Крепость демона 1 (СИ)

Глава 49, ресторан с Аланом

Когда я пришла в общежитие, времени до встречи с Аланом оставалось достаточно, я успела сходить в душ и навести красоту. Странное ощущение сжимало всё внутри, я одновременно хотела его увидеть, и опасалась. Мне нравилось, когда он был где-то далеко, а я здесь по нему скучала, вспоминала лучшие моменты, пересматривала фотографии. Меня в такие минуты эмоционально шатало от ужаса до восторга, но это был управляемый занос, в котором не было других действующих лиц, кроме меня, а вломившийся в этот процесс Алан был фактором риска. Риск бодрил, я любила это чувство, но не любила чувство тревоги, которое существовало параллельно, и портило всё удовольствие. Если абстрагироваться от разума, то эмоционально я была на седьмом небе, но абстрагироваться от разума я умела только под руководством железной феи, а сегодня я занятие пропустила.

Выбрав платье подстать ресторану – старинное, сдержанно-роскошное и неочевидно дорогое, я надела фамильные украшения и самые удобные туфли, решив пройтись пешком, раз уж так близко. Вышла с запасом по времени, надела наушники и включила музыку, выбрав ту песню из открытки, пошла не спеша. И на половине пути почувствовала острое неприятное внимание.

На меня смотрел молодой тощий человек, сидящий в открытой карете, которая проезжала мимо, его взгляд был направлен на моё платье и сумку, я подумала о том, что в настолько роскошном костюме всё же не зря принято не ходить пешком, но быстро об этом забыла. И опять вспомнила, когда карета развернулась на углу, вызвав негодование среди извозчиков и пешеходов, и поехала в обратную сторону. Я не оборачивалась, но видела ауры объёмно, со всех сторон сразу. Карета поравнялась со мной, поехала медленно, тощего человека на ней уже не было, только извозчик. А тощий шёл за моей спиной, быстро приближаясь и постепенно переходя на бег. Я шла в прежнем темпе до последней секунды, а потом резко сделала шаг в сторону, глядя как тощий промахивается рукой мимо моей сумки, немного теряет равновесие, но быстро восстанавливает его и пробегает лишний шаг, удивлённо разворачивается и опять тянется к моей сумке. Я отправила в него то заклинание, которое строила для Кори.

Человек упал, возница посмотрел на меня перепуганными глазами и хлестнул лошадей, быстро сворачивая в переулок, а я посмотрела на лежащего на тротуаре вора. Он излучал столько ужаса, что я открыла ауру на приём и с удовольствием впитывала, строя новый такой же каркас и делая вид, что понятия не имею, что происходит. Ко мне подбежал незнакомый мужчина, стал спрашивать, не ушиблась ли я, я ответила, что просто оступилась, когда этот человек попытался вырвать у меня сумку. Прохожие окружили неподвижного вора, подняв такой вихрь негативных эмоций, что я восстановила всё потраченное и набрала втрое сверх того, я уже научилась примерно ощущать уровень наполненности своего резерва, при котором мне не тяжело. Кто-то вызвал полицию, я сказала, что тороплюсь и не буду её ждать, для меня поймали карету, и к ресторану я всё-таки поехала, пообещав себе больше так не экспериментировать.

Алан ждал меня за тем же столиком, что и в прошлый раз, выглядел роскошно, гораздо ярче, чем требовал этот ресторан, но я ему это простила – бриллиант не должен соответствовать оправе, он вообще никому ничего не должен, он бриллиант. Он улыбнулся, увидев меня, отодвинулся дальше, приглашая садиться рядом. Это было несколько неожиданно, но я села. Он сразу же наклонился и поцеловал меня, не так, как обычно, а просто коротким касанием, но я всё равно этого не ожидала. Моё смущение вызвало у Алана бурю веселья, он обнял меня и прижал к себе, шепча на ухо:

– Привыкай, люди так здороваются, когда встречаются. В смысле, когда они в отношениях.

– Мы не люди.

– О, в этих вопросах мы те ещё люди! – он смеялся, я улыбалась невольно, заражаясь его весельем, было приятно видеть его радостным и даже, наверное, счастливым. Я немного отодвинулась и сказала:

– Слушай, пока мы не начали, один вопрос.

– Сколько угодно, дорогая.

– У тебя есть родственник с крыльями?

– Полно.

– С оперёнными.

– Один есть.

– Его зовут Лион ис'Тер?

Алан с высокомерной улыбкой поднял указательный палец и объявил:

– Ка-пи-тан Лион ис'Тер! – перестал придуриваться и улыбнулся нормально, кивнул: – Он комендант Каста-Либра, новой крепости, которая строится сейчас. Ну, мы так говорим, что он комендант и это крепость, но по сути, сейчас это стена вокруг горы. Проект есть, но строиться она будет много лет, начиная с башен и дальше вглубь. Там горы нереально красивые, я планировал тебя туда зимой пригласить, построим комендантский замок в безопасном месте, сделаем комфорт, наведём красоту, и буду тебя знакомить с моей Гранью по чуть-чуть. А зачем тебе Лион?

– Им интересовалась моя подруга, но подробностями не делилась.

– Сари? – он стал подозрительно серьёзным, я с опозданием вспомнила, что он менталист, и надо бы носить щиты, но почему-то мне не хотелось от него закрываться, его голос в моей голове был всегда очень кстати. Алан улыбнулся как-то неуверенно, вроде бы мягко, но с предостережением:

– Что она говорила?

– Ничего. А почему ты ею так интересуешься?

– Я не интересуюсь.

– Это из-за особенностей её ауры и родственников на Грани Ис?

Алан так переменился в лице, как будто я бомбу из сумки достала и на стол поставила, с таймером на трёх секундах. Он не пошевелился, но я ощутила, как он ставит щит вокруг нашего стола. Наклонился ко мне ближе и сказал ровно, мягко, но очень серьёзно:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Принцесса, иногда быть слишком умной опасно. Семья Сари – тот самый случай. Ты что-то знаешь?

