Корзина шишек (СИ)

Глава 14

Рита расплакалась, когда я к ней пришла. Я давно не видела ее такой растерянной и беззащитной. Когда с нее слетела вся напускная крутость и наглость, то оказалось, что она всего лишь девочка, которая запуталась и сильно испугалась. Я смотрела на нее и видела себя: глупую и дурную. Так чего я на нее обижалась?

Мы с ней долго разговаривали. Речь у нее была тяжелой, путанной. Она жаловалась на провалы в памяти, страхи. Рита боялась любого шороха, боялись детей, которые бегали в коридоре, а в любой девушке видела своих обидчиков.

Врачи говорили, то она находится в шоке. Возможно, все могло прийти в норму, но надо было ждать. Ожидание. Ждать я научилась. Да и трудности больше не пугали.

Пока я ухаживала за дочерью, я много думала, а смогла бы я ее уберечь от этой ситуации и понимала, что не смогла бы. Как ни смогла удержаться от своих ошибок.

С каждым днем Рита все больше приходила в себя. В мелочах начал возвращаться капризный характер и эта вредность у меня вызывала улыбку.

Сложно было возвращаться вечером домой к Кешке. В больнице я хотела его растерзать. Но стоило прийти домой, как вся злость уходила. Я не могла на него злиться. Смотрела на него и вся злость куда-то исчезала. Кешка это видел и этим пользовался. Он был манипулятором. Хорошим манипулятором, который все делал, чтоб люди плясали под его дудку. Он продолжал работать. Приходил вечером и спрашивал, как у меня прошел день, как дела у Риты и звонила ли я Павлу. Простые вопросы, которые позже превращались в действия. Именно действия. Три дня мне было не до разговоров с Павлом. Поэтому Кешка предложил ему переехать к нам на каникулы. И Павел согласился.

Он приехал с сумкой и горой учебников. Поселился в соседней комнате и внес частичку хаоса в частоту квартиры. А потом к нам переехала Рита, когда ее выписали. Лера не могла ухаживать за падчерицей, потому что возилась со своим ребенком. Вот и скинула мне моего ребенка.

Казалось, что Гришка был только рад, когда дети переехали ко мне, избавившись от дополнительных проблем. Проблемы были. Это и капризность Риты, и самостоятельность Павла. Они пугали и меня выматывали. Если Рита была как на ладони, то Павел спокойно улыбался, а творил еще ту дичь.

— Ты пропускаешь занятия, — сказала я, когда Павел однажды вернулся домой.

— Нет. С чего ты решила? — спросил Павел. Он врал, смотря мне в глаза.

— Со школы звонили.

— Они не знают твоего телефона.

— Но знают номер твоего отца. А он знает мой. Или думаешь, что раз переехал сюда, то можно школу не посещать?

— Мне нужна еще неделя. После этого я вернусь к учебе.

— И чем ты будешь заниматься все это время? — спросила я.

— Это мои дела.

Он ушел в комнату, показывая, что разговор закончен. Я хотела возразить, что так нельзя. Но Павел запихнул в уши наушники, показывая, что разговаривать дальше не намерен. Это взбесило.

Я ушла на кухню. Замесила тесто. Злость начала уходить. Тесто словно забирала плохое настроение. Результат труда радовал: начинка получилась вкусной, тесто поднималось.

— Можно? — на кухню зашла Рита. Она еще плохо ходила, но спокойно передвигалась по квартире.

— Заходи.

— Ты не ругайся на Павла. Он хочет, как лучше, — она села на стул. Утащила кусок вареного яйца.

— И что он делает? — спросила я.

— Хочет, как лучше, — повторила Рита. — А тебе нравится работать в цветочном магазине?

— Работа, как работа.

— Лучше, чем в продуктовом магазине?

— Спокойнее.

— Так и останешься там? Просто я не понимаю, зачем тебе нужно было учиться? Чтоб потом работать продавцом в магазине?

— Образование — это необязательно хорошая и высокооплачиваемая работа. Это еще и расширение кругозора.

— Которое никому не нужно. Перед кем умом хвастаться?

— Тогда поменяй окружение.

— И стану заучкой? Для чего, мам?

— Считаешь, что лучше провести жизнь в драках за гаражом?

