Когда Санёк проснулся, было светло. Низкое солнце неярким шаром висело над спокойным морем. От розоватой воды отслаивался туман. Палуба была мокрой от росы и красной от солнца.
Взрослые дремали на своих чемоданах, поёживаясь от утренней прохлады. Отец глядел куда-то вперёд. Наметив, что Санёк проснулся, он сказал:
— Подходим к Красноводску.
Он показал на красноватые дымные горы, которые можно было бы принять и за облака.
Катер плыл на выступающий далеко в море причал, где отстаивалось несколько моторных лодок. Когда подошли ближе, в нос ударил тошнотворный запах рыбы и водорослей. Оказалось, что лодки полны серебристой, шевелящейся рыбы. Эту рыбу лопатами накидывали в одноколёсные тачки и увозили к большому сараю на берегу. Все рыбаки были загорелыми и обветренными, как пилоты У-2.
— Засолзавод, — сказал отец, показывая на сарай, у которого громоздились штабеля бочек.
Катер ткнулся носом в причал, и капитан с золотым зубом крикнул:
— Эй, друг! Прими конец.
И бросил канат.
Рыбак оставил свою тачку с выпрыгивающей из неё рыбой, поймал конец и умело и аккуратно закрепил его на коротких столбиках. У рыбака были светлые глаза, отчего лицо казалось ещё более загорелым. Он улыбнулся и показал большой палец: порядок, мол. Капитан приветливо махнул рукой и подмигнул. Санёк подумал, что, когда вырастет, обязательно приобретёт тельняшку и вставит золотой зуб.
Полковник пожал капитану руку и сказал:
— Спасибо за помощь.
— Не стоит разговоров. А вот вам, товарищи, на дорожку рыбка.
Капитан показал на ящик, перевязанный верёвкой.
— Зачем? — развёл руками полковник. — У нас уже есть рыба — подарили добрые люди.
— Не желаю и слушать. Рыба вкусная — сазан. А в обороне главное — харч. Голодный красноармеец — не красноармеец.
— Ну, спасибо. Рядовой Ширяшкин, возьми ящик!
— Слушаюсь, товарищ полковник! — отозвался тот и заворчал: — Вали всё на Ширяшкина — он всё вывезет. Тоже мне — нашли бурого!
— Что ты там ворчишь?
— Я? Ничего! — отозвался Ширяшкин бодрым красноармейским голосом.
Сошёл с двумя ящиками на блестевший от рыбьей чешуи причал и, поскользнувшись, чуть не упал.
— Черти бы её взяли, эту рыбу! — буркнул он. — Без хлеба её не поешь.
— Ты что сказал, Ширяшкин?
— Ничего не говорил… Конечно, вали на бурого — он вывезет.
На берегу, у засолзавода, стоял запылённый грузовичок.
— Эта машина называется ЗИС-5,— сказал отец.
Шофёр, сидя и раскрытой кабине, устроил ноги на ступеньке и строгал палочку.
— Здорово, друг! — сказал полковник.
— Здорово, друг, то есть товарищ… полковник, — отозвался, скользнув взглядом по петлицам полковника, шофёр и сложил свой ножик.
— Выручай.
— Что делать?
— Подбрось на аэродром.
— А документы в порядке?
Шофёр поглядел на прибывших подозрительно.
— В порядке.
— И у тебя в порядке? — спросил он у Санька. Тот растерялся: у него вообще не было никаких документов. — Военный билет в порядке?
— В порядке, — ответил Ширяшкин. — Только что проверил, товарищ командир.
— Главное, чтоб у тебя были в порядке, — засмеялся шофёр, и Санёк понял, что он просто шутит. — Погодите, товарищи, минуту — скажу начальству, что повезу вас вместо рыбы. Рыба подождёт.
Он осторожно опустился на землю и пошёл, сильно припадая на ногу — хромал. Через минуту воротился и крикнул:
— Поехали!
Грузовичок, натужно воя, пополз вдоль берегового склона.
Пассажиры, сидя на бочках в кузове, глядели по сторонам. Вот стали забирать в гору. Так и ехали всё выше и выше. С одной стороны дороги шла отвесная стена, а с другой — обрыв и сверкающее мелкими искрами далёкое море. Временами оно исчезало за горами, а потом вновь сверкало, но оказывалось все ниже и ниже.
