Как известно, именно Крупская «принимала деятельное участие в создании пионерской организации и с первых дней ее существования оказывала ей большую помощь, заботясь о ее укреплении и дальнейшем развитии. В многочисленных статьях и выступлениях, посвященных детскому коммунистическому движению, Надежда Константиновны раскрыла и теоретически обосновала содержание, методы и организационные формы работы с пионерами» (Сб. «История педагогики». М., 1981, с. 309). Н.К. Крупская СОЗДАЛА систему советской пионерской организации, действующую под патронажем комсомола, выработала первый устав организации, утвердила пионерские (по старым масонским традициям) символы: красное знамя, красный флаг, красный галстук, значок; а также атрибуты организации: горн с красным флажком, барабан, форму со знаками различия (1 красная лычка на рукаве — звеньевой, член совета отряда; 2 лычки — председатель совета отряда, член совета дружины; 3 лычки — председатель совета дружины). Так выглядит полная военизация детей при подготовке к войне за мировую революцию. У пионеров были и свои ритуалы: клятва, салют, строй, линейки, речевки, вынос знамени, подъем флага, и проч.; привлекательные традиционные пионерские костры (причем, пламя разжигалось внутри круглой ямы, образованной внутри специально оформленной пятиконечной звезды), праздники, посвященные так называемой Великой Октябрьской социалистической революции, 1 мая и Дню рождения В.И. Ленина (чье имя с 1924 г. стала носить вся пионерская организация).
Пионеры, достигшие 14 лет, имели право вступать в ряды ВЛКСМ при обязательной рекомендации совета дружины. Впрочем, непосредственное руководство и пионерами, и их печатными органами (газетами и журналами; а еще были специальные передачи на радио) Н. Крупская поручила ЦК ВЛКСМ. К слову сказать, одним из организаторов Союза молодежи при Московском комитете РСДРП(б) был Лазарь Абрамович Шацкий (1902–1937); в 1919–1921 гг. он — первый секретарь КИМ (Коммунистического Интернационала молодежи). К 1935 г. уже были сформированы содержание и формы работы редакций пионерских газет, структура их отделов.
Под руководством Надежды Константиновны в создании пионерских газет принимали участие: М.И. Калинин (надо полагать, выявлял девочек-кандидаток в балетные школы), Ф.Э. Дзержинский (выявлял и расстреливал врагов революции среди детей), А.В. Луначарский (выявлял детей, которые сгодятся для педерастии), С.М. Киров (выявлял детей-ораторов, трибунов и революционеров), Г.М. Кржижановский (опекал внуков старых профессиональных революционеров) и др.
Научно-популярные и воспитательные статьи в пионерские газеты писали специалисты по уничтожению психики, генетики и физиологии детей. В авторах также значились: Ем. Ярославский (наст. Губельман), Ф.Я. Кон, В.Д. Бонч-Бруевич, Н.А. Семашко; активно в газетах выступали М. Горький (наверное, не хватало гонораров; причем, были случаи, когда редактор отдавал свою зарплату, потому что классик-зануда для себя требовал… самые высшие ставки даже в детских газетках!); Б.С. Житков (большой специалист по проталкиванию еврейских детей на пионерские слеты и в знаменитый лагерь «Артек»); В.В. Бианки; М.М. Пришвин; А.П. Гайдар (готовил тимуровцев для уничтожения всех врагов «униженных и оскорбленных»); М.А. Светлов (призывал детей к борьбе с мировым фашизмом, забывая сказать, что идеология фашизма, как и социализма-коммунизма, порождена международным масонством); С.М. Маршак («маршал советской детской литературы»); К.И. Чуковский (баловник с детьми и вечный «чукоккола», так и оставшийся в безопасном для его психики возрасте от 2 до 5).
