Глава 10


— Все настолько плохо?

— Даже хуже, чем ты думаешь.

— Тогда не будем о плохом, — сказал Андрей. — Давай о чем-нибудь хорошем.

— У меня нет ничего хорошего.

— Совсем?

Я кивнула и потянулась за пирожком. Выпечка была хорошей. Она поднимала настроение и согревала.

— Где ты работаешь? — спросил Андрей.

— Нигде.

— Сходим с тобой куда-нибудь? Сегодня вечером?

— Зачем?

— Ты мне все еще нравишься. Пусть и выглядишь паршиво.

— А ты мне не нравишься.

— Совсем?

— Я больше не хочу ни с кем связываться. С меня хватит. За эту осень ко мне столько клеилось мужчин, сколько за всю жизнь не приставали. С меня хватит! — Я зачем-то повысила голос. — Лучше быть одной.

— Одной? Есть люди, которым не дано одиночество.

— Сам в это веришь? — спросила я.

— Некоторые женщины всю жизнь будут жить одни, а другие не успеют дверь закрыть за бывшим мужем, как уже в дверь стучатся поклонники, — ответил Андрей.

— Знаешь поговорку про суку, которая если не захочет, то кабель не вскочит? Но сука не хочет. Мне булочки понравились. Вот я и согласилась на чай.

— Мне их нравится печь. Могу тебе их каждый день готовить.

— Звучит заманчиво, но нет. За булочки спасибо. Мне пора.

— Хочешь работать у меня? Ты же сейчас без работы.

— Без нее. Но я не хочу с тобой встречаться.

— Не встречайся. Я знаю, как ты работаешь. Мне нужны такие сотрудники, — ответил Андрей.

— Хочешь сказать, что это твоя пекарня? — спросила я.

— Как видишь, — мягко сказал он.

— Мне для начала надо здоровье поправить.

— Когда поправишься, то придешь?

— Нет. Я буду падать все ниже и ниже, пока не сдохну.

— Депрессия?

— Возможно. Я не знаю. И не надо посылать меня к врачу. Там не запишешься. Да и лекарства дорогие. А бутылка не помогает.

— Давай так, ты себя приводишь в норму и приходишь ко мне. Я тебе дам работу.

— Договорились, — ответила я. Улыбнулась. Наверное, эта улыбка выглядела жалкой, но он улыбнулся в ответ.

Я ушла. Взяла пальто и ушла, наконец, вспомнив этого типа. Он ко мне подкатывал. Тогда у нас с Гришей был тяжелый период. Он не работал. А я работала на двух работах и даже не думала смотреть в сторону других мужчин. Андрей же каждый раз старался меня уломать, но мне было не до него. К тому же он был старше меня лет так на пятнадцать — двадцать. А такие мужчины мне никогда не нравились.

И все-таки я была дурой. Вот, мне жизнь подкидывала поворот. Я могла им воспользоваться. Могла поменять жизнь к лучшему, но отказалась от этого. Вместо работы, я одолжила у матери десятку и накупила лапши быстрого приготовления. Несколько бутылок водки и засела в доме. Перетащив кресло на кухню, я переселилась туда, чтоб… Чтоб спрятаться. Спрятаться от всего. Одеяло. Огонь в печки. Лапша, которая с голодухи не так уж и плоха. Холод. Я все время забывала растопить печку. Она прогорала. В доме становилось холодно. А я это замечала, когда на ресницах появлялся иний. Может, я специально хотела замерзнуть? Иногда мне так казалось. Но я всегда просыпалась.

— У тебя странный способ свести счеты с жизнью.

Мужчина. В темноте его почти не было видно. Он стоял в проеме кухни и смотрел на меня.

— У меня это не получилось сделать. Видимо, жизнь мне все еще дорога.

— Это хорошо, — ответил Алик.

— Тебя отпустили?

— Как видишь, — сказал Алик, подходя ко мне. Он скинул куртку на доску, которая все еще служила вместо стола. — Двигайся.

— В кресле нет места. Тащи второе…

— Лень.

Он подкинул дров в печку. После этого поставил на плиту чайник.

— Двигайся, — сказал Алик. Пришлось подниматься и пересаживаться на подлокотник. Алик сел в кресло и притянул меня к себе на колени. — Скучала?

— Нет.

— А я вот за тебя переживал. Ты меня ни разу не навестила.

