Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам

Глава 15

Пока одни жили мыслями, как спасти русское общество, другие активно работали над его разрушением и полным уничтожением.

В мае 1901 года Надежда Константиновна получила из Кишинева посылку, в которой была ее брошюра «Женщина-работница», выпущенная под псевдонимом Н. Саблина. Книжицу отпечатали в нелегальной типографии революционера-еврея Л.И. Гольдмана, имевшего подпольную кличку Аким.

Откуда Саблина? — да вот: «Ленин и Крупская узнали о ее роспуске (I Государственной Думы. — Авт.) в местечке Саблино под Петербургом, куда изредка приезжали навестить Марию Александровну и Марию Ильиничну и отдохнуть от тягот нелегальной жизни» («Биография», с. 99). Выбор псевдонима видится неслучайным; Н.К. Крупская, оттачивая свое мастерство, отныне признает себя саблей, вложенной в ножны. Сталь ее духа крепка, воля остра, ум беспредельно тонок, месть отточена… Она наметила цель, ее к этой цели умышленно направили, но она лучше всех чувствует: как и с чего нужно начать…

Она принялась внимательно изучать «постановку дела народного образования», вернее, просвещения в Европе. «С помощью жившего по соседству немецкого социал-демократа Парвуса она получает разрешение посещать государственные и частные учебные заведения. Внимательно вчитывается она в учебники, приглядывается к методике преподавания» (Л. Кунецкая, К. Маштакова, с. 96). И вот ведь как все складывается: Парвус (наст. Гельфанд), банкир, финансирующий своих единомышленников, собираемых по всему миру в ударный кулак, — в партию революционеров-большевиков, по-соседски хлопочет за некую госпожу Иорданову и покупает ей разрешение посещать различные учебные заведения… Ловко! Тем из современников, кто изучал развитие революционного процесса в начале XX века, имя Парвуса хорошо знакомо, так что не будем анализировать эту личность.

Для справки следует указать краткие сведения: Парвус (наст. Гельфанд) Израиль Лазаревич (1869–1924) родился в России в черте оседлости, в 1886 году эмигрировал в Швейцарию, где под именем Александр Израэль Гельфанд закончил Базельский университет, получив степень доктора философии. С 1891 года проживал в Германии. С конца 1890-х гг. — известный деятель германской социал-демократии, пишет под псевдонимом Парвус; близко сходится с Лениным, Мартовым и другим «русскими» лидерами, возвышаясь над ними своим международным авторитетом. Говоря о своей национальности, цинично напишет в те годы: «Я ищу государство, где человек может дешево купить отечество». Он еще «послужит» и делу революции, и — в прямом смысле — новой большевистской власти, «покупая задешево» чужую страну с ненавидимыми им и явно лишними гражданами.

Надежда Константиновна посещает не только школы, но и мюнхенскую библиотеку, где ведет записи, посещает музеи и картинные галереи. Значение ЭТОЙ ее работы пока многим не понятно; и, возможно, не многие и по сей день понимают, что ЭТО и есть та точка опоры, благодаря которой Крупская перевернула мир, изменив сознание многомиллионной массы людей.

В октябре 1901 г. в Цюрихе собрался объединительный съезд заграничных социал-демократических организаций. Среди собравшихся — представители «Искры» и «Зари» (5 человек, в том числе Крупская, Ульянов, Мартов); организации «Социал-демократ» (8 человек, в том числе Плеханов, Засулич, Аксельрод); «Союза русских социал-демократов» (16 человек); группы «Борьба» из Рязани (3 человека). «В Цюрихе все остановились в одном отеле. Вечером встретились в ресторане, за одним столом» (Л. Кунецкая, К. Маш-такова, с. 97); вот ведь «силища» собралась решать судьбы мира!!! «Всю дорогу Вера Ивановна и Владимир Ильич говорили о необыкновенном уме, таланте, гении Плеханова, о его заслугах перед русскими… «Жорж, — титан, — повторяла Засулич, — Прометей». Крупская давно привыкла преклоняться перед первопроходцем, человеком, познакомившим Россию с Марксом…» (там же, с. 97–98). И смех, и грех; «заслуги» Плеханова будут прокляты оставшимися русскими; к тому же Крупская не преклонялась впоследствии даже перед грозным и непредсказуемым вождем — Сталиным. Да и названные авторы на с. 99 сами указывают, что гений Плеханов «настолько врос в заграничную жизнь, что даже дочери его почти не говорили по-русски. Для него русский рабочий остался таким, каким он был в 80-х годах»; а перед таким Плехановым и преклоняться-то не за что «настоящему революционеру»…

