Кости и цветы (том 4)

Глава 10

Внизу сизого небосклона таял размытый ореол заката, последние отсветы душного вечера. На лес же давно опустилась прохладная мгла, пробудившая запах сырости, стрекотание цикад и пение сумеречной пиранги. Однако умиротворяющее окружение заглушал внезапно вспыхнувший спор. Над шатром из лиан вертелся огненный шар, отбрасывающий тени на пасмурные лица Лайлы и Рэксволда.

— Уйди, говорю, — он подвинул вампиршу и приблизился к вороному жеребцу.

— Мне тоже беспокойно, — на повышенных тонах сказала та. — Но я уже отправила Скарги. Нужно лишь немного подождать.

— Сколько? Их почти час нету. Сам найду. Я везучий, — запрыгнул на коня ассасин.

— Куда ты собрался? Мы даже направления не знаем.

— С родника начну.

— Там беспросветный мрак. Ты ничем не поможешь, если заблудишься.

— Ну, так поехали, — протянул руку Рэксволд, смерив взглядом задумчивое лицо: — Нет? Понятно, — он кивнул в сторону шатра: — Кукуй здесь тогда с Шойсу, а я…

— Подожди, — быстро перебила сосредоточенная Лайла, и огненная проекция замерцала. — Слава небесам. Скарги нашёл их. Они скоро вернутся.

— Угу. Хорошая попытка. Бывай.

— Я серьёзно. Через пару минут лично убедишься.

— Ну давай, постою чуток, — ассасин положил кулак с поводом на холку. — Но, коли соврала, я тебе устрою потом. Мало не покажется.

— Придержи угрозы для тех, кто их действительно заслуживает, — взор вампирши пронзал тёмный проход между двух скал.

Две минуты тянулись вечностью. Рэксволд всё сильнее сжимал повод, натягивая чёрную кожу перчатки на костяшки кулака. Когда повод был «задушен», на языке закрутились ругательства, да такие, что у Лайлы бы челюсть отвисла. Однако вдалеке, куда почти не долетал свет, вдруг очертились знакомые фигуры.

— Эрми! — рявкнул Рэксволд, спрыгивая с коня. — Где тебя носит⁈ Мне прям не терпится послушать!

Вампирша посмотрела на пару, над которой неустанно кружил мефит:

— Молодец, Скарги. Возьми награду, — она вытянула ладонь с кусочком тофу и перевела взгляд на Джона. — Что случилось? — вопрос пролетел мимо метнувшейся навстречу красноты, чьи коготки ловко забрали угощение.

— Играли в прятки с существом… — устало сказал следопыт, скидывая со спины вязанку хвороста.

И поведали пришедшие, как странное поведение насекомых обернулось внезапным злоключением.

— Вы никого не убили, — дослушав рассказ, промолвила Лайла. — Это проделки нимфы. Ей подвластны мелкие представители фауны и некоторые растения. Живой инструмент для самовыражения.

— И какого ляда ей надо? Я за Эрми её в щепки покромсаю.

— По-видимому, хранительница здешнего леса прогоняет нас со своих владений. Только не понимаю, чем мы перед ней провинились.

— А не много она о себе думает? — Рэксволд обернулся к различимому клочку зарослей в тёмном проходе. — Выходи, падла! Не то спалю твои дебри к чёртовой матери!

— Остынь. Нам ещё тут спать. Я же прав? — поглядел на вампиршу Джон.

— Нимфы не кровожадны. В большинстве случаев. Остаться можно, но с обязательным дозором. Мы со Скарги справимся.

Держась хвостом за ветку, облизывавший лапки мефит невнятно уркнул.

— Сменю тебя через два часа, — ассасин зевнул так, что чуть не всосал комара. — Всё. Коня на привязь и дрыхнуть.

— Тогда костёр сложу пока… — начал потрошить вязанку следопыт.

— А я пожру, — направилась к шатру Эрминия. — О, да тут уже спящий есть. Раненько тебя сморило.

Пробормотав что-то нечленораздельное, Шойсу перевернулся на другой бок. После долгого дня в седле подстилка из папоротников казалась такой же мягкой, как пузырчатые наросты шёлкогрибня. Должна быть веская причина, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Кусавшие бок пискляки? Разногласия спутников? Сейчас это неважно. Сон приносит силы. Без них воин — кусок мяса для первого встречного хищника. Правила выживания написаны кровью неучей и бунтарей.

