Ничего не делать было непривычно. Так и хотелось к чему-то приложить руку, но при этом не было сил. Я сидела в кресле и лазила по социальным сетям, читала новости и бесцельно проводила время. В этом было какое-то извращенное удовольствие никуда не торопиться, ни о чем не думать, а просто сидеть в кресле с ногами и тыкать в сенсорный экран, чтоб наблюдать, как проскальзывают картинки перед глазами.
Аркадий включил музыку через колонку. Опять что-то из французов. Похоже, ему она нравилась. Сам же он сидел на полу и кромсал ножницами вещи. Сосредоточенно и монотонно. Эдик уехал смотреть квартиру. Ира решала, что заберет сейчас, а что потом.
— Ты как с мужем познакомилась? — спросил Аркадий. — Просто интересно.
— В деревне. У них там дом был. А я у бабушки жила. Он с семьей на лето приезжал, — ответила я.
— Это со скольких лет ты его знаешь?
— Знаю я его давно. Но у нас разница в возрасте в шесть лет. Когда я мелкая была, то он на меня внимание не обращал.
— Во сколько обратил?
— Мне семнадцать было. Перед одиннадцатым классом. Но ты не думай ничего такого. Просто общались, вечера проводили. Один раз до утра просидели на терраске, — ответила я. — После школы я уехала учиться. Тогда мы и стали встречаться. Поженились и началось.
— Чего началось?
— Дети, учеба, работа. Он уволился. Долго ничего найти не мог. Нам тогда его мама сильно помогала, но все же сидеть на ее шее было как-то неправильно.
— Получается, что ты детей не растила? Как это, ну когда по уходу за ребенком остаются.
— Ты про декрет? Не было времени на него. Две недели после родов отходила и выходила неофициально на работу. Днем училась, по ночам посуду мыла в кафе. Веселое тогда было время. Так потом и повелось, что я работала, а Гриша на доме был.
— Неканоничная у вас была семья. Нет, мы с Настей все иначе планировали. Она должна была с ребенком сидеть, а я работать. Тогда устроился в кафе, но не посуду мыть, а поваром. Хотел на хлеб, но там была зарплата копеечная. Пришлось идти работать поваром. Даже не представляю, что я бы делал, если бы пришлось сидеть с ребенком.
— Научился бы.
— Но не довелось. Знаешь, а он не сразу погиб. Настя сразу, а ребенок прожил три месяца. Реанимация, больница. Все его пытались выходить, но не получилось. Его вместе с ней похоронили. Но я сейчас не об этом. Как думаешь, получилось бы с ребенком?
— Получилось бы у тебя стать отцом? Не знаю. Я тебя еще плохо знаю, чтоб ответить на этот вопрос. Сейчас ты нарезаешь на ленточки ползунки. В детской одежде ты разбираешься.
— Вер, как скажешь, так скажешь, — хохотнул он. — У тебя хоть капля сочувствия есть?
— Тебе нужно сочувствие?
— Нормальная реакция была бы такой.
— Знаю. И не думай, что я тебе не сочувствую. Мне действительно жаль, что тебе пришлось пережить такое горе. Но я не буду тебя жалеть.
— Почему?
— Ты этого не хочешь.
— Не хочу. Я понял бы, если меня обвинили. Все жалеют. Даже ее мать.
— Ты был за рулем? — спросила я.
— Да. Он вылетел на красный свет. В тот бок, где она сидела. Гнал на такой скорости, что я его не заметил. Потом по камерам смотрели, мне было не уйти от столкновения. И я бы понял, если он напился по какой-то причине. Причины не было. Парню нравилось ловить адреналин от большой езды и алкоголя.
— Это на трассе случилось?
— Поворот на Листву.
— По дороге в Гасино. Поэтому ты хотел тогда поехать через Фрелово?
— Не люблю ту дорогу. Но у тебя были мысли, что я планирую завести тебя в лес и сделать там что-то плохое.
— Были, — призналась я. — Они и сейчас остаются, что можешь такое сделать.
— Как же ты не убегаешь от меня такого плохого?
— Ты мне зубы заговариваешь.
— А по мне этим занимаешься ты. Я мысль не закончил, а ты увела все в какие-то дебри, — сказал Аркадий. — Мы совместных детей планируем или нет?
— Нет. У меня есть двое. Я свой долг выполнила.
— У тебя есть, а у меня нет. Хочу понять, как это.
— Если поймешь, что не твое, то ребенка мне растить? Мне тридцать восемь лет. Допустим, все получится быстро и я рожу в тридцать девять. Когда ребенку будет восемнадцать, то мне будет пятьдесят семь.
— И? В чем проблема?
— В возрасте.
— Сейчас многие поздно детей рожают. Это не отговорка.
— У меня уже был негативный опыт. В таком возрасте большой риск родить больного ребенка.