Однако то, что происходило на бесовской сходке, очень любопытно, и Надежда Константиновна вновь предлагает нам, потомкам, свой ребус. Она писала впоследствии: «Объединения никакого не вышло. Акимов, Кричевский и другие договорились до белых слонов. Мартов страшно горячился, выступая против рабочедельцев, даже галстук с себя сорвал… Плеханов блистал остроумием. Составили резолюцию о невозможности объединения. Деревянным голосом прочел ее на конференции Дан. «Папский нунций», — бросили ему противники…» (там же, с. 98). Вот собралась кучка преступников, чтоб объединиться, да и поругались, галстуки срывают, говорят невнятицу. Впрочем, «жили в одном отеле, кормились вместе, и время прошло как-то особенно хорошо» и, несмотря на ругань и дебаты, выполнили установку сверху: создали «Заграничную лигу русской революционной социал-демократии», «которая ставила своей задачей вербовать (выделено мной. — Авт.) сторонников «Искры» из числа русских (читай: подданных Российской Империи. — Авт.), материально поддерживать газету, организовывать ее доставку в Россию и издавать популярную марксистскую литературу» (там же).

По возвращении в Мюнхен Надежда Константиновна надиктовала Ульянову окончание работы «Что делать?», начатой незадолго перед поездкой в Цюрих. Иногда она сама писала ему работы, а он переписывал, внося некоторые правки, иногда просто надиктовывала; она даже научила этого лентяя скорописи… Так было и при разработке программы партии; только СЛАВА авторства, которая со временем превратится в ПРОКЛЯТИЕ, — ей была не нужна; она выполняла установки и вела к цели человека, на которого поставила свою карту в этой политической игре (ну а те, кто поставили на нее саму, всячески ей помогали в ее личностной игре).

«В этот период начинают обостряться разногласия внутри редакции. Все заметнее становятся оппортунистические нотки в разговорах Мартова, мечется между Лениным и Плехановым Засулич, уклоняется от принципиальных оценок Аксельрод… В январе 1902 года Аксельрод и Плеханов приехали в Мюнхен для обсуждения программы партии. Встреча была теплой, но вскоре все изменилось… «Плеханов нападал на некоторые места наброска программы, сделанного Лениным, — пишет Надежда Константиновна. — …Заседание было тяжелое. Вера Ивановна хотела возражать Плеханову, но тот принял неприступный вид и, скрестив руки, так глядел на нее, что Вера Ивановна совсем запуталась. Дело дошло до голосования. Перед голосованием Аксельрод, соглашавшийся в данном вопросе с Лениным, заявил, что у него разболелась голова и он хочет прогуляться». (Кому, как не нам, подробно излагала Крупская поведение «товарищей», для нас делала акцент на странном, вовсе не мужском, безответственном поведении Аксельрода. — Авт.) Надежда Константиновна знала, что изменившиеся отношения с Мартовым мучили Владимира Ильича…» (там же, с. 99).

Проект программы РСДРП был опубликован в № 21 «Искры». Обстоятельства сложились так, что и газету, и типографию нужно было перевезти, иначе полиция могла закрыть преступную революционную лавочку, вот и решили переехать в Лондон.