Однако дети и подростки, вооруженные коммунистическими идеалами, получали и свою порцию романтики в виде произведений классиков русской литературы дореволюционной эпохи. Классики были не только выбраны из целой плеяды талантливых литераторов, но и дозированы. Как известно, в 20-е годы из библиотек был изъят даже весь Пушкин, не говоря о других авторах. «Издания Комиссариата народного просвещения не могут удовлетворить насущную нужду… в книгах по русской литературе, потому что эти издания, не говоря уже о том, что над ними не проделано никакой редакционной работы, слишком громоздки… Конечно, полные собрания сочинений необходимы, но работы по их изданию должны быть предоставлены особому ученому учреждению, например, II отделению Академии наук, освеженному и подкрепленному новыми силами. Эти издания — типа академических собраний сочинений Пушкина, Державина, Ломоносова — должны выпускаться в свет только после серьезной академической работы над текстом автора и должны лечь в основу изучения русской литературы… Для нужд школы должны быть изданы в самом спешном порядке те произведения, которые указаны в примерной программе Комиссариата народного просвещения…». Эти слова взяты из докладной записки М. Горького, написанной в 1918 г. (выделено мной. — Авт.). Там же указано, что произведения следует издавать с биографией, портретом и одной-двумя критическими статьями «с краткой оценкой их исторического значения».
Тот же процесс «академической обработки» «новыми советскими академиками» происходил и над произведениями иностранной литературы. «Очевидно, что даже самые грамотные и добросовестные компиляции — переводы… на доступный детям язык — не могли удовлетворить новым требованиям: скрещению познавательной темы с широкой воспитательной идеей», — рассказывал о литературном процессе 20-х годов А. Ивич в своей книге «Воспитание поколений. О советской литературе для детей» (М., 1960, с. 305). Отныне литература превратилась в «орудие коммунистического перерождения общества».
Итак, схема действует безотказно все годы существования советской власти, как учил классик советской литературы, вдохновленный на подобный разбой серым кардиналом Наркомпроса Н. Крупской.
Список изданий русских и зарубежных авторов в первые десятилетия советской власти — сжатый насколько это возможно, чтобы процесс «денационализации» и «редакционной обработки» литературы все же был четким — выглядит таким образом:
— А. С. Пушкин, как отдельные произведения, так и собрания сочинений. Редакторами и литературоведами-пушкинистами выступали: Авраамова, Ауэзов; Берков, Берлянд-Черная, Бернштейн, Бетгер, Бирман, Блок, Бляхарская, Бо-гаевская, Богословский, Бонди, Брейтбург, Бродский, Бэлза; Вальбе, Виридарский; Гальперин, Гиппиус, Глиэр, Гольман, Гордин, Гроссман, Гус; Давыдова, Дейч, Догель; Зенгер; Исаковский; Коган, Кремер, Крендель; Лебедев; Мейлах, Маршак, Матвеева-Исаева; Рабинович, Ритман-Фетисов, Розенфельд, Рудман, Тойбин, Хаупт, Цявловский; Цявловская-Зенгер; Шагинян, Эльсберг, Эфрос, Фрейдель, Фриденберг, Фридман, Шлифштейн, Яголин, др.
Особое доверие оказали специалисты Института красной профессуры, поручив С. Маршаку лично обрабатывать произведения великого Александра Сергеевича Пушкина, переписывая слова и строки с великорусского на послереформенный «новояз». Нечто похожее будет происходить с величественными полотнами в Третьяковской галерее, — когда «редакторы» и «обработчики» от искусства станут изменять творчество знаменитых художников, подрисовывая изможденности персонажам, убогости в одежде, добавляя свои, — важные для коммунистического воспитания масс, — детали. К примеру, фальсификатором батальных сцен в изобразительном искусстве называют воссоздателя панорамы «Оборона Севастополя 1854–1855 гг.» известного советского художника, академика П.П. Соколова-Скаля, утверждая, что его покарал смертью Всевышний, когда тот работал над полотном прямо в здании панорамы.
— Л. Н. Толстой, как отдельные произведения, так и собрания сочинений. Редакторами и литературоведами-тол-стоведами выступали: Абрамов, Блок, Брейтбург, Вейкшан, Гольденвейзер, Гудзий, Евнин, Ефимов, Зайденшнур, Иофанов, Кригер, Крендель, Прийма, Рудман, Ульрих, Фридлен-дер, Цявловский, Шагинян, Шифман, Шохер, Штрайх, Юдин, Юнович, Эйхенбаум, др.
