Корзина шишек (СИ)

Глава 12

Могло ли быть все иначе? Наверное, могло. Если бы я была смелее, умнее, было бы у меня побольше чуткости… Если бы я была другой. С другими исходными данными, другой семьей, которая жила бы в другом городе. И тогда бы у меня была другая история. Но я была такой, какая есть. Выросшая с бабушкой в деревне и мечтающая о большой и светлой любви. Хотевшая, чтоб жизнь была идеальной и старающаяся дойти в одиночку до этого идеала, таща близких за собой и не спрашивая, чего на деле хотят они.

А потом я попыталась поменяться. Стать другой. Измениться со Скарлетт на Мелани, не понимая, что это никогда не удастся сделать. Это ни плохо, ни хорошо. Просто это так и никак иначе. Есть люди, которые предпочитают делать, а есть те, кто заставляют работать других. Я относилась к первым людям, считая, что лучше надеяться на себя, чем на какого-то другого. И это оставалось принять, пусть и хотелось другого.

Я стояла на автовокзале и ждала, когда подъедет автобус. Солнце пробивалось из-за туч. Остатки листвы еще дрожали под порывами ветра. Холодно. Неприятно холодно. Я купила кофе в бумажном стаканчике и две слойки. Горячая еда должна была согреть. А еще надо было купить куртку вместо пальто. Пальто удобно носить, когда ездишь в машине, а не когда ждешь общественного транспорта. Но я все еще упрямо покупала именно пальто, а не куртку. Почему? Тут не было объяснения. Привычка. Или я хотела выглядеть как раньше. Красиво. Солидно. Так, чтоб нравиться себе. Глупо. А может это единственное, что мне оставалось. Что держало на плаву. Я снимала комнату. Работала. Из-за постоянного стресса и борьбой с алкогольной зависимостью, я потеряла много килограмм, превратившись почти в тень. Чтоб не пугаться себя в зеркале, чтоб каждое утро находить смысл вставать с кровати, я следила за собой. Это была обязанность. Красить волосы, ногти. Вернуть на лицо макияж. Потом надеть шерстяное платье, полусапожки и яркое пальто, чтоб пойти в таком виде на работу. А еще у меня был яркий зонт с огромными разноцветными листьями. И когда я его открывала, то становилась частью листопада.

— И чем вам так нравится эта гадость? — Он нагло отобрал у меня слойку. Откусил. Выплюнул в ближайшую урну и выкинул туда слойку. — Моя выпечка вкуснее. Они свои слойки готовят явно на машинном масле.

Кешка достал из пакета пакет с пирожками. Протянул мне.

— Вот. Попробуй и сравни. Я ведь правду говорю.

Я смотрела на него и не верила, что это он. В черной кожаной куртке, черной шапке, с густой бородой и мудростью в глазах. Спокойной мудростью, человека, которого слишком много пережил. И вот, он стоял передо мной и протягивал пирожок. Первая мысль была, что я сошла с ума. Плохой сон, стрессы — все это могло повредить восприятие. Я могла спокойно потерять ощущение реальности. Придумать…

— Не хочешь как хочешь, — он положил черный пакет с пирожками и зонтом на столик, за которым я стояла. Взял мой кофе.

— Кеш.

— Что?

— Это правда ты?

— А чего ты плачешь? Какая-то странная реакция…

— Ты живой?!

Желание дотронуться до него, понять, что это не галлюцинация, было слишком сильным. Я готова была к реакции, что это какой-то левый мужик, пусть похожий на Кешку, готова была, что это все привиделось, что это сон, а мне пора лечиться, но совсем не ожидала теплых объятий, которые окутывали паутиной. От него пахло сдобой и ванилью. Этот аромат смешивался с резковатым ароматом одеколона.

— Почему я должен был быть мертвым? — спросил он.

— Мне сказали. Твой дед. На той недели. Не верится, что ты живой.

— Живой. Чего мне сделается? Если немного ослабишь хватку, то докажу.

— Извини, — стало неудобно. Я хотела отойти, но он не дал. Обнял одной рукой. Другой достал из кармана паспорт.

— Смотри.

