Корзина шишек (СИ)

Глава 7

— Доброе утро. Птички поют. Пора вставать, — сказал Кеша. Я открыла глаза. Алик дрых рядом. Кеша же пришел с двумя кружками кофе. Пнул Алика. — С какого ты в моей кровати спишь?

— Нечего было на кухне спать, — ответил Алик. — Присоединился бы к нам. Посмотрели бы вместе киношку.

— Отвянь, — сказал Кеша. — Я сегодня выхожу, а ты завтра.

— Не вопрос, — ответил Алик.

— Тогда сгинь на время, я с Верой поболтаю.

Кеша смотрел на меня, а я не могла прочитать этот взгляд. Он был мутный и тяжелый. По спине прошелся неприятный холодок липкого страха. Алик не торопился. Он надел футболку, джинсы. Потянулся. Поставил телефон на зарядку, и только после этого вышел из комнаты. Кеша закрыл за ним дверь на замок.

— Как спалось? — спросил Кеша.

— Опять проснулась среди ночи…

— Меня выключило, — ответил Кеша. — Проснулся. Все болит. На кухне спать неудобно.

— Ты выглядел счастливым…

— Ты снилась, — ответил он, опять меня перебивая. Сел рядом на кровать. — Иди ко мне. Хочу тебя поцеловать.

— Мне надо умыться.

— Я тебя хочу поцеловать, — повторил он, притягивая к себе. Внутри все сжалось от страха. Он резко наклонился к моим губам, чтоб захватить их, втянуть. Неприятный поцелуй, болезненный, жесткий. Его ладонь прошлась по груди, задевая соски. — А тебе это нравится.

— Кеш, давай потом.

— Я тебя хочу, — сказал он, заставляя откинуться на подушку и нависая сверху.

— У меня еще ребра болят.

— Возможно, — стаскивая с меня штаны, сказал Кеша. Все произошло быстро. Он навалился на меня. Смял грудь и начал тереться членом между моих ног. Хрен у него не вставал, но его это не волновало. Он отвлекся только на слюнявый поцелуй. Тогда перестал тереться. После сна голова соображала туго. Я попыталась подыграть, чтоб он поскорее возбудился и отстал от меня. Ответила на его поцелуй. Это вызвал дикий восторг у Кеши, который теперь решил осчастливить меня.

Я раньше спокойно относилась к сексу. Мужчине нужно снять пыл. Мне может это понравится. Иногда реально возникали какие-то чувства приятного. В последний раз с Кешей мне даже удалось закончить и получить свою долю эмоций, но чаще я слишком долго заводилась, а потом не успевала получить свое. Сегодня же это была какая-то пытка, которую Кеша отказывался прекращать. Он целовался, щипался, покусывал меня за грудь, зачем-то дабовляя синяков. Я возражала против такого обращения, но он все мои возмущения затыкал поцелуями.

Это было что-то с чем-то, а не секс. Он меня крутил. Вертел. Это была своеобразная зарядка, которая выматывала, но не приносила удовольствие. Устав, я упала на кровать и отказалась переворачиваться. Кеша навалился сзади, опять кончая мне на ягодицы. После этого довольно укусил меня за плечо и оставил. А я лежала на кровати и никак не могла понять, а что сейчас было. Любовью это не назвать. Он меня скорее использовал. Захотел потархаться, вот и пришел, не обращая внимание на мои желания. Хотелось надеяться, что это было временное явление. Что у него было такое настроение. Может хотел доказать мне, что он мужик ого-го.

Я пошла в душ, слыша, как Кеша в настроение о чем-то разговаривал с дедом и бабушкой. Тело болело. Голова была тупой и плохо соображала. Нос забит. Все-таки я простыла. Выйдя из душа, я столкнулась с Кешей в коридоре. Он поцеловал меня, пообещав позвонить. После этого ушел. Я же пошла отлеживаться.

Следующую неделя прошла в каком-то тумане. Простуда перешла в болезнь. Температура была под сорок. Кеша работал и приходил только ночевать. Алик иногда появлялся в квартире, но чаще где-то пропадал. Баба Люба отпаивала меня чаем с медом и отсыпала жаропонижающих. Я хлюпала носом, смотрела сериалы и тупела. Голова просто не работала, а вместе с ней не было мыслей о будущем и настоящем. Я перешла в режим перезагрузке. Еще недавно я бы себя корила за безделье, а сейчас оно мне нравилось.

— Выглядишь ужасно, — сказал Алик.

— Спасибо на добром слове.

— Всегда пожалуйста. Кешка еще не вернулся?

— Нет.

— Хорошо.