— Одна неудача — это не система.
— Я не буду больше рожать детей. Ни тебе, ни кому-то другому. Найди себе девочку, которая хочет семью. Вон, как Гриша, нашел себе молоденькую девочку. Вот она ему и родит кучу детишек.
— У меня с малолетками не получается общаться. Не, когда в друзьях, еще нормально. Стоит начать отношения, так мне их убить охота. Наслушаются всякой хрени, а потом на меня все это вываливают. Гороскопы, советы психологов, каких-то левых челов, какие-то требования… Я и сам потребовать могу.
— И чего ты хочешь потребовать? — спросила я.
— Нормальную семью с ребенком.
— Кеш, мы не семья. Повстречаемся какое-то время и разбежимся.
— Нет. Так просто разбежаться не получится.
— Будем расходиться со скандалом? — спросила я.
— Вер, ты зараза. Еще вчера я не представлял, как можно подумать выкинуть вещи из шкафа. Потом пришла идея сделать их непригодными для носки. Сейчас же мне кажется, что я занимаюсь какой-то хренью. Сейчас просто соберу эти тряпки и выкину, а то как псих какой-то вожусь с этими вещами.
— Похож.
— На психа? Какая же ты добрая! — Аркадий открыл гардероб и стал выкидывать на пол женские платья, джинсы и кофты. В конце он вынул свадебное платье с пышной юбкой, убранное в вакуумный мешок. — Как представлю, что придется его резать… Это сколько времени уйдет?
— День, как минимум, — ответила я.
— Надо с этим заканчивать, — сказал Аркадий, уходя за мусорными мешками.
Дед вызвался помочь Аркадию вынести мусор. Мне показалось, что он не хотел его оставлять одного. Явно, что не доверял, но мне казалось, что сегодня он никуда не поедет. К тому же парня пусть и должны были освободить сегодня, но он должен был потратить какое-то время на то, чтоб доехать. Это в кино он выходит из тюрьмы и его машина с родными дожидается. Обычно же человек сидит на другом конце страны, а не рядом с домом. Хотя мне особо не доводилось так тесно общаться с бывшими заключенными.
В комнату заглянул Павел, который не появлялся с утра. Я была уверена, что он со мной не разговаривает, так как обиделся.
— Чай будешь? — предложил он, чем меня удивил. В последний раз он мне предлагал чай лет так в двенадцать и то, когда я лежала с температурой.
— Давай, — откладывая телефон, ответила я.
— И куда это вы? — спросил Аркадий, который вернулся за новой порцией мусора.
— Чай пить. Или мне обязательно сидеть среди твоей пыли?
— Не, просто подумал… Ладно, забей, — отмахнулся он, уходя в комнату.
— Что за выражения? Все я должна чего-то забивать, — пробормотала я.
— Имеется в виду, чтоб не думала о ерунде, — попытался объяснить Павел.
— Знаю, что это выражение означает, — ответила я. — Не понимаю, зачем его применять к месту и не к месту?
Я поставила чайник. Павел достал кружки. Такое ощущение, что мы уже не первый раз тут пили чай. Не было ощущения чужого дома.
— Может поговорка такая, — ответил Павел. — Вы с отцом разведетесь?
— Да.
— Не удивился. Одного не понимаю, чего ты с этим забыла?
— Это как бы моя жизнь. Мой выбор. Будем его обсуждать? Паш, — он поморщился, но промолчал. Ему никогда не нравилось, когда я его так забывала. Одно время вовсе хотел Кислотным быть и требовал, чтоб его называли по кличке. Еле договорились на Павла. — Извини, сынок, но, я устала. Не поверишь, насколько сильно я устала. У меня больше нет сил терпеть такое отношение, какое было дома. Почему вы решили, что я у вас в рабстве? Этакая рабочая лошадка, которая родилась, чтоб вас содержать. А вы при этом все это время смеялись за моей спиной. Но терпению рано или поздно приходит конец.
— Считаешь, что здесь тебе будет лучше?
— Мне сейчас где угодно лучше, чем дома. Вы из меня своим поведением все соки выжили, — ответила я. — Недавно себя поймала на мысли, что жить не хочу. Это был придел. Та точка невозврата, которая была пройдена. Я понимаю, что для вас с Ритой это все тяжело. Вам учится надо. У вас есть школа, друзья, любимые учителя.
— Смеешься? Кто школу любит, мам? Ее терпят, как неизбежность. Да и дружбы уже давно нет. Это устаревшее понятие.
— О как! Значит, я хрен старый. Надо будет парням рассказать, что с нас пора плесень снимать, — ответил Аркадий.
— Решил к нам присоединиться? — спросила я.
— Воды хочу глотнуть, — ответил он, беря стакан и графин. Только у него руки дрожали. Я забрала у него графин и налила воды, но он все равно не мог взять стакан и не расплескать воду. — Как-то все сложнее оказалось, чем я думал.