— Я же все равно не знаю твоей фамилии.

— Но фотку же видишь? Похож?

— На те, с которых ты вернулся из армии.

— Вот видишь. Это я. Не приведение, которое пришло тебя мучить, — ответил он. Вроде пытался пошутить, но решил остаться серьезным.

— Это тебе только двадцать семь? Какой же ты молодой еще!

— А ты думала, что старик? — тут он все же хохотнул. — Это я так плохо выгляжу? Тогда понятно, почему ты решила, что я помер.

— Твой дед сказал, что ты с собой покончил. — Я перевернула страничку в паспорте с пропиской. Все верно. Адрес совпадал.

— Это надо быть таким гадким человеком! Раз решил мстить, так будет пакостить даже по мелочи, — он посмотрел на часы. — Ты сейчас куда едешь?

— К матери хотела съездить.

— Что-то важное или можешь перенести?

— Просто визит вежливости. Мы сейчас вроде начали общаться.

— А если мы потом к ней съездим? Можешь составить сегодня мне компанию? — спросил Кеша.

— Куда?

— На кладбище. Настю хотел сегодня проведать. Я там давно не был. А тут годовщина… И в это время работал. Не смог выбраться. Съездишь со мной?

— Алик сказал, что она жива. От тебя сбежала.

— Поверила?

— Он фотографии показал.

— А мне сказал, что ты вернулась к мужу. Что вы помирились. Даже вновь поженились и свадьбу сыграли. И фотографии показал.

— Серьезно?

— Зачем мне врать, Вер? Но я понял бы тебя, если бы это было правдой. У меня автобус подходит. Поедешь со мной или разбежимся?

— Поеду.

— Тогда пойдем, — сказал Кеша.

Еще вчера мне снилось, что я стою около его могилы. Сегодня же я видела его живым. Вот он, привычный, знакомый, родной. Не знаю почему, но он был для меня довольно близким человеком. Я искренне за него переживала. И осенью хотела его поддержать, только у меня на это не хватило сил. Личные проблемы затмили все остальное.

Подъехал старый пазик. Ржавый, с облупившейся краской. В него мы и сели, забравшись на заднее сиденье. Кеша оплатил проезд и взял меня за руку.

— Сколько нам ехать?

— Минут тридцать, может сорок, — ответил Кеша.

— Хорошо.

— Ты торопишься?

— Нет. У меня сегодня выходной. Как и завтра.

— Хорошо. Удачно мы с тобой встретились.

Автобус выехал на трассу. Мимо проносились деревья, с листвой, окрашенной в разные цвета. Поля, с пожухлой травой, привычно напоминали, что надо готовиться к зиме. От присутствия Кеши на душе появилось спокойствие. Начало казаться, что все проблемы отошли на второй план. Нет, не на второй. Они растворились. Ушли в забытье. Перестали существовать. Осталась осень, Кешка и надежда на лучшее.

Когда мы свернули в сторону проселочной дороге, то автобус начал подпрыгивать на каждой кочке, то и дело заваливая меня на Кешу. Он приобнял меня за плечи.

— Как на каком-то аттракционе, — сказала я.

— Но мы его не заказывали, — ответил Кеша. — Нам выходить.

Автобус остановился в поле. Его нужно было пройти, чтоб подойти к лесочку. А вот в этом лесочке и располагалось кладбище. Вдали от трассы и рядом со старой деревней. Крыши домов виднелись километрах в трех от леса.

— Ты не позвонила матери, что не приедешь.

— Она не знает об этом, — сказала я. — О моем приезде. Я часто собираюсь, но часто так и не доезжаю.

— Почему?

— Кеш, она считает, что я неправильно живу. Надо жить иначе. Более расковано и рискованно. Мы друг друга не понимаем. Я пытаюсь ее понять, потому что это единственный человек, который у меня остался и который со мной еще общается, но… Там все сложно.

— С людьми общаться всегда сложно. У каждого за душой больше темных мест, чем он готов показать. Из-за этого часто поступки людей кажутся непонятными, глупыми и сложными в восприятии. Но ведь это и добавляет интереса в общение. Когда человек поступает предсказуемо, то удивляться уже нечему, — ответил Кеша. — Я удивился, что ты сегодня поехала со мной. Еще и в такое мрачное место.