Мерное потрескивание костра отправило странников в мир грёз. Лошади, привязанные в отгороженном жердью углу, предприняли попытку дотянуться до ближайшей подстилки, но наткнулись на оскаленного мефита. Его рык поубавил желание лезть, куда не просят. Немного повздыхав, они тоже предались дрёме. Скарги было не жалко, но свыше пришло указание: не допускать попадания резных листьев в пасти животных. Лайла сочла это более действенным методом, нежели изображать ментальными видениями результат отравления папоротником, ведь мефитов от лошадей отличала природная устойчивость к растительным ядам.

Сама вампирша сидела возле Джона, поставив ноги мостом над его грудью. Подаренный на ночь поцелуй внёс в душу смуту: жёсткая чёрная борода пахла Эрминией. Вероятно, укрытие было намного теснее, чем рисовало воображение. Но что за чувство будоражило прохладную кровь? Неужели ревность? Нет. Потревоженное чувство собственности. Словно по краю королевских садов без разрешения проехала чужая карета. Откуда оно? Верность возлюбленного сомнению не подлежала, а подруга всецело одержима своим избранником. Вон, после возвращения с севера, даже стала спать с ним в обнимку.

И всё же что-то изменилось. Не снаружи. Внутри. По причине устроенного демонессой представления, где беспомощность и ярость разрывали израненный рассудок на тысячу частей. Была бы возможность, Хризальтера бы последовала за стрелком с зеркальными глазами. Всякий, кто несёт смерть и страдания, сам заслуживает подобной участи. И неважно, кем продиктована его воля: высшей силой или спонтанным желанием. После того как некогда гладившие цветы руки стали лить огонь на посланника небес, ломать кости каннибалов и тягать замёрзшие трупы, обратный путь уже безвозвратно потерян. И раз гибель Аргентума не пробудила мук совести, значит, началом послужил правильный поступок. Богам веры нет. Даже свадьба в храме Анвадиэль — не более чем традиция во имя обретения официального статуса. А всё потому, что опустевший сосуд надежды заполнило стойкое убеждение: бессмертные идеалы непорочности — всего лишь могущественные циники, играющие судьбами смертных.

Лайла ужаснулась собственным мыслям. Либо она начала сходить с ума, либо приблизилась к пониманию Леонардо. Хотя… одно другому не мешало. Презрение и уважение к нему шли рука об руку. Как-никак именно Леонардо повинен в возникновении инфернальной сущности. Знать бы раньше, что томимая в Эрмориуме, небезразличная ему персона — не объект воздыхания, а предмет изучения, более опасный, чем чума и проказа вместе взятые. Однако искусный манипулятор умел прятать истину в правдивых речах.

После дум, мимолётно затрагивающих страшные болезни, невыносимо потянуло гнилью. Вампирша уж подумала, что обоняние её обманывает, как Скарги вдруг зажал крючковатый нос когтистыми лапками. Кроме того, спящие странники подозрительно заворочались, а Рэксволд даже поднял голову.

— Кто-то сдох? — щурясь от света костра, спросил он.

— Не знаю, — тихо сказала Лайла, встала и осторожно выглянула из шатра.

Мрак не был помехой — прикрыв нос рукавом, вампирша внимательно изучала окрестности. Два прохода между утёсами, за которыми начинались заросли. Редкие, еле шелестевшие деревца. Исполосованные лианами скалы. Что могло источать такой смрад?..

— И?

— Ничего нового.

— Может, те цветы опять благоухают? — раздалось сонное предположение Джона.

— Они сюда за нами пришли? — посмотрел на того ассасин.

— Ну, мало ли, ветер изменился.

— Запах не растительный, — всматривалась в ночь Лайла.

— Значит, и не нимфа?

— Если только она в качестве угрозы не принесла недоеденную каким-нибудь хищником добычу, что теперь висит поблизости и отравляет нам жизнь. Я бы послала Скарги, но разгневанные низшие духи опасны.

— Странную деревню со счетов не списывай, — Рэксволд зевнул. — Вдруг ублюдки обмотались кишками и сюда припёрлись. За жертвой для ритуала.