— Все нормально, — ответила я, беря его ладони в свои, чтоб размять их. — Я тебе говорила, что все можешь оставить.
— Ага, и будем жить втроем. Я не готов к шведской семье, — ответил Аркадий. И разу перевел тему. — О чем тут разговоры ведете?
— О жизни.
— О! Я об этом могу много чего рассказать, — хмыкнул Аркадий. — Вот к примеру… Хотя об этом лучше промолчать. И об этом тоже. А это сказать, так Вера от меня уйдет. До этого парень не до рос…
— Пытаешься юморить? — спросила я.
— Только это и остается делать, — ответил Аркадий. — Пойду дальше работать.
Он поцеловал меня в щеку и ушел. Я же разлила кипяток по кружкам, чтоб потом закинуть пакетики с чаем.
— Он мне не нравится.
— Кеша? Я бы удивилась, если бы он тебе понравился, — ответила я. — Но тебе придется принять мой выбор или не принимать его и уехать к отцу. Можешь дождаться окончания девятого класса и уехать в техникум в другой город. Жить в общаге, пробуя самостоятельно устроиться в жизни. Прогибаться я больше не буду. ь
— Тебе плевать, что с нами будет дальше? — Знаешь, что с вами будет дальше? Вы одни останетесь. Если я дальше буду продолжать играть по вашим правилам, то я сломаюсь. Меня не станет. Вы же с Ритой скоро вырастите. Считаешь будет лучше, если я стану ходить за тобой по пятам и лезть в твою жизнь?
— Может этого как раз и не хватает?
— Чего тебе не хватает? Контроля? Это я могу организовать, — ответил Аркадий, заходя на кухню с телефоном Павла. — Посмотрим кто у тебя в записной книжке, почеитаем переписку с некой Аленой.
— Отдай! — Так тебе же контроля не хватало, — Аркадий отдал ему телефон. — Тебе некий Тор звонил.
— Потом перезвоню. Не смей брать мой телефон!
— Э, а чего ты злишься? Ищешь повод, чтоб со мной побычиться? Я тебе могу много таких поводов найти. Можем и носы друг другу расквасить, если есть такое желание.
— Пошел ты! — огрызнулся Павел.
— Ты меня только что послал? Хорошо. Пойдем уточним адрес.
— Кеш, прекрати.
— Нет. Я сейчас слишком в ненастроении, чтоб быть дипломатом. Пойдем, — пихая Павла в плечо. Тот взорвался. Вскочил на ноги.
— Вы еще подеритесь! — выпалила я. Хотела их развести по разным углам, но меня остановил Кеша.
— Обязательно, но без тебя. Вер, пей чай, а мы поговорим, — сказал Кеша, пихая Павла в сторону комнаты. Павел чуть его не ударил, но Кеша увернулся. Хохотнул. Похоже, опять развлекался. Павел же все принял за чистую монету.
Кеша затащил его на балкон. Видно было, что они разговаривали. Эмоционально разговаривали, но нос никто никому не бил.
— Не переживай. Они найдут общий язык, — сказал дед Леша.
— Чего-то я в этом не уверена.
— Найдут. Кешка загорелся идеей с ним, хм, подружиться. Опыт у него есть общения с отчимами. Только на четвертом он сломался.
— Больно уж они матерятся, — поглядывая в сторону балкона, сказала я.
— Но понимают друг друга, — ответил дед Леша. — Пойдем отсюда.
— А если подерутся?
— Разберутся. Да и не думаю, что до драки дойдет. Уже ржут, как два коня.
— Честно, не знаю, как на все это реагировать, — возвращаясь на кухню, ответила я. — Павел с меня требует…
— Не поддавайся. Дети любят перед тем, как из гнезда вылететь, нервы родителям потрепать, чтоб потом родители их спокойно отпустили во взрослую жизнь и отдохнули.
— У вас в семье не принято отпускать. Вы как-то вместе живете. На первый взгляд, дружно.
— Кешка боится один жить. Не хочет скатиться. Честно, он любит лезть в дерьмо. Несколько раз приходилось вытаскивать его за шкирку и привозить назад. Разговаривали. Вроде до него дошло, что это ничем хорошим не закончится. Но стоит ему от нас уехать, так все по новой начинает. Его только Настя отвлекла. Вернулся как-то с ней. Прервал общение со своей компанией и стал жить более-менее стабильно.
— Получается, что все время живете, как на пороховой бочке.
— Скорее с гранатой в руках, у которой выдернули чеку, — ответил дед Леша. — С Ирой другая история. Она побоялась, что не справится одна с Кешкой. Мы же с Любой решили помогать, пока хватит сил. Вот и живем одной большой дружной семьей. Я тебе говорю, что мы своих в обиду не дадим. Раз так получилось, что как-то он тебя заинтересовал и ты оказалась у нас, то поможем чем сможем. Включая и с разводом. У вас совместная квартира? В браке куплена?