— И. С. Тургенев. Советским людям его творчество представляли: Абрамов, Анциферов, Бердников, Бернштейн, Бродский, Василенко-Левитон, Ефимова, др.
— В. Г. Белинский. Его труды «разжевывали» читателю и о нем активно писали: Боград, Бровман, Бродский, Венов, Вольпе, Гаркави, Гинзбург, Гордин, Гус, Гутман, Кремер, Крендель, Лемберг, Михельсон, Пропп, Резник, Роткович, Оксман, Цейтлин, Фридлендер, Шейман, Эльберг, др.
— Н. Г. Чернышевский. Со вступительными статьями и примечаниями, а также критикой его произведений выступали: Богословский, Брегель, Гоффеншефер, Ефремов, Ефимова, Зевин, Иоффе, Каган, Крендель, Левин, Майский, Ней-штадт, Сладкевич, Тойбин, Фиш, Шифман, др.
— А. П. Чехов. Комментировали его литературные труды и личные письма: Бердников, Бориневич-Бабайцева, Гай, Гайдебуров, Гитович, Дерман, Еголина, Книппер-Чехова, Лидии, Рабинович, Роскин, Семенова, Тагер, Фрйдкес, Шмидт, Эйгес, Эйзес, Эссен, др. Главными иллюстраторами его произведений стали: Вольштейн, Каплан, Кукрыниксы.
— А. Н. Островский. Подготовкой текстов пьес и комментарием занимались: Гродская, Елеонский, Коган, Материна, Ревякин, Фриденберг, Эйгес, др.
— Тарас Шевченко. Его представляли читателям: Ай-зеншток, Белецкий, Гебель, Дейч, Корнейчук, Ромм, Шагинян, др.
— Редактором полного собрания сочинений М. Ю. Лермонтова были Эйхенбаум и Андронников. Среди «лермонтоведов» множество из уже перечисленных.
— Вступительное слово, редактуру и примечания к полному собранию сочинений Козьмы Пруткова сделал Бух-штаб.
— К «Слову о полку Игоревом» «причастны»: Берков (злые языки утверждают, что благодаря ему это произведение не соответствовало оригиналу), Гудзий Каплан, Прийма, Райзман, Робинсон, Шарлемань, Шторм, др.
— Книги из библиотечки «Русские повести», а также поэзию, фольклор и драму XIX века готовили, включая редактуру текста: Айзеншток, Бердникова, Берков, Бельчикова, Бухштаб, Векслер, Габбе, Гиппиус, Гудзий, Зайденшнур, Заузолков, А и С. Златовратские, Мейлах, Розанов, Фридлендер, Фридман, Цейтлин, Цукерман, Шахматова-Каплан, Шер, Штрайх, Эксберг, др.
— Вильям Шекспир. Его читателям представили: Аникст, Берковский, Вистин, Державин, Идельсон, Фрид-лендер, Чуковский, Юзовский, др.
— Дж. Байрон. Прошел через руки переводчиков и критиков: А. Лейтеса, Зенкевича, Зильберштейна, Смелякова, др.
— Оноре де Бальзак. Общую редактуру его 20-томника вели Луначарский и Корш. Делали примечания и писали вступительные статьи: Гунст, Книпович, Песис, Раскин, Реи-зов, Резник, Эйхенгольц, др.
— Эмиль Золя. Среди переводчиков, редакторов-обработчиков и критиков: Линдегрен, Реизов, Ромм, Тетеревникова, Фельдман, Эйхенгольц, Эткинд, др.
Впрочем, список любимых советским читателем переводных книг может быть очень длинным. Приведем лишь тех, кто вершил переводы, зачастую правя тексты по своему усмотрению, вернее, согласно установке партии:
— с английского: Богословская, Вальдман, Вильмонт, Вольпин, Галь, Горфинкель, Давиденкова, Дарузес, Зенкевич, Райт-Ковалева, Левик, Розенталь, Топер, Чистякова-Вэр, Чуковский, Шер, Шиффер, Энгельгард, др.