— Я не буду бегать за тобой по тюрьмам, — ответила я, прижимаясь к нему. От него пахло снегом и морозом. Холодная щека слегка колола пробивающейся щетиной.

— Я туда и не собираюсь возвращаться. Это было недоразумение, которое удалось разрешить, — ответил Алик. — Без последствий. Как ты без меня живешь?

— Вон, — я кивнула на пачки с лапшой и початую бутылку.

— Понял. Отвратительно.

— Возможно. Я хочу тебя поцеловать в щеку.

— Пьяная женщина хочет любви и ласки? — поддел он.

— Дурак.

— Ты сама не особо умная.

— И все же я тебя поцелую в щеку. Хочу понять ты глюк или нет, — прикасаясь губами к его щеке, ответила я. — Холодный еж.

— Холодный? Надо тебе как-нибудь показать насколько я холодный.

— После ЗППП от Кешке, я теперь только с презервативами и никак иначе.

— Как интересно.

— Вот совсем неинтересно. Наоборот, — я поудобнее устроилась у него на коленях, кладя голову ему на плечо. — Я устала.

— Устала?

— Да. Сложно, когда приходится все решать самостоятельно.

— И что же ты решила?

— Не хочу работать. У меня какая-то фобия. Все время кажется, что если я выйду на работу, то потеряю жизнь. Опять начну жить на работе и это будет всех злить. Мне тут недавно предложили хорошую работу. Участие. И мужчине я нравлюсь. Знаешь, такой представительный. С седой бородой. Я ему нравлюсь даже в таком состоянии.

— Старикам нравятся молоденькие девочки, — ответил Алик.

— Он говорит, что я из тех женщин, которые не могут быть одни, — ответила я. — А я не хочу начинать все сначала. Не хочу возвращаться в ту же реку.

— Что же ты хочешь?

— Чего-то нового. Надо меняться.

— Ты хочешь сидеть в темноте и пить?

— От водки болит желудок. Отвратительный напиток.

— Тогда ответь, что ты хочешь делать дальше. Как ты собираешься жить?

— Не знаю. А разве это важно? — я рассмеялась.

— Нет. Не важно. Свет отключили?

— Утром горел. Мне он просто не нужен. В темноте грустить интереснее.

— Тогда сходи в магазин. Купи нормальных продуктов. Терпеть не могу лапшу быстрого приготовления.

— У меня не так много денег.

— Сколько?

— Пять тысяч.

— У меня десятка. Хватит на какое-то время. Сходи за продуктами, а я начну убираться. В таком свинарнике жить нельзя.

— Да ладно. У тебя и раньше было не особо уютно.

— Вот в мое отсутствие и навела бы уют, — ответил Алик.

— Вот еще! Ты будешь сидеть в тюрьме, а я буду заниматься твоим домом?

— Это было недоразумение, — повторил Алик.

— И сколько будет еще таких недоразумений?

— Больше не будет. Купи нормальной еды. Давай, Верочка, поднимайся и вперед к совершениям.

Подниматься не хотелось. Но я пошла в магазин, кутаясь в осеннее пальто. Когда была осень, то пальто еще смотрелось. Сейчас оно было неуместным и в нем было холодно. Осенние ботинки загребали снег. А снег все шел и шел. Он прятал мир от меня или меня от мира. И только понимание, что когда я вернусь в окнах будет гореть свет, добавляли реальности происходящему. В моих пьяных снах в доме всегда не было света. Холод и пустота царили в мире нереальности. А ноги шли. Руки тащили пакет. Дыхание. Я могла дышать. Значит, я жила. Пусть и странной жизнью, но жила.

— Ты могла бы и мою куртку взять! Зачем себя морозить? — недовольно спросил Алик, когда я вернулась домой. — Или заболеть хочешь?

— Не догадалась, — ответила я, снимая ботинки и проходя на кухню, оставляя мокрые следы.

— В душ!

— Слушай, отстань, — отмахнулась я, открывая бутылку с водкой, чтоб сделать глоток и согреться. Обычно это хорошо помогало. Алик отобрал бутылку. Сделал несколько глотков, поморщился. Недовольно посмотрел на меня. Темные глаза почернели еще больше. Мне стало страшно. Я отступила на шаг назад, чем вызвала у него удивление. — Прекрати меня пугать.

— Есть причина бояться? — спросил он.

— Нет, но не надо так на меня смотреть.