30 марта 1902 г. Иордановы выехали на новое место через Кёльн и Льеж. В Лондоне они под именем супругов Рихтер сняли квартиру по адресу Пентоннвилл, Холфорд-сквер, 30; при этом, как подметили вышеуказанные соавторы, хозяйка жилья миссис Йо «была совершенно шокирована тем, что «миссис Рихтер» не носит обручального кольца» (с. 101); вот так, в случайных фразах, и выплывает предыдущая ложь о кольце из пятака, с которым Крупская якобы «никогда не расставалась»… или с любыми другими кольцами, обязательно носимыми любой семейной парой… зато подтверждается, пусть также косвенно, то, что она НИКОГДА не была официальной женой этого человека.

«В Лондоне собралась почти вся редакция «Искры», Мартов и Засулич поселились коммуной в одной квартире с Алексеевым. Самую большую комнату сделали общей, где проходили деловые встречи и обсуждения. Плеханов дал этой комнате меткое название «вертеп» за царивший там чудовищный беспорядок» (там же, с. 103). Удивйтельная цитата, как, интересно, ее пропустил советский Агитпроп; или всех поголовно в советском государстве уже считали дегенератами немыслящими? Описываемая «коммуна» и была самым настоящим вертепом разврата, где собирались почитатели мужеложства и лесбиянки, — представители дьявольского семени вырождения. И если в прежние века человечество восхищалось эпохой Возрождения, то эти революционизирующие твари людские рождены были приблизить эпоху Вырождения.

Известно, что знаменитый психиатр и криминолог итальянский еврей Чезаре Ломброзо (1835–1909)У прекрасно разбирающийся в понятии «вырождение», доказывал, что любые формы вырождения можно определить по форме черепа и другим антропометрическим показателям. В связи с появлением и распространением многочисленных подобных «вертепов» в Российской Империи, тема гомосексуальности в середине XIX века стала вплотную интересовать и русских, и российских ученых. В «Архиве судебной медицины и общественной гигиены» имеются прелюбопытные материалы. Там можно найти свидетельства, какие научные споры ведут немецкие ученые Каспер и Тардье, Мержеевский (петербургский гинеколог), В.М. Бехтерев и В.Ф. Чиж (психиатры). Последний «…отметил, что описываемые… явления вовсе не являются такими редкими и исключительными, как это кажется немецким авторам, с проявлениями содомии криминальная полиция сталкивается чуть ли не ежедневно. Самым влиятельным русским специалистом был профессор Петербургской Военно-медицинской академии Вениамин Михайлович Тарновский. Его книга «Извращение полового чувства: судебно-психиатрический очерк для врачей и юристов» (1885) была почти одновременно с русским изданием выпущена на немецком, а позже также на английском и французском языках… Неприязнь к гомосексуальности дополнялась у Тарновского антисемитизмом, который шокировал даже симпатизировавшего ему Ломброзо» (И. Кон. Лунный свет на заре. М., 1988, с. 23). Впрочем, тут есть некое авторское лукавство, поскольку выдающийся специалист в области криминальной антропологии, социологии и психологии профессор Чезаре Ломброзо, на чьи постулаты опирались Ф.Ницше, 3. Фрейд, Г.-К. Юнг, Э. Блейлер, Э. Кречмер и другие мировые авторитеты, во многом разделял взгляды, выказываемые профессором Тарнавским. Да и в антисемитизме его легко можно было бы уличить, напиши он свои знаменитые работы сегодня. Судите сами. «Влияние расы на преступность выступает особенно резко при изучении евреев и цыган, но для каждой из этих наций в совершенно обратном смысле… Факт специфической преступности среди евреев твердо установлен. Среди них и среди цыган преобладают наследственные формы преступности, и во Франции известны целые поколения мошенников и воров среди Церфбееров, Саломонов, Леви, Блюмов и Кляйнов…Между евреями редки убийцы, но те из них, которые были осуждены за это преступление, являлись начальниками хорошо организованных банд, как Графт, Церфбеер, Мейер, Дешам, содержавшими для своих надобностей агентов… Одно время «почти все начальники крупных шаек во Франции имели любовниц-евреек». Если, с одной стороны, доказана меньшая преступность евреев сравнительно с другими нациями, то, с другой — не подлежит также сомнению огромная частота среди них психических заболеваний» (Чезаре Ломброзо. Преступный человек. М.-СПб., 2005, с. 38–40). «Следует еще заметить, что почти все гениальные люди еврейского происхождения обнаруживали большую склонность к созданию новых систем, к изменению социального строя общества; в политических науках они являлись революционерами; в теологии — основателями новых вероучений, так что евреям, в сущности, обязаны если не своим происхождением, то, по крайней мере, своим развитием, с одной стороны, нигилизм и социализм, а с другой — христианство, точно так же, как в торговле они первые ввели векселя, в философии — позитивизм, а в литературе — новое юмористическое направление. И в то же время именно среди евреев встречаются вчетверо или даже впятеро больше помешанных, чем среди их сограждан, принадлежащих к другим национальностям» (там же, с. 682).

