Кредо низвергнутых: Зов долга

Глава 3

Минас засыпал. Для осколка мира, понятие дня и ночи являлось эфемерным. Здесь тьма, вечным спутником следовала за мерным свечением иллюзорного Геллара, который разливался голубым серебром на неприветливых картинах маленького мира. В сердце этого мира расположился каменный монстр, ощетинившийся острыми зубьями крепостной стены, он неустанно следил за обманчиво безмятежной тьмой мрачного леса, а в пределах его округлой формы постепенно исчезал огонь в глазах неподвижных стражей. Будто, убедившись в безопасности своих обитателей, они засыпали, чтобы вновь очнуться в темноте неизменной атмосферы.

Свет в окнах, словно по цепочке затухал сначала в мелких домах окраинных районов, стремительно погружая во тьму весь город. Редкие таверны первых линий все еще пылали ярким светом танцующих огней, издавая приглушенные ритмичные звуки музыкальных инструментов и громогласный хохот десятков глоток зажиточных граждан Минаса. Жителям этого города-государства тьма никогда не доставляла неудобств, ведь это сила их Бога, родная стихия. Вот только свет дарил им краски и тепло, которых порой так не хватало.

Более искусные и внушительные постройки поясов ближайших к замку правителя, нехотя подавались общему правилу. Все, за исключением одного из домов. В одиноком окне двухэтажного дома все еще горел свет кристаллической лампы. Своим тусклым мерцанием он охватывал небольшую комнату, в которой спешно облачалась в походные одежды молодая женщина. Ночное платье она заменила комплектом кожаных доспехов, сошедших с рук искуснейшего мастера во всем Минасе. Удобные домашние тапочки уступили свое место жестким высоким сапогам с крепкой подошвой, а длинные пепельные волосы, затянутые на затылке в тугой хвост, скрылись под объемным капюшоном ветхого балахона.

Женщина потухшим взглядом следила за своим отражением в окне, пока не осталась довольна своим перевоплощением. Легким импульсом силы погасила свет лампы и бесшумной тенью забралась по деревянной лестнице на второй этаж дома. Обычно поскрипывающие ступени провожали бесформенный силуэт тихим, почти безмолвным недоумением. Даже капризная дверь в детскую комнату и та бесшумно отворилась, будто затаив дыхание.

В детской комнате царствовало умиротворение и легкий беспорядок. Сида, девочка шести лет, что безмятежно посапывала в своей кровати, обхватив и руками и ногами объемную подушку, отличалась бунтарским характером. Сейчас, глядя на улыбающееся во сне лицо миловидной девчушки и не скажешь, что поутру в мир снова ворвется самая настоящая катастрофа, безудержная и беспощадная. В отличие от своего старшего брата Жарама, который бурчал что-то неразборчивое во сне на соседней кровати, эта маленькая бестия не признавала даже авторитет отца, бывалого воина и охотника. Напротив, она подавляла его волю своей детской наивностью и харизмой.

– Как и подобает дочерям Великой Тарии, – улыбнулась своим мыслям Лия. Она склонилась перед спящей дочерью, едва касаясь губами маленького лобика, а через несколько мгновений оставила незримый след материнского поцелуя и на лбу хмурящегося во сне сына. В этом месте у высокородных датарийцев должен сиять маленький полумесяц. Этот знак, наносят жрицы Тарии, благословляя детей от имени своей покровительницы, тем самым подтверждая силу высшей крови. У Лии этот знак был, ведь сама Богиня одарила ее своим вниманием. Вот только детей, потерявшейся в мирах датарийки некому благословить, ведь они родились и живут далеко от родного дома своей матери. Если бы они сейчас находились в империи Датар, то силу крови этих малышей признал бы каждый датариец, даже несмотря на то, что дети Лии полукровки. Напротив, союз с потомком первородных стал бы причиной величия, но не порицания.

Лия в очередной раз окинула взглядом мирно спящих детей и грустно улыбнулась. Величие? Ей никогда не было до этого дела. Будучи младшей из дочерей королевы, она мечтала лишь о мире и счастье для своего народа, а теперь еще и для своих детей. Для каждого из них...

Дверь снова беззвучно закрылась, породив лишь легкое завихрение воздуха, тут же растаявшего в атмосфере умиротворения. Лия бросила взгляд через правое плечо, где за тяжелой дверью располагалась хозяйская спальня. Особой магией позволяющей видеть сквозь стены она не обладала, но что-то подсказывало, что ее муж, ее верная опора и поддержка, ее любовь, сейчас не спит. Наверняка сидит перед окном, потеряв свой взгляд где-то на поверхности иллюзорного Геллара. По привычке жует нижнюю губу, утопая в омуте тревожных мыслей.