— Да. Часть я вкладывала денег, часть Гриша. Он так долго копил эти деньги и именно на квартиру, что когда у нас трудности начались, то из того неприкосновенного запаса их трогать было нельзя. На столе пустые макароны, на счету несколько сотен, но их трогать нельзя, потому что квартира превыше всего. Это учесть, что мы тогда на съемной жили. Веселые были времена! — о которых сейчас я хоть и говорила с улыбкой, но вспоминала с содроганием. — Квартира в равных долях на всех оформлена. И я не собираюсь на нее претендовать.
— Почему?
— Пусть она детям останется.
— Думаешь, что они там будут жить? Или иначе спрошу, думаешь, мачеха не будет против их проживания?
— Там двухкомнатная квартира. Если они планируют еще детей…
— Вот и я о том говорю. Я бы подал на раздел имущества. Предложил ему выкупить твою долю. Это небольшие деньги, но продашь машину, добавишь. Сможешь однушку вблизи Горска купить. Будет с чего начинать тому же Павлу.
— У Гриши денег нет, чтоб выкупить квартиру.
— Пусть тогда тебе предлагает выкуп доли. Деньги найдем.
— Я не могу так с ним поступить.
— Как?
— Это подло с моей стороны.
— В чем подлость? Забрать свое? Семья — это когда все вкладываются в общий котел. Не просто так, а чтоб было комфортно всем. Когда семья распадается, то забираешь свою часть и живешь дальше.
— Но ухожу же я, а не он. Если бы он подал на развод, то я бы согласилась.
— Ты бы ушла от него без штанов. Нет, ты в любом случае ушла от него без всего. Так не делается.
— Я не могу, — ответила я. — Извини, но не могу.
Допив чай, я ушла в комнату. Всегда осуждала людей, которые при разводе оставляли семью без всего. Я не могла превратиться в хищную женщину, готовую выгнать мужика на улицу или загнать его в долги. Возможно, я была тряпкой в отношении семьи. При этом я могла спокойно принимать жесткие решения на работе, я людьми руководила, но это не мешало становиться тряпкой, когда дело касалось Гриши.
— Иди сюда, — Аркадий зашел в комнату. Сел на кровать.
— Не хочу.
— Правильно, ты хочешь пообижаться на мир, а я хочу составить тебе компанию. По отдельности у нас это хорошо получается, а вместе обижаться не получается. Вот ты и не хочешь себе ломать кайф. Но это неблагодарное занятие обижаться и корить судьбу. Сил уходит много, выхлопа никакого. Остается лишь разочарование. Я это проверял не раз. Тебе же лучше перенять мой опыт, чем набивать шишки. Иди сюда. Лучше пообнимаемся.
— Мне сейчас не до приставаний.
Он вытянул руки, которые дрожали, как листья на ветру. Пока я пересаживалась с кресла на кровать, Аркадий завалился поверх одеяла. Пришлось ложиться рядом. Он коснулся губами моего виска, переплел пальцы со своими. На какое-то время захотелось забыться, раствориться в тепле, которое исходило от него. Несколько раз всхлипнуть, чтоб понять, что это все такая ерунда. Вся жизнь — это ерунда. И пусть в ней столько падений, столько боли и обмана, тяжелых моментов и разочарований, но все это было ерундой, которая не стоила внимания. Понять, принять и отпустить, чтоб не мешать жить. Не мешать дышать. Не мешать смотреть вперед.
— Я хочу сорваться, — сказал Аркадий.
— Как?
— Не знаю. Напиться и разнести всю комнату.
— Ты и так разнес кроватку.
— Мне этого мало. Тут тупая боль, — он приложил мою руку к своей груди. — Она все разрастается. Разрастается. И разрастается.
— Мешает дышать.
— Да. Отвратительное чувство.
— Надо это пережить.
— Как-то не приживается. Живет там эта жаба и не пропадает.
— Я себя чувствую тряпкой.
— Женщинам это свойственно.
— Что? — я аж повернулась к нему.
— Переформулирую. Женщина может проявлять слабость. Ее никто за это не осудит. Мужчина должен быть сильным.
— Необязательно.
— Но его будут осуждать за слабость. Так изначально повелось. И ничего с этим не поделать, — ответил Аркадий. Он посмотрел поверх моей головы. — Чего мам?
— Мы тогда поедем.
— Езжайте, — ответил Аркадий.
— Точно тут справишься?
— Думаю, что мы тут найдем чем заняться, — сказал Аркадий. — Поревем тихонечко. Правда, Вер?
— Обязательно, — ответила я.
