Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам

Глава 29

Незадолго до открытия Института красной профессуры Надежда Константиновна встретилась с заместителем наркома просвещения, будущим ректором Покровским. Из ящика своего стола она вынула вложенную туда перед самым его приходом папку. В этом заключалась своеобразная хитрость: пусть окружающие думают, будто она беспечна и невнимательна, и хранит секретные документы в столе… Тогда как на самом деле все секретные папки и бумаги Крупской хранились в сейфе.

Выслушав его учтивое приветствие, она отреагировала едва заметным движением глазных яблок своих больших выпуклых глаз и подала ему папку, бросив лишь краткое: «Читайте». Ее взгляд при этом замер на его лице. Покровский слегка дрожащими руками (он старался скрывать свою трусоватость, но Крупская знала и другие его нелицеприятные стороны) открыл папку и стал читать. Он еще не знал, что станет руководить учебным заведением, которое будет готовить главных КОМИССАРОВ советской власти (идеологов, руководителей партии и государства, — вот отчего туда попервоначалу принимались только обладавшие значительным революционным стажем, т. е. прошедшие спецкурсы в заграничных школах Ордена).

Пунктов было много, очень много. Подробно расписывалось, что предстоит делать будущим мессиям от советской власти, на что обратить особое внимание. Среди инструкций были и такие, что отдавали наивом, словно написанные для людей недалеких, но алчных и амбициозных, для безумцев, безудержно стремящихся властвовать:

— Комиссар (преподаватель Института, будущий Правитель) должен помнить, что наша власть должна означать для всех только советско-большевистскую власть без привязки к национальности. Комиссар должен обучать политической азбуке, партийной дисциплине и убеждать окружающих, что наш общественный строй наиболее целесообразней и справедливей.

— Комиссары должны действовать так, что насилие должно быть их принципом, а хитрость и коварство — правилом. Зло есть единственное средство добраться до нашей конечной цели и создать наше государство, заменив русских и людей других национальностей на советских.

— Комиссар должен поддерживать террор, обеспечивающий слепое послушание.

— Комиссар должен помнить, что не имеет права останавливаться перед ложью и предательством, когда они могут послужить достижению нашей общей цели.

— Если комиссар изменит своей присяге, он будет физически уничтожен, как и все его родственники.

— В разных концах мира лозунг «Свобода, равенство, братство» ставит в наши ряды целые легионы слепых агентов, которые с восторгом несут красные знамена. Между тем, эти слова были червяками, подтачивающими благосостояние народов. Они и впредь станут уничтожать всюду мир, спокойствие, солидарность, добродетель, разрушая все основы государства и государственности. Те из комиссаров, кто еще не понял этой истины, должен раскрыть глаза, чтобы привить у слушателей осознание этого. Комиссар не должен быть слеп и глух, иначе мы проиграем.

— Если комиссар по какой-либо причине осмелился доверить выполнение возложенного на него задания кому-то, но не другому комиссару, то он должен после выполнения им задания убить его. Все бывшие подданные Империи должны рассматриваться комиссарами как нелюди, и чем больше их будет уничтожено, тем больше гарантия того, что в этой стране будет построен наш коммунизм.

— Комиссары должны насаждать в армию на командные посты свои кадры. Для удержания и укрепления власти периодически следует создавать массовый голод.

— Комиссары должны сделать все, чтобы русские и другие не могли мыслить масштабно, не могли делать выводы. Пусть для них отныне играет главнейшую роль то, что мы внушили им, что внедряем в их сознание: все происходящее принимать как неизбежную трансформацию, как веление научной теории гениальнейших учителей человечества, Маркса и Энгельса.

— Мы дадим русским и другим народам новую науку и литературу. Со временем интеллигенты из русских будут кичиться новыми знаниями, и без логической их проверки (потому что примут на веру, голословно) приведут в действие все почерпнутые из науки сведения, скомбинированные и искаженные нашими агентами. Так интеллигенция сама пойдет ложным путем. Науки мы исказим с целью воспитания умов в нужном для нас направлении. При этом особое внимание должно обращать на учения дарвинизма, ницшеанства, марксизма, которым мы, создавая учебники, припишем выдающееся значение. Растлевающая роль этих направлений для умов несомненна.