— Это хотя бы весело.

— Странное у тебя понятие о веселье, — ответила я.

— Кому как.

Я включила духовку. И что тут сказать? Я не знала ответа. Не знала, как ее переубедить. Опять появились мысли, что я плохая мать. А Рита сидела рядом со мной и улыбалась, чувствуя свое превосходство. Это задевало и одновременно вызывало чувство равновесия. Так и должно быть. Дети должны думать, что они умнее взрослых, а взрослые должны держать марку и выглядеть не глупее детей. Равновесие. Страшнее, когда все иначе и выпадает за принятые рамки поведения.

Кешка вернулся чуть раньше. Я как раз доставала пирог из духовки, когда хлопнула входная дверь.

— Плохое настроение? — спросил он, заглядывая на кухню.

— Нормальное.

— Я вижу. Надо поговорить.

— О чем? — спросила я.

— Сегодня пришлось отпрашиваться с работы и ехать домой. Квартира сгорела. Бабушка и дед погибли, — сказал Кеша.

— Как? — я села на стул.

— Говорят, что поджог, — ответил Кеша. Он налил воды. Выпил ее залпом. — Подозревают Лешу. Он бабушке угрожал. Все никак не мог успокоиться, что они расстались.

— С виду он был нормальным мужчиной.

— Мы можем ошибаться в людях. Вначале ты ошиблась во мне.

— А ты в деде Леши?

— Я всегда знал, какой он на самом деле, но предпочитал не воевать с ним. Он просто физически сильнее, — ответил Кеша. — Но это все установит следствие.

— Думаешь, что он сможет увильнуть?

— Не знаю, — ответил Кеша. — Не хочу думать.

— Сходи в душ, переоденься и пойдем ужинать.

— Не хочешь мне составить компанию?

— Нет. Сам справишься.

— Ты мне сейчас нужна.

— У меня дети в соседней комнате, поэтому никаких вольностей.

— Когда-то это тебя не останавливало. Помнишь, как мы с тобой сидели в ванне?

— Тогда я была не в себе.

— Как и сейчас. Пойдем, — Кешка взял меня за руку, чуть выше локтя. Спорить с ним в такой момент было бесполезно.

— Что ты хотел сказать? — спросила я, когда Кешка пошел в душ.

— Надо что-то решать с детьми. Сегодня с Глебом разговаривал. Лера давит на него, чтоб он сделал ремонт в детской. Хочет туда кроватку поставить.

— Он мне об этом не говорил.

— Думаешь, что он будет такие вещи обсуждать с бывшей женой? Захочешь еще вернуться к нему.

— Не собираюсь.

— Но он этого не знает. Как у тебя с детворой?

— Я их не понимаю. Не могу на них никак влиять.

— Это нормально. Так чего делать-то будем? Переводить их в местную школу?

— Не знаю. Не уверена, что справлюсь с их воспитанием.

— И куда мы их будем девать? Тебе они не нужны, у отца новая семья. Думаешь, что они после этого будут вести себя, как овечки?

— Ты прав, но что мне делать?

— Перевести их в новую школу.

— Кеш, мне страшно.

— Научишься. Но не говори о своих сомнениях детям.

— Постараюсь, — ответила я.

Он вышел из душа. Подошел ко мне. Мокрые волосы, капельки воды на бороде и внимательный, спокойный взгляд. Внутри все заполнилось теплотой. Рядом с ним все холода отступали. Он наклонился ко моим губам, захватывая их в своими.

— Перестань нервничать. Тебе сейчас это вредно.

— Я не жду ребенка.

— Ждешь. И только посмей от него избавиться, — он коснулся ладонью моего живота. Еще раз поцеловал. — Только из-за этого я сегодня не сорвался.

— И как бы ты сорвался?

— Алик предлагал варианты, — ответил Кеша.

— Опять Алик.

— Но я не пошел с ним, а приехал сюда, потому что знаю, что напугана тем, что Павел где-то пропадает. Напридумывала себе всяких ужасов. А если еще и я дурить начну, то ты сделаешь поспешное решение, о котором мы пожалеем.

— Я не жалею, — ответила я.