— Тогда я им не завидую… — северянка подтащила ножны с мечами. — Будем сидеть, гадать или уже проверим?

— Подождите, — насторожилась стоявшая у зелёной стены Лайла. — Кто-то идёт…

В левом проходе очертились два силуэта. Они неспешно ковыляли. Шоркали о каменистую землю и покачивались, будто пьяные. Или до смерти изнурённые. Но, скорее всего, страдавшие от какой-нибудь хвори, что заставляла гнить заживо. Печальная участь. И всё же, невзирая на сочувствие, контактировать с ними не хотелось. А парочка, как назло, хромала в сторону шатра. Отблески далёкого костра манили её, точно огонь — мотылька.

— Ну и?

— Двое, — скорбно сказала Лайла, а затем обвела взглядом сидевших на папоротниковых подстилках. — Жертвы какой-то тяжёлой болезни. Идут сюда. Только без магии Жизни им никто не сможет помочь. Ни оспу, ни чуму на такой стадии алхимией без чар уже не вылечить. А вот нас они заразить способны. Придётся попросить их уйти. В крайнем случае цинично отгородиться стеной огня.

Вампирша вновь посмотрела на незваных гостей. Теперь расстояние позволяло разглядеть их грязные лохмотья и… болотно-зелёные от разложения лица. На одном, вместо глаз, зияли дыры, на другом — клочьями висела кожа. Заметавшийся между худыми телами взор выхватил гнилые раны, сквозь которые светлели кости. За шорканьем истёртых стоп же можно было различить, как на землю шлепками падает гнойная жижа, а на гнилых зубах похрустывают мухи. Откуда Лайла знала? Смотрела в криво раззявленный рот, что вдруг открылся мерзкой пещерой с измазанными чернотой сталактитами.

— И чего ты ждёшь? Нравится вонь? — Рэксволд таращился на стоявшую истуканом вампиршу.

— Это… зомби…

— Что-то знакомое, — пытался вспомнить давние рассказы Джон.

— Мертвецы, — скупо пояснила Лайла.

— Да ладно?.. — вскочив со спального места, Рэксволд тоже подошёл к обрамлённому лианами выходу. — Н-да… Темень — хоть глаз выколи…

Лайла полоснула взглядом землю, оставив на ней пылающий шрам. Теперь ассасин хорошо видел, как в дрожащем свете пламени покачивались два уродца: порождения тёмной магии.

— Никак желтоглазка нарисовался…

— По-видимому.

Вампирша подошла к сумкам, достала кубышку ракии и, откупорив, намочила пальцы. Мазок под носом — резкий ягодно-фруктовый аромат приглушил всеобъемлющую тухлоту.

— Я сама с ним поговорю, — строго сказала Лайла. — Ждите здесь.

Она покинула шатёр — огненная волна свалила обоих мертвецов, а сотканные из пламени оковы оставили их беспомощно дёргаться на земле.

— Я ценю твоё чувство юмора, — громко заговорила вампирша. — Но если ты не хочешь, чтобы я превратила их в пепел, покажись, — рубиновый взор рассекал тьму в поисках некроманта. — Если ты думаешь, что я шучу…

Пылающие ремни обрели выжигающие свойства: зашипели на склизкой мертвечине — в дуэт гнили и пряного аромата вклинился отвратительный запах горелой плоти.

Неподалёку от огненной полосы заклубился чёрный туман. Ожидаемо. До той поры, пока из него не выскочил неизвестный:

— Погодствуйте! Они не нарочно! — выставив на миг ладонь, он тут же бросился к сдерживаемым магией трупам. — Пламень! Уберите пламень! Быстрее! Они же углятся!

Поражённая Лайла опомнилась и развеяла оковы: если это вдруг не посланец Леонардо, вернуть их — вопрос одного мгновения. За её спиной возникли не менее удивлённые спутники. На крики даже заспанный Шойсу вышел, что стоял с упёртым в землю копьём и повязкой в руке. Все смотрели на седого незнакомца. Из волос — лишь короткий ирокез ото лба до затылка. Одежда — под стать местной моде: жёлто-бордовая туника, штаны в едва заметную полоску, клювовидные башмаки.