Он сел рядом. Хотел потрогать мне лоб, но я отстранилась. Алика почему-то это развеселило.

— Чего шарахаешься?

— А чего ты ко мне руки тянешь? — огрызнулась я. Алик нахмурился. Потянул за ворот халата.

— Он тебя колотит? Вся шея в синяках.

— Нет, — выдергивая ворот халата из его рук, ответила я.

— Ну-ка, — он взял меня за руку, отодвигая рукав халата. — Вся рука синия. Ты болеешь, он тебя дубасит, а ты терпишь. Почему?

— Он не специально, — ответила я. — Чего докапываешься?

— Дуреха, хоть и взрослая, — сказал Алик. Посмотрел на улицу. — Пойдем, пройдемся.

— Не хочу.

— Время еще детское. Погода хорошая. Пошли.

— Нет.

— Выбирайся из кровати и идем гулять, — сказал Алик. Он подошел к моим вещам, которые висели на спинке стула. Я так и не разобрала вещи. Достала лишь несколько. — Будешь упрямиться, так придется тебя одеть. Уверен, что ты не будешь от этого в восторге.

— Алик, шел бы ты далеко и надолго. Я не буду… Отдай одеяло!

— У какой синячище на ноге!

— Уже проходит.

— Поднимайся. Идем гулять.

— Зачем?

— Затем. Тебе надо проветрится, — ответил Алик. — Голову там проветрить. Может соображать будешь лучше.

— Вряд ли.

— Блин, Вер, Кешка придет через час. Мне подстроить так, чтоб он решил, что я с тобой интересными вещами занимаюсь? Запрасто.

— Прекрти.

— Еще не начинал. Но могу.

— Зачем?

— Хочу. Хороший же аргумент, — ответил Алик. — Одевайся, а я пойду чего-нибудь пожрать схомячу.

Он ушел на кухню, а я задумалась. Гулять не хотелось, но Алик мог осуществить угрозу. Отношения с Кешей были нестабильными. То он меня на руках носил, то жестоко тиранил, просматривая телефон и ища поводов, чтоб жестко меня трахнуть. Ему нравилось именно жестоко, с синяками, чтоб мне было больно. Я просила его быть понежнее, но он меня не слышал. После этого я хотела уйти, но слабость, простуда и туман в голове мешали принять решение. Еще и Нина написала, что уезжает к матери, устав тянуть все на себе. С мужиками у нее не получалось, а тут отчим помер. Мать осталась одна, вот и пригласила дочь вернуться домой. Нина решила вернуться, а я осталась одна.

— Тебя еще долго ждать? — жуя кусок пирога, спросил Алик.

— Иду, — ответила я, надевая свитер.

— Хорошо. А фигурка у тебя ничего.

— Перестань, — попросила я.

— Ладненькая. — Он оскалился, изображая улыбку.

До заката оставалось около часа. Солнце медленно клонилось к закату. Ветра не было. Листва почти опала. Уже ощущались нотки мороза. На улицах почти не было народа. Только несколько детей играли на площадках и молодая пара катали коляску.

— И куда мы идем? — спросила я. Мы шли минут десять по поселку и молчали.

— Вперед, — ответил Алик.

— Болтаемся без цели по улице?

— Да.

— А какая цель? Поссорить нас с Кешей?

— Хрен вас рассоришь, — ответил Алик. — Почему ты позволяешь так к себе относиться?

— Это все игра. Бывают же такие игры у взрослых людей. Да и какого я тебе это объясняю?

— Чего на меня крысишься? Я не из праздного интереса спрашиваю. Помочь хочу. Не, я понимаю, что у вас любовь-морковь, но голову терять не надо. Тебе это нравится? Такие игры.

— Я не буду отвечать.

— Вер, Кешку надо периодами на место ставить. Иначе он совсем крышей поедет. Этим занимаюсь или я, или дед.

— И что?

— Хочешь, чтоб у тебя были синяки — пожалуйста. Может и правда нравится. Я этого не понимаю. Но кто я такой, чтоб чего-то понимать? Никто. Глупый парень, который считает, что женщин надо уважать и точно их не дубасить.

— Ты меня сегодня шантажировал.

— Но ты же повелась, — заметил он. — Слушай, я тебе не враг. Мне тебя чисто по-человечески жаль. Кешка хоть и говорит, что ты взрослая и серьезная, но пока я того не вижу. Глупая девчонка, которая повелась на красивые глаза. Настя хоть на бабки его повелась. Там чистый был расчет.

— Кеша знал об этом?

— Смеешься? У него была любовь. Нет, любовь с большой буквы Л.Она им воспользовалась. Поставила ценник. Дед ценник одобрил. Все были счастливы какое-то время.

