Глава 47, второе предложение

Понедельник, 28 сентября, Грань Тор

Воскресенье я провела на диво бестолково, за чтением стихов и перечитыванием недописанной книги Санни. По ту сторону стены делали уборку Уллиниэль с мужем, хохотали и дурачились, я им жутко завидовала.

Вечером мне пришлось идти на работу, потому что из-за презентации «Джи-Лайна» я поменялась сменами, и опять должна была дежурить с Чизкейком. Она всю ночь читала модные журналы и обсуждала героинь статей вслух, с такими интонациями, как будто каждая была её личным врагом, особенно «тощая Лейли» и «бледная Никси». Одна статья о «тощей Лейли» вызвала в её душе столько эмоций, что она стала зачитывать мне её вслух, повторяя одну и ту же фразу с разными интонациями по десять раз, после чего я призналась себе в том, что даже моё терпение не бесконечно, и бросила в её чай таблетку снотворного. Остаток ночи прошёл спокойно.

Я впервые изменила своему обещанию самой себе не читать статьи о себе, и открыла ту самую, так впечатлившую Чизкейк статью, и пожалела – автором был известный всему издательскому миру Верхнего «свободный журналист», который называл себя писателем, но писал довольно посредственно, в промежутках между кропанием нетленок пробавляясь статьями на тему искусства. Его не любили за мелочную склочность и манию величия, но печатали, потому что он был родственником главного редактора крупнейшего еженедельника Грани Тор, который то брал в печать откровенно слабые его статьи и платил большие гонорары, то заворачивал вполне крепкие работы, в зависимости от каких-то внутрисемейных дел.

А ещё «свободный журналист» страшно не любил женщин, особенно умных, красивых и независимых, особенно когда они ему отказывали, а это случалось часто – он был плешивым толстым коротышкой, да и душевными качествами блистал только в собственных фантазиях. Тем не менее, любая женщина, отказавшая «свободному журналисту», становилась в его глазах продажной шкурой, которой от мужчин нужны только деньги, которых у честного человека, естественно, быть не может, даже если он гений. Не знаю, в какой момент «гению» успела перейти дорогу я, но в статье он развернулся во всю свою обиженную мощь.

Статья занимала три разворота, в ней была шикарная подборка фотографий, включающая мой детский портрет, который сейчас выставлялся на Грани Эль, в рамках ежегодной недели современного искусства, мама его каждый год туда отдавала, его написал известный эльфийский художник, бабушкин друг, по знакомству. Рядом с портретом была фотография с «Дуэли роялей», где я сидела на банкетке рядом со старым маэстро, он смотрел на меня с обожанием, я ему улыбалась, подпись под фото гласила: «Сейчас для госпожи эль'Хирн делить один стул с мужчиной – в порядке вещей».

Я прочитала только первый разворот, пропитанный ненавистью ко всему женскому полу, дальше не захотела. Основной мыслью всей статьи было глобальное падение нравственности и конкретно моё грехопадение, шаг за шагом – начиная с участия в соревнованиях по бегу на сто метров на первом курсе, где я посмела выступать в спортивных штанах (единая для всех форма была обязательным условием участия, нам её выдавали, но об этом автор упомянуть забыл), и заканчивая посещением ресторана «Диамант» с Деймоном ис'Тером, где я посмела просто существовать. Это был конец второй страницы, дальше я читать не стала, только просмотрела фотографии – я развратно сижу над учебниками в читальном зале совершенно одна, я недопустимо ем в кафе с Сари, я окончательно греховно пью воду из мензурки в храме Просвещения. На следующем развороте я шла по бульвару Поэтов под руку с Аланом, мы так здорово выглядели в джинсах, что я отрезала страницу и спрятала в сумку. На последней странице я разговаривала с владыкой Габриэлем в зале суда, это фото было подписано: «В комментариях не нуждается», и на самом последнем я стояла у ног мраморной валькирии и слушала самого завидного жениха Верхнего, он улыбался, у меня было каменное лицо, подпись гласила: «Флиртовать с наследником фармакологической империи в храме разврата – что может быть веселее?».

«И скажите после этого, что журналист – не творческая профессия.»

Обиднее всего было то, что на шесть страниц нашлось всего лишь одно фото Алана.

«Могли бы снимать нас на аукционе почаще, лентяи. Мы так хорошо выглядели.»

Я так расстроилась из-за этого, что разбудила Чизкейк и сказала, что мне надо в туалет, а сама пошла в пентхаус играть на рояле. Старый маэстро, для которого я тренировалась всю неделю, так и не пригласил меня поиграть, хотя мы встретились на презентации «Джи-Лайна», но он, видимо, заметил моё не особенно воодушевлённое состояние, и не стал утомлять своим обществом. Сыграв для разминки свои самые отрепетированные композиции, я стала подбирать на слух ту песню, текст которой мне подарил Алан после аукциона, мелодия была великолепна, я безосновательно решила, что её сочинил чистокровный человек, уверенный, что может изменить мир одной песней.