– Мы медитировали вместе, я видела её ауру.

– Молчи об этом. Даже ей не говори, что ты видишь, даже в пустой комнате этого вслух не произноси.

– Хорошо.

– Спасибо. Это для твоей же безопасности. И в ещё большей степени, для безопасности Сари. Сделай вид, что ты ничего не знаешь.

– Хорошо.

– Особенно своей подружке болтливой ни слова.

– Мы не общаемся.

– И хорошо. Бестолковый молодой суккуб – вообще плохая компания, я знаю, я сам таким был, – он улыбнулся и снял щит, наклонился ко мне, прошептал на ухо: – Но теперь всё совсем не так, я теперь ужас какой серьёзный.

Я убрала своё ухо подальше, невольно улыбаясь, он потянулся за ним и попытался его укусить, пришлось отодвинуться и шёпотом потребовать вести себя прилично. Алан рассмеялся и изобразил серьёзного взрослого мужчину, придвинул мне меню и предложил выбирать, ни в чём себе не отказывая. Я отдала эту честь ему, он сделал заказ, убрал меню в сторону, освободив стол, и достал из дипломата толстую пачку документов, с мрачноватой улыбкой положил передо мной:

– Это черновик, можешь чёркать, если захочешь. Если честно, я в этих брачных контрактах вообще не понимаю, поэтому просто заказал копию контракта твоей матушки. Пытался и тётушкин достать, но там сложности. Может, попросишь её, чтобы она прислала?

Я смотрела на документ и надеялась, что по моему лицу не слишком откровенно видно, насколько я в шоке. Дав себе секунду на вдох и проверив голос, я осторожно поинтересовалась:

– Ты «заказал копию» брачного контракта моей матери?

– Да.

– Это же конфиденциальная информация. Это незаконно.

Он усмехнулся с видом победителя, наклонился к моему уху и мурлыкнул:

– Закон – штука гибкая. Были бы деньги, а он прогнётся.

Я не нашлась, как на это ответить, стала читать контракт, я никогда его до этого не видела. Алан пролистал первые несколько страниц «общих положений», открыл таблицу с цифрами, сказал с нарочито равнодушным видом:

– Цифры вполне божеские, можешь написать и побольше. Вот здесь я зачеркнул, это дом твоей бабули, как я понял? Документы по дому твоих родителей я запросил, но они ещё не пришли, я это сам потом заполню. И остальные документы по их делам тоже я оформлю, не парься об этом. Заполни свои личные требования, вот эта таблица, и там ещё в конце приложения. Я его целиком не читал ещё, я не думал, что он такой огромный, – он посмотрел на меня, с лёгким шоком и шутливой надеждой, что я его шок разделю, улыбнулся: – Если честно, я офигел. Под сотню пунктов! Я заводы покупал с меньшим количеством условий.

Я отвела глаза – разделять его шок не хотелось, врать не хотелось тем более. Алан тут же сменил политику и сделал серьёзное лицо:

– Нет, там всё логично, так, на первый взгляд. Я просто не думаю, что есть необходимость всё это так подробно расписывать. Но если ты хочешь, я не против. Можешь регламентировать, как к тебе должны обращаться мои слуги, как часто менять шторы, всё такое. – Я посмотрела на него с намёком, что наш первый и главный в жизни общий на двоих документ – не повод для шуток, он тут же сделал испуганное и предельно серьёзное лицо, я рассмеялась, он улыбнулся, погладил мою ладонь и сказал серьёзнее: – На самом деле, я бы пару пунктов добавил, а то остались некоторые вопросы. У тебя, может быть, есть вопросы? Давай начнём с твоих.

– У меня два вопроса, главный это дети.

Он перестал улыбаться, тихо ответил:

– У меня их нет. Было бы здорово, если бы они были, но я никогда не предохраняюсь, и пока ни одного нет. Если ко мне придёт какая-нибудь дама и скажет, что носит моего ребёнка, то вся семья разрыдается от счастья и обеспечит ей максимальный комфорт и финансовую стабильность, это для любого Иссадора сделают, нас слишком мало осталось. Но их нет. Возможно, у меня их не может быть вообще, так бывает.

Я удивлённо подняла брови, он чуть менее серьёзно улыбнулся и пожал плечами:

– Возможно, мне ещё недостаточно лет. Иерархи взрослеют медленно, у многих бывает два обращения, у Великого Владыки было три. У меня только одно было, в детстве, и с тех пор ничего не менялось.

– А должно?

– Я думаю, да. Я похож на Габриэля по силе и по здоровью, и он говорил, что первая трансформация у него была как у меня. У меня в боевой форме только одна пара рогов, у взрослых должно быть две, и дополнительная чешуя яркого цвета, немного другое лицо. Ты же видела Габриэля? Он в молодости выглядел как мы с Деймоном, есть портреты, он вылитый. Но потом с возрастом меняются хрящи, челюсть и скуловые кости, и рога растут. У меня их может не быть, я не знаю, антропология демонов в области смешения рас очень слабо изучена. Так что, я ещё расту, – он улыбнулся, как будто признавался в чём-то милом, я тоже улыбнулась, он положил подбородок мне на плечо и шепнул на ухо: – Возможно, я не всегда буду таким красавчиком. Будешь меня любить с кривым носом? Надо внести этот пункт в контракт, – я заулыбалась, он тоже, опять попытался укусить меня за ухо, я опять увернулась, он вздохнул и сел ровно, сказал серьёзнее: – Короче, о детях пока можешь не беспокоиться. Когда вопрос станет актуален, скорее всего, мы сюда добавим пункт о том, что я куплю гарем суррогатных маток и буду штамповать детей в максимальных возможных количествах, высылая генетический материал почтой, а ты юридически не будешь иметь на них права. Если тебя это устроит.