— Жалеешь. У тебя есть чувства, которых очень много, — ответил он. — И они постоянно переливаются через край.

Он коснулся моей щеки. Нежно провел по ней костяшками пальцев. Я закрыла глаза. Мне захотелось его обнять. Коснуться его тела. Раствориться в нем. Он перехватил мою руку, которой я коснулась его груди. Поднес ее к губам.

— Все будет хорошо, — ответил Кеша.

— Не факт. Я не беременна.

— Посмотрим.

Этот спор у нас был уже вторую неделю. Иногда я сомневалась, что тогда поступила правильно. Иногда мне казалось, что это правильное решение. Но опять же, третий ребенок в моем возрасте…

Ужин проходил спокойно. Рита только пыталась подколоть Кешу, но он на это никак не реагировал, оставаясь спокойным. У нее же была цель, вывести его из себя. С Гришей она себе такого не позволяла.

— Рит, у тебя с головой все нормально? — неожиданно спросил ее Кеша.

— Это ты к чему? Считаешь, что я с головой не дружу?

— Спрашиваю о твоем самочувствии. Ты учиться дальше собираешься? Тебе надо программу наверстывать.

— Надо еще пару недель. Только думать начинаю, так голова болит и кружится. Вот прям сразу и начинает, — ответила она, еще и глаза сделала невинные и хитрые.

— Ладно, пока отдыхай. Но потом будем наверстывать, — ответил Кеша. — Что касается подработок во время учебы. Павел, если ты решил пойти в десятый и одиннадцатый, чтоб получить полное среднее, то какого школу прогуливаешь? Шел бы сразу работать?

— Так обстоятельства поменялись, — ответил Павел.

— И как они поменялись?

— Просто поменялись, — ответил Павел.

— Чего вы до него докопались? — спросила Рита, становясь на защиту брата.

— Может потому, что я за него переживаю? — спросила я. — Вы на мое место встаньте…

— Думаешь, я это не делаю? — спросил Павел.

— Так дело не пойдет, — сказал Кеша. — Такое ощущение, что каждый из нас живет своими мыслями и своей жизнью. Давайте определим общее направление. Куда мы с вами собираемся идти?

За столом наступила тишина. Я и сама не могла ответить на этот вопрос, потому что будущего не видела.

— Раз все молчат, то начну я. Я хочу оформить отношения с Верой. Чтоб все было официально. Когда родится ребенок…

— Я не беременна, — повторила я.

— Но рано или поздно это случиться, — пожал плечами Кеша. — Так что все серьезно. Годок вы пожили с отцом. Не хотите пожить с нами? Для Ритки возвращаться в прежнюю школу после случившегося — это не самое лучшее решение.

— Предлагаете мне сбежать? — возмутилась Рита.

— Предлагаю сменить окружение и найти какое-нибудь хобби, которое поможет выплеснуть энергию. Запишись в бассейн или еще куда.

— Это трусость.

— Ты хотела взять реванш и отправить обидчицу на больничную койку? — спросила я. — Чтоб тебя потом поставили на учет, как начинающую преступницу?

— Нет. Но…

— Ее поставили. Еще и судиться с ее родителями будем. Просто так никто ничего не оставит, — добавила я.

— Поэтому выгоднее Рите переехать сюда, — ответил Кеша. — Пока будем жить на съемной квартире, потом что-то решим с жильем. Возможно, придется взять ипотеку.

— Я уже один раз в нее влезла, — сказала я.

— Об этом мы потом поговорим.

— Вы долго вместе не проживете, — сказал Павел. — А потом придется выживать. Нам выживать. А вы тут еще ребенка планируете. Это все такой детский лепет, что даже говорить не хочется на эту тему.

— Поэтому ты работаешь на автомойке? — спросил Кеша. — Копишь деньги для того, чтоб потом матери помочь, когда вы на улице окажетесь?

— Она сейчас на больничном. За Риткой ухаживает. Знаешь же, что это копейки.

— Молодец. Хорошо, что ты об этом подумал, — ответил Кеша. — Но о деньгах не беспокойся. Для начала никто расставаться не собирается. Я работаю. Работу бросать не буду. Хоть и приходится в две смены пахать, но в этом проблем не вижу.

— А сколько ты так продержишься? — спросила я.

