Кредо низвергнутых: Зов долга

Глава 2

14 лет спустя.

– Ваше Величество, подъем! – В ушах набатом прогремел голос коменданта. Он с гулким сопением пробежал вдоль кроватей младших послушников и, по традиции, остановился возле меня. После чего с нескрываемым удовольствием ударил ногой по деревянной кроватной панели. Я проснулся еще в то мгновение, когда услышал его шаркающие шаги в коридоре казармы, но сделал вид, что пробудился именно от сотрясения кровати, и тут же нацепил маску полного страдания. Его любимую маску.

Сколько себя помню этот, мягко говоря, неприятный даамонец всегда относился ко мне по-особенному. С ним я прошел через все стадии принятия. Я и боролся с ним, и отвечал на его выходки мелкими шалостями, и злился, и игнорировал его. Все было тщетно, но лишь до тех пор, пока я в какой-то момент не приспособился. Просто приспособился.

Наверное, я зря считаю себя самым хитрым, но мой способ однозначно работает. Я делаю вид, что его поведение доставляет мне массу неудобств и страданий, чем собственно и радую этого престарелого пакостника. Это лишает меня чувства удовлетворения от собственной мести, но вместе с тем, мне не приходится вкушать более изысканные и изощренные последствия своего безобразия. Самое любопытное в этом то, что я даже не понимаю, по какой причине он ко мне цепляется. Ну да, выгляжу я не как даамонец, но это лишь потому, что я им не являюсь. Неужели этого достаточно? Даже не знаю...

– Что такое, маленький паршивец? Тебе хочется понежиться в кроватке еще немного? – Вкрадчиво, ехидным голосом чуть ли не пропел комендант.

Как у него это получается? Настолько мерзких звуков я более не слышал, а ведь уже не раз на мои глаза попадались местные монстры всевозможных форм по бесконечной градации уродства. Кстати, местные они лишь отчасти. Как твердят лекторы истории – некогда наш маленький мир был частью целого и прекрасного Срединного мира, где в относительном согласии живут потомки всех Богов. Честно признаться, для меня это все полнейшая сумятица. Мир вроде бы и один, а плоскостей и пространств у него несколько. Три, если быть точным.

Меня вот всегда забавляло описание жизни в Срединном мире. Взять то же понятие «мира и согласия», оно ведь оказалось крайне условным. Иначе как бы мы оказались здесь, в Бездне, вместе с живностью, что населяла, несомненно, прекрасные земли империи Даамон? Точнее, это касается только даамонцев. Со мной вообще все не так просто.

– Нет, мастер Аталад, я уже встаю... – картинно вымученным голосом протянул я, поднимаясь с кровати. От моего внимания не скрылось поведение собратьев, которые увлеченно снаряжались на утреннюю тренировку. Словно вместо обычной одежды послушников они облачались в боевые доспехи, а тренировкой должна стать, как минимум, кровавая сеча, из которой выберутся далеко не все. Вот все, как обычно: я принимаю удар на себя, а остальные делают вид, что ничего не происходит.

– Хм... – удовлетворенный моим ответом комендант резко развернулся на одних пятках и направился к выходу из казармы. Завидная юношеская резвость в старом теле. Храмовники вообще странные люди. Пойди еще разберись кому сколько лет. Тот же комендант выглядит сухопарым, седовласым старичком шестидесяти лет. Вот только силы в нем, я уверен, столько, что при желании комендант размажет меня по стенке еще до того, как я успею испугаться. Что для меня является очередным напоминанием – наша с ним война не более чем шутка. Серьезного конфликта я бы просто не пережил.

К тому моменту, как шаги коменданта затерялись в коридорах казармы, я уже был одет и присоединился к веренице собратьев, покидающих нашу общую ночлежку.

Стоит отметить, что к послушникам относятся дети не одного возраста. Каждый ребенок, не достигший шестнадцати лет, считается младшим. Были и такие, особо талантливые младшие, которым удавалось перескочить эту ступень. За особую силу и упорство они удостаивались чести стать постоянными членами боевых отрядов в ранге служителя. Правда, лишь в качестве разнорабочих. Этакие мастера на все руки без основного профиля. Скукотища, как по мне. Нет, ну правда, стоит ли рвать жилы, чтобы в итоге стать кормчим, уборщиком или, прости Амон, вивисектором среди надменных храмовников. Не мой формат. Моя кровь жаждет сражений, только они позволяют мне ненадолго избавиться от липкого страха. Я знаю, что чужой в этом мире и меня никогда никто не примет. Не знаю, что будет ждать впереди, но сдаваться на волю судьбе я не собираюсь.