— Мы сделаем так, будто вся русская наука двигалась не только русскими мудрецами и первооткрывателями. При этом многих русских ученых достаточно будет объявить симпатизировавшими нашему учению или ратовавшими за улучшение жизни рабочих, и оставить их имена в учебниках. Так мы подменим их настоящие русские ценности. Мы превратим деятелей на ниве советской науки, культуры и искусства в наших верных сторонников и зависимых рабов. Для этого комиссарам следует научиться действовать на самые чувствительные струны человеческой психики: на страх и алчность. Каждая из этих человеческих слабостей, взятая в отдельности, способна убить инициативу, отдавая волю людей в распоряжение обладающего властью над ними.

— На руинах русской природной и родовой аристократии мы поставим аристократию нашей интеллигенции. С уничтожением всех привилегий, самой сущности аристократии русских, которая была единственной преградой против нас, мы получим в руки важнейший козырь: отныне потомки большевистских родов с большим партийным стажем будут иметь принадлежность к давно сложившимся на Руси аристократическим сословиям. На фоне всеобщего уничтожения классов эту операцию следует проводить как можно более скрытно. Тем самым в будущем мы избежим обвинений, что уничтожили всех русских аристократов и к тому же, если понадобится, то даже в далеком будущем мы всегда найдем своего человека с аристократической русской фамилией.

— Мы прикуем народы к тяжелому рабскому труду бедностью сильнее, чем их когда-либо приковывали правители иных империй. Любые гарантированные нашей конституцией права для порожденного нами нищего — всего лишь гарантированная фикция. Деморализованный человек, рабочий или крестьянин, находящийся в стадии хронического недоедания и физической слабости, не найдет сил и энергии для противодействия нашей власти.

— В наших руках имеется величайшая сила, создающая, контролирующая и направляющая движение любой мысли в народе, и эта сила — пресса. Газеты и журналы должны стать рупором наших идей. Через нее мы добьемся влияния, оставляя в тени наши истинные намерения. Комиссары должны понять, что благодаря прессе, если крупные газеты и журналы других стран также окажутся в наших руках, мы сможем получить многие выгоды.

— Комиссары должны поднять роль прессы на высоту, которой она еще никогда прежде не достигала. Именно средствами нашей прессы мы пробудим слепое доверие к нам.

— Народ, слепо верящий печатному слову, быстро усвоит наши идеи в заданном нами направлении. Во внушаемых ему заблуждениях, в неведении своем питает он вражду ко всем сословиям, которые считает выше себя, ибо не понимает значения каждого сословия. Но мы подогреем народную ненависть до кипения. Вражда к власть имущим других стран увеличится еще больше, если использовать экономические рычаги. Создав всеми доступными нам путями общий экономический кризис с помощью русского золота, которое мы заполучили, мы вышвырнем на улицу целые толпы рабочих одновременно во всех странах Европы. Эти толпы с наслаждением бросятся проливать кровь тех, кому они завидуют, и чье имущество им можно будет грабить. Комиссары должны готовиться к подобному развитию событий и готовить народ прийти на помощь их угнетенным капитализмом братьям по классу.

— Элита ВКП(б) должна быть деспотична в своей политике. Остальные останутся послушной и внимающей толпой. Только требования Политбюро через указания и постановления ЦК ВКП(б) имеют право на жизнь, все иные трактовки или высказывания должны караться отлучением от власти (смертью).

— Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) — новый царь-деспот, подготовленный для верховенства над народами России и подменяет собой русского монарха.

Подобные инструкции выглядят наивными, но они писались как черновой вариант, который отшлифует время; 30-е годы и в самом деле сгладили, отработали формы и приемы, характерные для советской идеологии, но основы структуры общественной и политической жизни, заложенные Н. Крупской, остались незыблемым монолитом. Наивными и глупыми могут казаться нам те положения и схемы, но они таковы не потому, что якобы глупа Надежда Крупская, а потому что таково рассчитанное на дегенератов «учение марксизма-ленинизма», откуда они «иссечены», «выбраны» и «распределены» по всем сферам жизни новосоздаваемого государства. Чем умнее, скажем, выглядит выдержка из письма В.И. Ленина, скажем, к Молотову: «Именно теперь, и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».