— Сколько нужно. Тут проблем нет. Слушайте, я все просчитал. Иначе бы не стал все это затевать. Шиковать не получится, но и голодать мы не будем, — ответил Кеша. — Поэтому выходить на работу тебе Павел не нужно. Подрабатывать вечером или в выходные — пожалуйста. Но не во время учебы.

— Алик говорит…

— Алик воду мутит, — ответил Кеша. — Пока он не успокоится, то пока надо перестать с ним общаться.

— Ты думаешь, что он успокоится? — спросила я.

— Двенадцатого суд будет. Скорее всего его закроют. Вот он и старается, чтоб и мне жизнь подпортить.

— Думаешь? — спросила я.

— За что он так? Вы же неплохо дружили, — спросил Павел.

— Как будто дружба — это что-то значит, — хмыкнула Рита. — Сегодня мы дружим, а завтра этот друг тебя предаст.

— Ну, я бы так категорично не говорил, — ответил Кеша. — Дружба — это хорошая вещь. Нужная. Она много дает человеку. Но иногда пути расходятся. С временем люди меняются. Появляется различие в интересах. Тогда надо взять паузу, когда друг поймет, что ошибался, а ревностью дело не исправить. Ревность сама по себе плохая подруга. Это какое-то детское чувство. Оно туманит мозг. Кажется, что если устранить проблему в виде нового человека, появившегося в жизни друга, то все вернется. Все будет как раньше, как будто это возможно.

— И что? Считаешь, что нужно дружить и одновременно знать, что друг может в спину ударить? — спросила Рита.

— Если все время бояться и ожидать подлости, то можно многое пропустить в жизни. Включая и хорошие моменты. Надо жить и надеяться на лучшее, — ответил Кеша.

— Надо не терять голову, — ответил Павел.

Это вызвало у меня смех. Как можно не терять голову, если она теряется сама по себе? Когда чужой человек становится больше, чем родным? Это нельзя было объяснить, но одновременно нельзя было прекратить. Кешка улыбнулся. Он похоже меня понял.

— Любой человек может потерять голову. И чем сильнее он держит себя в руках, тем сильнее он ее потеряет, — ответил Кеша.

И в том он был прав. Я это ощущала на своей шкуре. Рано или поздно терпение закончится и тогда захочется поменять жизнь на сто восемьдесят градусов. А такие резкие повороты не проходят бесследно.

Вечер плавно начал переходить в ночь. Кешка лежал на диване, слушая музыку. Французский шансон. Бархатный мужской голос с ласковыми нотками затрагивали какие-то невидимые струны души.

— Почему тебе нравятся французские песни? — спросила я.

— В школе французский изучали. Мы еще соревновались с Аликом, кто лучше сдаст зачет, контрольную напишет.

— А в чем причина была соревнования?

— У нас в классе одна девочка училась, которая неплохо язык знала. А мы перед ней выделывались, — ответил Кеша. — Девчонку потом в гимназию перевели, а мы какое-то время подружек соблазняли, шепча на ушко красивые слова.

— И получалось?

— Да. Все женщины одинаковы, независимо от возраста, — ответил Кеша. — Я могу и тебе на ушко пошептать. Соблазню тебя.

— А меня надо соблазнять? — спросила я. — Вроде уже соблазнилась.

— Сегодня соблазнилась, а завтра решишь, что все это ошибка. Надо постоянно напоминать, что это не так. Ошибки не было.

Зазвонил телефон. Кеша сел. Потянулся за телефоном. Я лишь отметила, что его взгляд потух. В нем исчезли огоньки, которые были, когда мы разговорили про французский язык. Разговор был короткий. Односложный. Я ушла на кухню, чтоб не слышать о чем он разговаривал. Когда же я вернулась, то Кешка стоял около открытого окна и курил.

— Плохой разговор?

— Мать звонила. В упрек мне поставила, что вместо меня сейчас с ней Алик.

— Хочешь к ней поехать?

— Нет. Я Алику рожу начищу, если увижу. А он меня может закрыть за это. Не дождется. Меня закроет, а сам к тебе подкатит.

— Ты говорил, что у него суд будет.