Меня это заявление в шок привело, я пыталась не представлять себе «штампованных» детей, но фантазия рисовала их сотнями, марширующих колонной по бульвару Поэтов и атакующих весь город своими улыбками. Я срочно призвала цензора с его тушью, вернулась в реальность и мягко сказала:

– Давай обдумаем это тогда, когда это станет актуально. Пока меня устраивает полное отсутствие детей.

Он кивнул с глубоко упрятанным облегчением, как будто стыдился своей бездетности, я сама погладила его руку и улыбнулась, шёпотом сказала:

– Армия твоих отпрысков – это звучит как стихийное бедствие.

Он кивнул с ностальгической улыбкой, переплёл пальцы с моими.

– Я был частью такой армии, это как обычный детский сад, только из него никогда не забирают, и учат не столько читать и писать, сколько убивать и править. Немного похоже на твой пансион, те же общие спальни на десяток коек, общие столовые, общие уроки, хорошая охрана, и отца можно увидеть только раз в год на праздник, сидящего высоко на балконе и оценивающего наши показательные выступления с оружием. Я с ним за всю жизнь разговаривал в сумме часа три. Но он был крутой, я им восхищался.

– А мать?

– Я её не помню, есть только документы, и те не особенно хорошо сохранились. Я знаю её имя, знаю, в каком году она родилась, к какому клану принадлежала, знаю, что этого клана уже нет. Знаю, что её мать была чистокровным суккубом, а отец – оборотнем из древнего рода (которого тоже уже нет), и он был не получеловеком, как сейчас почти все оборотни, а чистокровной навьей тварью, их уже не осталось. Мой отец не был женат на моей матери, они даже не виделись никогда, там... специфическая система. Женщин покупают, оплодотворяют, в большинстве случаев искусственно, без приборов, примитивно просто заливают семя в нужный день. Их было очень много, отец возле них не дежурил, он воевал на границах, у него не было на это времени. Женщина точно так же живёт в общежитии с другими женщинами, тоже столовая, гимнастика, охрана, какая-то лёгкая работа по желанию, больница при общежитии. Потом она рожает, а дальше как договорено – если её контракт на этом заканчивается, то она может забрать деньги и уехать сразу, если в контракте есть кормление до какого-то возраста, то она живёт в тех условиях, на которые соглашалась, некоторым давали дом и содержание, через время опять пускали в работу. Некоторые кормили и своих, и чужих. Некоторые оставались работать в общежитии, столовой или больнице, но общаться с детьми им запрещали, они даже не знали, который из детей их.

Я очень надеялась, что смогу удержать лицо более-менее спокойным, и тихонько выпадала в осадок, начиная понимать, почему в их летописях вообще не упоминаются женщины. Алан задумчиво молчал, глядя в контракт, я осторожно спросила:

– А где они брали женщин?

– Где только можно, проверяли всех, брали только подходящих. Там строгий отбор, она должна быть здоровой и энергетически положительной, с процентом демонской крови не выше пятидесяти, таких женщин мало. Их брали в плен во всех захваченных деревнях, если какие-то народы хотели с нами наладить отношения, то женщин дарили, причём, не каких попало, а самых лучших – дочерей старост, дочерей магов, первых красавиц или отмеченных какими-то талантами. Хороший генетический материал всегда ценился, и сейчас ценится.

Я смотрела в контракт и пыталась понять, чего я хочу сильнее – бежать в ужасе и сменить имя, или ещё немного поговорить с Аланом, а только потом бежать.

Он как будто очнулся и улыбнулся мне своей гипнотизирующей улыбкой, выключающей все отвлекающие факторы и заставляющей сосредоточиться только на нём, сказал с долей гордости:

– Это в древности было, сейчас всё не так. Габриэль освободил рабов около пятидесяти лет назад, перед тем, как уходить с поста владыки. Большинство женщин отказалось уходить, было много долгоживущих, они до сих пор живы, их обеспечивают, у них всё хорошо. Сейчас это бизнес, такой же, как любые другие услуги. С ними заключают контракты, как с вахтовыми рабочими, платят деньги, у них есть медстраховка и все условия. Слышала про суррогатное материнство у людей?

– Да, я читала. Но там подсаживают яйцеклетку другой женщины, сурмать только носит.

– Бывает, что сурмать и есть мать, если мужчина хочет ребёнка, а женщины у него нет, он просто выбирает из каталога. Женщина тоже может выбрать из каталога семя, оплодотвориться в больнице и родить для себя, могли бы мужчины – тоже так делали бы. Но, к сожалению, пока нет такого способа. Я был в одном развитом техномире, там сделали искусственную матку и внутри вырастили зародыш, – я впечатлённо подняла брови, он засиял и кивнул, – пока только крысу, но перспективы хорошие, я их финансирую. Закажу тебе журналы, если интересно. Было бы очень круто, если бы у них получилось, это сравняло бы мужчин в правах и возможностях с женщинами. А то загребли себе прерогативу на размножение, коварные создания, – он улыбался, я тоже, сказала шёпотом:

– Я думаю, женщины будут счастливы отдать это «великое священное право».

Он усмехнулся:

– Звучит иронично.

– Ты на родах был?

Он резко перестал улыбаться и отвел глаза:

– Случалось. Приятного мало, да. Но в том же техномире уже придумали много способов этот процесс упростить и облегчить, так что, если ты захочешь, можно будет организовать. Выберешь семя из каталога, я не против.

Он изображал равнодушие, но я чуяла своим демонским чутьём, что он против, он сильно против, его задевал этот вопрос гораздо сильнее, чем он хотел бы показать. Поэтому я изобразила к этому вопросу полнейшее равнодушие:

– Я пока не хочу. Я не чувствую в себе достаточного количества внутренних ресурсов для такой серьёзной задачи. И давай внесём это в контракт, чтобы не было вопросов.