Но вернемся к психологии большевистского «вертепа».

Известно, что еще в древнерусском церковном праве «содомия» подразумевала любые анальные сношения; наряду с этим термином существовали иные: «мужеблудие», «мужеложство»; тогда как их участников называли «содомитами», «мужеложцами», «мужеложниками». Отличительными чертами этих людей специалисты считали невротизм, психопатство, пониженное самоуважение; иные, впрочем, говорили о завышенной самооценке, психическом мазохизме, о том, что те «живут на грани самоуничижительной личной катастрофы». По Фрейду, «именно явные гомосексуалы… отличаются особенно активным участием в общих интересах человечества, интересах, которые сами возникли из сублимации эротических инстинктов». Как известно, наиболее активным участием в общих интересах человечества они отличились в конце XIX — начале XX века, когда подготовили и провели так называемую большевистскую революцию; не оттого ли «среди гомосексуалов первой половины XX в. были чрезвычайно сильны леворадикальные, марксистские и анархические идеи» (И. Кон, с. 188). Осталось добавить любопытный вывод: гомосексуализм — главный общественный секрет, движитель большевистской революции.

Пока товарищи по партии были заняты своими мужскими секретами, Надежда Константиновна работала на износ. М. Эссен писала о работе Крупской в тот период: «Надежда Константиновна была незаменимым секретарем редакции старой «Искры» и «Вперед», и вся огромная работа по организации связи с партийными комитетами в России, по распределению сил, подготовке ко II и III съездам партии лежала целиком на ее плечах. В ее руках сосредоточились все нити, все связи с большевистским подпольем, которые беспрерывно рвались из-за арестов товарищей, провалов явок и адресов и которые она с изумительным терпением и большевистской настойчивостью вновь и вновь восстанавливала…» (Л. Кунецкая, К. Маштакова, с. 103–104).

Поминаемая тут героиня — Мария Моисеевна Эссен (1872, Брест-Литовск — 1956, Москва), в движении социал-демократов с 1892 г., член Киевского «Союза борьбы»; вела нелегальную преступную работу в Одессе, Екатеринославе, других городах; в 1899 арестована, выслана в Якутскую губ. В 1902 бежала за границу, в Женеву, где сошлась с Лениным; но уже в 1903 — член Петербургского комитета РСДРП, в 1905 была организатором боевых дружин (!). Впоследствии, с 1921 по 1925 гг. насаждала большевизм в Грузии; с 1925 по 1927 гг. работала в Москве, в Госиздате, с 1927 г. — в Истпар-те ЦК ВКП(б), Комакадемии, Институте Ленина, с 1931 г. — в Коммунистическом институте журналистики и т. д., была членом Союза советских писателей, — учила бывших русских, ставших советскими гражданами: что и о ком можно, а что и о ком нельзя читать. Имела партийную кличку «Зверь»! (Для информации: масон Алистер Кроули считал себя Зверем, во что верили и его современники; он еще в детстве испытал «страстно-экстатическое чувство идентичности», часто подписывался как «Зверь 666»; Зверем каббалисты называют Нерона, Гитлера и др.) За неоценимые заслуги перед большевистской партией заслужила аж персональную пенсию.

