Корзина шишек (СИ)

Глава 1

Я смотрела в окно. Шел мелкий дождик. Холодный, осенний дождик. Капли оседали на стеклах, создавая сетку из мелких бусин. Когда капли сталкивались друг с другом, то они больше не могли оставаться на стекле и медленно стекали дальше к земле, чтоб влиться в лужу, что растеклась перед дверью. Выходить на улицу не хотелось, но надо было идти на автобус. Только капли дождя не отпускали, продолжая завораживать.

Кого я обманываю? Мне не хотелось возвращаться домой. Там меня не ждали. А когда не ждут, то и торопиться совсем нет желания. Дома в лучшем случае будет игнор, в худшем — скандал.

Автобусы отходили одним за другим. Через двадцать минут мне надо было выходить из торгового центра, который стоял рядом с автобусной станцией. Раньше этот торговый центр был автовокзалом, но потом здание продали. Поэтому люди и прятались в торговом центре от непогоды в ожидании автобуса. Хозяева ларьков были не против, надеясь, что кто-то что-то купит, поддавшись спонтанному желанию.

У меня не было лишних денег на такие покупки. Из-за этого я не гуляла по торговым рядам, а стояла и смотрела в окно. Зачем ходить просто так, если в кошельке пусто?

— Плохой сегодня день, — сказал мужчина. Еще и накрыл своей рукой мою. Я вздрогнула от неожиданности и резко повернулась, чтоб ему высказать, что не стоит влезать в личное пространство. Спокойные зеленые глаза смотрели на меня так, словно знали все, что я могу сказать. Захотелось разрушить его уверенность и ляпнуть что-то такое, чего он не ожидал.

— Почему же? Хорошая погода. Романтичная, — брякнула я. И чего в дожде романтичного? Хотелось прикусить губу за лишнее слово, но я сдержалась.

— Может так и есть, — ответил он. — Все зависит от угла зрения.

Он зачем-то перевернул мою руку. Осторожно вытащил билет, который я все это время держала в руках. Это было плохое решение. Краска с билета стерлась. Теперь это был белый мятый листок с нечитаемыми строчками.

— Куда нужно было ехать?

— В Гасино.

— Подвезти?

Нужно было отказаться. Здравомыслие и безопасность — это должно было быть выбито в сознании. И опять я встретилась с его взглядом, который знал, мой ответ. И вновь захотелось сказать что-то такое, чтоб в этом взгляде скользнуло удивление.

— Хорошо. Все равно билет испорчен.

Он улыбнулся. Достал из пакета складной черный зонт. Галантно предложил руку, но я отказалась, покачав головой. На выходе он придержал дверь, пропуская меня вперед. Под козырьком открыл зонт.

— Давно не приходилось с кем-то ходить под зонтом, — сказала я, когда случайно толкнула его под локоть.

— Все нормально.

А дождь только усиливался. Крупные капли оставляли на лужах пузыри, которые тут же лопались. Желтые листья были расплющены по асфальту. Зеленые еще держались за ветви, стараясь противиться ветру, не понимая, что их век завершен, а приговор вынесен. Только их никто не предупредил, оставив в сладком неведении.

— Осторожнее, — он меня дернул за руку, чтоб остановить. Перед нами тут же пролетела машина, поднимая брызги.

— И куда так гонит!

— Торопится, — сказал мужчина. — Думает, что не успеет.

Мы подошли к машине. Серебристая Аудио тут же мигнула, отвечая на сигнал. Мужчина предложил мне сесть на заднее сидение. Я была не против. Разницы, на каком сиденье ехать, я не видела.

— Не обижайся.

— А чего обижаться? — пожала я плечами. — Повода нет.

— На «ты» или принципиально?

— Смотря для какой цели. На короткое время поездки, мы можем и не разбивать эту стену официальности.

— А есть планы на продолжение знакомства? — спросил он. Я тут же отвернулась к окну, скрывая смущение. Ляпнула так ляпнула.

— Нет. Но сегодня я много говорю лишнего.

— Думаешь, что лишнее?

Я смотрела, как мимо проносятся мокрые дома с холодными окнами. Пешеходы торопливо шли по тротуарам, прячась под зонтами или надвинув низко на лицо колпаки. Казалось, что никому не нравился дождь. Осенние цветы выглядели мокрыми и некрасивыми. Я смотрела, как они низко опустили головы и покорились незавидной судьбе.

— Как тебя зовут?

— Вера.

— Аркадий. Можно Кеша, если решишься перейти на «ты». Не против, если я включу музыку?

— Включайте, — ответила я.

Тихий французский голос женской певицы наполнил салон машины. Я не понимала слов, но музыка была под стать погоде. Под нее было приятно смотреть на дождь и… Нет. Грусти не было. Скорее спокойствие и смирение. Непогода — это всего лишь непогода. Проблемы — это всего лишь проблемы, а радость — это радость. Ничего большего и ничего меньшего. И сразу в этом мире все стало проще и логичнее. Жаль, что мы этого часто не понимали и все усложняли.

