Корзина шишек (СИ)

Глава 13

Одна я плохо справлялась. Наверное, тут Кеша был прав. Столько ошибок было совершено за год! Сколько раз я стояла на краю пропасти, мечтая сделать последний шаг! Но ведь удержалась.

Кеша достал несколько выписок из больницы. Если судить по ним, то он был опасен лишь для себя, но не для окружающих. Я смотрела на бумаги, на него, но не могла кинуть в него камень. Сама была не лучше него. Только мне не хватило смелости обратиться к врачу, а ему хватило. В этом и было наша с ним разница. Он был в разы смелее. Кешка мог спокойно сделать тот шаг, на который я бы не решилась. Начать все сначала, с чистого листа, но помня ошибки той осени. Мы и начали.

В наших отношениях не было любви и тем более страсти. Это было что-то спокойное и теплое. Когда пропали друзья и родные, а остались мы с ним, то ушла нервозность. По сути, мы с ним встречались лишь вечером, после работы, чтоб вместе поужинать и посмотреть фильм, а потом вновь лечь спать, под разными одеялами и на разных кроватях.

Кешка почему-то отказывался спать рядом, но спокойно мог сидеть рядом в обнимку на диване и смотреть вместе со мной кино. Но это все было мелочи. Больше всего мне нравилось с ним разговаривать. Просто рассказывать все, что было на душе. Жаловаться на несправедливость этого мира и получать ответ, что несправедливости нет, а есть лишь уроки, которые нам нужны, чтоб сформировать наш характер. Сделать не сильнее, но умнее. Возможно, так и было, только я умнее себя не чувствовала, зато стала счастливее из-за спокойствия, которое поселилось в квартире.

В первый раз мы с ним переспали лишь в ноябре. Когда была метель, а я чувствовала дикий холод, пронизывающий не только тело, но и в душе. В тот день я чуть не сорвалась. Хотела напиться, чтоб прогнать этот холод, но Кешка не дал. С эмоциями можно справляться иначе. И тепло можно получать не только от бутылки. Этому надо было учиться. Не бороться с зависимостью, а учиться жить иначе. Без страха эмоционального выгорания, без страха недоверия, без одиночества. Сложнее всего было научиться понимать, что одиночества больше не было, что рядом был человек, который мог подарить частичку тепла.

Не скрою, что у меня был страх вновь разделить с Кешкой кровать. Я боялась, что он опять начнет причинять боль, кусаться, щипаться и ставить синяки. Но этого не было. Он вел себя со мной, как с хрупкой статуэткой, которую одним неверным движением можно было бы разбить. Это было так непривычно, что я не знала, как себя вести, поэтому решила пойти в таком же ритме, что и он. Ведь что такое секс? Это танец, в котором кто-то ведет, а кто-то следует. Я следовала за ним, понимая, что это все же что-то большее, чем просто получение разрядки. И только тогда я поняла, что он учился так же, как и я. Учился быть с кем-то вместе. Учитывать мои желания, но не забывать о себе. Подавлять эгоистические порывы, забывать о грубости…

— Ты стал меньше грубить, — заметила я.

— Не могу понять: тебе это нравиться или нет?

— Нравиться. Грубость коробила. Заставляла морщиться и сбивала с ритма. Это как ушат холодной воды на разгоряченное тело, — ответила я.

— Раньше меня это заводило, — ответил Кеша. — Казалось, что в этом есть что-то брутальное.

— А что изменилось сейчас?

— Я не хочу тебя обижать. Мне кажется, что тебе это не нужно. Ты все время льнешь ко мне в поисках тепла. Вспоминаешь про чужую грубость и как тебе от нее было больно. Если я буду вести себя как они, то ты будешь и от меня шарахаться. Пусть не телом, но душой. А потом сбежишь.

— Сбегу, — согласилась я. — Мне сложно хлопнуть дверью, когда я чем-то недовольна. Вначале надо недовольство накопить. И лишь потом, когда недовольство переполнит, то я ухожу. Или когда выгоняют.

— Но Алик тебя не выгонял.

— Он не мог понять, что ему нужно. То хотел, чтоб мы расстались, то пытался удержать…

— Вот именно, но он не хотел тебя выгонять и обижать.

— Хочешь, чтоб мы с ним помирились?