— А как надо? — снимая свитер, спросил он. Я хотела взять бутылку, но получила по рукам. На автомате резко отдернула руку, роняя бутылку на пол. Она не разбилась, а покатилась куда-то под стол. Алик явно наблюдал за моей реакцией.

— Зачем… Ты не имеешь права так делать.

— Да? Раздевайся.

— Еще лучше! Не буду. Вы меня все достали!

— Я не все. Это ко мне не относится, — ответил он. Я отвернулась. Да пусть делает что хочет. Надоело. — Посмотри на меня.

— Допустим. Чего дальше? — опять начала накатывать апатия.

Он же подошел ко мне. Дернул за кофту, двигая к себе. Я выбрала точку за его плечом, на которую и стала смотреть. А все из-за моей дурости. Надо было сбежать. Уехать. Я же постоянно возвращалась сюда, в этот дом, который стал чем-то близким. Или здесь была крыша и печка, а еще не было назойливых расспросов и советов.

Я знала, что он полезет целоваться. Знала, что его губы будут с привкусом водки. Догадалась, что он запустит пальцы в мои волосы. А вторая его ладонь будет скользить по спине. Я все это знала. Как и знала, что будет неловкость, скованность. Я опять зажмусь и буду себя успокаивать, что все скоро закончится. К тому же у него давно никого не было. Поэтому все займет не так много времени. Все должно было произойти именно так. Только почему-то вышло иначе. Я кайфовала от его прикосновений. Мне нравилось, что он прижимал меня к себе будто имел на это право. Нравилось, как он нежно захватывает своими губами мои губы, чтоб нежно скользнуть по ним, пробуя и несмело приглашая пойти за ним. Эта несмелость контрастировала с уверенными руками, которые словно говорили, что не дадут упасть.

От его губ пахло водкой и сигаретами. Не такой уж приятный вкус, но этот вкус соответствовал моему представлению о дне жизни. Я потянулась к нему, как еще недавно была не против того, что он меня к себе посадил на колени. Мы с ним не спали, но я по нему скучала.

— Скучала? — ласково спросил он. Я хотела открыть глаза, но вместо этого только крепче их зажмурила. Отрицательно покачала головой.

— Да.

— Сколько противоречий. Будем с тобой греться?

— Нет.

— А чего тогда так крепко виснешь на мне?

— Опьянела и боюсь упасть.

— Врешь, — сказал он, расстегивая пуговицу у брюк. Они в последнее время мне стали велики. Почувствовав свободу, брюки свалились к ногам, оставив меня лишь в белье. — Одни кости. Какая же ты худая!

— Вот и не трогай меня, — прошептала я, морщась от своих слов, которые прозвучали жалко.

— Без меня замерзнешь.

— Не смогла. Хотела замерзнуть, но не смогла, — ответила я. — Тебя ждала. Ты обещал, что все будет хорошо, но обманул.

— Теперь точно все будет хорошо, — сказал Алик, снимая с меня кофту и поднимая на руки. — Держись.

— Мне страшно.

— Закрой глаза. Говорят, если зажмуриться, то от кошмаров помогает.

— А ты никогда от кошмаров не прятался?

— Они мне не сняться, — ответил Алик.

Теплая вода. Душ. Его объятия. Я закрыла глаза. Может, я действительно замерзла? Может мне стоило немного согреться и тогда все пройдет? Глупо. Это не любовь. Скорее способ, чтоб забыться. Отойти от проблем. На время. И это будет обманом.

— Алик. Не надо, — попросила я. — Это обман.

— Обман, — согласился он. — Это не любовь.

— Тогда что?

— Развлечение.

— Не хочу, — прошептала я. — Не хочу развлекаться.

— Хорошо, — он отстранился. Взял мыло.

— Правда? — спросила я.

— Хочешь, чтоб я тебя изнасиловал?

— Нет.

— Тогда чего удивляешься. Ты сказала, что не хочешь. Может потом, когда будет у тебя настроение, тогда и продолжим.

— Удивил.

— А ты меня. Такое ощущение, что тебе нормальные мужики не попадались.

— У меня не так много было этих мужчин. А какие были, те… Не знаю, — ответила я. Дрожь прошла. Тепло. Непривычно тепло. И в этом тепле хотелось раствориться.

— Глаза закрой, — сказал Алик. — Сейчас тебе голову намылю. Ты хоть мылась без меня?

— Не помню.

— Значит, будем тебя отмывать, — ответил Алик.