— Пока не случилась трагедия, — сказала я.

— Вер, все можно решить, — сказал Алик. — Мы своих не бросаем. Красивый закат. Правда?

— Не знаю. Возможно.

— Я понял. Тебе на все плевать.

— Слушай, я просто устала. Такая усталость, что я ничего не хочу видеть, знать, чувствовать. Хочу лишь лежать и, чтоб меня никто не трогал. У меня все закончилось. Вчера узнала, что подруга уезжает.

— На Марс?

— Нет. Но больше к ней просто так не приехать. Общаться будем, но на расстоянии дружить сложно. Мне так тяжело, что не знаю, как жить дальше. Еще эта простуда никак не проходит. Прошли всего ничего, а я уже вся мокрая. Хоть выжимай, — ответила я.

— Тебе надо побольше гулять. Выходить на улицу. Кешку вытаскивай, чтоб он гулял. Ему полезно будет.

— Почему? — и опять мой голос прозвучал жалостливо.

— Потому. Если будешь дальше прятаться в квартире, то начнутся фобии. Будешь бояться из квартиры выходить. Еще и этот забьет. Хочешь общаться с Кешей, то нужны крепкие нервы. Их у тебя нет. Его надо держать в кулаке.

— Я не умею, — ответила я. — Мне мама часто говорила, что надо мужиками управлять. Я этого не умею. Вот людьми управлять, то другое дело. Магазином руководить, разбираться с поставщиками — все это я умею. Умею конфликты решать, но в семье я никто. Мама считает, что я уникальная дура.

— Глупая и ведомая, но не дура. Хочешь мороженое?

— У меня горло болит.

— Тогда в другой раз, — ответил Алик. — Как поправишься, тогда угощу мороженым.

— Мне все равно.

— Давай телефонами обменяемся? Я сейчас редко буду здесь появляться. Набегами. Если будут какие-то проблемы, то сразу мне звони. По любому поводу в любое время. Когда шторы с глаз спадут. Вместе чего-нибудь придумаем.

— И зачем тебе это? Какая выгода?

— Мы как бы с Кешкой друзья. Если у него проблемы, то, скажем так, это мои проблемы, — ответил Алик.

— Посмотрим.

— Ты не смотри. Действуй. Прижмет — звони, — ответил Алик.

Я на автомате записала его номер. После этого мы пошли к дому. Кешка уже приехал. Увидев меня с Аликом, он обрадовался. Обнял.

— Я уже переживать начал. Подумал, что ты сбежала.

— Алик гулять позвал.

— Слушай, я тут слышал, что ты новую девчонку нашел? — отвлекаясь от меня, спросил Кеша Алика.

— Где ты эти слухи находишь? — спросил Алик.

— Сороки привозят, — сказал Кеша. — Так как?

Я не стала слушать их разговор. Сбежала в комнату. Еще и дед с бабушкой вернулись после магазина. Все столпились на кухне, а значит Кешке там будет не скучно. И опять я подумала, что рада, если он там задержится и не буду приставать ко мне. Надо было приходить в себя. Только совсем не хотелось.

Алик заглянул ко мне. Показал, что мы останемся на связи и ушел. Кешка обычно сразу заглядывал ко мне после работы, но в этот раз задержался на кухне, чтоб чего-то испечь. Пирога я не дождалась. После прогулки хотелось спать, чем я и занялась.

Прошла еще одна неделя. Октябрь заканчивался, а я продолжала находиться в подвешенном состоянии. Зато прошла простуда. Кешка перестал меня щипать и ставить синяки. Вместе с этим у него пропал ко мне и сексуальный интерес. Теперь он возвращался после работы и шел печь пироги, хлеб, ватрушки и лепешки. Во время готовки он напевал себе под нос песни и выглядел счастливым. Потом мы ужинали и до темноты слушали песни французского шансона.

Время остановилось. Это были тихие и спокойные вечера, когда не было каких-то сильных волнений. Отопление шпарило, создавая в квартире эффект парилки. За окном бушевала непогода, а на душе было неспокойно и до неприличия лениво.

Изменения пришли с первым снегом, когда пришло сообщение от Алика. Он прислал картинку с зайцем, который из-за спины появлялся букет цветов. Я удивилась настолько, что не знала чего ответить. Второе сообщение было с шариками и смайликами.

«Чего ты хочешь?»

«Хочу? Так просто. Утро хорошее. Решил тебе привет сказать».

«Привет».

«Привет».

И опять смайлик.

«С первым снегом».