— с французского: Аркин, Богословская, Выгодская, Галь, Гимельфарб, Гуревич, Дабл, Коган, Коц, Кулишер, Левик, Лившиц, Нейман, Розанов, Рошаль, Шлосберг, Щепкина-Куперник, Эрбург, др.
— с немецкого: Ариан, Вальдман, Дымшиц, Кон, Кулишер, Ман, Маршак, Нейштадт, др.
— с датского: Ганзен, Займовский, Эмзина, др.
— с итальянского: Маршак, Френкель, др.
— с чешского: Аксель, Боголюбова, Габбе, Гурович, Да-ниэл, Шварц, Шмераль, др.
— с болгарского: Займовский, Эмильев, Маркова, Райт-Ковалева, Рузская, др.
— с польского: Арцимович, Песис, Рифтина, др.
— с венгерского: Гершкович, Зельдович, Левик, Шийк, др.
— с китайского: Ботвинник, Рудман, Эйдлин, др.
На этом краткий список переводчиков можно завершать: Все сведения взяты из советских литературных справочников 30-50-х гг. XX века. Мы перечислили основную когорту людей, причастных к созданию целого пласта литературы советского периода, — литературы, оставшейся по большей части в наследство и нашим потомкам.
В силу насаждения миллионам советских читателей видения и чувствования мира через призму классовости и марксистско-ленинской идеологии, РУССКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА из-за подобного вмешательства в ее внутреннюю суть, а также из-за насильственного вмешательства в русский язык (реформа языка — одно из самых гнусных преступлений большевиков), потеряла русское звучании и русскую духовность.
Когорта советских критиков и художников-оформителей книг также представляет свой интерес. Однако проявившие любопытство могут заглянуть в специализированные литературно-издательские справочники первой половины XX в., чтобы убедиться, что список очень длинный и имеет некоторые свои особенности.
Тот же процесс идеологизирования проходил одновременно на всех фронтах становления советского искусства и культуры: в музыке, живописи, архитектуре, в театре, кино, на радио, позже — на телевидении и т. д. и т. п. Если внимательно просмотреть черно-белые фильмы первых послереволюционных десятилетий, то отчетливо бросается в глаза гротескная уродливость представленного советскому зрителю дворянского (мещанского) русского общества, представителей которого по складывающейся традиции извращали актеры (чаще всего актерами первых советских фильмов выступали НЕ русские), изображая уродов, психопатов и дебилов, обязательно говоривших с французским, но похожим на еврейский, прононсом, — а по сути, на экране происходил гнусный большевистский шабаш. Те же приемы впоследствии были характерны фильмам, посвященным великой Отечественной войне, где роли психопатичных и дурковатых немцев (какими они никогда в реальности не были) играли также уродливые актеры. Но это все — и книги, и фильмы, — отголоски все той же «культурной революции в СССР», начавшейся еще при Н. Крупской. Право, нельзя забывать о том, что Надежда Константиновна была первым и бессменным председателем Главполитпросвета, где утверждались подобные дегенеративные сценарии\
Как известно, в 1925–1926 гг. Крупская сама читала курс основ политпросветработы в Академии коммунистического воспитания в Москве. Тогда же она внедряет и направляет работу радио, сама выступает в эфире и ведет большую пропагандистскую деятельность. В сфере ее интересов также — избы-читальни и библиотеки, получающие только дозволенную литературу. Одно время Крупская даже редактировала созданный ею (один из многих!) журнал «Красный библиотекарь». Ее неиссякаемой энергии хватало на все и вся. Недаром бессменный директор Института красной профессуры М.Н. Покровский восхищался талантами своей вдохновительницы: «Прежде всего не все знают и ценят как следует, что Надежда Константиновна была педагогом-теоретиком задолго до революции, что в ее лице мы имеем первого педагогического «спеца» нашей партии…На самом деле, то, что очень многим обывателям казалось «революционным увлечением», было лишь попытками воплотить в жизнь старые, давно сложившиеся и глубоко продуманные идеи Надежды Константиновны, которые она выказывала по частям иногда в изданиях еще 1910–1911 годов»; и добавлял: «…по отношению к марксистской педагогике она является единственным основателем…».