Я доверилась его рукам, которые с легкостью скользили по телу. Мочалка слегка щекотало тело.

— Ты еще замурлыкай, — усмехнулся Алик.

— Чего-то я как-то расслабилась, — ответила я. — Не понимаю, что происходит со мной. Все было так просто. Идешь по привычной дороге. Каждый день одно и то же, но уже привычно серое и тяжелое. А теперь не понимаю.

— Знаешь, Вер, нельзя все время мучиться и страдать. Человек такое вредное существо, что его сложно убить. Он все время хочет жить, — ответил Алик.

— Тогда почему временами жить не хочется?

— Временное явление. Не знаешь чего делать, вот и находит ступор. Кажется, что смерть — это самое легкое решение, но ведь это не так. Умереть сложнее, чем жить в самых тяжелых условиях. Мы же не знаем, что нас ждет дальше после смерти, зато где-то на задворках мы понимаем: любые трудности рано или поздно закончатся.

— Все становится только сложнее.

Алик почему-то рассмеялся. Выключил воду. Сразу стало холодно. Я тут же выбралась из душевой кабины. Схватила полотенце, чтоб в него завернуться.

— Все у тебя наладится, — ответил Алик. — Ты постепенно просыпаешься. Это хорошо.

— Правда, все изменится? — Я посмотрела на него. В этот момент он казался сильным и уверенным. А мне этой уверенности не хватало.

— Правда, — пообещал он. — Пойдем готовить ужин.

Этим вечером я впервые за долгое время ела горячую вкусную кашу с жареной колбасой. Никогда не думала, что еда может быть настолько приятный на вкус. Мы пили чай и почти не разговаривали. Алкоголь продолжал гулять по крови, туманя мозг. Тепло непривычно бродило по крови. Хотелось спать.

— Такое ощущение, что я почти не спала, — зевая, сказала я.

— Тогда пойдем отдыхать, — ответил Алик. — Но вначале надо будет убраться в комнате.

— Мне было туда неприятно заходить, — призналась я. — Они и в моих вещах рылись. Это неприятно.

— Любое нарушение личного пространства неприятно, — ответил Алик. — Но больше такого не повторится.

— Почему? Ты так в этом уверен, но я этой уверенности не чувствую.

— Я больше не буду общаться с Кешкой. Он мне точно судьбу сломает.

— Тебя из-за него забрали?

— Из-за него.

Алик опять закурил. Я видела, как дрожат его руки. При этом по его лицу не было видно, что он нервничает. Мне так его стало жалко в этот момент, что я подошла к нему. Обняла, гладя его по голове. Я стояла босиком на холодном полу. Сквозняк обдувал ноги, но при этом от печки шло тепло.

— Тебе надо понять, что они тебе не родные. Это не твоя семья.

— Я знаю.

— Ты ведь добрый парень. Они твоей добротой пользуются.

— Сложно принимать решения, когда сталкиваешься с проблемами. Там, обычно, приходило озарение, как и что лучше сделать.

— Такие мне говоришь умные слова, а сам наступаешь на такие же грабли, как и я. Знаешь, частично, я понимаю тебя. У меня самой появляются мысли, что я хочу, чтоб меня кто-то… Не знаю, как объяснить. Хочется прийти домой после работы и, чтоб кто-то спросил, как прошел день. И хочется рассказать, что устала. Начальство требует невозможного, сотрудники совсем сдурели. А дома этого ничего нет. Дома есть тепло, семья, которая поддержит. Они расскажут, что у них сегодня получилось или не получилось. Чтоб мы нашли общее решение. И не будет претензий. Хочется, чтоб…

— Чтоб была нормальная семья, где все будут друг за друга горой, — ответил Алик. Затушил сигарету. — Пойдем убираться.

Убираться совсем не хотелось, но Алик был прав, что в таком свинарнике спать было нельзя. Мы потратили три часа, чтоб привести комнату в порядок и перестирать вещи.

— Спать вместе придется, — сказал Алик.

— Могу в кресле поспать, — ответила я. — Как-то привыкла. Тем более сейчас так хочется спать, что я усну хоть на полу.

— Не глупи, — сказал Алик. — Будем с тобой вместе греться.

— Как скажешь.

— Вер, а ты всегда такая послушная?

— А ты хочешь, чтоб я спорила?

— Нет, но интересно, — ответил он. — Это из-за твоего упаднического состояния или ты всегда такая.