Первый снег. Точно. Начиналась зима. Надо было искать работу. На счету были еще деньги, но они имели свойство заканчиваться. Часть пришлось отдать на куртки и ботинки детям. Кешка стал по-тихому с меня тянуть деньги. Последним примером он попросил деньги на шиномантаж. У него пока их не было.

Я разместила резюме по поиску работы. Оставалось только дождаться приглашений на собеседование. Оставалось только ждать.

— Смотри чего я тебе связала, — протягивая мне варежки и шапку синего цвета, сказала баба Люба.

— Спасибо, но не надо было утруждаться.

— Да ладно. Все равно ничего не делаю.

— Я сегодня начала работу искать.

— Ты особо не торопись. Только поправилась и сразу бежишь на работу. С Кешей разговаривала на эту тему?

— Он как бы знает, что я не буду дома сидеть.

— Одно дело не сидеть дома, а другое дело появляться дома только, чтоб переночевать. Когда будешь искать работу, то учитывай это.

— Я поняла.

Честно, я и сама больше не хотела работать в таком ритме. В душе появилось удовлетворение от своих первых действий. Первых начинаний после паузы, но к скандалу с Кешей я не была готова. Он только успел переступить порог дома, как начал предъявлять претензии, суть которых свелась к тому, что я дура. Моя дурость заключалась в том, что я собиралась работать в Горске, а не в Флерово. Кеша настаивал, чтоб я искала работу только рядом с домом и только до шести вечера, чтоб когда он возвращался домой, я его встречала. Иначе это не семья, а одно название. На мои попытки донести до него, что я не найду работу в поселке, где было три магазина, Кеша и слушать ничего не хотел. Или работать в Флерово или никак.

Закончив ругаться, Кеша пошел печь хлеб, бросив мне, что я его разочаровываю. Тут уже я психанула и удалила резюме. Я делала что-то не то. Кешка ругался, баба Люба мягко на это намекала, Гриша когда-то был недоволен моими решениями. Моя жизнь была какая-то неправильная, но как ее сделать правильной я не знала.

Я вновь замкнулась, сосредоточившись на просмотре сериалов, от которых уже начинало тошнить и разговоров с Кешей, которые сводились к его внушению моему месту в жизни. Кеша считал, что все мои беды из-за чрезмерной амбициозности. Я слишком много на себя взваливала. Это его раздражало. По мнению Кеши женщины были слабыми существами, которые должны были существовать в тепличных условиях. Комната была хорошей тепличкой. Только в ней ничего нельзя было трогать. Даже пыль вытирать. Готовила баба Люба или Кеша.

Дед Леша иногда куда-то выезжал, иногда к нему приезжали друзья, чтоб собраться на кухне и долго о чем-то разговаривать. Я в такие моменты никуда не выходила. Друзья уезжали к возвращению Кеши, поэтому он их не видел.

«Как у тебя дела?»

Сообщение пришло от Алика вместе с цветочками и забавным щенком, который тянулся и зевал, прогоняя сон.

«Сижу дома».

«Совсем все плохо?»

«Деньги заканчиваются. Перспектив никаких. Я в болоте».

«Это плохо. Как тебя из болота вытащить?»

Теперь он прислал картинку с кикиморой, которая вылезала из болота и крутила задом. Я рассмеялась.

«Никак. Мне уже ничем не помочь».

«Ничем?»

— Привет, Вер.

— Привет.

— Рассказывай.

— Рассказывать нечего.

— Совсем нечего рассказывать?

— Да.

— В три часа я за тобой заеду. Приведи себя в порядок. Волосы там помой, глазки подведи.

— Зачем?

— Хочу посмотреть на тебя симпатичную. Или не могу этого просить?

— Не можешь. Кеша будет ругаться.

— Не будет. В три часа я за тобой подъеду. Вместе подумаем, как выбраться из болота. Договорились?

— Ладно.

До трех часов было много времени, но я с трудом заставила себя сходить в душ. Потом нужно было одеться, но тут я вовсе растерялась. Еще недавно я надела бы платье, но сейчас хотелось взять свитер и джинсы. Стать незаметной. Невидимой. В итоге я выбрала что-то среднее между джинсами и блузкой. Красилась я через силу. Но синяки под глазами, которые появились от недосыпа надо было убрать.

— Куда-то собираешься? — спросила баба Люба.

— Алик куда-то позвал.

— И куда?

— Не знаю.

— Ты с ним поосторожнее. Дружба — дружбой, но это не мешает ему завидовать Кеше, — предупредила баба Люба.

— Учту.

Я думала об этом. Алик мне не нравился. Не нравилось, что он был все время рядом. Кеша часто упоминал его в разговоре. Алик мне отправлял смски и всякие смайлики, чуть не каждый день. Он был третьим лишним, но я считала, что раз у них так заведено, то не мне ломать порядки.