***

Курс ПДП закончился, расписание вернули в нормальное русло, у нас появилась первая пара, учителя перестали носиться между двумя, а то и тремя кабинетами одновременно, и начали догонять программу, загружая нас на каждом занятии до предела, студенты стонали уже вторую неделю. Тем не менее, дополнительные Деймона на нулевой и пятой паре прекрасно продолжали существовать без Деймона – он официально не преподавал, но его высочайшую волю доносила Никси, которая там появлялась изредка, производя фурор и собирая вопросы для следующего визита. Официальной информации о причинах его отстранения не было, но слух о том, что его изгнала из Академии лично я, иногда мелькал – было у меня подозрение, что Никси, как обычно, не удержала за зубами свой болтливый язык. Мне было не стыдно. Ещё Сари рассказывала, что Деймон пообещал найти для своего факультатива нового преподавателя, эта новость будоражила студентов, и ещё больше, студенток.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я всё ещё не рисковала ходить на занятия в джинсах, платья пока ещё не примелькались, к тому же, постепенно портилась погода, давая возможность надевать более тёплые костюмы, так что мой внешний вид пока не отражал моего плачевного финансового положения, но было близко. Ремонт в столовой до сих пор не закончили, у меня появились друзья в очереди к вагончику. Я внесла полностью всю необходимую сумму за свою практику, на моём счету осталось так мало, что если столовая не оправдает моих надежд, мне придётся начинать питаться фотосинтезом примерно через месяц, я чувствовала приближение этого дня каждую секунду.

По новому расписанию, первая пара в понедельник была в главном корпусе, я забежала перед началом занятий к Рине, позавтракала с ней чаем и печеньем, послушала новости. Она не удостоила и словом статьи обо мне, зато облила помоями «свободного журналиста» за совершенно другие заслуги, и сказала, что никогда в жизни он ничего путного не напишет, даже если пересадит себе мозг здорового человека.

Мы сидели в той же беседке, в которой когда-то я разговаривала с Никси, пытаясь открыть ей глаза на то, что демонов два, и одному из них она вообще не нравится, но мне не удалось. Розы всё ещё цвели, пышно, ароматно и так ярко, что если бы я увидела этот цвет на картине, то подумала бы, что художник врёт, потому что такого цвета в природе быть не может. А он вот он.

Логической связи между этим цветом и Аланом не было, но моё сознание её придумало, заставив думать о нём – наверное, у меня теперь любое яркое переживание ассоциировалось с ним. Я скучала.

Рина рассказала мне новости о студентах и преподавателях, которых я не знала и не планировала знакомиться, мы допили чай и разошлись, она работать, я учиться.

И ещё не войдя в свою аудиторию, я услышала бурные обсуждения моей персоны, демонов, презентации «Джи-Лайна» и статьи «свободного журналиста». Влияние средств массовой дезинформации на неокрепшие умы было налицо – теперь моё участие в соревновании по бегу в – о, ужас! – штанах осуждали девушки, ходившие на пары в шортах, майках и макияже а-ля бабушка Никси. Я игнорировала их всех, как будто их слова были шумом ветра в ротовой полости.

Когда я села на своё место, а рядом никто не сел, потому что Никси больше в образовании не нуждалась, рядом сел Кори и демонстративно положил ладонь мне на плечо, спрашивая с улыбкой:

– Как дела?

Вокруг раздались впечатлённые смешки, перешедшие в совсем уже неприличное улюлюканье, когда я молча посмотрела на руку Кори, а потом в его глаза, но он не убрал. Я ровно сказала:

– В порядке. Это место Никси, сядь на своё.

Улюлюканье усилилось, раздались издевательские комментарии с дальних парт: «Тебе не светит», «Иди поплачь» и «Кори, давай!», он делал вид, что не слышит, но покраснел целиком, от шеи до корней волос. Я добавила тем же ровным тоном:

– Убери руку, это неприлично.

Он натянуто улыбнулся и сказал с намёком:

– Ладно, я не буду делать этого при людях.

– Ты не будешь делать этого никогда.

Публика взорвалась смехом и новыми комментариями, Кори перестал улыбаться, его лицо сложилось в угловатую каменную маску, как брюхо краба, которого перевернули вверх ногами, и он поджимает лапки, стремясь сохранить себя до момента, когда сможет убежать. Я смотрела на него прямо и неодобрительно, он смотрел на меня с обидой и возмущением, таким сильным, как будто имел несомненное право вести себя со мной так, словно я его собственность, я не могла понять, откуда у него такие мысли. Он еле слышно сказал с бездной обиды:

– Можешь говорить что хочешь, я не брошу тебя. Ты делаешь вид, что тебе всё равно, но это не так. Можешь не отвечать. Я не позволю тебе оставаться одной в такой момент.

– Я в твоём позволении не нуждаюсь. Сядь на своё место.

– Не делай вид, что можешь справиться со всем сама, это не так.

– Я не собираюсь ничего тебе доказывать. Это в любом случае не твоя проблема.