— Я хотела увидеть эти могилы. Удостовериться, что они есть. Можешь обижаться, но мне про тебя говорили много плохого.

— Что я с головой не дружу? — спокойно спросил Кеша.

— Да.

— Но при этом ты все равно пошла со мной в такое глухое место. Не боишься?

— Тебя не боюсь. Ты в том году не причинил мне вреда, не причинишь и сейчас. А если убьешь меня в этом лесу, то я умру глупой смертью, как слишком доверчивая женщина.

— Все еще хочется доверять?

— Хочется. Мне сложно одной. Я часто ловилась себя на мысли, что готова с кем угодно сойтись, чтоб избавиться от этого одиночества, но после Алика ни с кем сходиться не хочу. Парадокс.

— Он тебя так обидел? Я про Алика?

— Нет. Просто я поверила, что может получиться. Хотя я и его могу понять. Я же пить начала. Потом бросила. А когда бросаешь, то нервы ни к черту. Он же молодой человек, которому еще охота погулять. Зачем я ему сдалась? Только тебе насолить. Пусть он и говорил, что хочет помочь.

— Мы с тобой встретились в сложное время. Ни у меня не было времени и сил, чтоб поддержать тебя, защитить и удержать, ни у тебя. Странно. Бывает что кажется: если останешься один, то проблем станет меньше. По логике так и получается, только свои проблемы становятся в разы тяжелее. Ты замечала, что помогая другим, ты быстрее решаешь свои проблемы, чтоб освободить плечи для других. Правильно?

— Да. Ты хорошо знаешь дорогу.

— Часто сюда ходил. Первый год почти каждый день, — ответил Кеша. — Тогда весь мир перестал существовать.

— Я тебя понимаю. Пусть у меня был всего лишь развод, но я очень долго не понимала, как жить дальше. Привычный круг разомкнулся. А войти в новый долго не получалось. Еще и хотелось экспериментов. Сделать что-то новое.

— К примеру?

— Я пыталась поиграть в домохозяйку, — сказала я. — Смешно.

— Ничего смешного не вижу. Тебе понравилось?

— Это скучно, — ответила я.

— Тебе нужен был ребенок. Когда сидишь дома с ребенком, то скучать некогда. Тебе надо было еще своих вернуть. Вот тогда бы началось настоящие веселье, — сказал Кеша.

— Старшие со мной не разговаривают. А ребенка я бы не потянула.

— Он был?

— Кто?

— Ты забеременела от Алика или от меня?

— От Алика. От тебя только болячку подхватила. Потом еще лечилась.

— Извини. Я сам узнал, когда врачей проходил перед устройством на работу.

— Проехали. Это прошло.

— А с ребенком, что стало? Выкидыш или аборт? — спросил Кеша, пробираясь между могилами.

— Аборт. Я осталась одна. Без жилья, работы. Понимаешь, что я просто не потянула бы его.

— Ты испугалась. И не надо оправдываться. Я тебя не осуждаю, — ответил Кеша. — Ты и раньше боялась детей. Не надо было тебя отпускать.

— Как будто ты мог что-то сделать.

— Мог бы тебя вернуть. Приехать и забрать, — сказал Кеша. — Но подумал, что ты ушла, потому что на меня дело завели.

— Какое? — спросила я. Мы подошли к оградке, покрашенной в зеленый цвет. Две могилки с фотографиями. На одной лежали игрушки. На другой были воткнуты выцветшие искусственные цветы. Лавочка в углу и небольшой столик. На могилках еще росли настоящие цветы. Часть из них уже высохла. Какие-то цвели.

— За хулиганство. Леня ко мне пришел прощения просить. Начал искать виноватых. Стал говорить, что надо было скорую вызывать, а не мне за рулем сидеть. Я не выдержал и врезал ему. Он упал на витрину. Порезал голову. Я руку располосовал. Но ничего. Зашили. Отделался штрафом.