Алик приехал вовремя. Оглядел меня и удовлетворительно кивнул.

— Куда хоть идем? — спросила я, надевая пальто.

— Считай, что это сюрприз, — ответил Алик.

Мы вышли на улицу. У него оказалась машина. Мазда. Я вопросительно посмотрела на Алика.

— Решил таксовать. Надоело с Кешкой работать.

— Вроде вы неплохо работали.

— Он на меня недосдачи вешает.

— Дружба дружбой, а деньги врозь, — сказала я.

— Тут другое. Я сам виноват, что повелся. Понадеялся на людскую честность, — ответил Алик. — Вер, эта семья высасывает людей, а потом их выкидывает.

— Ты меня позвал, чтоб это сказать? — спросила я, садясь на переднее пассажирское сидение.

Алик завел машину и вывел ее на неровную дорогу. Я пристегнулась и теперь подскакивала, когда машина попадала на кочки.

— Почему ты решила пойти у меня на поводу?

— Ты бы опять меня начал шантажировать.

— А если бы не начал? Ты же не знала этого наверняка. Я мог и отстать. Сказать, чтоб сама разбиралась со своими тараканами.

— Мне кажется, что я тебя не волную. Тебе нужно насолить или помочь Кеше. У тебя интерес только по поводу него, а не меня.

— Изначально так и было. Дед мне немного доплачивал, чтоб Кешке попроще жилось. Но сейчас я с ним разругался.

— И хочешь ему насолить?

— Глупая. Мне не нравится, что они пользуют тебя, — ответил Алик. — Мы с тобой немного похожи. Ты плохо разбираешься в людях. Я в них не разбираюсь совсем. Дед этим пользуется.

— При чем тут дед Леша? Мы с ним почти не пересекаемся. Он мне помог с разводом. Иногда поддерживает добрым словом.

— Вот! Добрые слова! Мы на них ведемся, потому что нам их не хватает по жизни, — сказал Алик. — За ласковое слово готовы превратиться в тряпку.

— Я по жизни тряпка, — ответила я, наблюдая, как снег покрыл засохшую траву.

— По жизни? Девочка, а что ты знаешь о жизни? — спросил он.

— Ничего. У меня нет этих знаний и нет возможности эти знания получить. Что такое семья? Это когда двое людей смотрят в одном направлении, чувствуя пузырьки благодарности и удовольствия, которые появляются внутри, от нахождения рядом с любимым человеком.

— Пузырьки удовольствия? И как это? — улыбаясь, спросил Алик.

— Кто-то ждет бабочек, а кто-то горит в огне. Я же чувствую, что внутри начинают появляться пузырьки. Они щекочут все внутри, вызывая странные ощущения, когда рядом приятный человек или когда понимаешь, что сделала правильный выбор.

— Ты когда-нибудь любила? — спросил Алик.

— Да. Гришу.

— Пузырьки лопались от благодарности? — уточнил Алик.

— Он же на меня внимание обратил. Выбрал из многих других. На него девчонки часто заглядывались, а он выбрал меня.

— Так давай я тебя выберу. Могу показать список из телефонной книги. М? Где пузырьки?

— Это все не то.

— Не то? Странно. А я разницы не вижу, — ответил Алик. Он свернул на трассу в сторону Подковы, дороги, которая окружала Горск. Нажал на газ, увеличивая скорость.

— Так куда мы едем? — спросила я.

— В Егорово. Погуляем по монастырю.

— Я не верующая.

— А я крещенный. Я тебя в веру не зову. Каждый сам приходит. Относись к этому, как к экскурсии.

— Экскурсии? У меня никто в семье экскурсии не любил. Им бы все на развлечения потратиться. Знаешь, там поездки на квадроциклах, лошадях. На банане прокатиться.

— Не знаю. Мне не удавалось побывать на отдыхе.

— Мы ездили в Турцию, Египет, наш берег. Один раз летали в Таиланд. Мне не понравилось.

— Нигде?

— Я не люблю жару и не люблю плавать. Опять же, они там куда-то едут, а я в номере отсыпаюсь. Меня сложно куда-то вытащить на какой-то экстрим. Ладно еще пойти в музей, театр. Но Гриша считал, что музеи можно и дома в передаче посмотреть, зато попробовать кухню другой страны у нас не получится.

— Я не знаю чего бы выбрал. Все охота посмотреть, попробовать и узнать. Но на все денег и времени не хватит. Придется выбирать.