— Нет. Это так, мысли, — ответил Кеша. — Я не хочу, чтоб ты уходила. Мне с тобой нравиться. Возвращается ощущение жизни. Чувствуется ее вкус.

— И не так грустно становиться осенью.

— Да. Это тоже.

Он улыбнулся. Рассеянный, задумчивый, но добрый.

— Я не хочу к тебе привыкнуть, а потом потерять из-за какой-то твоей дурости, — сказала я. — Если хочешь, чтоб мы дальше жили вместе, то не надо меня бросать одну. Я справлюсь, как уже один раз себе доказала. Мне необязательно жить с мужчиной, чтоб просто жить. Но мне хочется не только просто жить, но еще чувствовать.

— Не существовать. Я тебя понял, — ответил Кеша. — Слушай, давай в выходные Риту и Павла пригласим?

— Я у Риты заблокирована, а Павел откажется. Вежливо, но найдет кучу поводов для того, чтоб не прийти.

— Так давай пригласим их вместе. Лично.

— И у нас начнется ругань?

— Почему сразу ругань? Вот по телефону, когда ты не видишь мимику собеседника, не можешь к нему прикоснуться, улыбнуться — вот тогда можно легко довести дело до ругани. Но при личной встрече можно человека успокоить одним взглядом.

— Ты про свой спокойный взгляд?

Кеша только улыбнулся. Его взгляд был слишком спокойный. Он даже меня пробирал. Вроде хотелось вспылить, но тут же я остывала, когда встречалась его взглядом. Кеша почти никогда не выражал громко эмоции. Один раз я видела его удивление и два раза недовольство, которое проявилось на десять минут и пропало.

— Я боюсь, — честно ответила я.

— Звони Павлу. Со страхами надо бороться.

Павел ответил не сразу. Но все же ответил. Когда я предложила встретиться, то получила отказ. У них на эти выходные была запланирована поездка в гости к бабушке и дедушке.

— Дай сюда, — Кешка отобрал у меня телефон. — Привет, Павел. Это Кеша. Надо срочно встретиться. Угу, по этому поводу. Конечно, проблемы. И еще какие. И Ритка нужна. Договорились. На следующей неделе.

— И что? — убирая телефон, спросила я.

— Решили, что встретимся в четверг. Но поедем в это воскресенье.

— Они уедут.

— Никуда они не уедут, — ответил Кеша.

— Откуда знаешь?

— Догадываюсь, — ответил Кеша. — Просто догадываюсь.

— А мне кажется, что знаешь.

— Остались связи. Еще от Алика, — он потер лоб. — Иногда сижу в некоторых группах.

— Зачем?

— Не подозревай. У нас с тобой все же есть разница в возрасте. Ты в одних группах сидишь по своим интересам, я в своих. Все пытался с кем-нибудь познакомиться. Заодно и за Ритой приглядывал.

— Я этого не понимаю.

— Не понимаешь? Рита посчитала, что она взрослая. Начала к парням клеиться. Мы ей объяснили, что рановато. Никто садиться не захочет. Но всегда же есть без моральных принципов. В итоге она вроде как тусит с нами, но одновременно и под присмотром.

— И как это понять?

— Ты когда в школе училась, то общалась с ровесниками?

— Нет. Я дома с бабушкой сидела. Бабушка старенькая была. Надо было на участке работать. По дому помогать.

— Я общался. У меня огорода не было. Это болтание по заброшкам, встречи на съемных квартирах и другая чушь. Ну мы и внедрились в такую компашку. Помогаем оплатить чипсы и колу, а заодно приглядываем, чтоб дури не было. Я тебе об этом еще рассказывал.

— А какой у вас интерес? Только не говори…

— Все из-за младших братьев и сестер знакомых. Я тебе говорю, что не было там ничего. Но в последнее время мы все больше отходим от этой задумки. Парни женятся, работают. Им не до малышни, которая только и делает, что жить начинает и ошибки совершает.

— Гришка бы не позволил такое творить.

— Думаешь он хороший отец? У него семья. Ребенок маленький. А на Павла и Риту ему плевать. Они приносят нормальные оценки — его это вполне устраивает. Но ведь у подростков жизнь намного насыщеннее, чем у ученика младших классов. Хотя сейчас подростки пошли совсем другие. Более спокойные. Собираются кучкой, чтоб в телефонах порезаться под чипсы и газировку. Мы тусили серьезнее. Тут же какой-то детский сад.