— Алик говорил, что ты с наркотой был связан. А его за тебя хотели посадить.

— Алик соврал. Я никогда не употреблял. Он баловался. Потом торговать начал. Бросил. Зимой опять начал. Его поймали. Так он поступил еще дурнее. Слил других. За это его дом сожгли.

Кеша достал перчатки. Стал убираться на могилах, срывая засохшие цветы.

— Еще и избили.

— Может он поэтому и предложил нам с ним расстаться?

— Не знаю. Мы про тебя не говорили особо. Как он мне сказал, что ты с мужем помирилась, так я ему поверил. Надо было проверить, но я привык ему верить.

— Они мне чуть не справки показывали, что ты больной.

— У меня были проблемы. Было несколько попыток суицида. Я стоял на учете. И стою сейчас. Принимаю таблетки. Врачи ставят депрессию. Но это не значит, что я опасен или шизик, — ответил Кеша. — Продал машину, когда лишился прав. Вряд ли их удастся вернуть.

— А за что прав лишился?

— Пьяным был. Вер, я много совершал ошибок. Одна из них — это окунуться в горе с головой. Попытаться оказаться с ними. — Кеша провел ладонью по могильному камню. — Но не получалось. Может, не просто так не получалось? Может мне еще не время там оказаться? Надо пожить. Тебя вытащить.

— Меня?

— Да. Ты достойна того, чтоб начать улыбаться, — ответил Кеша. — Да и мне пора прекращать слезы лить. Я уверен, что это не будет предательством.

— Никогда не могла понять того выражения, что близкие смотрят за нами с того света. Наблюдают, как мы живем. А потом ждут после смерти на небе. Но при этом тут человек может несколько раз жениться, создать несколько семей. И с кем он в итоге окажется на том свете? С первой женой и ребенком или со второй семьей?

— Не знаю. Может, на том свете уже нет такого понятия, как страсть, а больше есть понятие как дружба? Мы же сходимся не только потому, что хотим друг с другом переспать, но и потому, что нам приятно находиться вместе. Когда я думаю, что испытываю к тебе и к Насте, то это совсем разные чувства. Но вы мне одинаково дороги. Я долго не мог простить себе, что тебя потерял.

— А не плохо говорить такие вещи на могиле Насти?

— Нет. Я говорю, что чувствую. Она должна это понять. Как и тебе придется понять некоторые вещи.

— Какие?

— Первое, у нас будет совместный ребенок. Не говори ничего. Просто послушай. Ты готова была родить Алику, значит и мне сможешь. Второе, я не смогу перестать общаться с Аликом, но больше он в квартире появляться не будет. Хорошо?

— Я не готова ответить. Ты в моем сознании был недавно мертв.

— Но я же живой. Значит, надо идти дальше. Одна ты не хочешь жить, со мной тебе комфортно, так чего нос кривить?

— Ты опять торопишься.

— Видимо, я не могу тянуть резину.

Он достал из пакета свежие искусственные цветы. Положил их на могилу Насти. Футбольный мяч на детскую могилу. После этого снял перчатки. Протер руки салфетками и вынул из пакета пирожки, термос. Несколько пирожков раскрошил на могилы. Два протянул мне.

— Ты слишком худая. В чем душа только держится?

— В чем-то держится. Часто аппетита нет.

— У меня самого порой нет аппетита, но я ем, — ответил Кеша. Мы ели пирожки, запивали их черным сладким чаем. — Ты меня простишь?

— За что?

— За то, что я тебя обманул, — ответил Кеша. — Обещал многое, но ничего не сделал.

— Я сама сглупила, когда в тот день с тобой поехала.

— Сглупила? — он улыбнулся. — Какая же это глупость? Может это лучшее решение, которое ты сделала в своей жизни.

— Возможно.

— Вер, хватит винить себя во всем. Любой опыт — это опыт.

На кладбище было тихо. Шумела листва. Каркала ворона. Было по-осеннему тепло. Мы сидели на скамейке, то и дело толкая друг друга локтями, но это не вызывало раздражения.

— Здесь спокойно, — сказала я.