— Не могу перечить в семье. Всегда кажется, что если я буду спорить, то останусь одна. Так было с бабушкой. Она деда запилила до такой степени, что он ее бросил. Она же всем говорила, что помер. Мама мужчинам претензии предъявила. Всю жизнь строит из себя королеву. И что? Она сейчас такая престарелая кокетка, которая вроде думает, что кому-то нравиться, а сама живет за счет старых связей, где уже страсть перешла в дружбу и привычку. У нее уже давно не было новых кавалеров. Не хочу ее судьбу повторять. Хотя в последнее время из одной кровати в другую прыгаю.

— Давай начнем сначала. Зачеркнем то, что было вчера и сегодня. Завтра начнем сначала. Или лучше сейчас начнем сначала. Ты не знаешь, как жить в семье. Я не знаю, как жить самостоятельно. Мне всегда нужно, чтоб кто-то направлял, куда идти. Давай попробуем этому учиться вместе. Создадим те условия, которые будут комфортны для тебя и меня.

— Я не знаю, как будет мне комфортно, — ответила я, забираясь под одеяло.

— С тобой все намного проще. Ты уже попробовала быть кормильцем в семье. У тебя ничего не получилось. Попробуй вести дом. С тебя будет приготовление еды, уборка, стирка и сад. Я пойду работать. Плюс на мне ремонтные работы в доме.

— И что это будут за отношения?

— Создадим семью, которой нам не хватает, — ответил Алик.

— Без любви?

— А ты по любви чувствовала себя счастливой? Давай попробуем по договоренности. Может лучше будет.

— И что? Придется вместе спать?

— Мы уже спим вместе, — ответил Алик. — Если тебя интересует интим? То да, но не так, как ты привыкла.

— М? И как же?

— Я не буду пользоваться тобой. Будет иначе. Предлагаю попробовать. Хуже уже вряд ли будет.

— Тут ты прав. Хуже уже не будет, — согласилась я. — Только страшно.

— А ты не бойся. Будем вместе прорываться.

— Хорошо, — согласилась я. Эта идея показалась очень привлекательной. Перестать быть одной. Идти с кем-то рядом. Так ведь легче. Намного легче.

Утром болела голова. Первое желание было похмелиться, но в доме не было ни одной бутылки. Не было мусора и не было Алика. Можно было дойти до магазина, но я не хотела вновь надевать мокрые ботинки. Пришлось забираться под одеяло и болеть.

Меня ломало. Тело трясло. Тошнило. Хотелось сдохнуть, чтоб перестать все это ощущать. Откуда-то были знания, что надо пережить. Перетерпеть, а потом станет легче. Но время тянулось слишком медленно. Казалось, что похмелье никогда не закончится.

Алик вернулся где-то после обеда. Он ничего не сказал, когда увидел меня. Заварил чаю с лимоном. Велел отпиваться.

— Знаешь, мы пропустили Новый год, — сказал Алик.

— А какой сейчас месяц? — спросила я.

— Конец января. Скоро будет февраль.

— Не хочу работать.

— Не работай. Я тебя никуда не гоню. Меня могут на склад взять. Сегодня ездил на собеседование.

— Молодец, если не врешь.

— Не вру. Я туда возвращаться не собираюсь. Знаешь, тут думаю, а тебе скучно не будет без работы? Может у тебя депрессия потому, что ты сидишь дома в четырех стенах? Ты ведь привыкла к общению. К движению. А тут ты сидишь и жалеешь себя.

— У меня сейчас нет сил, чтоб двигаться.

— Так пойди туда, где движения минимальны. Или полностью поменяй сферу деятельности. Тебе необязательно возвращаться в торговлю.

— Думаешь, что лучше уйти в офис? Я там раньше не работала. И опять, это ответственность.

— Иди кондуктором. Постоянное движение. Ответственность только за выручку. С деньгами ты работать умеешь.

— А говорил, что на работу не гонишь.

— Не гоню. Предлагаю немного разнообразить жизнь, — ответил Алик. — Перестанешь болеть и выйдешь в люди. Это тебе будет полезно.

Он говорил уверенно. И в эту уверенность хотелось верить больше, чем в себя. Похмелье начало отпускать только к вечеру, после сытного обеда и такого же ужина. Алик опять подключил интернет. Оплатил все квитки. После этого осталось совсем мало денег, но я давно не переживала по этому поводу. Да и Алик говорил, что все наладится. Он больше не говорил со мной по душам. Не предлагал чего-то изменить. Мы смотрели сериалы. Одну серию за другой. Вечером вновь растопили печку. Я смыла пот и переоделась в дурацкую пижаму, которая высохла после вчерашней стирки.