— Трудно здесь работать шофёру, — сказал Ширяшкин. — Чуть отказали тормоза, и — привет вам, птицы! А наш шофёр к тому же инвалид.
— Разговариваете много лишнего, — сказал полковник. — У тебя, Ширяшкин, тормоза никуда не годятся.
— Намёк понял. Молчу.
Машина забралась так высоко, что некоторые горы остались внизу. Потом стали заметными и отдалённые горные пени, голубые и прозрачные. Вот на конец дорога сделалась прямой. И тут из-за бугра выдвинулся аэродром и самолёты, и Ли-2, оставленный в песках. У борта стояли глухой командир, который, оказывается, всё слышал, и второй механик, он же стрелок, сбивший… то есть не сбивший ни одного самолёта противника.
Оба улыбались.
Санёк отказывался что-либо понимать. Как это они здесь очутились?
Полковник поблагодарил шофёра.
— Рад стараться, — ответил тот.
— Чем будем расплачиваться?
— Рукопожатием! — засмеялся шофёр и протянул руку Саньку — тот в ответ протянул свою с зажатой пистолетной гильзой. — А это что у нас? — Шофёр глянул на потную гильзу. — Ну, я за вас, товарищи, спокоен. В случае чего отобьётесь. Всего доброго!
Он залез в кабину и уехал.
— Ишь, балагур! — неодобрительно покрутил головой полковник.
— Ну а дальше мы вас не повезём, — сказал глухой командир отцу. — Не по пути. Тут перегоняют бомбардировщик на завод. Думаю, подбросят.
Пассажиры попрощались с лётчиками, и тут глухой командир подмигнул Саньку.
«Значит, и тогда, в самолёте, он подмигивал!» — догадался Санёк и покраснел от удовольствия: мало кто из его приятелей мог бы похвастаться, что ему подмигнул человек, убивший головой быка.
Не успели отойти от самолёта и десяти шагов, как глухой командир крикнул:
— Эй, Ширяшкин, рыбу забыл!
И в самом деле, тот оставил ящики под колесом самолёта.
— Может, возьмёте себе? Всё равно у нас хлеба нет. Сами посудите, что с ней делать?
— Бери-бери! — возразил командир. — Уху сваришь.
— В чём? В чём уху варить? Было б хоть ведро.
— А ты прояви солдатскую смекалку. Или ты не русский солдат?
— Коли русский, так и вали на него, как на медведя, — проворчал Ширяшкин. А потом добавил себе под нос: — Ладно. Проявлю смекалку, чтоб не издевались.
На крыше кирпичного строения крутилась вертушка, на которую Санёк не преминул обратить отцово внимание. Тот сказал:
— Это анемометр. По нему определяют скорость ветра. Если ветер очень сильный, лететь нельзя.
— Как наш самолёт оказался здесь? — задал Санёк давно мучивший его вопрос.
— Перелетели. Привезли бензин в бочках, вытащили трактором из песка на ровное место, заправились и взлетели. Скорость-то аэроплана гораздо больше, чем у катера. Потому и прибыли раньше нас.
— Отчего ж тогда мы не полетели?
— На катере надёжнее. Самолёт при посадке был повреждён.
— Он мог упасть?
— Он мог просто не взлететь с песка. Или перевернуться.
— И сгореть?
— Много разговариваем! Ступайте в квадрат, а я пойду договариваться насчет самолёта.
И пассажиры двинули под навес, где располагались квадратом четыре лавки, а посредине — врытая в землю железная бочка с жёлтой водой и плавающими в ней окурками. Тут же красовался на щите плакат, изучением которого Санёк тотчас же и занялся. На плакате был нарисован человек в шляпе с худым и злобным лицом; этот человек косил круглым глазом из-за поднятого воротника на двух болтающих уродцев и что-то записывал в блокнот. Санёк стал разбирать надпись: «Бол-тун — на-ход-ка для шпи-она!»
Ну до чего же неприятный вид у шпиона с остроконечным сизым носом! Да и болтуны, пожалуй, не лучше.