– О чем задумался, Альм? - меня учтиво толкнули локтем. Увлеченный своими размышлениями, я как-то приспустил утреннюю тренировку и осознал себя уже в столовой, отрешенно ковыряющимся ложкой в мясной похлебке.

– Да так... о несправедливости жизни, – отмахнулся я от собрата, чей любопытный взгляд так и прожигал мне висок.

– А-а-а, я уж подумал, что тебе опять снились твои странные сны. Ты все утро какой-то молчаливый. Даже нашему Змею не язвил, – улыбнулся парень, вызывая соответствующую реакцию у всех собравшихся за столом. Кроме меня, конечно.

– А зачем? Он потом весь день будет мучиться от изжоги, и доставать меня. А так, и волки сыты и овцы целы, – я лениво отмахнулся и принялся поглощать завтрак.

– Странные у тебя сравнения, Альм... – пробасил крепыш Ардок, который сидел напротив меня и уже опустошил свои тарелки. Вот это я понимаю аппетит. Нет, я тоже любитель поесть, но не с такой же скоростью.

Устами младенца... дальше не помню. Там что-то про истину. Но в одном мой недалекий от младенца по разуму собрат был категорически прав. Уже и не помню, когда это началось, но порой мне снятся сны о странном мире, населённом существами достаточно похожими на нас: две руки, две ноги, два глаза, похожие, в общем и целом. Хотя, насколько мне известно, в мире смертных весьма разнообразное население, в соответствии со своими прародителями. Но не о них сейчас. Человечество. Да, так называли эти существа свою цивилизацию. Странный мир, где в облаках теряются вершины монструозных башен, в которых они живут, чудаковатые одежды которые они носят, я уже не говорю об артефактах, там вообще голова кругом идет. Но самое странное в этом то, что во снах я ощущаю себя одним из них. Это не похоже на упорядоченную жизнь, нет. Меня постоянно закручивает в какой-то безумный калейдоскоп событий и эмоций. Меня все тянет куда-то, но я не могу понять куда, словно я забыл нечто важное и мозг судорожно пытается вспомнить, и найти ту дверь, что скрывается в тенях сознания.

Это выматывает. Выматывает уже здесь, в реальности. Благо, что подобные сны мне снятся не чаще раза в неделю, иначе я бы просто не выдержал. Стоит ли говорить, что некоторые фразы вылетают из меня неосознанно, и я даже не знаю об их происхождении? Прав Ардок, странно все это.

– Да, странность – это про меня, – с вызовом улыбнулся я своим оппонентам, но потом моя улыбка стала похожа на оскал. Сущее удовольствие видеть в глазах неумелых провокаторов хмурые тучи неудовлетворения.

Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что мое положение в крепости храмовников, весьма неоднозначно. Отчасти это правда. И да, именно в крепости. Нас хоть и называют послушниками, а старших собратьев служителями храма, но сам храм находится на пике невысокой горы, а наша крепость, неприступным кольцом опоясывает саму гору, перекрывая собой доступ к святыне перворожденных. Далеко не каждому представлялся шанс посетить усыпальницу бога Амона. Многие сказали бы, что это склеп, а не усыпальница, но даамонцы свято верят, что их Бог однажды пробудится от многовекового сна. Ведь пока его воля держит в узде эманации Хаоса, а его дети искренне верят и почитают своего прародителя – шанс есть.

Что же насчет меня – все очень запутанно, и на это есть несколько причин. Одна из которых – мое происхождение, ведь я не даамонец. Я уже говорил об этом, но, все-таки, стоит подробнее описать данную проблему. Проблему для даамонцев, не для меня, конечно. Собственный внешний вид меня более чем устраивает. Да, я не такой рослый и крепкий, как даамонцы, моя кожа не черна, как душа Мастера Атольда, а цвет глаз... Вот тут, скорее всего, проблемка. Они у меня красные. Но самое печальное даже не это, а то, что для моего вида это вообще не характерно.