— Мне нужен еще месяц. После него я пойду работать, — сказала я.

— При условии, что ты бросаешь пить, — сказал Алик.

— Да. Пора бросать. Иначе я совсем сопьюсь.

— Верно. Все правильно думаешь, — рассеянно сказал Алик. Он явно о чем-то думал.

И сразу я почувствовала холод. Он распространялся в душе. Липкими щупальцами пытался дотянуться до сердца, чтоб вызвать паническую атаку. Холод. Одиночество. Жалость к себе.

— Иди сюда.

Алик обнял меня. Наклонился к моим губам. Я попыталась опять закрыться, но не успела. Нежный поцелуй волновал, будоражил кровь, прогоняя холод и страх. Он целовал меня, а я отвечала в ответ. Впервые за долгое время я сама участвовала в этом процессе. Единственное, что когда он стянул с меня кофту, то я замерла.

— На попятную? — спросил Алик.

— Нет.

— Тогда пойдем до конца. Хорошо? А глаза отводишь. Вер, если не хочешь, то перенесем…

— Хочу, но боюсь.

— А чего ты боишься? — спросил он, продолжая гладить мое тело. — Боишься, что тебе будет больно?

— Да. Или неприятно. Вроде и хочется, но…

— Я буду осторожен. Тебе не будет больно. Поверишь?

— Хочу.

— Вер, но ведь ничего не теряешь. В крайнем случае это будет очередной плохой секс. Так ведь?

— Ну да.

— Или будет все иначе. Получишь новый опыт. А он может тебе понравится. Так?

— Да. Давай тогда продолжим. Может, ты и прав. И…

— Я прав, — прошептал он.

Каждый раз я боялась, что все измениться, стоит только мне расслабиться. Не изменилось. Он был ласковым. Нежным. Не было никаких щипков и покусываний. Никакого желания меня завалить и взять. Я начала таять от близости, не понимая почему такое возможно. Оставалось только закрыть глаза и отдаться новым ощущениям. Какого-то фейерверка не было, но при этом было так хорошо, что я не жалела.

— В первый раз редко когда получаешь удовольствие, — сказал Алик, после того как вернулся из душа.

— Первый раз? Я двоих детей родила.

— Первый раз, когда ложишься в кровать с новым человеком. Мы же не знаем, что друг другу нравится. Какой приятный темп. Что допустимо, а что нет. И почему это не нравится, — ответил он, ложась рядом.

— О таком стыдно говорить.

— Лучше терпеть? Отвернуться и закрыть глаза? — Алик говорил невозмутимо. Как о погоде, а не о чем-то интимном и личном. — Хорошо. Я не люблю копченую рыбу. Мне не нравится ее вкус. Есть что-то постыдное в моем признании?

— Нет.

— Тогда почему надо стесняться говорить о том, что нравится, а что нет в кровати? Это ведь все то же самое. Личные вкусы и ничего большего. Всегда можно найти компромисс. Согласна?

— А какой может быть компромисс, когда одному нравиться одно, а другому другое? Один удовлетворяет свои потребности, а другой терпит?

— Тогда лучше разойтись и найти себе другого партнера, с которым вкусы будут совпадать. Но если о них молчать, то как узнать совпадаете вы в интимном плане или нет? Это как с воспитанием детей и их наличием. Ты начинаешь встречаться с мужчиной. О чем вы будете говорить? Как видите свою семью. Будут у вас дети или нет. Если будут, то как вы их собираетесь воспитывать: как в армии или уважая мнение маленького человека? Кто будет работать, а кто дом вести. И так далее. Так же и с сексом.

— И что тебе нравится? — осторожно спросила я.

— Каких-то особых предпочтений нет. Скорее нравится девушка, женщина, которая находится рядом. Ну и сам процесс близости. А вот по какому сценарию он будет проходить — это дело десятое.

— Серьезно?

— А почему я должен тебе врать? — спросил он. — Какой в этом смысл?

— Смысла нет.

— Поэтому я хочу узнать теперь, что нравиться тебе.

Это был разговор совсем стыдный. Но что бы я ему ни говорила, он не смеялся, не поддевал. Иногда лишь уточнял. Только уточнения были практического характера. Он до такой степени доуточнялся, что мы пошли на второй круг.