Какой она осталась в памяти поколений? — седая голубка-воркунья с расплывшимся телом, с одышкой и слюной, стекающей изо рта. О, нет! Она — столп, кариатида советской педагогики; мы все, вышедшие из Страны Советов, влипли в длительность ее педагогической системы; и это удивительное, 70-летнее памятование ее научных канонов длится до сих пор!
«Задолго до революции Н. К. Крупская начала разрабатывать научно-теоретические основы, связанные с созданием новой системы народного образования и воспитания нового человека, человека-борца, строителя еще невиданного в истории человеческого общества…»; и эти сухие строки Л. Кунецкой и К. Маштаковой («Крупская». М., 1985, с. 331) на удивление правдивы. Только разгадать смысл, заложенный в эти строки, удается далеко не каждому…
— Я сделал одну ошибку, — я уничтожил некоторые из важнейших документов, относящихся к Надежде Крупской и ее деятельности. Конечно же, по заданию своего начальства.
Голос человека, повернутого ко мне спиной, прерывается; человек явно взволнован. Я не вижу его лица, не вижу каков он, но его глаза кажутся мне ярко-синими, чуть задумчивыми, омытыми влагой. Мы беседуем не в первый раз, но сейчас я знаю: человек выговорился, вот-вот он встанет, уйдет не обернувшись, и больше мы никогда не увидимся. Оттого я спешу, сбиваюсь, наполняя себя последними крупицами знаний.
— Но как я смогу закончить книгу, если не знаю еще очень и очень многого: каковы были взаимоотношения Надежды Константиновны с Бокием?…а со Сталиным, который, как говорят, подарил ей на 70-летие торт с ядом, после чего она скончалась?…а?
— Бред. Кто ее притравливал, так это Бокий, но организм Надежды Константиновны реагировал по-своему. Она отомстила своему врагу. Как? Так же, как и всей остальной ленинской гвардии…Созданная система строительства партии не представляла бы никакой силы, если бы Крупская не опиралась на опыт, проверенный не одним тысячелетием. Существующий до поры до времени ленинский состав власти делал все возможное, чтобы революции 1905 и 1917 годов сделать «русскими». А так как русские были предельно возмущены подобным ходом истории, то правительство Ленина уничтожало русских безжалостно, высекая под корень всю нацию. И это стало своего рода причиной, тем нюансом, позволившим Надежде Константиновне в середине 30-х годов убедить Иосифа Виссарионовича Сталина, что с ленинской гвардией легко и просто покончить, если ее обвинить в геноциде русского народа. Обвинить и Спецотдел Бокия, продолжавший на остальных народах страны и остатках русских ставить чудовищные эксперименты, формировать дегенеративные слои общества. Сталин ухватился за эту мысль, позволявшую, в конце концов, ему самому укрепиться во власти…Но сложившаяся в стране ситуация уже открыла путь к дегенерации всего населения.