– Как скажешь, – он безошибочно открыл какую-то уже известную ему страницу, вынул её, смял и бросил на дальний край стола. Потом передумал, дотянулся и убрал в дипломат, посмотрел на меня и шепнул с улыбкой: – Секретная информация, не будем рисковать.

Я кивнула с максимальной серьёзностью, он улыбнулся шире и спросил:

– А какие у тебя вообще планы? Глобально?

– Я должна закончить образование.

– А потом?

– Не знаю, я не думала об этом. Для меня выбраться из пансиона было таким счастьем, что я в непрерывном радостном изумлении от всего, год уже, и пока просто наслаждаюсь.

– Тебе всё нравится в твоей жизни?

Он смотрел на меня так внимательно, как будто это было очень важно, я вдруг подумала, что ни с кем никогда об этом не говорила, меня вообще за всю мою жизнь мало кто так внимательно слушал. Обычно от меня просто требовали ответа, который мог быть неправильным (и меня тогда исправляли) или правильным (это принималось как должное), но задавать вопрос ради того, чтобы узнать, что я думаю или, упаси Создатель, чувствую – это было для меня чем-то необычным. Мне нравилось общаться с Никси, но она любила говорить гораздо больше, чем слушать, как и Рина, и Улли, и тётя Айну. С тётей было хорошо, но мы так редко общались, что она постоянно спешила побольше мне дать, ответить на мои вопросы, выяснить, насколько успешно я о себе забочусь, поделиться своим опытом, чтобы я меньше набила собственных шишек, нам было не до философии. С другом из храма, как и с Сари, и с Кори мы вроде бы много разговаривали, но это были разговоры на научные темы, не о нас самих. Я жила в этом всю жизнь и считала это нормой. И тут вдруг Алан.

– Да, мне всё нравится. Я всё устроила так, как мне хотелось. Учёба меня особенно не напрягает, программа для меня не сложная. Остаётся много времени, я изучаю дополнительные материалы, то, что мне интересно. Иногда хожу по ресторанам и пробую вкусную разнообразную еду, очень нравится. Пишу отзывы, это как будто часть похода в ресторан, помогает распробовать блюдо и атмосферу глубже, лучше понять, что я чувствую, и насладиться. Хожу на концерты, то же самое, что и с ресторанами, только для ушей и глаз. Изучаю историю Верхнего Города и Грани Тор, мне это само по себе нравится, пишу опять же, чтобы распробовать. Если мне перестанут за это платить, я не перестану это изучать.

– А отель?

Мне уже было неловко от того, насколько внимательно он меня слушал, я стала поправлять рукава и отводить глаза.

– Мне нравится там находиться, там красиво. Если бы я там жила, я бы там не работала, но так как возможности такой нет, то это приемлемый вариант. – Он нахмурился, как будто не мог уловить логику, я усмехнулась: – Ты видел мою общагу?

– Я не особенно хорошо рассмотрел, – шутливо изобразил невинные глаза Алан, я рассмеялась, он сказал серьёзнее: – Но я видел много общаг, они все примерно одинаковые.

Я понизила голос и призналась, как в преступлении:

– Она вся кривая. Ободранная и неухоженная, и с этим бесполезно бороться, потому что любые усилия единиц сводятся на нет наплевательством большинства. Я туда только вхожу, и уже чувствую, как мне плохеет.

– Переезжай ко мне. В пентхаусе море комнат. Круглую кровать я тебе, конечно, не отдам, мне на ней удобно к совещаниям готовиться, но любую другую – легко.

Я с опозданием прикусила язык – не стоило мне расслабляться, в первый раз в жизни начала просто говорить то, что думаю, и сразу так вляпалась. Он подумал, что я жалуюсь, и мигом решил проблему – молодец. Но мне как теперь с этим предложением обойтись? Если я откажусь, он подумает, что я странная – намекнула, что хочу избавиться от общаги, а потом делаю вид, что ни на что я не намекала, какое-то глупое кокетство...

«Или вымогательство. Ещё хуже. Он может подумать, что я требую дом. Это очень смело, особенно, в моей ситуации.»

Но, с другой стороны – если мы действительно поженимся, то нам нужно будет где-то жить. Отель подойдёт, как временная мера, но я планирую учиться здесь ещё много лет, не жить же супруге генерального директора межмировой корпорации в студенческом общежитии, это банально не безопасно, а годами жить в отеле – неразумно дорого.

От необходимости отвечать меня избавил официант, который принёс наш заказ, Алан просиял при виде дымящегося мяса и быстро убрал со стола бумаги, представил мне каждое блюдо и отрезал самые вкусные кусочки, на какое-то время забыв о контракте и вообще обо всём. Мне лично кусок в горло не лез, но Алан такой проблемой не страдал, и радостно смёл со стола вообще всё, что было, приказал убирать и нести десерт, стал задумчиво облизывать пальцы и пытаться вытирать их бумажной салфеткой, получалось плохо. Я достала из сумки влажные салфетки и протянула одну, с иронично-нежной улыбкой, он рассмеялся и взял, шутливо мурлыкнул:

– Какая полезная штука жена, а? Кто бы мог подумать.

– Ещё не жена, – я улыбалась, он отмахнулся:

– Да пофиг, как это называется. Все эти бумажки – это для тебя и твоих родственников. Мне главное, что я могу сделать вот так, – он опять попытался укусить меня за ухо, я смеялась и уклонялась, шёпотом требуя вести себя прилично, он делал вид, что не слышит.

Принесли десерт, Алан попробовал всё и вручил мне ложку, предлагая сделать то же самое, я с трудом изобразила аппетит и заверила, что всё очень вкусно, просто я недавно пообедала. Он не стал настаивать и занялся этим вопросом сам, для меня заказав чай. Когда его принесли, Алан расправился с половиной десертов и уже смотрел на них без особой страсти, попросил меня налить и ему тоже, мы взяли чашки, и он опять вернулся к деловому тону:

– Ты же понимаешь, что работать в отеле после обручения с генеральным директором «Джи-Транса» ты не сможешь?