— Иностранные песни многие не любят, потому что не понимают смысла, — сказал Аркадий.

— Не всегда нужно знать, о чем поют, чтоб понять. Хотя лучше песни переводить, чтоб не танцевать под что-то плохое.

— Любишь танцевать?

— Нет. Но можно же представить, что я танцую. Стоп. Давайте, оставим этот разговор. Я слишком много говорю лишнего.

— Пока я ничего лишнего не услышал.

— Я замужем. У меня есть двое детей. Довольно взрослых. Дочери четырнадцать лет, а сыну шестнадцать.

— Свернем через Фрелово? Так хоть и длиннее, но там пробки не будет. Все равно быстрее получится.

— Навигатор показывает, что впереди свободно, — заметила я.

— Мало ли что он показывает! — немного раздраженно, сказал Аркадий.

— Хорошо. Пусть будет Фрелово, — сказала я. И опять стала смотреть в окно.

Мы ехали какое-то время молча. Поворот на Фрелово Аркадий проехал, решив не сворачивать с дороги. Приятная мелодия, скрип дворников по стеклу, свежий ветерок из приоткрытого окна и тепло печки навевали на лиричный лад. Хотелось улыбнуться, закрыть глаза и ни о чем не думать. Я так и сделала, впервые за долгое время чувствуя спокойствие. Но за минуты спокойствия надо было расплачиваться. Когда я открыла глаза, то увидела, что уже стемнело, а машина все куда-то ехала, подчиняясь водителю. Французскую певицу сменил певец, с глубоким насыщенным голосом, который пел все также на французском языке.

Я достала из сумки телефон. Ни одного звонка. А время приближалось к десяти вечера, когда я должна была бы быть дома. Им было все равно? Или решили, что я осталась у Нины, как это часто делала в последнее время? Но можно же было поинтересоваться! Или это очередной день игнора?

В социальных сетях ни одного сообщения. Только Рита выложила несколько фотографий из пиццерии, где она с Павлом, Гришей и еще какой-то женщиной ужинали вместе. Счастливая семья, которой можно было только позавидовать. Я смотрела на них и понимала, что мне там места нет. Хотя я это давно знала. Странно, что еще удивилась…

Аркадий молчал. Грыз арахис и вел машину, не обращая внимание на дождь и ночь. Я достала бутылку воды. Сделала глоток, чтоб смочить пересохшие губы.

— Куда мы едим? — спросила я.

— Не знаю. А куда ты хочешь?

— Такое заманчивое предложение, что не знаю чего на это ответить, — сказала я.

— Выбирай. Где есть дорога, так там проедем.

Деревня с одиноким светом в окнах, поселок в стороне, который был лучше освещен, но мы не свернули в его сторону, предпочитая ехать дальше.

— Я не знаю. Если бы знала, то давно уехала.

— Тогда выберу я?

— Выбирай, — пожала я плечами.

— Они тебя не ждут?

— Все слишком…

— Сложно?

— Скорее легко. У него другая женщина. Он делает все, чтоб настроить детей против меня и не платить алименты. Я боролась, но сейчас устала бороться. Просто устала им объяснять, что на самом деле происходит. Они меня не слышат. Считают, что я променяла их на работу.

— Кем ты работаешь?

— Директором в крупном гипермаркете. Сейчас ушла оттуда. Они хотели, чтоб я больше времени проводила в семье, так я буду проводить. Нашла работу неподалеку от дома. Скоро там откроется магазин. Вот и пойду туда продавцом два через два работать. Зато они от моего внимания повесятся. Глупо?

— Нет.

— А все считают, что это ошибка. И я не уверена, что это не ошибка.

— Разве бороться до последнего — это ошибка?

— Больше не за что бороться. Он сегодня детей познакомил с любовницей.

— Дети потом поймут, что правда, а что нет. Понимаю, что тебе нужно сейчас, чтоб они поняли, но это придет со временем. Сколько бы ты их ни торопила, но это бесполезно.

— Знаю. Но обидно. Мне просто обидно! Это как-то… несправедливо. Понимаешь, так сразу получилось, что я работала, чтоб покрыть долги, чтоб выплатить кредиты. А Гриша долго не мог устроиться на работу. Когда же устроился, то нашел что-то за копейки на заводе. Зато график у него был до пяти вечера. Он их растил, пока я работала. И получилось, что это мне и ставится в упрек.

Я все же разревелась. Полезла за салфетками, но только сумку уронила. Все вывалилось на пол машины и сидение. От этого я только разозлилась.

— И никто этого не оценил?

— Нет. Свекровь мне в упрек ставила работу. Говорила, что я гуляю. А мама сказала, что я пожалею о своем решение. Но у нас с мамой разные виды на жизнь, поэтому я не удивилась ее словам. Ладно, все это ерунда. Разберусь.