— Вот люди и выбирают. На первом курсе, когда мы с Гришей еще только встречались, то мать меня взяла в Москву. У нее там были какие-то дела, а я поехала за компанию город посмотреть. И вот я все по музеям ходила, а вокруг туристы со списком достопримечательностей, которые надо обязательно посмотреть. Они пробегали, ни на что не смотрели, ни пытались проникнуться атмосферой тех времен. Для них это была очередная галочка. Я же представляла, как люди жили во времена князей или как было бы жить во времена Петра Первого или Екатерины Великой. Это же интересно.

— Они жили так же, как и мы.

— В смысле? Там другая эпоха.

— Проблемы у людей не меняются. Ценности? Не думаю, что из эпохи в эпоху происходят кардинальные изменения. Дружба, любовь, семья, богатство, почет — это людей волнует из века в век. Может и кажется, что иначе, но разве это не так?

— Не знаю. Может и так. Только тогда был другой говор, мода, отношения…

— Кто как бы ни был одет и как бы ни разговаривал, поступки не изменятся. Будут подлецы, романтики, доброхоты и любители легких денег. Но романтичность — это хорошо. Она помогает не утонуть в серости будней. Если тебе приятно думать, что в каких-то других временах все было иначе и лучше, то никого не слушай. Это может помочь выбраться из ямы и продолжить путь дальше, даже если у тебя уже не будет сил. Верь в пузырьки и цветочки. Верь в гороскопы и удачу. Вер, в жизни главное во что-то верить и двигаться.

— С последним проблема. Двигаться никуда не хочу. Да и с верой у меня не все гладко. Мечтать о прошлых временах — это какая инфантильность. Надо думать о современных проблемах, о насущных проблемах, пытаться что-то изменить.

— Зачем? Зачем чего-то менять? Есть много людей, которым в кайф заниматься глобальными изменениями в мире. Они хотят бороться за сохранение видов трав и популяцию птичек. Им нужно для внутреннего спокойствия создавать приюты для животных. Но есть люди, которые живут увлечениями. Они реконструируют эпохи, шьют наряды, делают доспехи и выходят в походы, чтоб сразиться в эпичной битве. Другие в компьютерные игры играют и остаются довольными достижениями в развитии компьютерного персонажа, который является красивой пиксельной картинкой. Бывает, что человек находит себя в воспитании ребенка, а кто-то просто кайфует, сидя за баранкой. Эти люди счастливы, занимаясь тем, что им нравится. Ты же все пытаешься жить с оглядкой на кого-то. Зачем?

— Может потому что я глупая и не знаю, как жить? — ответила я. — Все мои представления о семье оказались ошибочными.

— Хорошо. Теперь тебе надо соглашаться с любым хреном, который решит за тебя, что будет для тебя лучше?

— Если я не знаю, что правильно, то этот человек может знать. Кеша…

— Дурак. Его не стоит ставить в пример, — перебил меня Алик. — С Гришей не знаком, но думаю, что он не пример, как и Кеша. Вот мы сейчас едем с тобой в машине. Давай свернем на какую-нибудь грунтовку, чтоб ты мне отсосала.

— С какого это?

— Почему нет? Я считаю, что это для тебя лучше.

— У меня есть принципы, которые я не нарушаю.

— Просто трахнемся — это тебя устроит?

— Алик, прекрати, — попросила я и отвернулась.

— Чего прекратить? Я считаю, что для тебя это лучше.

— Что вы так все помешаны на этом трахе? Разве нельзя жить без него? Нет же! Мужчинам только и нужно, чтоб унижать женщин этим действием. И не надо мне про удовольствия говорить! Оно не компенсирует того унижения, которое чувствуешь, когда тебя используют. Еще и эти угрозы. Противно, — выпалила я. Надо было остановиться, но меня просто понесло. — Хочешь меня трахнуть? Так ты выражаешься? Давай. Останавливай машину. Сможешь потом поставить галочку, что нагнул женщину друга.

— Кешка против не будет, — ответил Алик.

— Что?

— Мы же с ним друзья, — усмехнулся Алик.

— Это не дружба. Так друзья не поступают.

— Ой ли! Ты у нас о жизни не знаешь, а рассуждаешь о дружбе.

— Хочешь меня задеть? Вывести из себя? Чего добиваешься? Эмоций? Чтоб мы поругались? Для чего эта поездка? Мне без этого тяжело, но ты хочешь меня добить?

Он свернул в сторону Егорова. Монастырь стоял в стороне от деревне на холме. К нему шла асфальтированная дорога, которая петляла и отказывалась идти ровно. Машина взяла довольно крутой подъем и остановилась на стоянке. Дальше надо было идти пешком.

Я не хотела никуда идти. Настроение пропало еще утром. Теперь же к отсутствию настроения прибавилась какая-то лень.