Я прекрасно это понимала, но принимать не хотела. Или, может быть, это просто было слишком быстро. Я промолчала, он добавил:

– Моя женщина не может улыбаться всяким жлобам на входе в отель. По статусу, это должен быть минимум твой отель, а жлобы должны быть випами. Хочешь этот отель, кстати? Могу купить.

– Он не продаётся.

– Всё продаётся, – Алан усмехнулся как демон, мне жутко стало от этой короткой, но радикальной перемены. В его лице появилось что-то от тех «менеджеров», которые разбирали по кирпичикам мой дом, клея свои красные бумажки на бесценные шедевры и фабричную штамповку с одинаковым выражением кассового аппарата на лице, как будто для них нет вообще ничего святого, и они мать родную продадут, если кто-то предложит хорошую цену.

«Алан не знал своей матери. И отца толком не знал. Я даже не знаю, кто его воспитывал, надо будет спросить потом, при случае. В постели, например.»

Я испуганно залила эти мысли матовым чёрным, вспомнила его последние слова и ответила на них:

– «Роял Даймонд» не продаётся, и вряд ли будет продаваться когда-нибудь вообще. Хозяин получил его в наследство от своего отца, который его построил, физически, он своими руками укладывал кирпичи, от фундамента до крыши, его жена стены вручную расписывала. Они его не продадут.

Он усмехнулся и посмотрел на меня с неприятной снисходительной нежностью, как на наивное дитя:

– Просто доверь это мне, я эксперт, стоит мне захотеть – и они продадут. Я умею делать предложения, от которых невозможно отказаться.

«Мне, например. Я же продалась, так чем отель лучше меня.»

От этих мыслей становилось жутко, моя подкрадывающаяся тревога гудела в голове всё оглушительнее, я безумно хотела в мастерскую, к молоту, чтобы этот грохот просто исчез, снесённый грохотом железа. Я ровно сказала:

– Не надо. Я не хочу себе отель, у меня хватает дел.

– Как хочешь. Но если что, я рядом. Любой каприз для моей обожаемой невесты, – он медленно облизывал десертную ложку и смотрел на меня, я опустила глаза, он сказал серьёзнее: – Если с твоими вопросами всё, то я озвучу свои. У меня главный и единственный пункт, это Печать. И, прости, это обязательно.

– Что это?

– Это специальная магическая татуировка, которой помечают родственников Иссадоры. Детей у них всегда рождалось много, я говорил уже, их надо было как-то отличать, поэтому придумали татуировку. Это ещё до Габриэля было, и до Слияния, этой традиции тысячи лет. В Мире демонов метили детей, жён, любовниц, телохранителей и лучших военачальников, особо ценных специалистов. Эта татуировка была как бы разрешительной грамотой, которую невозможно потерять, давала возможность правителю объявить кого-то важным. На дружеской территории можно было получить помощь или аудиенцию у правителя, показав эту татуировку, на вражеской – дать понять, что ты ценен и за тебя заплатят выкуп, а если с тобой будут плохо обращаться, то правитель будет за тебя мстить. Детям делали всем, остальным – за заслуги. У меня тоже есть, я её сверху змеёй забил, но при желании её можно рассмотреть.

– А почему ты забил её?

– Её ставил отец. Он умер, так что она потеряла смысл – он меня не защитит через эту татуировку.

Я непонимающе нахмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь по этой теме из книг, но ничего не находилось. Алан объяснил:

– Это не просто татуировка, она ещё и магической связью работает, через неё можно энергией подпитать или поговорить мысленно, можно поймать боль на том конце или какое-то магическое или эмоциональное напряжение. Зависит от силы того, кто ставил Печать. Я свою Деймону поставил, перед тем, как отпускать его на учёбу в Академию Вершин, а то знаю я эту учёбу. С ним из-за неё очень аккуратно обращались, потому что я пару раз приезжал чинить разборки, когда ловил через энергетический канал лишнюю боль или повышенную агрессию, он вообще от природы не особо злой, так что это показатель. Я приезжал и встречал особо усердных учителей за стенами Академии, некоторым морды бил, с некоторыми судился. Там за период его обучения несколько раз кардинально менялась методика, он не знает, почему. Не говори ему, и Никси не говори, – он улыбнулся как заговорщик, я тоже улыбнулась и кивнула:

– Не скажу. Он и сейчас носит эту татуировку?

– Да. Её нельзя снять. Но ею можно не пользоваться, если не хочешь. Просто будет как телефон, по которому никогда не звонят.

– Как она выглядит?

Он осмотрелся, поставил щит и стал расстёгивать рубашку, повернулся ко мне боком и обрисовал пальцем неровную фигуру под татуировкой:

– Вот здесь круг видишь? Там был кулак в шестиугольнике, знак Иссадоров, правивших в Каста-Гранда. Отец поставил его в младенчестве, так что он расплылся с возрастом. У тебя не расплывётся. Знак рисуют на ладони и прикладывают со специальным заклинанием и ритуалом, он отпечатывается. Его можно совсем маленьким сделать, или с ладонь, как захочешь.

– И где он будет?

– Где захочешь. Я тебе этого не говорил, но у Деймона на заднице.

Я округлила глаза от неожиданности, Алан рассмеялся, я спросила шёпотом:

– Почему там?

– Он хотел, чтобы на пляже её не было видно. Я не особо крутой татуировщик, так что художественная ценность там средненькая. Я нарисовал ему кулак в шестиугольнике и меч, это значит «воин рода Иссадор».

– У них есть значение?