Имя Эссен встречается и во время знакомства с семейкой Ульяновых-Бланк. Вспоминая Израиля Мойшевича Бланка, дедушку Ленина по материнской линии, автор книги «Самые секретные родственники» указывает, что тот «после смерти жены хотел жениться на ее родной сестре, вдове чиновника 12-го класса Е.И. Эссен. В связи с тем, что подобные браки были запрещены, не указал ее девичью фамилию. Венчание не состоялось. Однако Е.И. Эссен стала его гражданской женой, воспитывала всех его детей… Незадолго до отставки с помощью гражданской жены Е.И. Эссен приобрел имение — деревню Янасалы (Кокушкино) Казанской губернии размером 503 га…» (Н. Зенькович, с. 221).

Пока шла подготовка ко II съезду партии, Н. Крупской и В. Ульянову в Лондоне удавалось и неплохо отдохнуть; они посещали театры, концерты, ездили на велосипедах за город с товарищами. «И Надежда Константиновна, и Владимир Ильич очень любили музыку», — уверяют нас исследователи жизни революционеров. К примеру, по словам М. Горького, Владимир Ильич любил слушать сонаты Бетховена в исполнении талантливого еврейского музыканта Исая Добровейна. Современные исследователи утверждают, что музыка Бетховена действительно нравилась Ильичу, особенно третья часть «Патетической сонаты», напоминавшая по звучанию гимн еврейской социал-демократической партии Бунд.

А еще Владимир Ильич путешествует; в 1902 г. он читает «рефераты против эсеров» в Париже, в октябре и ноябре— в Лозанне, Женеве, Берне, Цюрихе… Осенью того же года в Лондоне появляются после побега из «страшной» царской тюрьмы 9 «искровцев»: Бауман, Крохмаль, Литвинов, Таршис (Пятницкий) и др.

Среди прибывших Иван Васильевич Бабушкин; «еще больше вырос Иван Васильевич в глазах Плеханова, когда, придя в коммуну, Георгий Валентинович увидел в «вертепе» идеальный порядок» (Л. Кунецкая, К. Маштакова, с. 108). На вопрос, кто причастен к порядку, Бабушкин отметил с обидой: «У вашего инородного элемента всегда грязь, — ему русская прислуга нужна, а сам он за собой прибрать не умеет».

Ни один из советских авторов не упоминает, что там тогда же проживал и Лейба Бронштейн-Троцкий. «Для жительства я был отведен Надеждой Константиновной за несколько кварталов, в дом, где проживали Засулич, Мартов и Блюменфельд, заведовавший типографией «Искры». Там нашлась свободная комната для меня… Была еще общая комната, где пили кофе, курили и вели бесконечные разговоры и где, не без вины Засулич, но и не без содействия Мартова, царил большой беспорядок. Плеханов после первого посещения назвал эту комнату вертепом» (Л. Троцкий. Моя жизнь. С. 147).

По осени редакции «Искры» пришлось вновь сменить место: на сей раз поехали в Женеву. Там Н. Крупская и В. Ульянов прожили в двухэтажном доме, «напоминающем дом русского заштатного города» (по определению М. Эссен) до 17 июня 1904 года. Надежда Константиновна готовила доклад ко II съезду партии, одновременно работала с корреспонденцией и шифровкой писем.

При этом революционеры «шифровали» и самих себя, давая друг другу клички вместо имен. «Люди, вступающие в религиозные общества, принимают новые имена, чтобы показать, что они стали другими и начали новую жизнь. Так поступают и вступающие в оккультные общества. Кроме того, новые имена берут себе ведьмы, идя в услужение к дьяволу» (Р. Кавендиш. Магия Запада. М., 1994, с. 25). И так как многие клички уже приводились, то не станем повторяться. Секретилась и большевистская набирающая силу и вес газетенка «Искра», которую в письмах называли «Фекла»; по-иному именовались и различные организации в системе партии.