Или, когда незадолго до переезда в Горки «вождь мирового пролетариата» Владимир Ильич признался художнику Юрию Анненкову: «В искусстве я не силен. Для меня это что-то вроде интеллектуальной слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая нам, будет сыграна, мы его: дзык! дзык! Вырежем. За ненужностью. Впрочем, вы уж об этом поговорите с Луначарским, большой специалист. У него там даже какие-то идейки…»

Подобных «гениальных» изречений можно насобирать многие тома. Так что ж, Крупская не могла набросать тезисы своих планов — в соответствии с духом того, с кем проживала бок о бок большую часть жизни?!

Приняв для себя решение поставить на ответственную должность заместителя наркома просвещения М.Н. Покровского, Надежда Константиновна проанализировала, на что годен такой человек, посмотрела в работе, сможет ли он сломать прежнее и придумывать, насаждать нечто новое, зачастую тут же и придумываемое. «Характеризуя первый период деятельности Покровского на посту заместителя наркома просвещения (1918–1920), Н. К. Крупская писала: «Помню первые годы работы Наркомпроса, когда приходилось ломать старую буржуазную просвещенческую машину. Ломал здорово. И одновременно неустанно работал он над стройкой по-новому дела народного образования, показывал, как пронизывать науку, учебу духом марксизма» (ст. «Тяжелая потеря» // «Правда», 1932, 12 апр., с. 2)» (ПЭ, т. З, раздел 431).

Но что означают эти кажущиеся сухими и почти привычными (особенно для старшего поколения) строчки? Что значит «пронизать науку, учебу духом марксизма»? Пронизать, — значит сфальсифицировать, подогнать под свою идеологию, под свое мышление, свой уровень развития, переделать, сломать, насадить то, чего не было, и… вернуть на место. Изъять у народа его знания, переделать их на свой лад и вернуть «новые» знания этому же народу.

Яркий пример тому — жизнь й деятельность самого ректора ИКП.

Михаил Николаевич Покровский (17(29).8.1868 — 10.4.1932)у советский историк, академик. Имел те же склонности, что и большинство революционной верхушки, для кого революция — родная кровавая Мать. Родился в Москве, в семье еврейского чиновника, окончил историко-филологический факультет Московского университета. Бесспорно, Покровский был способным студентом, а затем и преподавателем средних учебных заведений. Он увлекался историческими трудами В. Ключевского и П. Виноградова. В самом конце XIX века им написан 4-томник «Книга для чтения по истории средних веков» и сборник «Русская история с древнейших времен до смутного времени». Но в начале века он уже примкнул к «Союзу освобождения», раскрепостились его личные пристрастия, исказилось восприятие наук под влиянием социал-демократов и их психопатической идеи уничтожения самодержавия. Покровскому запретили читать лекции.

И вот, по заданию новых товарищей, Михаил Николаевич уже критикует своего «наставника» Ключевского в журнале «Правда» (1904 г.), в апреле 1905 г. входит в лекторскую и литературную группу Московского комитета РСДРП. В 1905-м по заданию партии (меня каждый раз умиляет это безликое словосочетание «по заданию партии») ездил в Женеву, где встречался с Лениным. Сотрудничал с газетой «Пролетарий»; руководил редакцией «Колокола»; участвовал в вооруженном восстании 1905 г.