Однажды, у меня состоялся познавательный диалог с Мастером Атоном – лектором истории. Честно признаться, он один из немногих, кто всегда относился ко мне благожелательно. Да, я далеко не подарок, но при этом всегда остаюсь прилежным учеником, и это распространяется на все спектры обучения. Меня с самого детства не покидало чувство, будто я куда-то опаздываю, поэтому даже отдых, в моем понимании, должен приносить ощутимую пользу. Одним из форматов отдыха и являлись беседы с поистине мудрым даамонцем-историком.

Из рассказов мастера Атона я почерпнул массу бесценной информации о Богах, о трех планах мироздания, да и в целом о жизни. Конечно, всегда есть вероятность, что знания историка являются лишь деформированным субъективным мнением, но ему хотелось верить, и я верил.

Несколько лет назад, когда я уже разменял два с половиной цикла, Мастер Атон, по обыкновению, спрятал меня в своем кабинете от глаз неутомимого в своих низменных чувствах Змея. Тогда я еще не знал как бороться с ним, и каждый язвительный пасс в мою сторону воспринимал крайне болезненно.

Как сейчас помню этот умудренный взгляд мастера и его бархатный, слегка дребезжащий голос, который напутствовал громко сопящего мальчишку:

– Не стоит позволять кому-то задевать твои чувства, Альм. В этом есть истинное значение силы. Ты не тот, кем тебя видят другие. Ты тот, кем видишь себя сам... Конечно, не отрываясь от реальности. Ибо в мечтах мы все герои баллад, – добродушно улыбнулся мастер Атон своей последней фразе.

Он всегда казался мне венцом добродетели. Слегка полноватый мужчина с мягкими чертами лица. Не знаю, сколько ему лет, но седина давно уже стала полноправной хозяйкой в его густой бороде. После занятий я оставался у него с большим удовольствием, и не только, чтобы переждать бурю по имени Атольд, но и, для того чтобы помочь лектору с уборкой в его библиотеке, его личной святыне. Поговаривают, что даже императорская библиотека могла бы позавидовать особенности некоторых экземпляров из коллекции Мастера Атона. Конечно, все что находится в пределах крепости – это имущество братства храмовников, но в период жизни этого конкретного даамонца, никто не заикался о таких мелочах.

– Разве терпеть – это удел сильных? – В тот момент я был зол на весь мир. – Разве сильный не должен бить в ответ?

– Ох, это слишком глубокая философия, ученик. Слишком неопределенная, – вздохнул лектор и потянул с книжной полки увесистый том общей истории. С нежностью провел рукой по рельефной поверхности переплета и вернул книгу на место. – Вопрос кто прав, а кто виноват, никогда не имел однозначного ответа. У каждого своя правда. И вот тут кроется, по истине, потрясающее откровение. В правде. Стой за свою правду непоколебимо, но не навязывай ее другим, – на лицо Мастера Атона опустилась горькая тень сожаления, в миг, состарив его на добрые два цикла. ­– Как жаль, что не многие придерживаются этого правила...

– О ком вы говорите, Мастер? – Вот что не отнять у этого мудрого старичка, так это умение вызывать в молодых умах интерес и любопытство. Иногда это злило. Вот, вроде бы, говорит прямо, но как-то вскользь, и ты понимаешь, что его слова имеют глубокий смысл, который он, конечно же, не пояснит.

– Не обращай внимания, ученик. На старого Мастера иногда находит легкая меланхолия, – скрипучим голосом рассмеялся лектор, – давай, лучше выпьем горячего чаю, хватит на сегодня работы. – Печаль в глазах тут же улетучилась, уступив место предвкушающему блеску. Большего любителя травяных сборов в Бездне, наверное, и не найти. Стоит признать, чай у Мастера отменный.

Мастер Атон пригласил меня в свою обитель, которая находилась тут же, за стеной. Несмотря на вечные сумерки и мрачность камня крепости, жилая часть помещений, где нашел свое пристанище мастер, резонировала уютом и какой-то упорядоченностью, гармонией. Резная мебель, витиеватые статуэтки подсвечников, рабочий стол заваленный древними фолиантами, скрытая ширмой кровать и два кресла перед камином. Атмосфера балансировала на грани роскоши, но последний шаг, за барьер, так и не осуществила.