Лия горько вздохнула. Она не забыла, как именно попала в этот мир, и в каком состоянии находилась тогда. Напуганная, потерявшаяся душа. Ей ведь было тогда всего семнадцать лет, и она уже тогда устала от жизни. Хотела сдаться, но он не дал. Он подарил ей новую жизнь, он подарил ей счастливое завтра.

Сейчас же она вынуждена причинять страдания близкому человеку, но иначе поступить не могла. Они всегда шли рука об руку, поддерживая, и оберегая друг друга. Почти всегда. Исключением является лишь одна часть ее жизни, куда она не впускает никого. Туда, куда сейчас зовет ее изнывающее от боли сердце.

Дом датарийка покинула в смешанных чувствах. Это всегда было испытанием, но уже давно оно стало посильным. Впервые, когда Лия проснулась от удушливой, протяжной боли в груди, она не знала что делать. Чувствовала, что сердце зовет ее куда-то. Вот только куда?

Когда женщина разобралась в своих чувствах, то столкнулась уже с реальными проблемами: страхом перед диким внешним миром, убеждениями мужа, а так же законом Минаса. Датарийку просто не выпускали за стену. Сначала она старательно подавляла свои чувства, постепенно превращаясь в блеклую тень самой себя. Путеводная нить, что так настойчиво звала ее в дорогу медленно, но верно рвалась. С каждым разом становилось все хуже, и Лия отчетливо понимала, что день, когда нить оборвется, станет для нее последним. Она просто потеряет саму себя.

Как всегда, на помощь пришел Рэйгар. Даамонец, что спас ее от стаи измененных гончих сразу после перехода через грань миров. Тот, что вытащил ее из лап фанатичных храмовников. Тот, что стал для нее новым миром, семьей. Муж, пользуясь своим статусом среди воинов Минаса, договорился с часовыми о пропуске за стену. Хоть это и было запрещено, но воины шли на уступки авторитету опытного командира охотничьей ватаги. В конце концов, кто как не он знает об опасности дикого леса Бездны.

Путь всегда пролегал к одному и тому же месту. К невысокой горе, близ храма Спящего бога. Рэйгар порывался сопровождать Лию до самого конца, но она не позволяла. Самостоятельно взбиралась по отвесной скале и часами пропадала где-то на ее вершине, а Рэйгар в угрюмом молчании ожидал возвращения жены. Это раздражало его, наверное, даже обижало, и с неимоверной силой пугало, но он молча ждал, ведь воочию наблюдал за метаморфозами жены. Да, даже после возвращения домой она тихонько плакала, сидя перед камином в гостиной, но уже через пару часов жена преображалась. Первое время казалось, что Лия надевает искусственную маску счастливой женщины, но это оказалось не так. В ней действительно пробуждалась любовь к жизни, жажда действий. Эмоции переполняли ее, и она делилась ими с близкими людьми.

Со временем Лия стала тренироваться, а муж, пусть и нехотя помогал ей в этом. Несмотря на то, что с момента пленения демонами прошло немало времени, девушка быстро наверстывала пробелы усердными тренировками. В отличие от сильного и крепкого мужа, она использовала другие таланы присущие ее расе: скорость, гибкость, отточенность и резкость движений. Она двигалась подобно вихрю, едва уловимому и смертоносному.

К тому моменту, когда среди гвардейцев уже расползлись слухи о несогласованных вылазках Рэйгара и его супруги, Лия была готова для одиночных походов. Одобрение Рэйгара она так и не получила, поэтому сбегала ночью как только он засыпал. В самой незащищенной части крепостной стены, смотрящей на храм Амона, перебиралась через стену, под осознанной невнимательностью предупрежденных Рэйгаром часовых и бежала на встречу к сыну, с которым так ни разу и не заговорила.

В эту ночь события прошли обыденно. Неосвещенные улицы спящего города с беззвучным одобрением способствовали Лии без сложностей преодолеть извилистые каменные лабиринты домов. За прошедшие годы она изучила весь город, каждый подходящий маршрут. Знала каждую шероховатость мощеной дороги. Ступала бесшумно, избегая случайных встреч с загулявшими в ночи жителями города. Если в сердце Минаса таковые встречались достаточно часто, то чем ближе к стене продвигалась Лия, тем реже ей приходилось скрываться. Дома становились меньше, а свет в них давно уже погас. В окраинных районах проживал рабочий люд, чей тяжкий труд исключал возможность праздной жизни. Снующих по улицам даамонцев встретить было крайне сложно, а сами улицы стали подобием узких переулков, в которых едва смогли бы протиснуться двое крепких мужчин.