— А ты как воспитатель?

— Я координирую и финансирую. Частично. Мне лень в телефоне играться.

— Дурдом.

— А жизнь и есть такая. Сложная и дурная, но интересная.

— Я завтра…

— Мы поедем в воскресенье. Когда будет выходной. И без истерик. Хорошо?

— Нет. Надо срочно…

— Срочно ничего делать не надо. Мы будем налаживать отношения постепенно. Доверься мне. Постепенно их перевезем сюда под наш контроль. Не потому, что ты испугалась за судьбу детей, а потому что захочешь, чтоб они были частью семьи. Понимаешь разницу?

— Не понимаю.

— Ты детей родила. Подарила им жизнь. Это хорошо. Благородно. Потом ты их старалась обеспечить. Дать им самое лучшее. Это опять же правильно. Ты выполняла свои обязанности. Но теперь надо их воспитать. Сделать акцент не на зарабатывании денег, а на воспитании. Понимаешь, что тебе придется стать частью их жизни. Пропускать через себя их проблемы. Ты к этому готова?

— Так говоришь, как будто я никогда в жизни не жила с детьми.

— Ты с ними и не жила, — ответил Кеша. — Как мать, ты никакая. Они тебя не знают. Опять начала реветь. Вер, это правда. Грустная правда. Но мы можем все исправить.

— Исправлять надо, когда дети поперек лавки помещаются, а не вдоль, — ответила я. Опять появилось ощущение, что я никудышная мать, а место мне на помойке.

— Люди считают, что второго шанса не бывает. А я верю в него. Если бы у нас не было второго шанса, то после ошибки мы бы умирали. Второй шанс есть, как третий, четвертый и пятый раз. Можно всю жизнь потратить, чтоб научиться не совершать одну и ту же ошибку. Или несколько ошибок.

— Я не верю.

— А тебе и не надо верить. Живи и наблюдай, — ответил Кеша.

Этот совет мне понравился. Я стала наблюдать. Наблюдать за тем, как можно жить. Вечером мы готовили. Выпечка. Кеша от нее фанател. Это были и пирожки, и чебуреки, и пельмени. Мы тратили на это весь вечер. Я чувствовала усталость, но при этом уходили переживания. Становилось спокойнее.

На неделе я позвонила Грише, чтоб узнать, как дети. Спросить не нужно ли чем помочь. Он удивился, когда услышал меня, но сразу скинул на меня оплату репетиторов для Павла. Так как он остался до одиннадцатого класса, то теперь готовился поступать в институт.

Первый шаг был сделан. А дальше должно было быть уже не так страшно.

В воскресенье я в который раз пожалела, что у меня не было машины. Ждать автобуса было холодно. Пусть я и сменила осенние пальто на теплую куртку, которая еще мне досталась от Алика, но я продолжала мерзнуть. О чем я и пожаловалась Кешке.

— Машина — вещь интересная. Удобная. Но я сейчас без прав. Можно купить в совместное, но при условии, что мы распишемся, — ответил он.

— Зачем?

— Ну, это будет совместное нажитое. Плюс, когда родится ребенок, хотелось бы, чтоб он был в браке. Знаешь, как сложно доказать родство и право быть с близким человеком, когда с ним случается беда?

— Хорошо, что я такого не испытала.

— А я испытал. Проблем с бумагами много, а в такой ситуацией думать об этом совсем не хочется. Я за легализацию наших отношений.

— А потом возиться с разводом.

— Слушай, но разве штамп в паспорте заставит жить с человеком, которого терпеть не можешь.

— С этим согласна.

— Так выйдешь за меня замуж?

— Я подумаю.

— На машину у меня деньги есть.

— У меня тоже есть немного накоплений.

— Оставь. Деньги еще пригодятся для детей. Кстати, что будем делать с жильем? Влезем в ипотеку? Или будем с тобой по съемным ездить?

— Не знаю. Я так далеко не думала.

— Я думал. Ко мне вернуться не получиться. Я даже думаю свою долю матери переписать.

— А смысл? Обида потом пройдет. Она может разойтись с этим мужиком.

— У них там все серьезно.

— Серьезно, но все может поменяться. И бабушка с дедом могут рассориться, как это было со старым дедом, с которым они столько лет прожили.

— И что это изменит?