— Но ларец… вы же говорили о ларце от великого князя Сергея Александровича, и еще о письме, написанном им возлюбленной Надежде о невозможности встреч и тяжелом предчувствии краха Российской Империи…
— За этим ларцом и лежащими в нем документами активно охотился Бокий, но открыто забрать не решался. Ведь у Надежды Константиновны была безграничная власть. Я читал это письмо… и стихотворение, посвященное Надиньке, возможно, это был единственный поэтический опыт великого князя Сергея Александровича… очень трогательно… наверняка она сама не раз перечитывала дорогие строки, наполнявшие ее окаменевшее сердце ненавистью к окружающим. И ларец, и его содержимое, в том числе и тайный блокнот с ее записями имен египетских богов и распределением их ролей среди сотоварищей, и некоторые бумаги, подготовленные ею для функционирования структуры власти и работы Института красной профессуры, — после смерти Надежды Константиновны попали в одно из структурных подразделений Секретариата товарища Сталина, которое в то время возглавлял X, впоследствии — академик, кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС. Тогда как большинство настоящих документов, относящихся и к самой Крупской, и к эпохе подготовки революции, в том числе и диплом об окончании ею Йельского университета, документ о присвоении профессорского звания в Йеле, давно находятся в Ордене. Правда, осталась одна вещь, не найденная нашей всесильной структурой — партийной разведкой, — переданный ей матерью родовой амулет, бриллиант на золотой цепочке, носимый Надеждой Константиновной до самой смерти. Остались разве что предположения… впрочем, предположения в нашей организации чаще всего оказывались правдой. В 1939 году Крупская уже ощущала, что часы ее жизни отсчитывают последние удары. Она знала и то, что у той большевистской партии, членом которой она давно состояла, сложилось правило: хоронить своих «бессмертных смертных» прямо в Кремле, где они — богоборцы — устроили свое кладбище. Большего кощунства над историей великой Руси и первопрестольной столицей нет и не было. И Надежда Константиновна, будучи одним из ведущих партийно-номенклатурных деятелей, прекрасно понимала, что ее тело сожгут, а прах вложат в Кремлевскую стену. Но она была православной, и была русской, ей казалось, что при сожжении тела ее душа будет корчиться в бушующем пламени от безумной боли. И будто затем, когда все кончится, душа, вылетевшая из обнаженного рыхлого тела и претерпевшая экзекуцию адского огня, будет замерзать в айсбергах Антарктики, останется среди холодных и страшных льдин. Так она представляла себе свою загробную жизнь, — сожжение и наказание-остывание. Она верила в это… Может, такие мысли появились еще после кремации ее матери? И не раз вспоминала слова великого князя Сергея Александровича, писавшего ей о бренности бытия. Он писал ей, что «все мы смертны. И рано или поздно мы встретимся. Как это произойдет, я не знаю, но я хотел бы быть похороненным в нашем семейном склепе и как жаль, что по прошествии десятилетий Ты, имея на то законное право, не сможешь оказаться рядом…» Может, оттого и не захотела быть сожженной? Единственным выходом спасения души она считала захоронение ее тела около отца, русского офицера, на чью честь и достоинство покусились большевики. Крупская умерла ранним утром 27 февраля 1939 года. Ее сожгут; ее прах вложат в стену Кремля. Но… когда тело Надежды Константиновны предавали ритуальному огню, среди тех, кто участвовал в этом процессе, была и маленькая сухонькая старушка-чухонка, которую звали то ли Хильда, то ли Хелена. Они познакомились с Крупской еще в дореволюционные времена, когда великий князь Сергей Александрович отдыхал в Териоки. Наверняка старушка присутствовала в церемониале по предсмертному распоряжению самой Надежды Константиновны…
— …и? Да-да, говорите, только не молчите!
— Когда прах остыл, некто доверенный распорядился тихо: «Забирай». И та старушечьими руками осторожно сгребла прах в банку и так же незаметно, как и появилась, исчезла. Люди видели ее на Новодевичьем кладбище, где она посетила могилу Константина Крупского и делала над ней какие-то странные движения. Затем старушка приехала в Териоки, и такими же движениями рук осенила землю у охотничьего и гостевого домиков великого князя, где он встречался в молодые годы с миловидной Наденькой Крупской.
— …значит, ей Надежда Константиновна передала родовой амулет… а…?
Но моего собеседника больше не было рядом, он тихо вышел, воспользовался мгновением, пока я, подойдя к окну, застыла в минутном размышлении, вглядываясь в площадного стояльца, — в монументального Ленина; в этого бронзового стражника всех бывших обкомов и горкомов партии, равно как и провинциальных привокзальных пятачков; картавого вздорщика, превращенного нравным талантом Женщины в мумифицированного фараона, уложенного в саркофаг Мавзолея; истукана, указующего ручонкой «единственно верный путь» — в дегенеративное Завтра, которое когда-нибудь обязательно станет Вчера.