Родной датарийскому сердцу свет Геллара, осколка души Великой матери, услужливо озарял путь своей верной последовательнице. Ночь – стихия датарийцев, но нигде прежде Лия не встречала такой всепоглощающей тьмы. Даже острое зрение датарийки иной раз пасовало перед ней, поэтому голубое серебро небесного светила приходилось как нельзя кстати.

Когда Лия добралась до пояса окраинных районов Минаса, защитная стена уже отыграла у небес добрую треть позиций. Она давила своей угрюмой мощью, заставляя каждого, кто подберется к ее основанию испытывать трепет и чувство собственной ничтожности. Так же было и с Лией, но лишь в первые вылазки. Со временем она привыкла к давлению монструозного строения, да и основная стена производила гораздо большее впечатление. Она, подобно старшему товарищу, обрамляла город по форме драконьего яйца, вскрытого у основания, уступая возможность менее выдающемуся строению закрыть брешь между городом и бездонной пропастью, на дне которой иногда проявлялись лиловые всполохи силы.

Лия без труда взобралась по стене, используя лишь возможности своего тела и удобную поверхность каменной постройки. Редкие часовые, лениво патрулирующие между двумя башнями, давно уже перестали относиться к своей работе с должным вниманием. Так и сейчас, они собрались небольшой группой и что-то активно обсуждали, то и дело, поглядывая на хмурых сослуживцев, дежурящих на посту башенных укреплений. Там служба совсем иная. Пусть и не часто, но дикие стихийные животные, чьи сущности воплотились в непостижимой силе хаоса, порой тянулись к городу. Никто не знает, что притягивает безумных тварей, но доподлинно известно, что сила источаемая сердцем спящего Бога их пугает. Твари не питают надежд прорваться к храму, который, к слову, не выглядит достаточно защищенным. Они жаждут крови. Крови разумных существ, принадлежащих к противоестественной для них стихии.

Датарийка ловко перескочила через стену и, закрепив осадный крюк за выступающие клыки бойницы, ловко спустилась по грубо сплетенной веревке на узкую горную гряду, что упиралась в стык между такими разными стенами города. Силой дернула веревку вверх, пуская волну, тем самым расслабила натяжение, и крюк, издав приглушенный звон, полетел прямиком в руки женщине.

– Ты слышал? – Сверху послышался озадаченный голос одного из часовых смотровой башни. Его напарник молча выглянул в проем, мазнул по затаившейся среди валунов Лии невидящим взглядом и повернулся обратно в сторону зоны своей ответственности. – Ну, что там? – Не получив ответа часовой, вторя своему напарнику, осмотрел гряду и разочарованно выдохнул. Лия перед этим успела оббежать большой валун, который верно служил укрытием в те ночи, когда она выбирала восточную гряду для переправы, так что заметить ее часовой не мог. – Ничего не вижу... – протянул даамонец, подтверждая мысли Лии.

– Потому что там ничего нет, Снарк, – раздраженно пробурчал второй гвардеец.

– Может это господин Борэм с супругой опять пришел? Давно их не было... – не унимался тот, кого напарник назвал Снарком, но в очередной раз не получив ответ продолжил:

– Интересно, почему они посещали храм именно по ночам... – задумчиво протянул Снарк, – да и вообще, насколько мне известно, храмовники живут обособленно, не признавая власть императора, чего уж говорить про обычных архонтов. Хотя, господин Рэйгар известный охотник, может, имеет какие-то связи среди храмовников, как думаешь, Дэкс?

До чуткого слуха Лии донесся слегка искаженный расстоянием возмущенный рык Дэкса. Девушка тут же осознала, почему лицо этого даамонца показалось ей знакомым. Именно он чаще всего проводил их с супругом через двери башни, ведущие прямо к горной гряде. Вообще путь к храму проложен через главные ворота города, но в экстренных ситуациях сами храмовники использовали эти два.

– Нет, ну, правда, ребята говорят, что чета Борэм в такие ночи, будто сама не своя. Мрачные и молчаливые, а леди Лия вообще, будто полумертвая кукла... – со смотровой башни раздался хлесткий хлопок, – точно! – Воскликнул Снарк, – Дэкс, говорят, они и в твою смену приходили, еще до моего перевода на эту часть стены! Неужто и правда, хотят вырвать из лап храмовников ублюдка полуде... – Часовой не успел договорить. Судя по звукам, Дэкс крепко приложил напарника о каменную стену башни. – Ты чего, Дэкс?!