— Будет. Но можно же успеть заручиться твоей поддержкой. Вдруг ты его пожалеешь и будешь носить передачки, — ответил Кеша.

— Жалеть я его не буду.

— Серьезно? — спросил Кеша. Он посмотрел на меня. Я пожала плечами. Пусть думает, что хочет. Я доказывать ничего не собиралась. — Иди сюда.

— Не хочу.

— Обиделась?

— Нет. Но я не буду признаваться тебе в любви.

— Почему?

— Потому что не буду. Все эти слова — это глупость. Сегодня их скажешь, а завтра сделаешь иначе. В обход слов.

Я растерялась. Запуталась в своих же словах. Решила расстелить кровать. Кешка затушил сигарету. Подошел ко мне. Начал помогать.

— В чем-то твоя мама права. Ты ей сейчас нужен, — сказала я.

— Она у Лени. Это выше моих сил, — ответил Кеша. — Я ей предлагал сюда приехать.

— Отказалась?

— Считает, что зачем ехать на съемную, когда есть возможность поехать в свою квартиру. У нее есть дом и есть семья. Пусть новая, но… Они ее поддерживают и помогают. Ей эта поддержка нужнее, чем моя.

— Она забыла о конфликте.

— Нет. Считает, что пора зарывать топор войны. Но я не могу.

— У тебя и не получится, — ответила я. — Пойду детей проверю.

— Вер.

— Что?

— Спасибо, — ответил он. Я непонимающе посмотрела на Кешу.

— За что спасибо?

— Что не заставляешь идти на перемирие.

— Ты имеешь права ненавидеть. Но при этом не порть ненавистью свою жизнь. Не ставь ее во главе угла.

— А я и не ставлю, — ответил Кеша. — Просто видеть их не могу.

Напомнив детям, чтоб через полчаса ложились спать, я пошла в душ. Жизнь. Она изменилась. Повернулась совсем в неожиданное русло. А я не знала, как к этому относиться. Раньше было все понятно. Стабильно тяжело. Сейчас стало морально легче, но запутаннее. После душа я заварила свежего чая. На кухню зашел Павел.

— Я не понимаю, почему вы вместе, — сказал Павел.

— И я этого не понимаю. Но разве тут возможна логика?

— Не знаю.

— Тебе не нравится Кешка?

— Он нормальный, но вот в качестве отца я его не вижу.

— А он тебе и не отец. Можно просто жить вместе. Как когда-то вы жили с Лерой.

— Не, так не хочу.

— Тяжело с ней было? — спросила я.

— Она вся на пантах. Это раздражает, — ответил Павел. Он достал пакет с молоком. Налил в стакан.

— Вы на меня злитесь, что так получилось?

— Это было сложно понять, — ответил Павел. — Но когда Лера в доме появилась, то стало понятно, почему ты ушла. Она же как королева живет. А мы все пажами были. С тобой же все было наоборот. Королями были мы. Тебе же с нами было тяжело.

— Очень, — ответила я. — Но сейчас не легче. Все время кажется, что ошибаюсь. Делаю что-то не так.

— Домой возвращаться охота, а это главное, — ответил Павел. — Остальное — все решим.

Может и правда, главное, чтоб хотелось вернуться домой? Туда, где пахло свежим супом и пирогами. Где было спокойно. Только нужно было понять, как этого добиться. Или не надо было искать какой-то рецепт, а нужно просто не забывать о близких людях? Думать, как прошел их день. Спрашивать о чем они переживают? Интересоваться, чем они живут? И разделять с ними эту жизнь. Вот и будет рецепт счастья.

— Устала? — спросил Кеша, когда я вернулась в комнату.

— Немного. Скорее задумалась. Я ведь плохая мать. Но дети все равно со мной.

— Ты мать. И не такая уж плохая. Знаешь, я всю жду, когда моя это поймет. Я ведь не против того, чтоб она была счастлива. Всего лишь хочу, чтоб меня в это счастье не тянула.

— Когда-нибудь все наладиться.

— Надеюсь.

Это была беспокойная ночь. Мне снились кошмары. Я то и дело просыпалась, порывалась куда-то бежать. В итоге Кешка поднялся и пошел варить какао. Вернулся он уже с двумя кружками.

— Который час?