Раньше настолько комфортные условия жизни мастера вызывали вопросы, но после того, как я узнал, что помимо преподавательской деятельности он занимает должность храмового архивариуса, вопросы отпали сами собой. Все, что связано с историей имеет крайне важную ценность для даамонцев. Ведь только память былого величия дает им право и возможность жить. Так же, питает веру в то, что однажды потерянный осколок снова станет частью большого мира, дает силы, чтобы не забывать предков и становиться сильнее. Поэтому хранители знаний всегда по праву занимают важную и уважаемую ячейку в империи Даамон.

– Ох, хорошо-о-о... – Мастер отпил из своей чаши и вернул ее обратно на маленький столик, что теснился между двумя креслами. По комнате уже разгулялся многогранный аромат напитка, сопровождаемый мелодичным потрескиванием изголодавшегося огня. Пока Мастер Атон был занят чаем, я, по его просьбе, растопил камин и сейчас наслаждался теплом незримых касаний танцующей стихии и терпким, слегка сладковатым чаем.

– Кхм, – мастер Атон нарушил атмосферу блаженства, в которой я едва не растворился, утопая в большом и удобном кресле. – Прежде, чем отправить тебя спать, расскажу-ка я одну преинтереснейшую историю... – мужчина с блаженным выдохом откинулся на мягкую спинку кресла, полностью расслабляясь. В свою очередь я весь подобрался, предвкушая что-то действительно любопытное. Мастер продолжил:

– У любых знаний есть цена, и чем сокровеннее, а вместе с тем и опаснее знания, тем большую плату взыщет мироздание. История, что изучается в застенках нашей крепости, не является чистой правдой. Точнее сказать – она словно ветхая материя, вся в дырах и потертостях. Что уж говорить о школах Минаса... – вздохнул мастер и принялся набивать курительную трубку какими-то сушеными травами.

– Тогда почему мы не изучаем правдивую историю? – Я искренне удивился откровению лектора. Его слова еще ни разу не вызывали сомнений. Если он сказал, что писания прошлого искажены, значит, так и было.

– Ты отличаешься от ровесников, ученик. Рассуждаешь, чаще всего, как молодой мужчина, но до сих пор не усвоил, что когда старшие говорят – младшие слушают! – Возмутился Мастер, раскуривая трубку. В букете ароматов проступили сладковатые ноты неизвестных мне трав. Слегка удушливый запах, но вместе с тем приятный. – О чем я говорил? Ах, да, история... правда, как я говорил прежде, у каждого своя. Что касается истины... тут все сложно. Во времена гегемонии даамонской империи, остальной люд жил не лучшим образом. Есть масса подтверждений того, что даамонцы заигрались в своем величие и зазнались. Наш Великий Бог был истинно велик, ведь был первым и сильнейшим из трех верховных Богов. Впоследствии, он стал хранителем нашей системы планет, в то время как его брат и сестра с остальными Богами, остались здесь, на нашей планете.

– Все-таки это правда, что мы до сих пор на одной планете? В одном мире с остальными Богами и смертными? – Не удержался я от вопроса, на что лектор ответил хмурым взглядом и едва дернул щекой. Явный признак недовольства мастера Атона, я хорошо его изучил за прошедшие годы, но в очередной раз не сдержался.

Седовласый архивариус крепко затянулся и выдохнул густой клуб сизого дыма. Да, сейчас я видел перед собой именно величественного архивариуса. Дым, выпущенный на свободу, не стал развеиваться по комнате, а разделился на три сферы: одна была не больше моего кулака, вторая раза в три превосходила ее по величине, а третья раздулась до такой объемов, что мне едва ли хватило бы длины рук, чтобы обхватить ее. Сферы выстроились в ряд.