— Начнешь с ними вновь общаться, — ответила я. — Не жги мосты. Восстанавливать сложно. Потом можешь захотеть все вернуть, а это будет невозможно.

— Так я не хочу все возвращать. Сейчас жизнь лучше, — ответил Кешка.

— Ты всего лишь почувствовал свободу. Она тебя опьянила, вот ты и думаешь, что в одиночку все по плечу. На деле в одиночку жить сложно. Очень сложно и тяжело, — ответила я.

— Возможно. Время покажет.

Хорошие слова. Время покажет. Кинуть всю ответственность за жизнь на время и смотреть, что будет дальше. А проблемы решать по мере их поступления.

Я боялась встречи с детьми. Думала, что они меня не захотят видеть, что будет скандал, что…

Когда мы подъехали к квартире, то я накрутила себя до такой степени, что чуть в обморок не упала, когда я оказалась перед дверью.

— Вдохни и выдохни. Мы не в пещеру к людоеду стучимся, — сказал Кеша.

— Хуже, — ответила я, но все же постучала.

Дверь открыл Павел. Он удивился, хотел что-то возразить, но не стал.

— Договаривались ведь встретиться на следующей неделе, — сказал Павел.

— Решили раньше заехать. Или ты против? — спросила я.

— Нет. Проходи.

— Отец дома?

— У матери Леры, — ответил Павел. Он посмотрел в сторону комнаты, откуда донесся шум. — Мы друзей пригласили.

— Я слышу, — ответила я, проходя в комнату.

Я думала, что увижу алкоголь и курево, но вместо этого двое парней и три девушки сидели в комнате у детей и смотрели фильм. Газировка, чипсы, орехи. Риты не было, зато я увидела Алика, который смотрел на меня с ленивой улыбкой.

— Проходите, — сказал Павел.

— А Рита?

— Гуляет, — ответил Павел.

— Павел, выйдем на кухню, — позвал его Кеша. Я вопросительно посмотрела на Кешу, но он покачал головой, глазами показав, что мне надо оставаться в комнате.

Не знаю о чем сказал Кеша Павлу, но тот буквально выбежал из квартиры.

— На сегодня посиделки закончились. Расходимся, — сказал Кеша.

— Чего случилось? — спросил один парень.

— Павка сам расскажет, если захочет, — ответил Кеша.

Я видела, как они собираются и косятся на меня. Кто-то забрал чипсы. Алик не пошевелился. Он лежал поперек Ритиной кровати и смотрел на меня. Лениво, вызывающе. Мне было неприятно от его взгляда. Становилось не по себе. Кешка вернулся в комнату с бутербродом в руках. Что-то у них с Аликом была привычка без спроса брать еду. И никого это не смущало.

— Ты долго будешь изображать из себя мудака? — спросил Кеша.

— Пока ты будешь играть в героя, — ответил Алик.

— Что ты Павлу сказал? — спросила я Кешу.

— Что у Ритки проблемы. Скорее всего, ее за гаражами лупят. Так, Алик?

— Возможно. Чего ты на меня так смотришь? Не я же девчонок подговорил ей стрелку назначить, чтоб та поняла, с кем можно гулять, а с кем нет.

— Не ты. Но и ты не стал сдерживать своих шавок, — сказал Кеша.

— Зачем? Пусть развлекаются, — ответил Алик.

— Где они? У каких гаражей?!

— Сиди, Вер. Павел сам справится. К тому же это будет хороший повод, чтоб выступить против твоего бывшего мужа.

— Мне плевать на повод. Где они? — Я подошла к Кеше, но встретила его лишь спокойный взгляд.

— Тебе надо подождать и успокоится, — ответил Кеша.

— Пока деткам носы разбивают, — поддел Алик.

— Помолчи, — поморщился Кеша.

— Как тебе живется, Вер? Чего он тебе наплел в тот раз? — спросил Алик.

— Тебя спустить с лестницы? — спросил Кеша. — Сейчас организуем.

— Я и сам уйду. Не надо себя утруждать. Только ты зря, — ответил Алик. — В итоге тебя кинут.

— Посмотрим, — пожал плечами Кеша.

Пока они разговаривали, я пыталась дозвониться до Павла, но он оставил телефон дома.

— Что происходит? — спросила я.

— Алик сейчас собрал кружок поклонниц, которые решили проучить Риту. Эта дуреха никому ничего рассказывать не стала.