— Почему ты не подаешь на развод? — спросил Аркадий.

— Ты бы развелся? У меня дети. И если я уйду, то их потеряю. Было бы это все так просто…

— Конечно, рвать с настоящим сложно. Оно привычное, пусть и тебе в нем не комфортно. Но зачем мучиться, если все так плохо? Не отвечай. Ты найдешь тысячу и одну причину, почему нужно так жить.

— Найду, — тут я улыбнулась.

— У тебя права есть?

— Есть.

И опять молчание. Я собрала упавшие вещи. Вытерла слезы.

— Устала?

— Да. Надо домой ехать. Мы опять вернулись в начальную точку?

— Ты так и не решила, куда мы поедем, поэтому дорогу выбирал я.

— Логично. Странная вышла поездка. Только время потратили…

— Почему же? Мы неплохо покатались.

— Можешь меня закинуть к Печной? У меня там подруга живет.

— Поехали ко мне? Раз все же перешли на «ты», то может стоит продолжить общение?

— Не стоит.

— Зря. Многое теряешь.

— И что же? — спросила я. Пустая болтовня помогала отвлечься.

— У меня удобная кровать. И у меня спокойно. А что есть у твоей подруги? Сколько раз ты в последнее время оставалась у нее на ночевку? Спорим, что уже ни один десяток раз вы перемыли кости твоему мужу, пожаловались на детей, но так и не нашли выхода?

— Примерно так и было.

— Я же, считай, свободные уши. Хоть всю ночь могу слушать про всю эту ерунду.

— Ерунду? Ты прав. Все это ерунда. Мне самой так кажется, но разве не из ерунды состоит наша жизнь?

— Из нее, — согласился Аркадий. — Самое интересное, что для меня ерунда, а для тебя важно. Ты не обиделась на мою резкость?

— Нет. Десятый час ночь. Тяжелый день…

— И куча оправданий. Теперь я начинаю чувствовать себя святым уродом. Договорились, что едем ко мне?

— Надо отказаться.

— Но ты согласишься. Правильно я понял?

— Отвечать не хочу.

— Давай какое-то время порешаю за тебя я. А ты отдохнешь. Хорошо?

— Хотелось бы.

— Что мешает?

— Осторожность.

— Могу расписку написать, что не обману и не обижу. Что смешного?

— Ничего. Нервное.

— Ты сейчас работаешь?

— Дорабатываю. Два дня осталось.

— Хорошо. Я предлагаю тебе игру. Неделю мы живем вместе. За это время в крупных вещах я решаю за тебя, а ты отдыхаешь, — сказал он.

— Глупая игра.

— Считай, что это будет у тебя перерыв. За это время сможешь чего-то решить. Надоест, то всегда можешь прекратить игру.

— Не думаю, что это выход.

— Не проверишь, не узнаешь.

Он опять свернул на соседнюю улицу. Мы продолжали кататься по городу, который все больше пустел. Аркадий закончил с орешками. Достал влажные салфетки. Вытер руки.

Остановился на стоянке.

— Разомнем ноги?

— Хорошо.

Я взяла сумку и вышла из машины. Холодный ветер сразу попытался забраться в пальто. Я только поежилась и застегнула пальто на все пуговицы. Мы пошли в сторону набережной. Центр города. Редкие парочки еще гуляли, не обращая внимание на погоду. Молодые, горячие — они не чувствовали холода, греясь любовью. Пока я смотрела по сторонам, то отстала. Аркадий это заметил. Переложил пакет в другую руку.

— Цепляйся. А то я тебя потеряю, — он протянул мне руку.

— Это все ерунда.

— Ерунда, что потеряешься? Что же ты так себя не ценишь?

— Не ценю? Нет. Ценю, но в определенных обстоятельствах, — сказала я, беря его под руку. — Ценить надо человека, от которого есть какая-то польза.

— Какая ты меркантильная! — Аркадий тихо рассмеялся. У него был приятный смех, хоть и немного резковатый.

— Практичная.

— Чай или кофе? — спросил он.

— Чай. Кофе уже поздно.

— Здесь можно купить навынос, — сказал он, показывая в сторону пиццерии. Я согласилась, но увидев машину Гриши, сразу отказалась.

— Там Гриша знакомит моих детей со своей подругой. Хотя уже им давно пора спать, а они…

Я отвернулась. Почему я сразу не поняла, что они поедут сюда? «У Дяди Кока» была самая дешевая и вкусная пицца. Она находилась в шаговой доступности от кино. Сегодня они ходили в кино, потом пошли в пиццерию. Все было логично, а я это не поняла, как не понимала многого.

— Хочешь им это сказать? — спросил Аркадий.

— Предлагаешь закатить скандал?

— Отправить их спать, — ответил Аркадий. Он говорил спокойно и серьезно.

— Нет.

— Почему?

— Это простая трата времени и сил.