— Вот видишь, мам. Не переживай. Бабушку с собой берешь?
— Она хочет поехать. Павлика отдадите в помощники?
— Если он хочет поехать, то пусть едет, — сказала я.
— К четырем часам его вернем, — ответила Ира.
— Езжайте, гуляйте, — сказал Аркадий.
— На созвоне.
— Валите. Приветы передавать не буду, — ответил Аркадий. Она ушла. Я слышала, как чего-то сказал Павел. Он даже не заглянул ко мне. Все же обиделся.
— Чего ревешь? — спросил Аркадий.
— Думаешь нет повода? — спросила я.
— Они еще дверью не хлопнули. Услышат, как мы тут ревем, и не уедут. Будут утешать. Мы же можем и сами поутешаться.
— Как порешать проблемы?
— Так неплохо же получается, — ответил Аркадий. — Проблемы решаются. Перемены идут. Довольно медленно…
— Слишком быстро, — возразила я.
— Да ну! По мне, так черепашьим шагом. Вот теперь можно реветь. Дверь хлопнула.
— Я плохая мать! И жена!
Меня опять прорвало. Я плакала. Горько. Навзрыд. Минут пять, пока меня не остановил Аркадий.
— С чего ты решила?
— Разве это не видно? Виду себя, как шлюха.
— Ты меня вчера ударила по голове за то, что я хотел тебя поцеловать. Ой, какая шлюха в своих фантазиях! А может, ты со мной поделишься фантазиями?
— Прекрати.
— Почему это прекратить? Мне действительно интересно, что ты там такого напридумывала.
— Я устала.
— Хороший аргумент, — он вздохнул. — Подожди. Сейчас приду.
Он вернулся с наволочкой и стаканом воды.
— Пей. Наволочка для соплей.
— Не слишком большой сопливчик? — спросила я.
— Так мы тут в два ручья реветь будем. Сейчас и я к тебе присоединюсь. Не веришь?
— Нет.
— У меня повод есть. Годовщина как-никак.
— И когда все это случилось?
— Два дня назад.
— Ты решил с кем-то познакомиться в годовщину аварии?
— Да. Даже проехался мимо того места.
— Ненормальный.
— Устал от всего этого. А сил на перемены не было, — ответил он. — Как и у тебя. У меня есть такая теория, что если двое людей не могут больше жить по одному, тогда они кого-то находят. Заметь, что когда тебе хорошо, то делиться счастьем нет потребности. Зато горе с кем-то разделить хочется. У тебя пусть не горе, но тяжело, переживать предательство.
— Это даже не предательство. Разочарование в жизни, — ответила я. — У тебя нет такого ощущения, что ты не все сделал в жизни? Не выполнил заданный обществом план?
— Нет. Такого нет. Я никогда не был хорошим мальчиком, который выполнял все школьные задания и учился на пятерки.
— Я хорошо училась.
— Знаю, — ответил он.
— Откуда?
— Мне нравятся хорошие девочки. Всегда хотелось такую хорошую девочку плохому научить.
— Не надо меня ничему учить.
— Тебе необходимо научиться плохому, — забирая у меня стакан, ответил Аркадий. — А стакан подальше, чтоб он опять не познакомился с моей головой.
— Меня вполне устраивает моя жизнь. Она неплохая.
— Только плакать хочется, — ответил он.
— Это нервы.
— Тогда будем их лечить. Смотри, дождь пошел. Утром мы с тобой спорили.
— Мне казалось, что прошла целая вечность между утром и нынешнем времени.
— Из-за нервов. Я тебя хочу поцеловать. Надеюсь, ты сейчас не будешь драться?
Зеленый взгляд. Спокойный и внимательный, скрывающий что-то большее, чем было видно на поверхности. В нем была глубина, которой я раньше ни у кого не замечала.
— Хорошо, — ответила я.
— Сегодня сложный день. Нужно немного расслабиться, чтоб его пережить. Согласна? Нужно отдохнуть, — тихо сказал Аркадий. Наклонился к моим губам. Поцелуй был почти невесомый. Мягким. Нежным и едва уловимым. — Вот так. Целоваться — это нормально. Ничего в поцелуях плохого нет.
— Все равно страшно. Будущее такое непонятное.
— Оно и не должно быть понятным, — ответил Аркадий. — Подремим?
— Хорошо.
Мне вначале показалось, что он опять начнет ко мне приставать. Не начал. Это меня вполне устраивало. Никогда особо не интересовала эта часть жизни. Я не получала какого-то сильного удовольствия от секса. Мне не нравилась близость. По молодости это было приятно, но потом как-то стало ни жарко, ни холодно от того есть ли секс или его нет. Иногда даже радовалась, что не надо на него тратить время. Похоже, Аркадия это тоже не особо волновало, пусть он и говорил иначе. Лежать в обнимку мне нравилось, но вот переходить дальше, я побаивалась. Играть удовольствие, мне совсем не хотелось. На это не было сил. Правда же могла пошатнуть его самооценку.