Я не знаю, но что-то изменилось. Изменилось не только во мне, но и в Алике. Он и раньше был серьезный, а сейчас стал еще серьезнее. Словно взвалил себе на плечи какой-то тяжелый груз. Я часто его видела, как он курил на кухне и задумчиво смотрел в окно или на печку. Алик устроился на работу. Теперь работал в две смены неделю через неделю по девять часов. Каждый раз после работы он возвращался домой. Мне все время казалось, что он мог не вернуться. Куда-то поехать гулять, с кем-то встречаться. Ведь раньше у него была именно такая жизнь. Сейчас он ее оставил. Или пытался оставить, поэтому и было так тяжело.

В тот вечер я резала овощи для супа. Руки дрожали. Нож то и дело срывался, отказываясь резать картошку. Меня это раздражало. Все раздражало. Еще и Алик дымил. От дыма противно щербило в носу. Я со злостью откинула нож и отошла к окну.

— Охота выпить? — спросил Алик.

— Что?

— Тебе хочется выпить. Вот ты и злишься, — ответил Алик.

— У меня не получается красиво резать овощи.

— Так режь некрасиво. Хоть на четыре части. А можешь и так никадать. Потом толкушкой пройдем и сделаем суп-пюре.

— У меня не получается ничего делать по дому. Всегда казалось что смогу, а сейчас понимаю, что разучилась. Меня злит, что не получается.

— До маразма не доходи. Все чисто, готовишь вкусно. Чего тебе еще надо?

— Не знаю. Хочу, чтоб все было идеально. Чтоб оправдывалось мое сидение дома. Мне стыдно. Нужно возвращаться в гонку… И я хочу напиться.

— Нужно перетерпеть. Потом будет лучше, — ответил Алик.

— Я скучаю по детям. Они меня знать не хотят, а я по ним скучаю.

— Ты с ними общалась?

— Писала. Они мои сообщения читают, но не отвечают.

— Перетерпи. Скоро поймут, что ошибаются.

— И когда это будет?

— Когда придет время. Время лечит и заставляет забыть все плохое.

— Алик, а если честно, что тебя беспокоит?

— Примерно те же проблемы, что и тебя, — ответил Алик. — Когда знаешь, что можно заработать быстрых денег, тяжело ходить работать от звонка до звонка.

— Почему? Что тебя напрягает? Зарплата или сам факт на кого-то работать?

— Не знаю. Вер, может пройдемся? Погуляем в центре? Сколько мы уже никуда не выходили?

— Давно, — ответила я. — Но я еще суп не приготовила.

— Потом приготовишь. Нам нужно пройтись.

В этом он был прав. За последний месяц я не хотела никуда выходить. Один раз во время зарплаты Алика мы ездили в магазин, чтоб купить мне куртку и ботинки. Еще новые джинсы, которые были по размеру. Но это не сподвигло меня выходить на улицу чаще.

Уже наступил март, но в воздухе не пахло весной. Зато метель заметала наш домик. Алик откопал машину, чтоб на ней доехать до центра. Пока он ее прогревал, я стояла неподалеку. Слепила снежок и теперь крутила его в руках, чувствуя, как холод кусает пальцы. Интересно было ощущать, что холод снаружи не пытается пробиться в сердце.

— Мы в этом году все новогодние гирлянды пропустили, — сказала я.

— Нравится, когда город украшен?

— Да.

— На следующий год посмотрим все новогодние украшения.

— Это ерунда. Так. Вспомнилось. Обычно в праздники всегда работать приходилось. Но вот когда едешь на работу или с работы, на гирлянды смотреть было красиво.

— Сейчас в центре сделали пешеходную улицу. Там висят гирлянды. И деревья разукрашены огнями. Хочешь туда поехать?

— Хочу.

— Тогда садись. Покатаемся.

— Алик, ты не заметил, что изменился? — садясь на переднее сидение, спросила я.

— Изменился? И в чем?

— Стал другим. Не таким отстраненным.

— Мне нужно, чтоб ты мне доверяла. Если я буду вести себя иначе, то ты испугаешься. Закроешься или сбежишь.

— Значит, твое поведение — это какой-то продуманный план?

— Да. Чтоб приручить любую женщину, независимо от возраста, надо уметь мыслить стратегически.

— Для тебя все это игра?

— Больше, чем игра. Но иначе я не умею.

Загрузка...