— Хорошо. Тогда тут подожди. Я куплю тебе чай, а себе кофе. Так как мы еще ничего не решили, а я хочу пить. Ты пока позвонишь своим детям или мужу. Услышишь о себе много нелестных слов, доведешь до истерики, а потом мы поедем ко мне. Только не убегай, когда все это услышишь.

Он пошел на другую сторону дороги. А я осталась одна. Мне действительно хотелось им позвонить, но я сдержалась. И вот они вышли из пиццерии. Веселые. Довольные. Они не смотрели в мою сторону, а я была как в кино, наблюдая за счастливыми людьми, и при этом не чувствовала боли. Как может быть больно, если они счастливы?

— А где слезы? — мне показалось, что в словах Аркадия прозвучала насмешка, но он оставался серьезным.

— Хочешь, чтоб я плакала? — спросила я, забирая стаканчик с чаем. Мы пошли дальше в сторону реки.

— Я бы это понял.

— Ты знал, что они здесь?

— Откуда? — Он удивился. — Как будто у нас много мест куда можно сходить. Пусть мы и не в Годзино, где две кафешки и одна пивнушка, но и тут не так много мест, куда можно пойти.

— Мы в пиццерию всегда ходили.

— Я раньше в «Окиторию». На параллельной улице.

— С женой?

— Мы не были женаты. Но можно сказать и так.

— А сейчас?

— Сейчас? Сейчас все сложно.

— Поругались?

— Не надо искать утешение в моих проблемах, — посоветовал Аркадий. Одернул так одернул, но обидно не было. — Тебе завтра во сколько на работу?

— К девяти.

— Хорошо. Я тебя отвезу.

— Так уверен, что к тебе поеду?

— Тебе нужен перерыв, чтоб все понять. И независимый человек, который рядом, но не лезет в душу.

— А ты получишь…

— Я не сплю с малознакомыми женщинами. Без обид, но для начала надо узнать друг друга лучше, чтоб кого-то подпускать к себе.

— Тогда какая тебе выгода? — спросила я.

— Выгода? Ты права. Она есть, — ответил он. Достал из пакета зонт. — Опять пошел дождь. Все еще считаешь, что погода романтичная?

— Я тогда это сказала, чтоб… Ляпнула. Хотела удивить. Убрать это спокойствие в твоих глазах.

— Чем оно тебе не нравится?

— Какое-то неестественное спокойствие. Глаза, как у мудреца, которому много-много лет.

— Ясно.

Мы вышли к реке. Фонари освещали темные воды, по которым барабанил дождь. Ивы опустили ветви к земле, как в какой-то сказке.

— У тебя был несчастный вид. Явно что-то случилось, что вывело тебя из равновесия, — сказал Аркадий.

— Это уже давно все назревало. Мы с Гришей отдалились. Я думала, что это временное явление, но все оказалось серьезнее.

— Так отпусти. Чего себя и его мучить?

— Дети. Все упирается в них.

— Ты в этом уверена? Они могут сами выбирать с кем остаться. Не понравится жить с отцом, то придут к тебе.

— У меня ничего нет. Лишь машина, но этого мало.

— Хорошо, что есть у тебя в браке?

— Квартира.

— В поселке. Там такие цены на недвижимость, что продай машину, добавь пару сотен и будет у тебя неплохая квартира.

— Да. Но…

— Страшно?

— Страшно. Очень страшно. Можно жить как соседи, но при этом быть семьей. Когда же расходишься, то это… Это как приговор.

— Понимаю.

Капли дождя падали на зонт, отскакивали от него, чтоб приземлиться около ног. Сырая погода заставляла хлюпать носом и никакой горячий чай не мог спасти от этой сырости.

— Глупо все это.

— Что глупо? Плакать под дождем? — спросил Аркадий. — Не думаю. Дождь скрывает слезы. Всегда можно сослаться на сырость, когда хлюпаешь носом. Меня потеряли. Подержи зонт, я отвечу.

Он достал из куртки телефон. Отходить не стал, поэтому я хорошо слышала весь разговор.

— Кеш, ты где? Бабушка переживает.

— Гуляю. Время еще детское. Думал, что до одиннадцати можно вполне гулять.

— Она говорит, что спать не ляжет, пока ты не вернешься, — сказала женщина. Его эти слова развеселили.

— А кто-то мне вчера выговаривал, что я дома сижу вечерами. Надо ей напомнить, — сказал он. — Я на Набережной. Буду через минут двадцать.

— Ты только не гони. Дороги плохие. Позвони, когда приедешь.

— Тебе бабушка позвонит. Мам, утром за тобой заехать не получится.

— Ничего. Я вначале к…

— Тете Николаю заедешь?

— Кеш! Откуда ты знаешь?

— Видел вас. Да ладно, все нормально. Можно и прекратить по кустам скрываться.