— Люди почему-то боятся кладбищ, не понимая, что более спокойного места не найти. Мы специально оставляем места памяти, куда можно прийти и вспомнить, рассказать, почувствовать, что ты не один.

— Ты никогда не был один. У тебя дружная семья, — сказала я.

— Дружная. Это все оказалось обманом. Нет там никакой дружбы. Когда я уходил, то столько дерьма выслушал.

— А почему ушел?

— Дед Леша с бабкой поругались. Она первого мужа в дом притащила. А он, специфичный человек. Начал права качать. Мать с Николаем вернулись в квартиру. Леня женился. У него близнецы родились. Мать и Николай им квартиру отдали.

— Им было не до тебя.

— Ну, они решили, что я под таблетками. Буду спокойно все воспринимать. Я спокойно собрал вещи и переехал на съемную квартиру, — ответил Кеша. — Они меня хотели остановить, но не получилось. Тогда и полилось дерьмо.

— А ты?

— Надо понимать, что иногда надо разойтись, чтоб жить дальше.

— Обвиняли в предательстве?

— Боялись, что я один не выживу. Алик меня на иглу посадит. И все в том же духе. Но меня сложно с пути скинуть. Я знаю что хочу. Остается к этому стремиться.

— И чего ты хочешь?

— Семью, со своими правилами, — ответил Кеша. — И ребенка. Одного. Мне больше не надо. Одного ребенка. Не важно мальчика или девочку. У тебя будет третий, а у меня первый. Нам этого хватит.

— Тебе надо найти молодую девочку, которая готова ради тебя будет пойти в огонь и воду, — сказала я, наблюдая, как ветер клонит искусственные цветы.

— Думаешь, что она меня поймет? — спросил Кеша. — Я в душе уже глубокий старик. Мне любопытно наблюдать за яркими бабочками, слушать их мечты и надежды, но не понимать всего этого. У меня на работе девчонки глазки строят, а я ничего к ним не чувствую. Знаю, что они мечтают поехать на юг. Кто-то показывает фотографии с каких-то праздников. Я смотрю на них и не понимаю. Мне бы вечером вернуться домой, забраться на диван и что-то посмотреть по телевизору. Уроки еще хочу поделать. С кем-нибудь. В настольную игру поиграть. Да даже вещи готов погладить, но если рядом будешь ты.

— Вместе гладить белье — это соблазнительное предложение. Еще и на кладбище.

— Кладбище — это всего лишь одно из многочисленных мест в мире. Какая разница? Знаешь, ты ведь сама почувствовала, о чем я говорю, но с Аликом. Вы друг друга не поняли.

— Хотели поиграть в семью.

— А я играть не хочу. Если что-то создавать, то серьезно. С трезвой головой.

Хорошая фраза про трезвую голову. Но если говорить про логику и взвешенность решений, то ничего не надо было начинать. Кешка как был так и оставался мутным типом. Я уже не понимала где правда, а где ложь. Но хотелось попробовать. Кешка поднялся. Последний раз коснулся памятников, словно с ними прощался. Собрал мусор в мешок. После этого мы пошли к выходу с кладбища.

— Мне нужна выписка из больницы с твоим диагнозом и что у тебя чистые анализы. Больше подцеплять от тебя болячек я не хочу.

— Здраво. Что еще?

— А что ты хочешь услышать?

— Может, тебе нужны какие-то обещания.

— Я за поступки. Уже наслушалась обещаний.

— Хорошо. Ты согласна мне родить ребенка?

— Нужно хоть пару месяцев пожить вместе. К тому же я еще не знаю, как с тобой вместе одну кровать делить. Ты все время кусаешься. И думаешь только о себе.

— Подумаю, как это можно исправить. Все?

— Я не хочу тебя бояться. И не хочу вновь впасть в депрессию.

— Этого не будет, — ответил Кеша. — Автобус только к вечеру придет. Пойдем в сторону трассы через лес. На трассе триста девятнадцатый ходит.

— Конечно. Как скажешь.

Кладбище осталось позади. Впереди поле километра на три. Потом лес еще километра на два.

— Странное у нас с тобой было место для разговора.