— Ничёги. Несильно прижарило, — закончил он изучение ожогов на телах клокочущих мертвецов. — Полягствуйте пока тут, — незнакомец распрямился и перевёл взор на молчаливых зрителей: — Они разстрашать вас не желавствовали. Расшиблись тут давныма, когды за мёдьём диким слазивали. Вот и ходят сюды по запамятке старой. Второй раз от мина улизнувствуют.

— Ты, вообще, кто? — Рэксволд почесал щёку остриём кинжала.

— Мина зовут Хьяр, — мужчина поглядел на сиявшие рунами ладони девушки и лишь потом заметил багрянец в её глазах. — Ух… Вампирия?..

— Кажется, я поняла, чем были напуганы жители той деревни, — Лайла направила руку на барахтавшихся на земле мертвецов.

— Не надать! Прошу! — подскочили на морщинистый лоб тонкие брови.

— Тогда, будь добр, объяснись.

— Попробуешь солгать, отрежу тебе язык, — сурово добавил ассасин.

— Ведьмак я. Но не такой, как ты. Темнючий.

— Некромант, — невзирая на алое зарево глаз, взгляд Лайлы был холоден, будто осенняя ночь.

— Да… Есля на эльтароновом…

— Поведай мне, Хьяр: откуда ты взял тела?

— Вскопнул с хоронилища здешнего, — нехотя ответил тот.

— А потом кто-то из них аналогичным образом вышел из-под твоего контроля и вернулся к месту своей кончины, к родному дому? — сложила незримую мозаику Лайла. — Ты хоть понимаешь, что не только осквернил могилы, но и людей на всю жизнь перепугал?

— Винами на головень не сыпствуй. Я толёко разучиваюсь. До седой волосни фокуснёй баловался. И тут вдруг Темнуха не ручейком, а речухою хлынула. Никаги плотину кто сорвал. Есля поперву лягуху смёршую натужно будить было, теперича любой туше двигаться внушу. С мертвяками залёжными лишь вчерамо связался. Заради научения, кстати. Так-то Гутума, — сухощавая ладонь указала на слепого зомби, — я при жизни знавствывал, ещё молодавым. Как и его родича. Я ж тут рядышком поживствую. В Совишной Купайке. Потому и хоронилище общее, на две дерёвни. Какое такое высквернение, коли то други мои давнышние? А перед испужными потом вину заглажу. Когды малёха отойдут.

— Да они тебе бошку отрежут и к чучелу присобачат, — хмуро предрекла Эрминия.

Хьяр обнажил жёлтые зубы в подобии улыбки:

— Кто сказал, что я признавками расшвыриваться буду.

— А про вампиров откуда знаешь? — Лайла старалась не опускать взгляд на ползавшую в ногах того мерзость. — Про магию Света? Про тёмную телепортацию?

— Семеешные ценности. Чутьё. Практика. Толёко дня тры назад сил махом прискокнуло. Вот и пробствую. Есля спрошаний больше нет, мина ждёт охапища делов. Извиняки приняты? Могу идти? — покосился на сияющие руны некромант.

— Не смею задерживать. Надеюсь, твои… друзья… нас более не потревожат, — угрожающе расставила акценты Лайла.

— Вампирия со светлючей магией не та, чью терпень я стану испытствовать, — заверил некромант.

Сунув пальцы под гнилые лопатки, громко чавкнувшие к неприязни наблюдателей, он спешно поднял мертвецов и исчез вместе с ними в клубах чёрного тумана. Однако спустя секунду вновь появился. Странная троица стояла спинами и на несколько метров дальше. Хьяр растерянно огляделся. Ойкнул. И снова пропал. Во второй раз телепортация, видимо, прошла удачно: полминуты ожидания не вернули ни колдуна, ни источников зловония.

— Леонардо. Начало, — Рэксволд загнал клинки в ножны. — А потом ручками научится махать и полгорода за раз выкашивать.

— Не каждый неофит Тьмы сумеет взойти на вершину самопознания и достичь единения с магией крови. Судя по тому, что я видела, этот ещё только начал восхождение. И если даже минует подножие, может легко сорваться в бездну, — погасив огненную проекцию, Лайла, как и остальные, направилась к шатру. — Тьма приносит безумие. Леонардо каким-то образом сумел его избежать. Полагаю, это связано с тем, что он уже давно не человек.