— Два часа ночи.

— И чего ты тогда какао варишь?

— Чтоб ты успокоилась, — ответил он.

— Не знаю, что со мной. Наверное, нервы, — ответила я.

— А я знаю почему, — ответил он.

— Кеш, вот ты все надеешься, что я беременна. А не боишься, что ребенок родится с патологиями?

— Не бойся. Я таблетки перестал принимать, когда вновь с тобой сошелся. Тяжело, но пока держусь. Как все получится, так и вновь начну принимать. Поэтому и тяжело сегодня было не сорваться.

— А как же твоя бессонница?

— Вновь вернулась. Ничего страшного. Потом отосплюсь.

— С маленьким ребенком? — Я покосилась на него.

— Вер, мы справимся. Я тебе помогу.

— Верю, но почему-то сомневаюсь, — сказала я. Положила ему голову на плечо.

— Знаю, — ответил Кеша. — Я сам боюсь, что все может повториться. Что вас потерю. Но я хочу еще раз попытаться. Вер, нужно пытаться жить и искать свое счастье. Пусть когда и кажется, что это невозможно.

— А я больше не хочу надеяться. Пытаться не хочу. Всего лишь живу и боюсь.

— Поэтому кошмары мучают, — усмехнулся Кеша. — Нам надо этот год пережить, а дальше будет проще.

— Посмотрим.

Сколько бы ни было сомнений, но жизнь продолжалась. Через неделю пришлось признать, что я жду ребенка. Следующие несколько месяцев я не могла в это поверить. Меня опять начало выключать из жизни и, если бы не дети вместе с Кешкой, я бы вновь начала пить. Мне было страшно. Как там в психологии? Я так и не смогла пережить аборт с последним совместным с Гришей ребенком. Поэтому легко пошла на аборт с ребенком от Алика. А тут Кешка не давал этого сделать. До последнего скрининга, который говорил, что ребенок родится здоровым. И узи это показывало. Здоровая девочка, к которой я была совершенно не готова.

Павел и Рита как-то легко приняли эту новость. После того как они перешли в новую школу, то как-то успокоились. Рита не вернулась в танцы. Спорт ей был противопоказан, зато она увлеклась шитьем. Что стало для меня неожиданно. Мы с ней вместе вечерами шили распашонки и чепчики. Да еще так увлеклись, что мы уже начали шить вещи для Лериной дочери.

Время до марта пролетело так быстро, что мне он показался одним длинным днем, который закончился с приходом оттепели. Гриша написал, что хочет встретиться с детьми. Отвезти их в кино. Я не была против. Они спокойно ездили к нему на выходные, праздники, встречались на недели. Гришка о детей не забывал. В отличие от меня, когда я когда-то просто пропала без вести.

— А сейчас тебя чего расстроило? — спросил Павел, найдя меня за столом в слезах.

— Сейчас?

— В последнее время ты часто плачешь по пустякам. То кружку разбила, то потеряла ключи, то вспомнила, что не видела, как мы с Риткой сделали первые шаги — и везде слезы. Не помнишь?

— Я как-то не замечала, что постоянно реву.

— Мам, ты постоянно носом хлюпаешь. Если бы я не видел, чего Лерка творила, то не понял бы тебя.

— А чего она творила? — вытирая слезы, спросила я.

— Капризничала в разы больше, чем ты. Мам, у тебя одни сомнения. А у нее… Она богиня. Больше добавить нечего. Все, что можно было придумать, то она и требовала. Вот уже и улыбаешься. Не плач. Любые твои мысли — это все ерунда.

Теперь мне опять захотелось расплакаться. Я хлюпнула носом.

— Не могу понять, почему вы меня терпите.

— Чувствуем вину, — рассмеялся Павел. — Иначе же с тобой нельзя рядом находиться. Мам, я шучу. Чего случилось?

— С работы попросили уйти.

— И? Другую найдешь.

— Я в этом не уверена. Только ты не думай учебу бросать.

— Не буду.

— Просто сейчас, в таком положении… Работу сложно найти.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Павел.

— Ведь и хуже были времена. Правда? И справились.

Справились. Только я тогда столько сил на это положила. А сейчас этих сил не было. Это и пугало.