Я закрыла глаза, слыша, как дождь стучит по окну. Аркадий накрыл нас одеялом и обнял меня. Обычно тишина в квартире пугает. Начинают появляться шорохи, которые включают фанатазию. Кажется, что по пустой квартире кто-то ходит. Здесь такого не было. Эта квартира напоминала уютную берлогу, где можно было проспать до утра.
Его рука скользнула к моей груди. Вначале показалось, что это случайно, но движения повторились. Он гладил мою грудь, ласкал ее, осторожно сминая и тут же отпуская.
— Кеш, — тихо сказала я.
— Расслабься.
— Мы слишком мало друг друга знаем.
— Так узнаем друг друга лучше.
— У тебя нет презерватива. Без защиты я с тобой спать не буду. Ты как-то проститутку вызывал.
— Уже доложили? — усмехнулся он. — Я с ней не спал. Пытался, но не вышло.
Наклонившись к мочке уха, он сжал ее губами. Я вздрогнула.
— Чего ты так боишься? — спросил он.
— Мне не нравится. Не люблю это дело.
— Почему?
— На него много сил уходит.
— При этом смысла никакого? — уточнил он.
— Да. Все это слишком переоценено. Не обижайся…
— Давай так. Ты не играешь. Я же тебя полапаю, — ответил Аркадий.
— Зачем?
— Очень этого хочу. Тебе жалко?
— Да.
Он усмехнулся.
— Какая ты жадная! Я немного. Хочу проверить.
— И что проверить?
— Я вначале проверю, а потом скажу, — прошептал он, скользя губами вдоль моей шее.
— Колючий.
— Потом побреюсь. Ты такая сладкая. С тобой целоваться сладко. Ласковая, приятная, желанная. — Он шептал слова, перемешивая их с поцелуями. Его руки опять вернулись к моей груди. — Ты слишком напряженная.
— Мне страшно.
— Чего боишься?
— Чего будет дальше.
— Вер, посмотри на меня, — попросил он. Я повернулась к нему. — Тебя серьезно сейчас интересует наше будущее?
— Нет, — отвратительно пискнула я. Я лежала на спине. Он лежал на боку, наблюдая за мной. Так ведь все хорошо начиналось, а теперь мне хотелось провалиться сквозь землю.
— Тогда чего спрашиваешь?
— Хотела тебя отвлечь.
— Отвлечь, — задумчиво повторил он. — Любовь, конечно, зла. Ладно, ты ко мне так относишься или ко всем?
— Ко всему процессу.
— Угу. Хорошо.
— Давай в другой раз.
— В другой раз? Нет. В другой раз я не хочу. Я сейчас хочу.
— Просто общаться не получится?
— Милая, я хочу тебя трахать, а не только общаться.
— Грубо.
— Я сам по себе грубый. В словах. В кровати.
— Мне грубость не нравится.
— Ты пробовала?
— Нет. Просто не нравится.
— Угу. Иди сюда, женщина, — сказал он, открывая объятия.
— Ты опять приставать будешь.
— Буду.
За окном продолжал идти дождь. Холодный осенний дождь. Он каплями оседал на стеклах. Листья на соседнем дереве с трудом держались на ветках. Осень продолжала набирать обороты.
Пальца Аркадия нашли мои. Я чувствовала его дыхание около своего виска. Он был близко и как-то одновременно далеко.
— Хорошо. Можем пожениться, — выдал Аркадий.
— Зачем?
— Ты боишься будущего. Можем пожениться, когда ты разведешься.
— Смеешься?
— Нет. Теперь проблема ушла? Можно трахаться?
— Кеш!
— В чем проблема теперь?
— Это глупо.
— Возможно. Но если это тебя успокоит, то сходим и поставим штамп.
Он поцеловал меня в щеку.
— Я не хочу за тебя замуж.
— Угу. Потом обсудим. Сейчас, что тебя беспокоит?
— Ничего.
— Тогда давай целоваться.
Я вздохнула.
— Хочешь лапать, то лапай. Но без презерватива я не буду с тобой спать.
— Хорошо, — согласился он, задирая мне футболку.
— Может, без этого? Без снятия футболки?
— Нет.
Футболка полетела куда-то к ногам кровати. Я закрыла грудь руками. Аркадий осторожно их опустил, при этом рассматривая меня.
— Я не привыкла при свете дня.
— Заметил, — ответил он. Перевел взгляд на меня. Его глаза потемнели. Я смотрела в них и падала. Падала в пропасть. Он провел ладонями по моей груди, приподнимая ее. Большие пальцы прошлись по соскам. — Ведешь себя, как девственница. Мне это нравится. Давно хотел попробовать застенчивую девочку. Глаза не закрывай. Смотри на меня.