– Магия пространства таинственна и непостижима для умов смертных. Если и есть те, кто владеют ей, то лишь крупицей ее, самой незначительной частью. Легенды гласят, что Великий Бог Амон, став хранителем обрел понимание ее сути, несмотря на то, что основой его сердца была пустота, вобравшая в себя первозданную тьму зарождающейся галактики. – Лицо мастера вновь обрело загадочный и какой-то мечтательный вид. – Наш мир состоит из трех частей одного целого: Божественного плана, – вперед вылетела сфера среднего размера, – Срединного плана, мира смертных, – вслед за ней зависла самая большая сфера, – и Бездны, что является средоточием ядра хаоса и место нашего заточения. – Мастер снова повел рукой и сферы выстроились в одну линию, так что первая едва контрастировала со средней, а третья затерялась где-то позади. – Мы способны видеть лишь в одной плоскости, где все сливается воедино, но суть в том...– сферы снова развернулись, и теперь я видел каждую из них, – ...суть в том, что истина гораздо глубже и непостижима для обычных умов.

– Но вы же знаете об этом, значит, познали суть магии пространства? – Я как завороженный следил за движениями сфер дыма, которые в мгновение потеряли форму и лениво расползлись по воздуху клубящимися ручьями.

– Знать, что есть мир и знать, как он устроен совсем не одно и то же, ученик, – строго отрезал мастер и снова крепко затянулся, но в этот раз дым привычно закрутился в танце извивающихся линий и со временем потерял свою плотность. – Но я хотел поведать не об этом, – старик устало помассировал прикрытые глаза и продолжил:

– Заносчивость и тирания даамонцев привела к тому, что Боги, оскорбленные положением своих потомков, пошли против своей природы и вмешались в дела смертных. Они избрали эмиссаров, что возглавили восстания ущемленных народов. Так началась самая кровопролитная война за всю историю нашего мира. – Рассказчик замолчал на долгие несколько минут. Немигающим взглядом смотрел в огонь и в его печальных глазах плясали всполохи красного и черного пламени. – Одни Боги желали лишь проучить наглецов, а другие... другие жаждали их полного истребления. Так появилось два божественных пантеона. Один возглавил младший брат Амона, прародитель кайярийцев, первых, кто восстал против гегемонии империи Даамон, а второй – его сестра, Прекрасная Тария, прародительница датарийцев. В том числе и твоя, Альм, по материнской линии. Датарийцы никогда не были врагами Даамон. Их можно было назвать вассалами, но с большой натяжкой. Все же, даамонцы всегда были истинными детьми своего отца, чтобы там не говорили. Такие же амбициозные и принципиальные существа. Великий любил свою сестру, а наши предки покровительствовали датарийцам. Часть души Прекрасной Тарии, до сих пор освещает наш путь в бесконечной тьме Бездны, – архивариус бросил печальный взгляд в сторону окна, в котором блуждал мягкий и таинственный свет иллюзорного Геллара. К концу речи, мой рассказчик заметно растерял воодушевление где-то глубоко в своих тяжелых мыслях, поэтому я поблагодарил его за гостеприимство и тактично удалился.

Беседы, подобные этой случались далеко не часто, но даже так я многое узнал от мастера о том, что окружает меня, но самое главное – я, пусть и немного, но узнал о себе. Я полукровка. Тот, в чьих жилах бурлит кровь великого народа империи Датар. Кровь, подавившая влияние Хаоса. Даже цвет моих глаз, если отринуть легенды желтоглазых выродков, можно объяснить влиянием силы кровавого Геллара, что зависает в небесах Срединного плана словно вестник беды, оповещающий о дне размытых границ. В один из таких дней я и родился, поэтому, кто знает, может это как-то связано...

Я всегда считал себя сиротой. Чужим среди тех, кого и сам никогда не смогу назвать родными, но я совсем не изнываю от жалости к себе. Да, порой я думаю о маме. Я хотел бы знать какая она, счастлива ли в новой семье, есть ли место в ее сердце и мыслях для меня? Да, порой тоскливо. В такие моменты я остро ощущаю нужду в уединении. Украдкой выбираюсь из крепости и провожу полночи в изнурительной тренировке на скальной платформе. Там лишь мерцающий свет иллюзорного светила, холодный камень скалистых гор, вибрация копья в моих руках и яркое воображение, в котором я с упоением, раз за разом вырываю сердце у одного конкретного желтоглазого выродка...