— Помнится, лич? — войдя под навес, обернулась Эрминия.

— Скорее всего.

— Точно, ты говорила, нас тогда сатиры прервали… — уселся на свою подстилку ассасин. — Ну-ка расскажи, что ещё за гадость такая?

— Сложная форма нежити. По одной из теорий тёмная магия способна разделять тело и душу, чтобы поместить последнюю в особый предмет, филактерию, — Лайла примостилась у костра, и мефит, всё это время охранявший папоротник от лошадей, настойчиво уркнул. — Да, Скарги, давай поглажу тебя. Промеж рожек… и немного за ушком… Нравится?

— Ты не отвлекайся, — сказал Рэксволд и посмотрел на зашуршавшего картой Джона.

Вампирша подняла взор:

— Филактерия служит точкой опоры для восстановления физической оболочки. Бессмертие. Не условное, как замедление старения чарами Жизни, а настоящее, не ограниченное временными рамками.

— Как у тебя?

— Нет. Я могу лечить не все повреждения. Вдобавок лишь путём обращения крови в энергию Тьмы. Лич же подпитывается от глобального источника. Его нельзя отсечь от живительной силы. А одновременно уничтожить и филактерию, и лича — недостижимая цель. Ведь вместилищем души может быть даже камень, что зарыт в чащобе на глубине нескольких десятков метров. Не смотри на меня так. Я не утверждаю. Лишь излагаю теорию Корвинуса Многоликого, поведанную мне устами Дельвинуса.

— Хотите посмеяться? — сложил карту Джон. — Хьяр, если его и впрямь так зовут, солгал: та деревня здесь — единственная.

— Я допускала такую мысль. Но это хорошая новость. Пусть он и новичок, не так глуп, чтобы рассказывать первым встречным о своём убежище. А значит, сделает всё, чтобы больше с нами не пересекаться. Отдать бы его местным за надругательство над мёртвыми, однако те, вероятно, его просто убьют. Эта история должна найти свой финал без нашего вмешательства.

— Ну, хоть в какой-то бочке мы не затычка, — рухнул на бок ассасин. — Растормоши меня, когда время придёт.

— Или меня, — улеглась рядом с ним Эрминия.

— Меня последним, — вытянулся возле Лайлы следопыт. — Я, конечно, лёгок на подъём, но не в плане сна.

— Отдыхайте, — доброжелательно сказала вампирша.

Она глядела, как укладывается Шойсу, который вряд ли понял, что произошло, и решил спать прямо с копьём. Весьма мудро. Единожды увидев живых мертвецов, подпускать их к себе уже не захочешь, а выкидной клинок здесь не союзник.

Однако больше мертвецов Лайлу беспокоили слова некроманта. Хьяр дважды упомянул о внезапном приливе тёмной энергии. Вдруг не солгал? Вдруг магия Тьмы устроена по принципу перетягивания одеяла? Тогда его успех значил бы лишь одно: главный силач выбыл. Это бы объяснило, почему Леонардо до сих пор не явился. Недооценил врага и пал жертвой пафосных речей? И когда его теперь ждать? Сколько занимает возрождение? Не мог же он совсем погибнуть и оставить её разбираться с непредсказуемой демоницей?..

Приблизительно такие же мысли крутились в голове Эрминии, пока она проваливалась в сон. С одной лишь разницей: она желала, чтобы Леонардо сгинул навсегда. Тогда никто не подтолкнёт к предательству друзей и не заберёт жизненно необходимый артефакт. Со всем остальным в реалиях нового мира под силу справиться самим. Если не лезть на рожон и не трогать непонятные предметы.

Кожаные крылья со свистом рассекали сухой воздух. Хризальтера парила над красно-золотыми барханами и тронувшимся по рассвету караваном. Всадники на верблюдах марали пески длинными тенями. Двигались ужасно медленно. Как же унизительно телепортироваться по Аль Херону и следить за сохранностью жалких людишек, каким угрожает разве что собственная глупость. Ничего, однажды всё изменится. Раз после расправы над надоедливым колдуном Владыка долго о себе не напоминал, контакт с физическими объектами через слезу Хроногора отнимает много сил. Кристалл можно забрать, когда первая группа воинов доберётся до севера пустыни: взор всевидящего ока будет прикован к возведению фундамента врат.