— Не хочу.
— Какая ты трусливая, — довольно прошептал он, наклоняясь к моим губам. Теплый поцелуй, в котором не было нежности. Он поцеловал жестко, скользя языком по моим губам. В голове была мысль, что это неправильно, но мне понравилось. Я чуть не упала на подушку. Схватилась за его плечи. — Открой рот.
— Мне не нравятся такие поцелуи.
— Ты не пробовала целоваться со мной.
— У тебя челюсть болит.
— Плевать, — прошептал он, скользя языком между моими губами. Осторожно, он старался проникнуть внутрь. Я отказывалась идти у него на поводу. Он резко прижал меня к себе, одновременно заполняя языком мой рот. Я не была к этому готова. Он же начал воевать с моим языком, которым я пыталась вытолкнуть его обратно. Завязалась дикая игра, от которой щекоткой свело губы. Эта щекотка передалась ореолам груди. Соски затвердели. Он опять начал ими играть, по очереди теребя пальцами. Другая его рука при этом удерживала мою голову, не давая отвернуться. Он положил меня на кровать, продолжая целовать, оставив язык и вернувшись к губам, которые никак не оставляла щекотка. Продолжая засасывать мои губы, он начал стаскивать с меня штаны.
— Кеш…
— Тихо, моя хорошая. Я всего лишь целую.
Он заскользил губами по моей шее, не только царапая ее, но и слегка прикусывая. Его пальцы скользили у меня между ног. Щекотка проходила по всему телу. Он отстранился, чтоб до конца снять с меня одежду. После этого отстранился от меня, чтоб раздеться самому.
— Ложись набочок. Я тебя нормально потрахаю.
— Набок?
— Ко мне спинкой. Давай, — по-хозяйски проводя ладонью по моему телу, сказал он.
— Не знаю, как получится.
— Нормально все получится, — сказал он, ложась рядом.
Я не видела его лица. По обнаженному телу прошлась прохлада. Его губы скользили по плечу. Ладонь накрыла лобок. Пальцы словно дразнили, проникая и вновь оставляя.
— Расслабься, — начиная меня теребить, сказал он. Тело свело судорогой. Я хотела его остановить, но он в этот момент вошел в меня. Перед глазами потемнело.
Все закончилось быстро. Я почувствовала, как он закончил мне на ягодицы, выходя в последний момент. Аркадий провел ладонью по моему животу, поцеловал в плечо. Зачем-то его прикусил.
— Больно! На кой кусаться?
— А так? — он провел языком по месту укуса.
— Еще и слюняво.
— Какая ты ворчливая, — вытирая чистым краем наволочки следы любви, сказал Аркадий. Надо было подняться, но сил не было. — Пить будешь?
— Буду, — ответила я. Я села. Попыталась накрыться, но не успела.
— Не прячься. Дай на тебя посмотрю.
— Чего там смотреть? Тело как тело.
— Мне нравится, — ответил он. — Даже как-то слишком.
Он провел ладонью по моей ноге. Опять посмотрел на меня.
— Пойдешь со мной в душ?
— Нет.
— Почему ты стесняешься?
— Не знаю.
— Ладно, решим и это.
— Можно я первая схожу в душ?
— Иди.
После душа я почувствовала невероятную усталость. Пока Аркадий ходил приводить себя в порядок, я прилегла. Опять начали болеть синяки. Я закрыла глаза и не заметила, как уснула.
Резкий телефонный звонок вывел из дремоты. Пришло сообщение от банка. Предлагали взять кредит. На улице дождь лил как из ведра. Из проходной комнаты доносился разговор Аркадия и Эдика. Я выбралась из кровати. Два часа дня, а я тут сплю. Заправила кровать. После этого вышла в комнату. Они сидели на собранном диване. Кешка держал в руках кружку. Эдик пил газировку из банки.
— Выспалась? — спросил Аркадий.
— Вроде да.
— Иди сюда. Дед звонил. Они уже возвращаются. И с Павликом все нормально. Говорят, что хорошо помог.
— Ясно, — ответила я, садясь рядом. Аркадий протянул мне кружку с чаем. Надо было пойти на кухню и сделать себе чай, но откровенно было лень.
— Ты поможешь вещи перевезти? — спросил Эдик, Аркадия.
— Когда? — В воскресенье.
— В воскресенье смогу, — ответил Аркадий. — Блин, забыл, что надо с Катей поговорить.
— А чего ты с ней хочешь?
— К себе взять. На работу.
— Алик знает?
— Ему до нее дела нет, — ответил Аркадий. — Вер, ты не в курсе этой истории. Катя когда-то крутила с Аликом и еще одним парнем. Алик когда узнал, то ее кинул. Девчонка выпала их нашей компании.