— Никто по кустам, как ты выразился, и не скрывался, — возмутилась женщина. — Мы не знали…

— Давай завтра поговорим. Не надо бабушку волновать, — сказал Аркадий.

— Хорошо. До завтра, — легко согласилась женщина. Аркадий убрал телефон.

— Видишь, не дают нам с тобой погулять, — он забрал зонт. — Так куда поедем? Если ты решаешь, то позвоню своим, скажу, что задержусь. Или мне решать?

— Не знаю. Надо к подруге ехать.

— Она уже спать ложится. И тут ты к ней на голову свалишься. У меня еще никто не спит. Приедем, супу поедим. Кровать у меня удобная. Есть еще раздвижное кресло. Все будет скромно. Если так стесняешься, то могу и в комнате матери переночевать. Она все равно сегодня на сутках. Договорились? Ладно, посчитаю молчание за знак согласия.

— Так уговариваешь, что даже становится не по себе, — ответила я, когда мы повернули к машине.

— Мне кажется, что мы друг друга поймем, — сказал Аркадий. — Я могу ошибаться, но мне так кажется. Скорее всего, у нас с тобой ничего не получится. Дело не в тебе. Во мне. Как одна моя знакомая сказала, что я слишком большое уныние на всех навожу. Люди же любят веселых.

— Глупо это.

— Глупо. Но правда. С весельчаками хочется улыбнуться, а с тем, кто грустит — с ними хочется лить слезы. Их стараешься избегать. Ладно, это все лирика.

— Это все из-за прошлых отношений? — спросила я.

— Частично.

— Ты ее все еще любишь?

— Люблю. Но все наладить у нас не получится, — довольно резко сказал он.

— Давай так, я не буду задавать вопросы. Захочешь что-то рассказать, то расскажешь.

— Спасибо.

Мы опять вернулись в машину. Теперь у меня зазвенел телефон. Гриша. Значит, они доехали до дома и заметили мое отсутствие. Я и не заметила, что мы так долго гуляли около реки.

— Ты долго еще будешь шляться? — довольно грубо сказал он.

— Я сегодня у Нины переночую.

— О как! Я с ней сегодня в подъезде столкнулся, когда она мать навещала, — довольно сказал он.

— Гриш, а тебе какое дело, где я и с кем?

— Никакого. Говорил же, что ты шлюха. Теперь в этом еще и дети убедились. Знаешь, если бы не твои похождения, то все было бы иначе.

— Не начинай старую песню о главном.

— Ну, что ребятки. Теперь убедились, что вас мать на мужика променяла? К ней поедете или со мной жить будете?

— Мам, это правда? — спросил Павел. Гриша включил на громкую связь, чтоб наш разговор услышали дети.

— Какую ты правду хочешь услышать? — спросила я.

— Я говорил, что она юлить начнет! — довольно сказал Гриша.

— Мам, ты уходишь от нас? — спросила Рита.

— Уходит? Да я ее на порог не пущу. Мало ли какую заразу она в дом принесет! — возмутился Гриша.

— Хватит накручивать детей, — сказала я. — Разговаривать будем не по телефону. А с глазу на глаз. И вот так трепать нервы мне не надо. Спокойной ночи.

Я выключила телефон. Гриша звонил еще несколько раз, но я с ним разговаривать не смогла. Мне хотелось кричать и плакать, возмущаться, но я держала все это в себе и лишь сжимала кулаки.

— За что он так с тобой? — спросил Аркадий, хотя я была уверена, что он не слышал нашего разговора. — Вы же когда-то друг друга любили.

— Любовь проходит с бытом. Мне кажется, что это временное чувство, которое нужно, чтоб родить детей и привязать друг друга ими.

— Все равно. Должно остаться уважение.

— Он хотел третьего ребенка, а я нет. Как-то так подстроил, что я все же забеременела. Даже решилась на роды, но во время обследования у плода обнаружились патологии. Я пошла на аборт. Гриша мне этого не простил. Что-то в его голове щелкнуло. Он решил, что я ему изменяла, поэтому и пошла на аборт. Так до сих пор и не может мне простить.

— Но при этом сам завел любовницу.

— Я думаю, что он хочет, чтоб она ему родила еще детей. Он старше меня. Ему сорок два года. Я думаю, что это кризис среднего возраста. Дети подросли. Подростковый период проходит спокойно. Вот ему и хочется новых проблем.

— Можно нескромный вопрос?

— Про мой возраст?

— Нет. Это не так важно, — ответил он, поворачивая в сторону Фрелово. — Вот сейчас, ты хотела бы дальше двигаться в сторону карьеры или в сторону семьи?

— Мне хотелось отправить учится детей. Потом пожить для себя. Может это и звучит кощунственно, потому что я толком и не сидела с детьми. Ими занимался муж и свекровь, а я больше училась и работала, но я не хочу вновь все эти переживания с коликами, садом и школой.