– Да. Наложниц просто метили как собственность, ради их безопасности. Воинов метили оружием, оно даёт право брать под командование войска при необходимости, и не доказывать, что ты имеешь право на это. У демонов ранги до сих пор не ввели, мы пытаемся скопировать человеческую систему, но очень туго идёт пока что, там... кто самый здоровый и дерзкий – тот и командир, в общем, – он со смехом развёл руками, я улыбнулась, хотя звучало не весело. Он задумался, стал перечислять: – Габриэль, когда правил, любил на послах, инспекторах и дознавателях рисовать глаз в треугольнике – он сильный менталист и мог буквально вселяться в своих слуг, и видеть их глазами, так что они могли требовать отчёта от кого угодно его именем, и им обязаны были докладывать, как ему. На поверенных с широкими полномочиями он рисовал глаз, меч и перо. На мастерах рисовал знак «ценные руки», две ладони и инструмент какой-нибудь, его и сейчас широко используют, для врачей, строителей, всяких инженеров, он даёт право требовать именем господина любые помещения, материалы, инструменты, рабов и подопытных. На учёных рисуют часы и книгу, на учителях – открытую книгу и солнце. Просто солнце на шаманах, на боевых магах – молнию. Но обычно на магах уже меч, так что молнию можно не рисовать. Что бы тебе хотелось?

– Я в этом недостаточно разбираюсь. Надо сходить в библиотеку.

– Вряд ли ты найдёшь в библиотеке такую информацию, это семейное дело, о котором не распространяются. Но в целом, на Печать ты согласна? Рисунок не имеет значения, я могу просто шестигранник нарисовать, а потом уже рисунок добавить, когда придумаем.

Я пыталась не представлять лицо своей матери, когда она прочитает в контракте пункт о том, что у меня теперь тавро, как у коровы. Алан наклонился ко мне ближе и показал пальцами расстояние с горошину, шёпотом сказал:

– Я могу нарисовать очень маленький шестиугольник, вообще крохотный, вот такой. Но будь готова к тому, что тебе придётся его показывать, например, для того, чтобы пройти ко мне во время какого-нибудь мероприятия, когда всё закрыто и везде охрана. Или получить что-то моим именем – деньги с моего счёта в банке, мою машину, войти в мой дом, всё такое. Так что лучше её делать на видном месте. Эльфы обычно носят на груди, как кулон.

Я чуть чаем не подавилась.

– «Эльфы обычно»?!

Он улыбнулся как хитрый лис:

– Да, на Грани Ис много эльфов. Суккубы притаскивают влюблённых пацанов и метят, чтобы не увели. Инкубы приносят трепетных влюблённых дев. Лесные и горные духи иногда сами приходят, деньги зарабатывать, и остаются, растут по карьерной лестнице, женятся. Я нанимаю ценных специалистов, и особо ценным дарю Печать как премию. У влюблённых есть фишка заказывать парные кулоны в виде их Печати, или делать пирсинг вокруг этой Печати в её стиле. Ими выделываются, как эльфы своими браслетами от Слияния Душ, так демоны Печатями. Кстати, что ты думаешь о браслетах?

Меня прошило таким ужасом от этих слов, что я на секунду даже видеть перестала, оглушённая этой сверкающей молнией шока. Потом ощутила, как мой цензор льёт на меня свою тушь вёдрами, понемногу возвращая самообладание, сделала глоток чая и тихо, ровно сказала:

– Я о них не думаю. И тебе не советую. Это очень серьёзный шаг, даже мои бабушка с дедушкой не проходили ритуал Единения Душ, хотя влюблены были до безумия, даже пошли против родителей ради этого брака и переехали на Грань, отказавшись от хороших перспектив при дворе двух королевств. Но отказываться от себя ради какого-то усреднённого «мы» они даже не думали, на Грани Эль это не принято.

– Да? Жаль, – он тоже взял чашку, я не могла понять, что он чувствует, но видела, что ничего хорошего. Он посмотрел на меня и улыбнулся с ненатурально беззаботным видом: – Я не настаиваю, мне Печати хватит. Браслет вычёркиваем, – он осмотрелся, как будто искал контракт, забыв, что убрал его со стола, а может быть, просто изображал деятельность, пряча глаза.

«Он хотел стать положительным через этот брак.»

Меня опять начало потряхивать от ужаса, я мысленно подгоняла цензора, льющего на меня свою обезболивающую тушь непрерывно.

«Надо будет этот контракт потом отнести всем юристам, до которых я смогу дотянуться, чтобы точно знать, что там ничего скрытого и иносказательного.»

Алан посмотрел на меня, взял чашку, сделал глоток, я тоже это сделала, мы сидели такие напружиненные, как будто изображали спокойствие друг перед другом, но оба не верили ни на грам. Алан посмотрел на меня с долей вины и сочувствия, тихо спросил:

– Устала?

– Да.

– Давай тогда отдохнём, потом продолжим. Если у тебя не осталось больше вопросов, то я прикажу подавать карету.

Я кивнула:

– Чай допьём и поедем.

Он кивнул и взял свою чашку, я смотрела на его руки – не такие крупные, как у оборотней, но крупнее, чем у эльфов, по пропорциям скорее человеческие, вполне ухоженные, но со старыми шрамами. Чем дольше я на них смотрела, тем больше различала следов от ран, вспомнила, как он рассказывал о своей первой боевой трансформации, говорил, это было на тренировке с мечом.

«Мать говорила держаться подальше от людей, потому что они животные, которые ведут себя прилично только при свидетелях. О демонах она ничего не говорила. Но если бы она нас сейчас видела, то добавила бы что-нибудь. Что?»

– У меня есть один вопрос. – Алан посмотрел на меня, я поправилась: – Точнее, просьба. Ты знаешь, что такое армрестлинг?

– Да, конечно, – он смотрел на меня удивлённо, я встала и пересела на лавку напротив, расстегнула пуговицу на рукаве и поставила локоть на стол, предлагая Алану ладонь. Он улыбнулся в лёгком шоке, отодвинул мешающую посуду и мягко взял мою ладонь, заинтригованно глядя на меня и на наши руки, качнул головой, с весёлой улыбкой шепча: – Принцесса, ты меня изумляешь. Зачем?