— Вер, вот о чем я и говорю. Мы друг друга еще понимаем. Остальные будут смотреть косо. Вот пригласил бы я любую другую женщину сюда. Что бы я услышал? Кучу слез и соболезнований. Напоминаний о потере. От тебя же я услышал о планах на будущее. Это было как в нашу первую встречу, когда ты заявила, что не можешь жить в мавзолее.

— Я была в таком шоке, что просто ляпнула.

— Ляпнула, но ляп оказался действенным, — ответил Кеша. — Он заставил проснуться.

Мы прошли поле. Зашли в лесополосу. К трассе шла широкая грунтовая дорога, но мы свернули в сторону небольшой тропинки, чтоб не глотать пыль и постоянно не отходить на обочину, пропуская машины. Тропинка же петляла, но была проходимой и спокойной. Пахло грибами и прелой листвой. Под ногами было много шишек. Небольшие сосновые, длинные еловые — они хрустели под ногами. Я подобрала одну шишку. Взвесила ее на руке.

— Знаешь, а мне казалось, что я набиваю очередную шишку, когда решилась пойти за тобой. Это была ошибка, которая стоила мне семьи. А потом была целая россыпь шишек. Особенно когда жила с Аликом. Почему-то казалось, что алкоголь решит все проблемы.

— Это не шишки, а уроки. То, что тебя делает сильнее. Все это было нужно, чтоб сравнить, — ответил Кеша. — Сравнить, все возможные варианты. Смотри сама: мы с тобой живем не в девятнадцатом веке, когда женщина выходила замуж вслепую и на всю жизнь. Считай без вариантов. Сейчас у нас больше возможностей выбирать. А как выбирать, если ты не знаешь вариантов. Чего ты знала? Гришу? Ну, пожила еще с Аликом. А теперь вернешься ко мне.

— Ты меня не посадишь под замок?

— Нет. Я теперь уверен, что чего бы ни случилось, то ты вернешься ко мне, — ответил Кеша.

— А у тебя злости нет, что я была с Аликом?

— Во-первых, все произошло по недоразумению. Во-вторых, это Алик.

— Ты ему готов все простить?

— Да. Но больше его рядом с тобой видеть не хочу.

— Но ты же понимаешь, что он не желает тебе добра?

— Понимаю, как и понимаю, что он имеет право на ошибку. Давай оставим эту тему. Тут меня не переубедить, — ответил Кеша.

Я убрала шишку в карман пальто. А так, если подумать, то сколько в моей жизни было таких шишек? Много.

Кеша взял меня за руку. Сразу стало легче идти, а страхи ушли. Осталась только хорошая погода.

— Ты во сколько уходишь на работу?

— В пять тридцать. В шесть тридцать я уже дома, — ответил Кеша. — Так как мы вместе будем жить, то проще будет оплачивать квартиру.

— Согласна.

— Я шесть дней в неделю работаю. С одним выходным.

— Я до сентября без выходных работала.

— Мы с тобой пытались справиться с проблемами за счет работы.

— Да. Но это получилось.

Лес закончился. И вот уже трасса. Мимо проносятся машины. Мы стоим на остановке. Ветер пытается забраться под пальто и Кешка с пакетом. Он обнял меня. Прижал к себе, скрывая от ветра.

— Мне сейчас кажется, что это сон. Я все время только и делала, что спала. А вот окажется, что это еще один сон, — прошептала я. Меня одурманивал его одеколон, запах ванили и чего-то привычным и до боли знакомым.

— Нет. Это не сон, — ответил Кеша. Он поцеловал меня в висок. — Нужно Алику позвонить.

— Вы вместе живете?

— А куда ему было идти? Пока у меня прячется.

Он отошел в сторону. Набрал номер. Я почти не слышала его разговора, но расслышала, как Кеша сказал Алику взять деньги из какой-то банки. Немного с ним поспорил. Как подъехал автобус. Кеша сразу прервал разговор. Дождался, когда я поднимусь и поднялся следом.

— Что-то я не спросил, ты ко мне сегодня поедешь? — шепнул Кеша.

— А стоит?

— Я тебе чего-нибудь вкусное приготовлю. Соглашайся.