— И не хочется изменить полностью жизнь? Ты ведь достигла неплохих карьерных высот. Сейчас почему-то решила уйти с должности, надеясь, что это поможет сохранить семью.

— Может в этом желание и есть попытка поменять жизнь? Я хочу сбавить обороты, чтоб они поняли, что без меня Павел не сможет поступить, куда планирует. Рита не сможет дальше заниматься танцами, потому что Гриша не сможет оплачивать ее выезды.

— Они все равно не будут тебя ценить. Только больше возненавидят.

— Обычно, когда человек лишается того, что ему дорого, то он многое понимает.

— Это не касается денег, — ответил Аркадий.

Машину затрясло на неровной дороге. Аркадий сбавил скорость, плавно ведя машину. Она ныряла, буксовала, но двигалась вперед, пока мы не въехали во двор рядом с трехэтажными кирпичными домами.

— Приехали, — заглушая машину, сказал Аркадий.

— Ни одного фонаря.

— Глухие места, — он достал из бардачка фонарик. Включил его. — Надеюсь, не испугаешься моей квартиры.

— А должна?

— Нет. Как бы тебе сказать? Сама увидишь.

— Давно не было ремонта?

— Не в этом дело, — ответил Аркадий, ставя машину на сигнализацию. В этот раз он не стал открывать зонт. До подъезда было шагов десять, которые мы прошли по неровной асфальтовой дорожке. В подъезде не работал свет. Аркадий шел вперед, подсвечивая путь фонариком. Пока не остановился на втором этаже. Достал ключи.

— Интересно, это ошибка или нет? — тихо сказала я.

— Я сам думал на эту тему. Нет. Это не ошибка. Проходи.

Он пропустил меня вперед. В прихожей запахло чем-то теплым и вкусным. Из комнаты вышел толстый серый кот, который сел перед нами и зевнул.

— Кеш, нельзя так пугать! Ты знаешь, который час? — Из комнаты вышла полная седая женщина с приятным лицом и строгим взглядом.

— Доехал и ладно, — выходя следом за женщиной, сказал мужчина в возрасте, но довольно крепкий. Мне даже показалось, что это сын женщины.

— Бабушка Люба. Отчество ты ее все равно не выговоришь. Дед Леша. До отчества он так и не дорос. Это Вера. Совершеннолетняя. Какое-то время поживет у нас. Вер, давай сумку. Пальто снимай. Я сейчас подойду.

Он ушел в комнату, а я осталась с его родными. Да уж. Как-то получилось неловко. И чего только я сюда приехала.

— А вы давно… — начала бабушка, но дед ее одернул.

— Люб, вот тебе какая разница кто и сколько времени друг друга знает? Вер, а ты не бойся. Мы своих не в обиду не даем, — он подмигнул мне. — Добро пожаловать в семью.

— Я только на время. Просто так получилось.

— А всегда все получается просто на фоне сложного, — улыбнулся он. — Пойдем, Люб. Сами разберутся.

— Там суп на плите, — сказала бабушка.

— Разберутся. Как будто Кешка тут не живет, — уводя ее в комнату, сказал дед.

— Ванная там. Вещи в стиралку закидывай. Я потом ее запущу. Она с хорошим отжимом. Так что все будет сухое и чистое утром, — сказал Аркадий. — Здесь мои футболка и штаны. Тебе будет великовато, но штаны на завязках.

— Справлюсь, — ответила я.

— Не сомневаюсь, — ответил он. — Если что, я на кухне.

Я зашла в ванную комнату. Душевая, стиральная машинка, сушилка для полотенец, плитка с маленький синий цветочек. Комната была небольшой, но с хорошим ремонтом. Пока я раздевалась, то почувствовала, как мне словно сделали укол обезболивающим. Теплая вода от нагревателя прогоняла холод, который поселился в душе вместе с непогодой. На какой-то миг стало спокойнее. Тут Аркадий был прав, что мне нужно было спокойствие. Я слишком устала от травли, которую организовали дома. Нужна была передышка. И кто сделал так, что я эту передышку получила.

Кухня была метров восемь. С длинным столом вдоль стены и встроенной кухней желтого цвета. На стенках шкафов красовались принты с цитрусовыми, а фартук перед плитой и раковиной был выложен плиткой с растительным орнаментом.

— Я свежий чай заварил. Подождешь меня? Я быстро.

— Конечно, — сказала я, оставаясь на кухне, пока он ушел в душ. Из комнаты донесся голос бабушки Аркадия, которая звонила явно его матери.

— Пришел и не один. Нет. С девкой какой-то.

— Я тебе девку еще покажу! — одернул ее дедушка. — Дай телефон. Свет, все нормально. Живой, здоровый, как стеклышко. Нет, не проститутка. Девчонки, я вас не понимаю. Вы хотели, чтоб он расшевелился, а сейчас во все колокола бьете! Где логика? Ну, какая она? А вот приедешь и познакомишься. Мне нравится.

— Я тебе покажу, что нравится! — возмутилась бабушка.