— Там красиво, — сказал Алик.

— Без разницы.

— У меня не было цели тебя обижать, — ответил Алик.

— Оскорбить?

— Нет. Хотел тебе помочь.

— Странный способ помощи.

— Как умею, — ответил Алик. — Чтоб понять мне понадобилось одиннадцать лет. Долго доходило. Знаю. Вначале я считал Кешку чудаком, у которого всегда можно было переночевать, когда ночевать было негде. Потом у него появилась дурь. Мы ее с ним толкали, пока об этом не узнал его дед. Надрал нам уши. Кешка сразу изменился. Превратился в такого пай-мальчика. Начал спортом заниматься. Мать его с отчимом развелась и Кешка пошел во все тяжкие. Я тогда другими вещами занимался. Не будем говорить какими. Это не так важно.

— Эдик говорил, что ты девчонок сутенерам поставлял.

— Было пару раз. В основном машины гонял.

— Катился в пропасть. Я это поняла, но зачем мне это знать? Мне твоя исповедь не нужна.

— Я тебе расскажу, а ты сама решай что нужно, а что нет. Пока я был в городе наездами, Кешка творил свою жизнь. Был рейд. Дед попросил меня взять вину на себя. Мол дурь в квартире моя, а они дух духом не знают. Пообещал два ляма, когда вернусь. Ну и срок сделать по минималке. Он же адвокат. Следак в прошлом. Связей по всему городу. Частично он исполнил свое обещание. Короче, помогал из-за забора. Печенюшки присылал. Когда же я вернулся, он мне говорит, что надо мол адаптироваться. За мою жизнь переживает, чтоб я все деньги не просрал. Логично. Мир соблазнами манит. Охота наверстать упущенное. Дед предложил у них пожить и за Кешкой присмотреть. Он как раз с Настей разругался в прух и прах. Она вещи собрала и сбежала из дурдома. Хотя вначале ее все устраивало. Ну ладно, сбежала. Кешка в дурь пошел.

— Подожди, она же в аварии погибла.

— Это он придумал. Не было никакой аварии. Как потом мне Настя рассказала, она увидела его ночью около детской кроватки с ножом. К этому она не была готова. Так вот, Кешка и вены резал, и ногу себе прогрыз, а потом начал тихо спиваться. Я тогда у них жил. Все у него в няньках ходил. Пока мне это не надоело. Дед мне предложил на точке проводами и наушниками поторговать. Хорошо. Это навык. Нормально. Тут Кешка начал в себя приходить. Решил работать. Дед ему подыграл. Я опять то друг, то так, то мудак. Он тебя приводит. Я уже до такой степени задолбался во всем этом дерьме ковыряться, что у деда попросил деньги. И чего в итоге? Он мне предъявляет счет за все два года, что я жил у них и нянчился с этим психом. Не мне за это заплатили денег, а я им еще должен остался. Дед мне сказал, что или я соглашаюсь на шесть сотен касарей, или остаюсь ни с чем. Знал бы, так пожульничал с проводами.

— А что стало с Настей?

— Она уехала в другой город. Вроде в Краснодар.

— С Кешаным ребенком?

— Не знаю. Его там ребенок или нет, но дед за ней не побежал вдогонку. Думаю, что это было лишь развлекалово для Кеши.

— Хочешь сказать, что Кеша сумасшедший?

— Хочу сказать, что у него точно с головой не все хорошо. Ему надо лечиться. Таблетки пить. Но его семья это не хочет признавать. Они создают ему нормальную жизнь. Блин, фальшивую нормальную жизнь. Подобие жизни. Так понятно объяснил? Ты этого не замечаешь, потому что сама находишься на грани.

— Я устала. Это не грань. Усталость. Мне хочется забыться. Перестать существовать, думать, решать. Там я получила это забвение. Все мои попытки к выходу из этого состояния пресекаются. Им нравится мое забытье.

— Вер, ты понимаешь, что это не нормально? Я могу понять, почему повелся на уговоры и подставился. Но ты? Ты же независимая успешная женщина. Как тебя угораздило так упасть в самооценке?

Я пожала плечами. Как так получилось? Знала бы я ответ на этот вопрос. Но его не было.

— Баба Люба предупредила, что ты можешь от зависти наговорить на Кешу.

— От зависти? Хорошо, — Алик достал телефон. Зашел в социальную сеть. Нашел Настю и показал мне ее страничку. Я помнила фотографии с Настей. Она мало изменилась. Пусть она теперь покрасилась в рыжий цвет и коротко подстриглась, но лицо осталось узнаваемым. Малыш подрос и уже ходил. Фотографии были свежие. — Этих доказательств хватит или еще Эду позвонить? Он подтвердит странность Кеши.