— Ладно, — согласилась я.

— Вот и здорово.

Кеша снимал квартиру в Заводском районе. Новый дом. Третий этаж. Новая детская площадка, чистый двор, красивый подъезд после ремонта.

— Я думала, что ты будешь снимать вторичку. Старый дом, с бабушкиной мебелью.

— Нет. Решил в современном стиле пожить. Или все поменять, — ответил Кеша.

Алик еще не уехал. Закидывал вещи в сумку. На диване лежали костыли.

— Я же тебе сказал, чтоб ты уехал, — ответил Кеша.

— Слушай, тут две комнаты.

— Вон, — ответил Кеша. — Найти ты себе чего-то сможешь. Если захочешь. А не захочешь, то живи на улице.

— Слушай.

— Слушать не собираюсь. Вер, проходи в комнату. Там в шкафу, найди чего-нибудь. А мы тут немного переговорим.

Я не знала, о чем они разговаривали. Слышала только, как хлопнула дверь. После этого ко мне зашел Кеша. Я как раз переоделась в футболку и шорты.

— Ушел?

— А куда он денется. Я ему сказал, что пусть радуется своим переломам. Иначе бы добавил, — ответил Кеша. — Начал на тебя гнать.

— И что гнал?

— Грязью обливал. Совсем этого не понимаю. Расстался с женщиной, так чего ее грязью поливать? Я вам верю, — ответил Кеша. — У каждого из вас своя правда. Но поступки говорят, что ты была напугана, а он тебя не остановил. Ему было плевать. Поэтому тут он меня не переубедит.

— Ты про аборт?

— И про аборт, и про алкоголь. Пойдем готовить?

— Хорошо.

— Вместо вина, у меня есть вкусный чай. Праздничный ужин с чаем — я думаю, что это будет неплохая альтернатива.

— Согласна, — ответила я. Посмотрела по сторонам. — У тебя здесь нет фотографий.

— В альбоме лежат. Чтоб помнить, мне не надо постоянно на них смотреть.

Мы готовили какой-то салат и курицу. Говорили ни о чем и важном. Я рассказывала, как мечтала замерзнуть, а он делился темными страхами, которые наваливались на него и он не мог с ними бороться. Рассказывал про чувство вины, что поглощало. Это были страшные слова, но он говорил о них совершенно спокойно, будто в этом не было ничего такого. Как и я, когда думала, что дети меня ненавидят, а я ничего не могу исправить. Я ведь поняла только одно, что больше не могла жить так, как раньше. Мне нужны были перемены.

За этим разговором я поняла, что Кеша был прав: мы друг друга могли понять и простить. А вот другие на нас смотрели бы, как на сумасшедших. Два глупых человека создали свои мирки и стали в них жить, утопая в жалости к себе. Окружающие их поддерживали в этой жалости, не понимая, что нужна не поддержка, а присутствие. Хорошо знать, что рядом есть близкий человек, который понимает, но грустно, когда этот человек подкидывает новые дрова в топку мирка.

— Нет универсального ответа, какая должна быть поддержка, — сказала я. — Все зависит от человека. Кому-то нужно побыть одному, кого-то надо подтолкнуть, а кого-то пожалеть.

— Или разделить, — ответил Кеша. — Для меня оказалась важнее не жалость, а принятие факта случившегося. Да, произошло, но надо жить дальше.

— Надо жить дальше, — согласилась я.

— Ты не против, если я начну общаться с Павлом и Ритой?

— Зачем?

— Хочу узнать, как им живется с отцом и мачехой. Если плохо, то к нам позовем.

— Думаешь, что поедут?

— Поедут, — ответил Кеша. — Мне это не особо важно, но важно для тебя. Вам надо помириться.

— Не представляю, как это сделать.

— А я представляю.

— Давай не будем торопиться. Может, опять разбежимся, — попросила я.

— Что-то в этом у меня уверенности нет, — ответил Кеша. — Вторая осень пошла. А мы опять вместе. А если учесть, как ты последнюю зиму пережила, то я тебя точно не отпущу. Одна ты плохо справляешься.