Комментарии и смех затихали, когда зрители замирали в ожидании наших реплик, а сразу после взрывались реакцией, это было отвратительно, я ненавидела чувствовать себя клоуном, а Кори это, видимо, доставляло нездоровое удовольствие. Он до сих пор не убрал руку, я указала на неё взглядом и самую малость повысила голос:

– Не вынуждай меня вызывать охрану.

Он мерзко улыбнулся и шепнул:

– А без охраны слабо?

Появилось желание свернуть его судорогой в бараний рог, поднять над головой левитацией и швырнуть на его заднюю парту со скоростью пули. Судя по его взгляду, он предчувствовал мою реакцию, на его ауре было столько щитов, как будто он на межмировую войну собрался, разных школ, стихий и назначений. Часть этих щитов я знала, и знала, что они относятся к боевой магии, которую нам изучать, и тем более, применять запрещал закон, часть вообще выглядела кустарно, как будто он их изобрёл специально для войны против меня. Но все их объединяло одно – размер и структура ячейки каркаса заклинания, непреодолимые для среднестатистического мага, и широкие, как проспект, для меня.

Желание скользнуть своим тонким, как паутинка, воздействием между ячейками его щитов, добраться до самого нутра и пощекотать желудок электричеством, ухмыляясь ему в глаза, было очень сильным. Но глядя на его решительное до одержимости лицо, я ощутила, что это не последний наш конфликт, и для меня будет лучше, если он не будет знать о том, что я так могу.

«Он умный парень, может быть, даже гений. Он придумает способ от меня защититься, как только узнает, с чем предстоит работать. Поэтому он не узнает никогда.»

Ситуация не выглядела особенно опасной – вокруг были свидетели, скоро должен был прийти учитель, Кори всего лишь держал меня за плечо, даже не за шею. И я холодно сказала:

– Я не для того плачу налоги, чтобы делать за полицию её работу. Пересядь. Или в твоём личном деле появится статья за домогательство.

Зрители опять зашумели, как обезьяны, Кори выглядел так, как будто изо всех сил борется с подступающими слезами. Вошёл учитель, Кори вскочил и вылетел за дверь, провожаемый свистом и улюлюканьем, учитель призвал всех к порядку и сказал готовиться к опросу, все постепенно затихли и уткнулись в конспекты, я тоже, визуально. Ментально я в этот момент провожала взглядом ауру Кори, который решительно спустился на первый этаж и пошёл куда-то вверх по бульвару Поэтов.

Когда закончилась пара, Кори так и не вернулся, его вещи лежали на его последней парте – друга, который мог бы их собрать, у него не было. Соседи с передних парт поглядывали на его дешёвые серые тетрадки и сто раз ремонтированные ручки, уже начиная толкать их друг другу веселья ради. Я привлекла внимание старосты и указала ему глазами на это отвратительное веселье, шёпотом напоминая:

– Это твоя работа.

Он тут же изобразил грозность и пошёл разгонять шутников, собрал вещи Кори и закинул его рюкзак себе на плечо, посмотрел на меня, как будто ожидая похвалы. Я милостиво кивнула, чуть улыбнувшись, собрала свои вещи и пошла на следующую пару.

***

На второй и третьей паре Кори тоже не появился, по рядам гуляли шуточки о том, что он пошёл вешаться, мне было от этого не по себе. Староста таскал его рюкзак из аудитории в аудиторию, поглядывая на меня как собака, которой обещали прогулку в парке, а сами везут к ветеринару, я сказала оставить вещи у классной руководительницы в кабинете, он тут же сделал вид, что ему не тяжело и он поносит ещё, Кори вполне может прийти на четвёртую пару или дополнительные на пятой. Я сомневалась в этом. Ощущение надвигающейся грозы давило, я не знала, чего от него ожидать, потому что не понимала причины его таких резких перемен, это выглядело так, как будто где-то был важный винтик, о котором я не знала, и он сломался, заклинив весь механизм.

Я пообедала в Парке Астрономов, как обычно, мне там нравилось, там водились вороны, крупные и чёрные, с синим, фиолетовым, зелёным или красным отливом перьев, мне всё время хотелось их рисовать. Они были очень умные, иногда дурачились, катаясь со склонов чаши для роллеров на мятых жестяных банках, иногда играли в командные игры, делясь на группы по три-пять птиц и гоняя какой-нибудь крупный кусок еды или яркий мусор из одного края парка в другой. В парке убирали регулярно, так что свой «мяч» вороны приносили из другого места, и потом прятали от уборщиков на дереве. Они казались более интеллектуальными, чем большинство моих одногруппников.

В парке на меня поглядывали, я с опозданием поняла, что надела платье, в котором была на одной из фотографий в статье. Если бы я надела что-то другое, меня бы не узнавали, но уже было поздно. Хотелось достать фотографию с Аланом в джинсах и порассматривать, но почему-то было стыдно, как будто Алан с фотографии мог увидеть меня в этом неподобающем нервном состоянии.

***

Загрузка...