16 июля 1902 г. В.И. Ульянов писал: «Старайтесь убедить Ваню, что от местной работы мы и не думаем отвлекать, что Питер — такая «местность», которая имеет и непосредственно общерусское значение, что слияние Вани с Соней громадно усилит местную работу и в то же время сразу выведет всю партию из состояния полупризрачного на степень не только реальности, но и первостепенной силы». При этом важно знать, что Ваня — Петербургский комитет, а Соня — Русская (на самом деле — антирусская) организация «Искры»… И как только Ваня с Соней образуют роковой союз, большевикам останется только взорвать «местность», которая имела непосредственно общерусское значение, — петровскую колыбель великой Руси.

В одном из писем петербургскому агенту «Искры» В.И. Ульянов писал: «Образовать русский О. К. (т. е. Организационный Комитет. — Авт.) непременно должны Вы и взять его в свои руки: Вы от Вани, Клер от Сони, да плюс еще один из наших с юга — вот идеал». Итак, «Ваню» и «Соню» вы знаете, а кокетливое Клер — Кржижановский, возглавлявший самарскую группу искровцев, «который до этого побывал за границей у В.И. Ленина и получил от него необходимые указания» (по замечанию И. Хохолкова, автора статьи из сборника «Ленинская «Искра», с. 180).

На взгляд большевиков, в Российской Империи было недостаточно проворных агентов для распространения той же «Искры» и прочей лживой и подметной литературы. Из-за границы — по указанию, в том числе Ленина и Крупской — отправлялись все новые и новые кандидаты на расшатывание устоев общества.

«В 1901 г. В.И. Ленин направил в Москву прекрасного организатора, стойкого профессионала-революционера Н.Э. Баумана», который распространял литературу, организовывал кружки, вел подрывную деятельность на заводах и фабриках… Вначале 1902 г. был арестован; отчего «довелось летом из-за границы отправлять новую группу искровцев» (Сб. «Ленинская «Искра», с. 185–186).

«В июле 1901 г. Ногин возвратился в Россию как нелегальный агент «Искры». Он создает опорные пункты газеты в Костроме, Ярославле, Владимире, Поволжье, Одессе и Петербурге» (Алексей Абрамов. У Кремлевской стены. М., 1978, с. 147). Деятельность агента «Искры» Виктора Павловича Ногина (1878–1924), происходившего из русско-еврейской семьи, будет вознаграждена, он станет народным комиссаром по делам торговли и промышленности в первом советском правительстве. Будет захоронен в «Революционном некрополе» на Красной площади, которую стоило бы переименовать в красный погост, — у стен Кремля; как и кокетка Клер (Кржижановский). «Н.К. Крупская писала о Ногине: «Без таких людей не могла б существовать и развиваться наша партия. О них немного говорили, но подразумевалось само собой, что они телом и душой преданы партии, составляют ее органическую, неотъемлемую часть, для нее живут, ею дышат, ко всякому вопросу относятся с величайшей добросовестностью, никогда не покривят душой, и, не покладая рук, будут грести и грести, налегая грудью на весла, пока хватит сил. Ткань нашей партии соткана из такого добротного материала» (там же, с. 148). Человек, никогда не крививший душой, жил под множеством партийных кличек: Макар, Новоселов, Назаров, Литвинов, Самоваров, Соколов, Яблочков, Федотов, дворянин Атесов и, по словам автора А. Абрамова, «сидел в 50 тюрьмах царской России» (хотя такого количества тюрем во всей Империи не было!). Впрочем, цену партийной честности и душевности мы все уже слишком хорошо знаем.

Пока одни, пройдя за границей краткий курс молодого революционного бойца, направлялись на подрывную деятельность в Российскую Империю, для тех, кто жил в Женеве, настало время приехать в Брюссель, где должен был пройти II съезд партии.