— Смотри, ревнует, значит еще любит.

— Дай телефон. Я тебе скажу, что мутно все.

— И чего тебе мутно? Это ты воду не мути! — посоветовал дед.

Вернулся Аркадий. Закрыл дверь на кухню. Достал тарелки и стал разливать суп.

— Не слушай их. Они ведут себя порой…

— Как заботливые люди, которым не безразлична твоя судьба.

— Так и есть. Хорошо, что ты это понимаешь.

— Мне пока не довелось побыть в роли свекрови, Павел вроде пока не с кем не встречается, но это не за горами.

— Может и встречается, но тебе не говорит.

— Не исключено. Я пыталась, но плохо получилось. Не получается у меня с ними общий язык находить.

— Ты жизнь делишь на роли. Часть ролей у тебя, на твой взгляд, получается справляться плохо. Попробуй просто жить.

— Вся наша жизнь — это сцена, а мы в ней актеры, — сказала я.

— Нет.

Он закрыл эту тему. Не стал ничего пояснять, а я не стала настаивать. Только сейчас мне удалось более-менее его разглядеть. Когда он подошел ко мне в торговом центре, то я обратила внимание на его глаза и рост. Сейчас же в глаза бросались густые каштановые волосы с рыжеватом отливом. Светлая борода с ржавыми нотками почти полностью закрывала его лицо. Он напоминал полярника, который не видел смысла в бритве. Косматые брови. Курносый нос. Под бородой виднелись полные губы.

Отдельно в глаза бросались крупные руки с черными волосами. Волосы были даже на пальцах. При этом пока мы с ним общались, то я на это не обращала внимания.

— Нравлюсь? — спросил он. К такому вопросу должна была прилагаться сальная улыбка, но вместо этого я увидела спокойный взгляд, который как бы говорил, что ему известны все мои ответы.

— Не знаю. А ты должен нравиться?

— Нет. Интересно, каким ты меня видишь.

— Я так и не составила о тебе какого-то конкретного мнения. Чисто визуально ты не в моем вкусе.

— И чем не нравлюсь?

— Я не сказала, что ты мне не нравишься.

— Хорошо. Какой твой вкус.

— У тебя грубоватый вид, который меня смущает. Но при этом какие-то нереальные манеры, которые не соответствуют первому впечатлению. Если быть честной, то вначале я не обратила на твой внешний вид внимания. Меня удивили спокойные глаза.

— Они должны быть беспокойными? — спросил он. Вроде шутил, но ничего этого не выдавало.

— Не в этом дело.

— Вокруг тебя шторм, а тут спокойствие.

— Да.

— Наелась?

— Спасибо, было вкусно.

— Я готовлю лучше, но и это ничего.

— Умеешь готовить?

— Да. Отдыхать?

— Хорошо.

— Смотри, у нас трешка с проходной комнатой. В проходной мать спит, но сегодня она на работе. Дальнюю мне отдали. Но там… Короче, не пугайся.

Проходная комната была разделена на две части. Спальную зону отделял шкаф, стоящий поперек комнаты. Перегородку делать они не стали. Стенка с телевизором, диван. Вторая комната была Аркадия. Небольшая. Около девяти квадратных метров, с включенным бра, света от которого вполне хватало для освещения комнаты. Здесь было сделано зонирование. Часть стен была обклеена детскими обоями с мишками. Там, где стояла кровать, были зеленые лозы по кирпичу, из-за чего создавалось впечатление, что стены принадлежат подвалу или кирпичному гаражу. Двуспальная кровать стояла около окна. При входе в комнату был шкаф. Сразу за ним стояла детская кроватка, над которой висели полки. На полках стояли фотографии девушки со светлыми волосами и молодого человека. Худощавого, но с открытой улыбкой.

Детская кровать была застелена. Под одеялом лежал медведь средних размеров. Бортики кровати должны были уберечь малыша от ударов о деревянные стенки кроватки. Над кроватью висел полог и погремушки.

Напротив кроватки стояло кресло-кровать, про которое рассказывал Аркадий. Над ним висели грамоты и дипломы. Медали. Похоже Аркадий занимался плаваньем. Занимал какие-то места. Еще ходил в математический кружок и окончил колледж на повара-кондитера.

— Надо было давно все это убрать, да руки не доходили, — сказал он, снимая грамоты и медали.

— Оставь.

— Это все в прошлом. Когда-то хотелось хоть чем-то гордиться. Вот и развесил. Одно время висели фотки из армии. Смешная доска почета.

— Это для тебя важно. Так почему нет?

— Самое смешное, что неважно, — унося все это в проходную комнату, сказал Аркадий.

Я подошла к кроватке и только тогда заметила пыль. На пологе паук и вовсе развесил паутину и теперь ловил мух. Печальное зрелище, как в сказке про спящую красавицу, где замок из-за горя был опутан паутиной.

