось?
— Никак не меньше двухсот. — после недолгих раздумий ответил я, — Во время первой экспедиции мы их много зарубили, но такое ощущение, что они не люди, а тараканы. Бьёшь их постоянно, а они всё не кончаются.
— Как думаешь, сработает ли твой план?
— Было бы славно. — я вздохнул, в который раз перепроверяя пистоли на груди и поясе, — Если выгорит, то конец тут всем придёт.
— Поспать бы нам надо. Сегодня эти уроды точно на нас не попрут. Даже я бы не рискнул нападать в такой темноте.
— Согласен. Если уж сразу не напали, то мозги у них есть, а значит можно бы и отдохнуть.
Если бы я тогда знал, насколько же ошибаюсь. Рассчитывая на разумность Аяка и его командиров, я приказал большинству бойцов отдыхать, оставив лишь немногочисленных наблюдателей, которые не должны были допустить подхода противника. Учитывая военную доктрину лагриканцев, я сомневался, что у них есть особенные отряды, специализирующиеся на скрытных операциях на манер пластунов или ниндзя. Это меня успокаивало, и я с удовольствием завернулся в свой походный спальный мешок из шкур, после чего мирно уснул.
Скрытных воинов и вправду не было, но лагриканцам они нужны не были. Они выстроились в несколько рядов, пользуясь прикрытием ночи и просто попёрли вперёд, громыхая своим вооружением и доспехами. Их было столь много, что нельзя было не услышать передвижение этой бронзовой толпы.
Тревога поднялась немедленно — всё же не зря ели свой хлеб выставленные дозоры. Сквозь такую тьму никого не было видно и передвижение противника можно было заметить только благодаря редким отблескам отражающейся в доспехах луны. Мысленно я себя благодарил за то, что пушки были заранее пристрелены по намеченным вешкам. Пока что разделяющая нас дистанция была слишком большой и пушки выжидали, пока остальное войско просыпалось. Противник не бежал вперёд, он худо-бедно пытался сохранить строй, но мне было понятно, что долго их дисциплина продолжаться не может. Сомневаюсь, что за столь короткое время умудрился обучить биться в строю тех, кто поколениями усваивал культуру сражения отрядом на отряд. Тем более лагриканцы воины, а не солдаты. Как только начнётся обстрел, то вся их дисциплина сразу пойдёт коту под хвост.
Через несколько минут наконец заговорили пушки. Их слова, вырывающиеся из открытых чугунных ртов, звучали словно приговор, который было невозможно обжаловать. Артиллерия рявкала, выпуская из стволов искрящиеся бомбы, огнём вырывая клочки плоти опустившейся тьмы. Ядра летели, обещая противнику только смерть и забвение. Бомбы, влетая на заранее определённые позиции, разрывались в темноте красивыми огненными цветами, поднимающими в небо куски грязи и оторванные части тел воинов.
Пушкари работали профессионально, рассеивая плотный строй врага. Как только появились первые потери, их плотный строй полностью исчез, и воины сразу же рванулись вперёд, желая как можно быстрее достигнуть наших позиций. Разбуженные грохотом артиллерии пехотинце быстро поднимались из траншей, выстраиваясь в растянутую цепь. Выходило, что бойцы смогли развернуться всего в две шеренги, полностью перегородив возможности противника вырваться из долины, в которую они сами себя загнали. Наш строй был слишком жидким, к тому же Аяк, то-ли по своей глупости, то-ли заранее спланировав свои шаги, но он умудрился практически нейтрализовать опасность от обстрела из аркебуз и карабинов.
Потому-то моим стрельцам удалось сделать всего один выстрел в темноту, после чего присоединиться к остальной пехоте, подкрепляя и без того не самые сильные фланги. Конечно, они не были ровней для моих латных ратников, но их полупики могли если не остановить прущие тучи вражеской пехоты, то хотя бы удержать.
Наконец противник достиг наших рядов и началась настоящая рубка. В темноте было практически невозможно командовать подразделениями, а потому оставалось положиться на навыки моих воинов, которые практически вслепую бились строй на строй. Радовало, что ратники сражались как единый организм, разя лагриканцев алебардами и пиками. Их бронзовые доспехи были большими, тяжёлыми и неповоротливыми, из-за чего аборигены значительно уступали более мобильным сурам, защита которых была намного удобнее и способной выдержать мощные удары тяжёлых копий лагриканцев.
Две армии, уперевшись в свои позиции, обменивались быстрыми ударами, но вместе с тем два армии ни наш шаг не отступали от своих позиций. Я же наблюдал за вялотекущим сражением с высоты одной из десятка артиллерийских батарей, пытаясь придумать как нам необходимо поступать, чтобы сражение закончилось как можно быстрее и в нашу пользу. Ещё можно было бы худо-бедно обстреливать туземцев из пушек, если бы не плотные тучи, затянувшие небо и не позволяющие проникнуть хоть одному лучу, отражающемуся от луны.