— Потом залетела от своего парня. Он ее кинул. Короче, осталась Катюша у разбитого корыта. Кешка ее почему-то жалеет.
— Маленькая она еще, — ответил Аркадий.
— Кстати, ты Вере сказал про Алика? У нее дочка.
— Какая разница? — спросил Аркадий.
— А что я должна знать? — встряла я в разговор. Эдик посмотрел на Аркадия. Он кивнул.
— Алик малолеток любит соблазнять. С ним поосторожнее надо.
— Он Риту не тронет. Мы с ним разговаривали на эту тему. Даже больше, он пообещал, если увидит ее в компании, то мне свиснит.
— Рита не ходит по компаниям. Она занимается танцами, — ответила я.
— Рита бросила танцы полгода назад. Болтается по городу, вместо танцев, — ответил Аркадий. — На фоне вашего развода, девчонка вразнос пойдет. Пойдет вразнос — это привлечет внимание опеки. Опека может привлечь полицию. У меня тут Алик тусуется.
— Его полиция ищет? — спросила я.
— Она им может заинтересоваться, — ответил Эдик. Посмотрел на Кешу. — Чего будешь делать?
— Решать уравнение.
— У тебя по алгебре двойка, — напомнил Эдик.
— Риту надо перевести сюда. Под присмотр. Отцу она сейчас не сдалась. Мачеха сама ее подбивает пойти по кривой дорожке. Девчонка понимает, что она нафиг никому не нужна. Вер, про тебя речи нет. Ты в ее жизни участвуешь в качестве кошелька, а не авторитет. Без обид. Авторитет придется восстанавливать. С Павлом вроде разобрались. Его дед на себя берет. Я у парня в авторитете вряд ли буду.
— Хочешь его к нам взять? — спросил Эдик.
— Он не пойдет в нашу компанию. Слишком порядочный. Думаю, что сбежит из нашего дурдома, — ответил Кеша. — Куда-нибудь поступит и сбежит. Алика я выгонять не буду. Мы с ним дружим много лет и эту дружбу я прекращать не буду.
— Так и будешь его прикрывать? — спросил Эдик.
— Я его не прикрываю, — сказал Кеша. — Какой у тебя интерес во всем этом?
— Если я узнаю, что Дина ждет дочку, то из компании выхожу. Я его на порог дома не пущу.
— Хорошо. Я тебя понял, — ответил Кеша. — Дину пойдешь встречать? Там дождь, а она ушла без зонта.
— Влом ехать и зонта нет.
— В прихожей семейный зонт. Вам на двоих хватит, — сказал Кеша.
— Такое ощущение, что ты меня выгоняешь.
— Нет. Забочусь о Дине, чтоб она не заболела. А мог бы и выгнать за ультиматум и лишние слова для ушей Веры.
— Сам же сказал, что она с нами.
— Дине рассказать про других твоих девок? Как она это оценит?
— Это будет подло.
— Фильтруй в следующий раз слова, — сказал Кеша. На кухне что-то звякнуло. — Вер, пойдем обедать? Блин, ты сейчас зависла. Мы с тобой идем обедать. Пошли.
— Чего-то холодно, — сказала я.
— Сейчас принесу тебе кофту, — сказал Кеша. Эдик ушел. Я продолжала пить чай. Кеша вернулся с толстовкой. Протянул ее мне. Ушел на кухню. Хлопнула входная дверь. — Вер, тебя долго ждать?
— Иду.
Аркадий достал из духовки круглую сковороду с пиццей. Разрезал ее на несколько частей. Достал тарелки. Поставил чайник. Уверенные движения. Спокойное выражение лица.
— Кеш, я думаю…
— Что все это ошибка. Мы это проходили ни один раз, — сказал он. — Я не против твоих сомнений. Можешь сомневаться хоть всю оставшуюся жизнь, но ты теперь со мной. Хрен я тебя отпущу.
— Это что за собственические нотки?
— Ну, я еще тот тиран. Это так, к сведенью.
— Шутишь?
— Нет. Есть некоторые вещи, которые не обсуждаются: семья, друзья, измена и деньги. Ты можешь не согласиться, но у меня есть определенная модель семьи. Менять ее я не собираюсь. Друзья были раньше, еще до тебя. Выгонять их я не буду и рушить дружбу тоже. Измена. Тут все просто. Найду, набью морду, чтоб не повадно было трогать чужое, а тебя из кровати не выпущу до такой степени, что ты в раскорячку ходить будешь. Деньги. Я не люблю, когда девчонки тратят бесконтрольно деньги. Особенно назло. Отдельный пункт для тебя. Касается работы и семьи. Мне нужна женщина, которая будет женой и матерью, а не рабочей лошадью.
— А если я не согласна? — спросила я. — С каким-то из пунктов.
— Так согласись, — хмыкнул он.