Лиловые глаза сковал прищур. Не от предвкушения хитрого хода и даже не от ветра. Вдалеке, над поросшими кактусами дюнами, тянулась дымная дуга костра. Наконец-то. Потенциальная угроза. Повод покинуть скучную высь и немного развлечься.

Разведённые руки. Полусальто назад. Стремительное пикирование вниз головой. Снова кувырок. Хризальтера приземлилась подобно комете — из-под тёмных копыт вылетела волна песка: накрыла сложенный из корешков костерок и сидевшего у него смуглого мальчишку, что вскочил, роняя со спины сыпучие потоки. Рука молодого бедуина застыла у пояса, где в кожаных ножнах покоился загнутый, лишённый гарды кинжал — точно стальной коготь.

Карий взор изучал крылатую девушку, чью наготу прикрывали лишь несколько тонких ремешков, а рога и когти были остры, как стрелы номадов. Суконная джеллаба до самых сандалий покачивалась на ветру. Колебалась подобно своему владельцу. Наконец мальчишка убрал руку от оружия и отряхнул пыльную макушку:

— Ты джинн или ифрит? — он подошёл к кактусу посмотреть, как приставленный к нему бурдюк наполняется соком по воткнутой в зелень трубочке.

Наступившее после смуты спокойствие выглядело любопытно — хвост демонессы неторопливо разглаживал ребристый узор песка.

— Я однажды гостила в этом мире, но такие слова мне незнакомы.

— Это Духи. Одни — добрые, другие — злые.

— Тогда, вероятно, я ифрит… — лукаво улыбнулась Хризальтера. Она перевела взор на верблюда, жевавшего колючий куст за соседними кактусами, а потом — снова на мальчика, что как ни в чём не бывало уселся у танцующего на чёрных корнях пламени.

— Тебе не холодно? — вдруг спросил малец, поправляя джеллабу. — У костра места много.

Невзирая на палящее солнце днём, пустынные ночи веяли холодом, остатки которого чувствовались даже утром.

— Как галантно, — приблизилась демонесса. — Однако заботой меня не задобрить.

— Я и не пытаюсь.

— Гордое бесстрашие или смирение перед погибелью?

— Был бы я трусом, не ездил бы в одиночку.

— И близость смерти не побуждает тебя обратиться в бегство? — усевшись напротив, Хризальтера демонстративно размяла когтистые руки.

— Только ишак станет убегать от ифрита. Он же Дух. Да и вообще. Не за что тебе меня терзать. У нас так не принято.

— А если я скажу, что не местная… — пытливый взгляд пронзал собеседника, словно хопеш.

— Раз говоришь на нашем языке, значит, и традиции принимаешь.

— Интересное умозаключение. Иными словами, ты запрещаешь мне убивать тебя? — едва заметно улыбнулась демонесса.

— Именно. А будешь себя плохо вести, вообще прогоню.

— Прогонишь?..

Улыбка Хризальтеры ширилась, пока, сверкая четырьмя острыми клыками, она громко не рассмеялась. Мальчик же оставался нерушимо серьёзным.

— Я думала, будет весело спрятать твои ступни в верблюжий горб, а потом поменять вас головами, но живым ты кажешься забавнее. Гляди, — демонесса указала глазами на стоявший у кактуса бурдюк: ещё недавно в нём не было и четверти, а теперь он стал переполнен настолько, что сок стекал ручейками по истёртой боковине.

— Спасибо… — немного растерянно сказал мальчик. — Не знал, что ифриты способны на добрые дела.

— Добрые дела? Ах, эти человеческие заблуждения… — Хризальтера грациозно поднялась. — Я лишь даю тебе возможность дожить до апокалипсиса. Узреть, как всё, что тебе дорого, обращается в прах. Надеюсь, лёжа на смертном одре, ты не утратишь нелепости своих изречений и сумеешь развлечь меня в последний раз.

Она вспорхнула в небо, оставив молодого бедуина в недоумении, таком же липком, как увлажнявший песочную гладь сок.