— Но Кеша окончил колледж, получил права.

— Он не полный псих. У него голова работает. Только странно. Я разговаривал со знающими людьми. Мы как-то сошлись во мнение, что это шизофрения, которая проявилась после армии. До этого у него были странности, но кто из нас не без таракана? Именно после армии он начал периодами слушать голоса, которые им руководят. Дед его в такие времена закрывает в квартире, где Кешка медленно сходит с ума. Когда у него начинается прояснение, то он приходит в себя. — Все равно, в это верится с трудом.

— Вер, давай учиться смотреть правде в глаза.

— Он ведь мог двинуться умом, когда от него ушла Настя.

— Мог. Но ты признаешь, что он двинутый?

Начинало темнеть. Пошел снег. Снежная крупа падала с неба и оставалась на асфальте, напоминая кружочки пенопласта, который растрепали дети. Фонари никак не могли решиться: стоит ли им зажигаться или повременить. Мимо бодро пробежала собака.

— И что же теперь делать? — спросила я.

— Это тебе надо решать. Хочешь жить в иллюзиях, терпеть непростой характер Кеши, тратя на него годы — то он неплохой вариант. Теперь представь, что у него помрет дед. Останешься тогда с Кешкой один на один. Как ты будешь с ним справляться? Он не буянит лишь потому, что знает: придет дед и отметелит его. Кешка деда всегда побаивался. Но все может измениться в один день. Тебе придется искать пятый угол.

— Ты мне все это рассказываешь… Я понимаю, что ты говоришь правду. И отмечаю, что сама об этом думала. С ним что-то не то, только мне хочется верить в обратное. Кешка — он появился, как принц из сказки, когда мне было трудно. Когда я не знала, как мне жить дальше. Протянул руку. Сказал, что все будет хорошо. Получается, что теперь никому нельзя верить? Что любой человек, который ко мне подойдет — он окажется больным? У меня с самооценкой проблема. Теперь же ее просто нет.

— Конечно, лучше себя обманывать. Сочинять про пузырьки и благодарить мужика, что он рядом с тобой. Вер — это отвратительно.

— Павлик это видел. Какая же я дура!

— Тут много частных домов. Попросить у них золы? Ты голову посыпешь. М? Чего молчишь?

— Мне сказать нечего. Спасибо. Ты мне раскрыл глаза. Я теперь не знаю, как жить дальше. Но спасибо.

— И в чем проблема с жизнью? — спросил Алик. — Блин, у тебя нет сильных проблем, ради которых стоит убиваться. Все это решаемо.

— У меня на счету пять тысяч. Нина уехала. Ехать к матери? В однушку к ее новому хахалю? Возвращаться домой… К детям и бывшему мужу? Они меня на порог не пустят. Я не знаю, что делать. За сказку дорого расплатиться пришлось.

— Попросить денег у матери? Взять кредитную карточку с кредитом на два месяца? У Гриши денег одолжить? У меня спросить? Я тут помощь предлагаю.

— Думаешь, у меня получится их отдать? — спросила я.

— Вера! Вот клянусь, что ты меня сейчас доведешь! — рыкнул Алик.

— Почему это?

— Нельзя быть такой неуверенной!

— Мне страшно одной. Не представляешь насколько страшно! Вот ты орешь тут, ругаешься, но ведь понимаешь, что не можешь меня обидеть. За моей спиной стоит Кешка, его дед. А стоит мне остаться одной, так… Я никому не буду нужна. Понимаешь?

— Не понимаю. Но ты в это веришь. Хоть что-то, — ответил Алик. У него зазвенел телефон. Он принял вызов и включил громкую связь. — Слушаю.

— Вера с тобой?

— Со мной.

— Задержи ее, а лучше чего-нибудь придумай. Кешка витрину разбил. Его в травму забрали. Я пока в магазине разбираюсь. Ирка у Кешки.

— И насколько ее задержать? — спросил Алик.

— На ночь. Может две.

— Шесть тысяч и сейчас. Тогда сделаю.

— Знаешь, когда спросить. Потом сочтемся.

— Я свое слово сказал, — Алик отключил вызов. Я молчала. Через минуту телефон задребезжал вибровызовом. Алик показал сообщение, что ему на карту кинули шесть тысяч. — Вот тебе и доказательства.

— А я в него почти влюбилась.

— Вер, это не любовь. Тебе не хватало внимания, а он это внимание дал. Вот и все, — заводя машину, сказал Алик. — Любовь — это другое чувство. Не пузырьки и не благодарность.