– Чтобы потом это не стало сюрпризом ни для кого из нас. Готов?

– Всегда готов, – он улыбался, потом резко округлил глаза и раскрыл рот в шоке, когда я слегка надавила на его руку и она поддалась. Алан тут же напрягся и выровнял наши руки до положения ничьей, я нажала сильнее, но он продолжал держать, не пытаясь давить. Я нажала ещё сильнее, он опять поднял брови и посмотрел мне в глаза: – Ого! Принцесса, да ты зверь! Нифига себе... Возьмись второй рукой за край стола, вон там, – он тоже положил свою свободную руку на край, показал, как держаться, я попробовала – так действительно было гораздо удобнее. Нажала сильнее, опять немного сдвинув его руку, он перестал улыбаться и тоже нажал сильнее, выравнивая до ничьей, но победить не пытался, меня это начало раздражать и я нажала ещё сильнее, опять взяв инициативу. Алан выровнял уже не так быстро и легко, как раньше, но всё равно спокойно и уверенно, посмотрел мне в глаза и с мягким предостережением сказал: – Нажмёшь ещё сильнее – сломается стол.

Я не перестала давить, стол начал хрустеть, я убрала руку с края, сразу же потеряв несколько градусов преимущества, но Алан опять не стал давить, а просто держал ровно, смотрел на меня с непониманием и опасением, мягко сказал:

– Лея, расслабься. Ты очень сильная девочка, я понял, хватит. Я сильнее тебя.

– Потому что ты мужчина?

– Потому что я тренируюсь, а ты нет.

– Думаешь, мне надо тренироваться?

– Зачем?

– Чтобы быть в состоянии себя защитить.

– От чего?

«От тебя.»

Он резко перестал бороться и уставился на меня такими глазами, как будто я сказала что-то чудовищное. Я тоже разжала пальцы, он не стал отпускать, просто взял мою ладонь в руку и смотрел на неё, потом мне в глаза, как будто пытался понять, что произошло и как он умудрился это пропустить. Мне было неловко, но я ни о чём не жалела – мне нужно было это знать, чтобы осознавать риски. Он мягко сказал:

– Лея, не забивай себе голову ерундой, пожалуйста.

«Это не ерунда.»

– Откуда у тебя такие мысли?

– По статистике, подавляющее большинство убийств и избиений женщин во всём Содружестве совершается их членами семьи или ближайшим окружением.

– Лея, господи, почему ты об этом думаешь вообще? – он сел ближе, взял мою руку двумя руками и прижал к губам, я ровно ответила:

– А почему я не должна об этом думать?

Он с болью закрыл глаза, опять прижался губами к моей руке и медленно тяжело вздохнул, сказал после паузы:

– Я понимаю, что мы недостаточно долго знаем друг друга, и у нас были... очень разные условия жизни, но есть вещи, которые общие для всех Миров и рас, ты согласна со мной? У всех есть родственные отношения, и у всех это... Чёрт, я даже не знаю, как это объяснить! – он с нервным смехом посмотрел в потолок, потом уткнулся лбом в наши руки, опять прижался губами к моей ладони и посмотрел мне в глаза, очень мягко и нежно сказал: – Суть родственных отношений в том, что ты хочешь сделать близких людей счастливыми, правильно? И тебе хорошо, когда им комфортно, приятно и весело. А когда им больно или что-то такое, то тебе плохо. И делать своему близкому человеку больно – это тупо нелогично, потому что от этого тебе же хуже.

«Не все так считают.»

Я отвела глаза и промолчала. Алан медленно гладил мою руку, целовал, я ощущала его очень тонкое и мягкое магическое воздействие на коже, ощупывающее моё тело, наверное, на предмет синяков и ссадин. Я не сопротивлялась, я знала, что он ничего не найдёт, эти следы были гораздо тоньше.

Алан резко замер и тихо спросил, таким тоном, что у меня волосы на затылке приподнялись от ощущения опасности:

– В седьмом корпусе что-то случилось?

«Нашёл. Интересно, как?»

Он смотрел на меня без улыбки, я подумала, что врать бессмысленно, и ответила:

– Да.

– Кори.

– Да.

– Я ему башку оторву, – он отпустил мою руку и начал вставать, но я сама схватила его руку и удержала, с осуждением отвечая:

– Вот именно поэтому мне это нужно.

Он нахмурился и сел, посмотрел на меня напряжённо, но ничего не сказал. Я спросила:

– А если бы он был сильнее тебя? Несравнимо сильнее, что бы ты делал?

Алан отвёл глаза, нахмурился ещё сильнее, я добавила:

– Тебе это не приходило в голову ни разу в жизни, ты об этом не задумывался?

– Я не встречал тех, кто сильнее меня.

– Не встречал или просто не конфликтовал с ними, заранее избегая последствий?

Он усмехнулся:

– Ты же видела мои шрамы, Лея. Как думаешь, кто меня покоцал?

– Кто?

Он помолчал, потом тихо ответил:

– Те, о ком я не знал, сильнее они или нет. Есть вещи, которые ты просто делаешь, не думая о последствиях, потому что их надо сделать. А есть вещи, которые не будешь делать никогда, вне зависимости от последствий, потому что это делать нельзя, плохо и глупо.

Я отвела глаза, чтобы он не увидел в них сомнений – звучало красиво, но слова это просто слова.

«Кори мне тоже столько всего говорил, но все эти благие намерения испарились, как только всё пошло не по его плану.»

Алан отпустил мою руку, встал и пересел на мой диван, обнял меня за плечи и прижал к себе, поцеловал в висок, тихо сказал на ухо:

– Не думай о ерунде всякой, ладно? На любую силу есть большая сила, обычно это глава клана, который следит за соблюдением законов. У вас это цивилизация, кто там её представляет – закон, полиция, кто-то, имеющий право на применение силы и владеющий оружием. Ты же умеешь их вызывать, ты для Никси это готова была сделать, и для себя можешь сделать в любой момент.