— А ты как узнал?

— От Алика. Он же мне все это и рассказал.

— Зачем?

— Или чтоб похвастаться, или чтоб я это предотвратил, а может быть воспользовался случаем. Героем просто быть, когда ты самостоятельно контролируешь проблему.

— И? Что ты выбрал?

— Надо исправить ситуацию, — ответил Кеша. — Сократить влияние Алика на детей, вернуть детей в семью, помирить тебя с ними.

— Эй, есть кто? — крикнул Павлик.

Я выскочила в коридор. Лицо Риты было в крови. Сразу сработали инстинкты. Пока Павел бегал за аптечкой, я отвела Риту в ванную. Она не соображала. Смотрела на меня, но при этом меня не видела.

— Кеш, вызывай скорую.

— Уже вызвал. Дай посмотрю. Похоже на сотрясение.

— Ей сильно по голове ударили. Она сознание потеряла, — сказал Павел.

— Ничего. Очухается, — ответил Кеша.

— Очухается?! — я хотела ему ответить, что думаю по этому поводу, но сейчас было не до ругани. — Павел, неси документы. Знаешь, где они?

— У нас. На днях в поликлинику ходили.

— С отцом?

— Сами. Две недели с простудой лежали, — ответил Павел. — Только в пятницу выписались.

Приехала скорая помощь. Риту было решено госпитализировать. Я поехала с ней. Кешка обещал приехать чуть позже. А дальше все закрутилось. Врачи, полиция, допросы, разговор с Гришей. Областная больница. Операция у Риты. Реанимация. Внутри все заморозилось. Я не чувствовала никаких эмоций, кроме пустоты. Кешки не было. Не знаю, куда он делся, но звонить ему я не стала.

В реанимацию не пускали. Сказали звонить. Надо было возвращаться домой. Только идти никуда не хотелось. Я вышла из больницы, то увидела Павла, который стоял около входа. Павел подошел ко мне.

— Как она?

— Пришла в себя, но пока прогнозов никаких нет. Внутреннее кровотечение, сотрясение мозга, перелом носа…

— Ритка сильная. Она поправится.

— Как она до дома дошла?

— Потому что она сильная, — ответил Павел. — Пройдемся? Кешка сказал тебя проводить до дома, а то потеряешься.

— Он мне не звонил.

— Ты бы с ним разговаривать не стала.

— Не стала, — согласилась я.

— Вот он и не звонил. Сама же знаешь, что он не будет тратить время на бесполезные действия, — ответил Павел.

— Не знаю. Я не замечала за ним такого.

— Может, он с тобой иначе себя ведет. Мам, ты себя только не вини.

— Если бы…

— Этот конфликт случился не вчера. И это не первая ее драка. С таким характером и желанием задирать всех подряд ее надо было не на танцы отдавать, а в борьбу.

— И сколько все это продолжается?

— Как в пятый класс перешла. В школе ей ума хватало вести нормально, но на улице она себе искала проблем. А как вы с отцом разошлись, так она и в школе дурить начала.

— А ты как в школе?

— У меня нет цели себе загубить жизнь.

— А какая у тебя цель?

— Она есть. Это самое главное, — ответил Павел.

— Будешь поступать в институт?

— Я после школы в армию пойду. Поступать буду потом.

— Так зачем Гришка сказал мне, что тебе репетиторы нужны? — Я сам готовлюсь. Не знаю, чего он с тебя деньги тянет. Может потому, что их не хватает? У Лерки запросы еще те. Она требует, чтоб приходила няня на полдня. Мелкая ночами не спит. И днем почти не спит. Меня хотели в няньки записать, но я ее послал. Ритка пыталась, но у нее терпения не хватило.

— Весело у вас.

— И не говори, мам. Хорошо, что ты вернулась. Я уже думал, что тебя больше не увижу.

— У меня были проблемы.

— Слышал. Кешка говорил, — ответил Павел. — Он говорил, что когда ты в себя придешь, то тогда и к нам вернешься.

— Вы со мной разговаривать не хотели.

— Вначале было сложно все это принять. Не хотелось перемен, а потом подумал: так перемены все равно будут. Их не избежать. Рита пока это не поняла.

Начали зажигаться фонари. В окнах начали появляться огоньки. За каждым окном была своя история. Своя жизнь. А я писала свою. Каждым шагом, каждым решением. И об этом не надо было забывать.