Однако он успевает и писать научные труды, вновь и вновь переписывая русскую историю, критикуя Ключевского и Милюкова. «Догмам буржуазно-дворянских историков государственной школы Покровский противопоставил марксистское понимание государства, как орудия господства эксплуататорских классов, беспощадно разоблачал легенды о мудрости и народолюбии… князей и царей» (СИЭ, т. 11, раздел 256). Благодаря трактовке именно таких «профессиональных историков-марксистов», среди которых М.Н. Покровский был первым (!), Россия в прежние годы проводила не собирательную политику, а завоевательную, царизм стал не покровителем, а угнетателем народов и т. д. и т. п. — наша весов навязанной русскому человеку на протяжении всего нескольких десятилетий «новой» Русской истории перевесила чашу настоящей Русской Истории, писавшейся на протяжении многих и многих веков существования и становления нашего народа. Достаточно было только поставить иные, отрицательные акценты, очернить наших предков, внести правки и нужные авторам добавления, — и нате-с вам, получите новейшую историю с передовой марксистской трактовкой!

Следуя указаниям Крупской, М.Н. Покровский, окруженный коллективом единомышленников, «вел большую работу по перестройке на революционных началах высшей и средней школы. В поисках новых путей образования, направленных на разрушение буржуазной идеологии и формирование социалистического мировоззрения, были и некоторые неудачи (замена юридических и историко-филологических факультетов в университетах факультетами общественных наук, введение в школах обществоведения вместо истории и т. д.), но они возмещались деятельностью рабфаков, коммунистических университетов, Института красной профессуры и др., в организации и работе которых Покровский принимал непосредственное участие. Он был бессменным руководителем Коммунистической академии, ее Института истории, Института красной профессуры (с 1921), Общества историков-марксистов (с 1925), Центрархива (с 1922), редактором исторических журналов («Красный архив», «Историк-марксист», «Борьба классов»), член Главной редакции БСЭ, активно участвовал в деятельности Истпарта, Института Ленина и многих других научных учреждений, периодических изданий, неоднократно представлял советскую науку на международных симпозиумах и конгрессах историков. Ему принадлежит ведущая роль в становлении советской исторической науки, в воспитании первых кадров советских историков (там же, раздел 257).

В 1920 г. вышли две части научно-популярной «Русской истории в самом сжатом очерке»; здесь автор уже «резко выделил моменты, раскрывающие генезис русской революции, ее закономерности и неизбежности» (даже по сему можно легко видеть, как насиловали нашу историю, ведь никакой природной неизбежности революции ни в какой стране мира не могло быть; эту неизбежность следовало прежде очень хорошо подготовить!). Покровский легко меняет свои взгляды в нужном партии направлении: в одной из новых работ он уже «признал буржуазно-демократический характер Февральской революции 1917 г. (ранее он считал ее началом социалистической революции); отказался от оценки восстания Пугачева как буржуазного движения и т. д.» (там же, раздел 258).

Последователи его, шлифовавшие советскую историческую науку, пока она не превратилась в науку догматическую, не единожды высказали свое недовольство «ошибками» наставника в трактовке прежней русской истории. «Всемирно известный ученый-коммунист» в своей стране подвергался нападкам и даже не раз оправдывался. «Историки следующего поколения… признают, что уж кому-кому, а нам, работавшим в сверхдъявольской обстановке (определение-то какое подобрал истинное: сверхдъявольская обстановка, какую и могут создать только дети дьявола! — Авт.), нельзя ставить всякое лыко в строку… что, благодаря нам, им есть с него начать…» («Под знаменем коммунизма», 1924, № 10–11, с. 212)»

В 1936 г. было признано, что учению Покровского характерно грубейшее искажение исторических фактов; даже было принято специальное постановление по этому поводу. Закономерностью стало то, что после смерти, во время так называемого культа личности Сталина, «первый историк СССР», создававший догму, по которой пришлось учиться многим поколениям советских детей, был обвинен в… антимарксизме, антиленинизме. Какая черная неблагодарность за его адский труд (стоит обратить внимание на совмещаемые им должности) «в сверхдъявольской обстановке» во имя удержания и укрепления власти своих.

За то, что следующему поколению советских историков (учителям, преподавателям, кандидатам и докторам наук, академикам) в самом деле было с чего начать лепить новую историю, вбивая преступные постулаты классовости, классовой ненависти и прогрессивности марксизма-коммунизма, прах М.Н. Покровского захоронили на красном погосте, — в Кремлевской стене, ставшей массивным красно-каменным кладбищенским забором.