Неожиданно в паре сотен метров от сражающихся войск один за другим появляться яркие огни. Пока я пытался осознать зачем Аяку такое странное освещение, то вдалеке затренькали тетивы из жил, а небо закрылось тысячами овеянных огнём стрел. Похоже было, что Аяка вовсе не волновали потери от «дружеского огня» и лучники разили в белый свет как в копеечку. Тысячи стрел врезались в землю под ногами, щёлкали о броню и влажно вонзались в незащищённые тела. Толку от такого обстрела было немного, ведь множество из пущенных снарядов либо просто падали, не достигнув цели, либо попадали в самих лагриканцев. Впрочем, для нашей страны эти горящие костры были словно красные тряпицы для разъярённых матадорами быков. Артиллеристы поняли, что нужно делать, когда я её не успел вобрать воздух в грудь для приказа. Сразу же стали заряжать в прожорливые стволы картечь. Двести метров дистанцией было плёвой и потому пушки вскоре выплюнули тысячи округлых тяжёлых шариков картечи.
Картечь — снаряд страшный. Тысячи злых, раскалённых пороховым огнём шариков летели вперёд, создавая в полёте безумный свист. Свист тысяч маленьких шариков вызывал первобытный ужас и желание зарыться в каку-нибудь нору, чтобы уберечь свою драгоценную шкуру ведь каждый из шаров с лёгкостью мог пробить даже защищённую кирасой грудь или живот, сплюснуться от удара, смешать все внутренний органы во вкусный кровавый коктейль, после чего вылететь из спины, забрызгав всех стоящих сзади кровавым коктейлем. Вот это и произошло с обстреливающими моих солдат лучниками. Залпом из пятидесяти стволов их просто смешало с землёй, превратив в не самую вкусную кровавую кашу. Они едва успели заметить всполохи, вылетающие из стволов пушек и никак бы не смогли хоть где-то укрыться от обстрела. Картечинам хватило всего лишь секунды, чтобы значительно сократить численность противника и добавить нам больше работы по выкапыванию могил.
Аяк понял, что его неожиданный удар не успевших отдохнуть воинов не смог возыметь успеха и над полем схватки раздался сигнал к отступлению. Это был странный странный, издаваемый будто птицей, прибывшей прямиком из Преисподней. Звук заставлять покрыться холодным потом даже кости, но мои ратники, привыкшие преодолевать даже самые тяжёлые испытания, не сдвинулись с места. Конечно, можно было погнаться за отступающим врагом и наверняка нанести ему потери, но я не давал команды к наступлению, ожидая от юного императора новый неожиданный ход.
Однако же его не последовало. Лагриканцы просто отступили назад к своему временному лагерю. Я ещё подержал немного своих бойцов, но затем просто позволил им вернуться на отдых, ведь до рассвета ещё оставалось пару часов, поскольку скоротечная схватка не заняла и часу.
Только с рассветом стали понятными потери Аяка. В своей неожиданной атаке он потерял не меньше пары тысяч воинов, часть из которых оставалась ещё живыми, когда мы их отыскали, но из милосердия единственное что мы могли сделать для них, так это лишить мучений, пробивая мозги через глазницу.
Что же касается выживших, то они остались на месте, ужавшись в своё походном лагере. Шатры их стояли столь близко, что можно было с лёгкостью расстрелять лагерь, нафаршировав противника чугуном и свинцом. Однако я не спешил устраивать геноцид лагриканцев. Подобравшись на безопасную дистанцию, я стал замечать, как аборигены собираются отступать обратно в горы. Этого нельзя было допустить.
Я стянул с пояса небольшой, но отвратно воняющий мешочек и стал вальяжно, но аккуратно подпаливать затравочный шнур, торчащий из горловины мешочка. Шнур стал быстро разгораться, и я кинул мешочек на землю, полностью переключив своё внимание на горы. Вскоре огонь добрался до содержимого мешочка и повалил густой рыжеватый дымок. Дымное облако было видно на многие сотни метров или даже километров.
Отправленные на горы воины тоже заметили поданный мною сигнал и ответили морганием при помощи бронзового зеркальца. Несколько отразившихся лучей вызвали у меня улыбку, и я стал выжидать исполнение моего приказа.
Долго ждать не пришлось. Прошло всего около получаса и горы вздрогнули. Раздалось несколько взрывов и раскаты их прокатились на километры, напугав весь лагриканский лагерь. Казалось бы, несколько простых взрывов и ещё несколько минут тишины, но нет. Горы стали страшно содрогаться и вниз устремился огромный оползень, поднимая тучи пыли и земли, ползя в сторону лагриканского лагеря. Там началась паника, а я лишь смеялся, понимая, что детонация в горах привела к тому, что Аяк и его войско оказалось в ловушке. Ловушке, из которой у них не будет выхода.