— Я не трогаю. Только смотрю, — сказала я, когда Аркадий подошел со спины. — Странно все это видеть?

— Она не дает видеться с ребенком?

— Они погибли.

— Я не буду сочувствовать.

— Почему?

— Для тебя они живы и скоро вернутся домой. Или я неправа?

— Иногда мне так и кажется, — он вздохнул.

В комнату вошел кот. Покрутился около нас и забрался в кресло. Потянулся, прошелся когтями по подлокотнику и лег спать.

— Я поставил твой телефон на зарядку.

— Спасибо. У меня только один вопрос.

— Какой?

— Как ты решился меня сюда пригласить?

— Захотел. Нужна причина?

— У тебя тут мемориал. В такие места других женщин не приглашают, — ответила я, отходя от кроватки и садясь на кровать.

— Ты права. В последний раз гостья спала на диване в проходной комнате, — он провел ладонью по волосам. — Не знаю. Показалось, что ты поймешь. Это сложно. Отпустить. Решил показать на своем примере, как надо отпускать людей, даже если кажется, что это смысл твоей жизни. Пока пример такой себе. Но я исправлюсь.

— Помочь себе через помощь другому?

— Что-то типа того. Надо постельное белье поменять. Поможешь?

Что-то типа того. Странное было в этой комнате. Странное было в нас. В тихом смехе, когда мы искали пропавший угол одеяла. В смехе, которому не было место в нашей жизни, но который почему-то отказывался прятаться под слезы. Но вот кровать постелена. На часах без двадцати двенадцать.

— У тебя есть второе одеяло? — спросила я.

— Пододеяльником накроюсь.

— Отопление еще не включили. Ты замерзнешь.

— Это все пустяки. Не думай об этом.

— Хорошо. Не буду. Надеюсь, что ты знаешь, чего делаешь.

Я не стала с ним спорить. Забралась в кровать поближе к окну и закрыла глаза. За окном продолжал моросить дождь. Где-то лаяла собака. Тикали часы, как в детстве, когда на письменном столе стояли часы с домиком и противным пищащем будильником. Кто-то разговаривал на улице. И было непонятно, что люди забыли на улице в такую погоду. Хлопнула дверь в туалет. Шаги по линолеуму. Шаркающая походка. Я спала и одновременно понимала, что нахожусь где-то в непонятном месте. Что-то тяжелое упало на грудь. Тут же кожу рассекли клинки. Я от испуга открыла глаза. Оглушительный рев трактора оглушал. Трактор ехал на меня, продолжая рычать и сверкать фарами. И тут я проснулась, скидывая тяжелого кота.

Электронные часы показывали час ночи. Аркадия в комнате не было, хотя кресло было разложено и занимало почти все пространство. Я решила дойти до туалета. В проходной комнате тоже никого не было. Зато Аркадий нашелся на кухне, разговаривающий с дедом.

— Все нормально? — спросил Аркадий, когда я заглянула на кухню, чтоб выпить воды.

— Кот напугал. Приснилось, что меня хочет трактор задавить, — ответила я. Это развеселило деда Леши.

— Он любит песни петь. Скажи спасибо, что мурлыкал, а не песни орал, — сказал он.

— Охотно верю, что он еще тот певец, — не стала я спорить.

— Ладно, спать пора. И ты не засиживайся, — сказал дед Леша, Аркадию.

— Пойду кота гонять, чтоб он не пугал Веру, — сказал Аркадий.

— Чего его гонять? Он тут живет. Привык к определенному образу жизни. Я же не привыкла к животным.

— Аллергия?

— Не было времени ими заниматься.

— Понятно. Пойдем, пока не разгулялась.

— А я чего-то привыкла спать урывками. Когда денег мало было, то я в ночь работала.

— В магазине?

— Ага. На кассе. Недавно прекратила этим заниматься, когда уже совсем сил не стало, — сказала я, опять забираясь в кровать. — А у тебя бессонница?

— Есть такое, — ответил он. Сел рядом. — Отдыхай. Еще спать и спать.

— Непривычно в чужом доме спать.

— Как же ты у подруги ночевала?

— У нее привычно. Мы же знаем друг друга больше десяти лет.

— Десять лет? Серьезный срок.

— Ага. Но время — это ерунда. Можно и двадцать лет человека знать, но потом понять, что ничего о нем не знаешь, — ответила я.

— Давай я выключу свет.

— Давай. И ложись спать, поздно уже.

— Не хочу. Я часов до трех не могу уснуть.

— А потом как ходишь?

— Вареным, — он улыбнулся. Или мне показалось.

— Ложись, — сказала я, похлопав по кровати. — Не бойся. Я приставать не буду.

— Какое заманчивое предложение, — сказал он. Он выключил свет. — Но воспользуюсь в другой раз.

Он лег в кресло. Я же почувствовала себя как-то неприятно. Целый день что-то ляпаю. Вздохнув, я крепко уснула.