Красотка

8.

Насвистывая, Эрик Верной неотступно следовал за девушкой в серебристом «БМВ», пока она ездила по своим делам. Уже несколько недель он следил за ней и успел понять, что она, в общем-то, мается от безделья. Утром сходит на тренировку по кикбоксингу, затем выпьет чашку пенного кофе в «Старбакс», иногда прошвырнется по магазинам на Мелроуз либо с какой-нибудь подружкой пообедает в кафе. В большинстве случаев после этого она возвращалась в дом своего дружка в верхней части Малхолланда, где, собственно, в настоящее время и жила. Остаток дня проводит у бассейна, совершенствуя свой и без того безупречный загар.

Ленивая избалованная сучка! Ясно – ей нет нужды зарабатывать на хлеб насущный, как большинству людей. В числе которых Эрик Верной.

Ее образ жизни был ему отвратителен. Неправильно это, когда кто-то может изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год праздно шататься и ничего не делать вообще!

Мать Эрика служила горничной в одном богатом доме в Филадельфии. Мужа, который бы ее кормил, у нее не было – отец Эрика бросил их, когда малышу не исполнилось и года. А это означало, что шесть дней в неделю его мама была вынуждена убирать за двумя взрослыми и тремя их избалованными отпрысками. Когда Эрик подрос, мать время от времени стала брать его с собой, чтобы помогал ей надраивать полы.

Мыть полы! Как вам это нравится? В девять лет он вставал на коленки и скреб этот чертов пол, в то время как другой такой же мальчишка, его ровесник – нахальный, избалованный балбес, – играл в роскошную детскую железную дорогу и потешался над ним за его спиной. Когда Эрик однажды пожаловался матери, та отхлестала его шваброй и заявила, что он никчемный дармоед и ему бы следовало поучиться помалкивать, когда не спрашивают.

Не в первый раз она его колотила и, уж конечно, не в последний. Порка была неотъемлемой составляющей его воспитания.

Эрик рано узнал вкус гнева. И научился его не показывать. Он с улыбкой принимал от хозяйки дома обноски ее сынка – и с такой же улыбкой он справлял малую нужду в их бак с питьевой водой. Он улыбался и регулярно ломал барчукам игрушки, но так, чтобы никто не мог его заподозрить. Улыбался и сплевывал в пластмассовые контейнеры с едой в холодильнике.

В конечном итоге его мать рассчитали без объяснения причин – выдали месячное жалованье и сухо объявили, что «больше не нуждаются в ее услугах». Через несколько месяцев она умерла от сердечного приступа. Эрик не слишком переживал: мать была та еще стерва. Больше, по крайней мере, не придется ежедневно подставлять зад под ремень.

Спустя много лет Эрик случайно повстречался с тем самым барчуком возле ночного клуба. Он сразу его узнал – самодовольная рожа, костюм выпускника престижной школы. Тот вечер в клубе обошелся Эрику в двести баксов – ему хотелось сбить с мерзавца его спесь. Результат – неизлечимая травма глаза – его вполне удовлетворил.

После смерти матери Эрик сменил несколько приютов. Нигде его подолгу не задерживали. В характеристиках его называли трудным, агрессивным, вспыльчивым – кому такой понравится? Он прошел курс у двух дипломированных психотерапевтов, которые навесили на него ярлык повышенной тревожности и склонности к депрессии.

Депрессии? Чушь собачья! Это была не депрессия, это была кипящая внутри ярость.

В шестнадцать лет Эрик уже сам себя кормил, зарабатывая любыми доступными способами – продажей наркотиков, угоном машин, ограблением винных магазинов. Пока его не поймали и на десять месяцев на упихали в исправительное учреждение для несовершеннолетних. Вот где его ярость вспыхнула в полную силу!

Выйдя на свободу, он уже был законченным преступником.

У него созрело убеждение, что законным способом в этой стране ничего не добьешься.

За пару месяцев Эрик втерся в доверие к одному пуэрториканскому наркодельцу и его девчонке, а вскоре уже активно подворовывал у этого наркодельца и трахал девчонку почем зря. Когда это стало известно наркоторговцу, мерзавец нанял двух головорезов, чтобы переломали Эрику руки-ноги. Выполнив задание, они сбросили его в сточную канаву, как груду мусора.

Этого унижения и боли Эрик не забыл никогда. Через семь лет он разыскал наркоторговца и сделал из него отбивную на задворках ресторана. После чего стоял и со смехом наблюдал, как мужик давится собственной рвотой. В полиции сучка – подружка наркодельца – показала на него, но с помощью хорошего адвоката и всех имевшихся у него средств Эрику удалось избежать высшей меры, хотя виновным в убийстве его все-таки признали.

И вот – тюрьма. Шесть долгих, беспросветных лет. Которые нельзя забыть. Которые были наполнены издевательствами и болью.

Месть – хорошая штука. А еще лучше – деньги. В тридцать два года Эрик понял, что пора взять от жизни свое.

И это «свое» была Ники Стоун.