— Тебе вызвать такси? — спросила я, когда мы подошли к семнадцатому дому.

— Давай, — согласился Павел. — Хотя… Подожди. Ты это видишь или мне мерещиться?

Кеша и Гриша стояли около подъезда и о чем-то разговаривали. Я не видела Гришу очень давно. Внутри все сжалось. Страх. И это был какой-то непонятный страх. Казалось, что рядом с ним все вернется. Он опять начнет давить, а то еще и ударить как в тот раз. А в этот раз он мог ударить, посчитав, что это Ритка из-за меня попала в больницу. Ведь это случилось, когда я появилась вновь в их жизни.

— Жива? — спросил Гриша.

— Она пока в реанимации.

— А ты? — спросил он. Я удивилась его вопросом.

— Нормально.

— Завтра надо будет в отделение прийти, — сказал Гриша. — Я не могу. Ты сходишь?

— Да, конечно.

— Хорошо.

— Поедем, Павел. Вер, мы на созвоне.

— Конечно.

Кешка стоял чуть в стороне, куря сигарету. Гриша ему кивнул и пошел к машине.

— Опять начал курить? — спросила я, подходя к Кеше.

— Когда нервничаю, то вновь возвращаюсь к этой привычке. Вер, я же не железный.

— Я уже не знаю какой ты. Чего тут делал Гриша?

— Думали с ним, что делать дальше, — ответил Кеша. Он затушил сигарету. — Заодно он Ритины вещи привез. Когда ее в палату переведут, то тебе проще будет ей их привезти, чем ему. Поднимемся?

— Конечно.

— Мало ли. Может, ты меня видеть не хочешь.

— Не хочу, — ответила я. — Это все из-за тебя случилось и из-за Алика.

— Частично.

Мы подошли к квартире. И тут меня начало трясти. Нервное напряжение начало спадать. Я разревелась в коридоре. Стоило Кеше меня обнять, как я повисла у него на шее, спрятав лицо у него на плече.

— Мне плохо, Кеш. Я ее могла сегодня потерять. Не думала, что может быть так плохо. Никогда не думала…

— Она твоя дочь. И ничего ты с этим не сделаешь. Зря ты думаешь, что не чувствуешь их и что они смогут без тебя. Они смогут, но им будет очень тяжело.

— Не надо ничего говорить. Не смей это говорить. Все из-за тебя случилось.

— Из-за меня, — он не спорил. Расстегнул мою куртку. — Что ты хочешь, чтоб я сделал? Попросил прощение? Этого не будет. Я поступил правильно. Иногда, чтоб понять, что по-настоящему ценно, то это надо потерять. Или почти потерять.

— Жестоко.

— Нет.

— Я хочу напиться.

— На кухне есть водка и пиво. Что хочешь выпить?

— Я опять сорвусь в запой.

— Сорвешься. Не сможешь ходить к Рите и ухаживать за ней. А ей сейчас нужна твоя помощь. Твое внимание. Ты когда-нибудь болела? Серьезно. До больницы.

— Нет. Один раз болела сильно. С температурой, рвотой.

— И? Хотела, чтоб мама была рядом?

— Хотела. Но она не приехала. Бабушка поехала в город за лекарствами, а я лежала одна в доме и боролась с ужасами. Тогда все страхи ожили. Сейчас понимаю, что это из-за температуры, но тогда казалось, что это правда.

— Выбор за тобой, Вер. Ты можешь сейчас утопить себя в горе и жалости к себе. Или идем дальше.

Когда я зашла на кухню, то увидела накрытый стол. Закуска на тарелках. Несколько бутылок, к которым так и тянулась рука, рюмки, пачки с соком…

— Зачем? — я посмотрела на Кешу, который невозмутимо смотрел на меня.

— Забочусь о тебе. Ты сегодня не обедала. И не ужинала.

— Я не буду…

— Есть или пить?

— И то, и другое, — ответила я.

— Есть надо, — ответил Кеша. — Умывайся и садись за стол.

— Мне не пять лет.

В голове была путаница. Страх смешивался с голосом разума, который говорил, что надо было бежать от Кеше, решивший начать какую-то жестокую игру. Эта игра была опасной. Ладно, когда в ней участвовала я, но другие…

— Посмотри на меня.

— Зачем? — спросила я.