– Еще раз раскроешь свою мерзкую пасть, и я отправлю тебя на встречу с кошмарами ущелья! – Гулко прорычал Дэкс.

– Так там же никого нет, – совсем без уверенности проблеял Снарк.

– Вот и посмотришь... – в ответ раздался шелест безэмоционального голоса Дэкса.

Вдоволь насытившись перебранкой гвардейцев Лия выбралась из укрытия и на четвереньках скользнула по камням в сторону храма, а когда расстояние от стены стало достаточным для спокойного перемещения, женщина поднялась на ноги и продолжила путь, аккуратно ступая по неустойчивым камням.

Слова незнакомого гвардейца совершенно не задели ее. Пусть плетут свои сплетни. У грязных языков нет расы, нет цвета – они едины для всех народов. Более того, когда-то Лия и сама ненавидела дитя, что носила под сердцем. Да, в те времена девушка была совсем юной. Она родила своего первенца, когда ее путь под луной едва перешагнул семнадцатый год, но горечь от собственных эмоций сопровождает ее и по сей день.

Во многом помогло время. Просто время, которое добавило мудрости потерявшейся в себе девушке. После перехода в мир Бездны, она считала, что ее дитя погибло, а чужая воля возродила в ее чреве кого-то совсем другого. Как же она была глупа. Будучи младшей принцессой дома Эль Насси, Лия имела доступ ко многим секретам и откровениям своего народа, и проходила обучение в главном храме Великой Тарии, но забыла то, что знает каждая из послушниц. Душа не есть личность, лишь чистая энергия, откликающаяся на эмоции храма своего тела – матери, что трепетно бережет хрупкую жизнь внутри себя. В момент рождения происходит сразу несколько процессов: дитя получает благословение мира, а вместе с тем и осознание себя в нем. Те эмоции, что она испытывала, абсолютно точно, принадлежали именно ей. Обыкновенная игра надломленного разума, ничего более.

До конца своих дней мать становится проводником новой искры, что зажглась в момент рождения под светом Геллара. Это ни вырвать, ни стереть, ибо таков закон мироздания. Уже давно Лия отчетливо это понимала, как и то, что не способна вернуть своего сына. Дело даже не в политике Минаса и напряженных отношениях империи со служителями храма.

На семью Борэм, как на младших архонтов не распространяется воля храма. Они не вправе вырывать из семей высшей крови благословленное дитя. Вот только, в глазах ее сына горит кровавый огонь. На нем висит долг по факту рождения, и этот долг не перед смертными.

– Ты должен стать сильнее, мой мальчик... – прошептала Лия, когда на горизонте появилась до боли знакомое скальное плато, что стало ареной, на которой ее сын снова и снова вступал в бой с фантомными врагами будущего.

Лия взобралась на облюбованный ранее сплющенный валун и вытащила из подсумка флягу с горячим чаем. Ее сын в это время, рассеянно вышагивал по кругу, совершая неуверенные выпады копьем, то и дело, поглядывая на пустующий валун, что возвышался над его иллюзорной ареной на несколько десятков метров.

Момент, когда Лия появилась на своем месте, мальчик упустил. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем его печальный взгляд, полный страха и надежд, споткнулся о темный силуэт, что с жаждой поглощал содержимое небольшой фляги. На вылазки Лия всегда брала с собой старый балахон с глубоким капюшоном, поэтому ее лицо, да и сама личность до сих пор являлись тайной для сына.

Порой ей хотелось открыть себя, сорваться с места и заключить в объятия родное дитя, но, скрипя зубами, она сдерживала эти порывы. Находила сотни причин, но всегда знала одно единственно верное оправдание – она боялась. Боялась разрушить то, что есть сейчас, и боялась того, что будет, когда он уйдет.

– Ты должен стать сильнее, сынок, чтобы жернова этого мира оказались бессильны перед твоей волей и характером. Ты должен жить... – севшим голосом промолвила Лия, и ветер тут же развеял мелодию ее слов в своем дерганом танце. Мальчик на мгновение застыл каменным изваянием, будто услышал и пытался осознать ее напутствие, но тут же скинул с себя черный балахон, почти такой же, как у его матери, открывая ее глазам родное лицо. Его длинные волосы возмущенно затрепетали на ветру, а красный огонь в глазах наполнился силой. В них снова забурлила жизнь.

– Р-а-а! – Раздался воинственный клич юного датарийца, и лезвие копья своим холодным мерцанием отметило тень первого поверженного за сегодня страха.