— Хочу понять о чем ты думаешь.

— Я не позволю тебе играть моими детьми. Ты, вместе с Аликом, вы не понимаете…

— Что не понимаем? — он скользнул пальцами по моей щеке. Заставил посмотреть в его глаза. Глубина взгляда никуда не делась. Она затягивала. Поглощала и заставляла забывать себя.

— Ты будешь со мной? — спросил он.

— Я не могу, — ответила я. Слезы текли по щекам, но я их уже не замечала. — Хочу, но не могу. Ты все уничтожишь.

— Чего уничтожу? Для начала надо построить, прежде чем уничтожать, — сказал он. Улыбнулся. Наклонился ко мне, чтоб поцеловать в щеку.

— Кеш, мне так плохо…

— Я знаю. Доверься мне. Не убегай больше. Просто доверься.

— Я не могу.

— Можешь. Ты можешь позволить мне сделать то, что я хочу, — прошептал он, накрывая мои губы своими. — Давай, сдавайся. Ты уже согласилась, когда переехала сюда.

— Да.

— Тогда в чем проблема?

— Ты опасный человек.

— Нет. Всего лишь стою на своем месте. А твое место чуть позади. Это тебя и смущает.

— Нет. Меня пугает…

— Все будет исправлено. Просто поверь, — ответил Кеша.

Поверить хотелось. Усталость, холод, растерянность — все это опять было на душе. Кеша же предлагал тепло и заботу, но и требовал расплату за это. С его стороны было подло пользоваться ситуацией, но Кеша так не считал.

— Хорошо, — согласилась я, не узнавая своего голоса. Кеша довольно улыбнулся. Поднял меня на руки и понес в сторону спальни.

Наверное, мне это было нужно. Пусть и неправильно, но я хотела забыться и раствориться в чужом тепле. Мы уже с ним не раз занимались любовью. Я знала, что он может быть нежным, но сегодня Кешка превратился в эгоиста, который только брал и совсем не отдавал. Мне было больно от его щипков, но сегодня я не возражала, а добровольно подставляла тело под его руки и губы. Он же этим пользовался, наказывая меня за слабость, дурость и неумение жить. Кешка забирал душевную боль, заменяя ее физической. Эйфория. Она появилась внезапно. В тот миг, когда мы словно растворились друг в друге. Безумие. Слабость. Боль от его пальцев, что впились в мои ягодицы, прошлась отголоском по нервам. Я упала на него, купаясь в тепле, которым щедром делился Кеша.

Я хотела встать, но он уложил меня рядом. Ласково прошелся по груди, животу.

— Ты не пожалеешь, — пообещал он.

— Надеюсь на это, — вздохнула я, пусть уверенности у меня и не было.

Через полчаса мы сидели в кровати и ели бутерброды, запивая их соком. Кешка то и дело бросал на меня странные взгляды, в которых внимание смешивалось с нежностью.

— Чувствую себя предательницей.

— Почему?

— Вместо того чтоб лить слезы, я с тобой развлекаюсь.

— А тебе еще не надоело лить слезы? — спросил Кеша. — К тому же, случай с Ритой — это часть жизни. Не совсем приятная, но часть.

— Ты нормально общался с Гришей, — заметила я.

— Нам с ним нечего делить. И мы уже полгода общаемся. Надо было наладить отношения, чтоб он не был против, когда мы решим детей забрать к себе.

— Мы с тобой не жили уже долгое время, а ты с ним общался?

— Если я тебя отпустил — это не значит, что отказался от своих планов. Просто когда я отношения с Леней выяснял, то… Тогда я не мог просить тебя быть рядом. Надо было поставить все точки в прошлом, прежде чем жить настоящим.

— Получается, Алик специально меня от тебя увез?

— Нет. Но когда это случилось, то это было к лучшему. Тебе была нужна пауза и эта пауза была нужна мне, — спокойно ответил Кеша.

— А наша встреча второй раз на станции? Это было подстроено?

— Нет. Я хотел встретиться с тобой ближе к Новому году. Но мы с тобой живем в одном городе. Рано или поздно мы бы с тобой встретились.

— Думаешь?

— Я в этом уверен. Мы с тобой неплохо друг другу подходим.

В этом я не была уверена, но я с ним жила, спала и хотела создать семью. Поэтому оставалось отказать от сомнений и идти вперед.