– Полиция, да. Это умно.

Это действительно для меня стало открытием, несмотря на то, что я грозилась Кори полицией в аудитории. Когда он перегораживал мне выход, я не думала о том, чтобы вызвать охрану, как будто во всём мире были только мы двое и каменные стены, и помочь мне не мог совершенно никто.

Алан обнял меня крепче, с улыбкой прошептал:

– Да, я умный. Обращайся.

«А ещё ты умеешь прогибать под себя законы, на примере Деймона прекрасно продемонстрировал.»

– А если нет возможности вызвать полицию?

Он ответил немного нервно, но всё ещё пытаясь сохранять мягкий и ласковый тон:

– Не ходи туда, где нет возможности вызвать полицию. Это не так много мест. Или ходи с оружием. А лучше со мной. Хочешь прогуляться в опасные места? Я готов, хоть сейчас.

– Нет, не хочу. Но спасибо за предложение, я буду иметь в виду, – я улыбнулась и тоже обняла его, закрывая глаза и постепенно расслабляясь. Он прижимал меня к себе и гладил по плечам, горячо дышал в мои волосы, его тело излучало столько тепла, что я в нём ощущала себя как в одеяле, невольно погружаясь в воспоминания о временах и местах, когда мне было так же хорошо. Вспомнилась моя первая ночёвка дома в двенадцать лет, когда меня забрали из пансиона на лето и уложили спать на мягкую постель, я была в таком восторге. В пансионе мы спали на деревянных кроватях, накрытых тонким одеялом, это должно было помочь сохранять осанку, особо сутулых к кровати привязывали. Со мной такого не было, но оказаться в собственной спальне, где можно валяться на кровати вообще без контроля, хоть поперёк, хоть вверх ногами, оказалось для меня праздником. И тёплое одеяло, зелёное, как сейчас помню, с вышитыми ландышами. Я тогда полюбила ночи безгранично, хотя мне не нужен был сон, я до обеда валялась в этой восхитительной кровати с книжкой и едой, и чувствовала себя самой счастливой в мире.

А потом стало ещё круче, когда у меня появился Юриэльфейн, я его постоянно обнимала, потому что он ничего не видел и всего боялся. Я по этому поводу всех работников конюшни сурово предостерегла и потребовала от них не выражаться при Юри грубо и не издавать громких звуков, потому что ему страшно, мне все вняли. А Юри привык к моему голосу и сразу успокаивался, стоило мне сказать ему пару слов. Он тоже был горячим и восхитительным на ощупь, я своими прикосновениями дарила ему уверенность в каждом шаге, а он мне – абсолютное доверие и любовь.

«Надеюсь, он сейчас в хороших условиях.»

– В королевских, принцесса, – прошептал мне на ухо Алан, я улыбнулась, он тяжко вздохнул и прошептал: – Жизнь у тебя была, конечно... м-да. Но это закончилось, Лея, теперь у тебя всё всегда будет хорошо, я позабочусь об этом. И о Кори твоём припадочном позабочусь.

– Не трогай Кори, – лениво ответила я, не открывая глаз, – его мозги нужны Содружеству, он работает над очень важным проектом прямо сейчас.

– Я не буду бить его по голове, обещаю, – прозвучало иронично, я улыбнулась, приоткрыла один глаз и посмотрела на часы Алана – половина восьмого. Неохотно отпустила его и сказала:

– У меня тоже работа над проектом, надо идти, меня Сари ждёт.

– Иди, трудись, – ещё неохотнее отпустил меня Алан, с шутливой сварливостью уточнил: – Это правда очень важно?

– Это проект Сари по синтезу «эликсира жизни», но без радужного дракона, – шутливо ответила я, поправляя волосы и одежду, Алан улыбнулся:

– Ого. Ну, успехов вам. Приходи потом ко мне в отель. Или помочь тебе переехать?

Меня напрягал этот вопрос, я отвела глаза:

– Давай завтра об этом подумаем.

– Ладно. Я тогда сегодня уборку закажу. А то там чисто только в рояльной, – он сказал это как-то так, что я посмотрела на него, увидела загадочную улыбочку, и как бы без особой заинтересованности спросила:

– Ты туда заходишь?

Он улыбнулся шире:

– Нет, я из кабинета слушаю.

Я замерла, он рассмеялся и прошептал, как секрет:

– Лея, я телепортирующий маг, я иногда хожу в обход ресепшена.

Я поражённо зажмурилась и отвернулась, он рассмеялся громче, опять обнял меня:

– Ты очень здорово играешь. Я не разбираюсь, но мне нравится. Можешь играть когда захочешь. Я понимаю, что тебе не нужно ничьё разрешение, но пусть оно у тебя будет, чисто так, для коллекции.

«Бабушка так написала, про своё благословение на этот брак.»

«Бабушка мне уже нравится.»

Я смотрела на него, он улыбался, его голос звучал в моей голове. Я ответила мысленно.

«Она думает, что тебя зовут Деймон.»

Он отмахнулся с улыбкой:

– Расскажем ей правду при встрече. Надеюсь, это будет скоро. Если ты принцесса, то она – королева-мать? А кто тогда мать? – он веселился от всей души, мне хотелось его немножко треснуть, он от этого веселился ещё сильнее.

Я с неохотой отпустила его и сказала:

– Мне пора.

Он с ещё большей неохотой встал, чтобы меня выпустить, тоже собрал свои вещи и попросил счёт. Мы вышли на крыльцо, где для нас уже подготовили карету, но Алан шепнул, что это для меня, потому что он не видит смысла трястись в этом раритете, когда его за углом ждёт электрический шедевр прогресса.

Я пожелала ему хорошо добраться, он пожелал мне продуктивно поработать, и когда я уже развернулась к карете, он резко поймал меня за локоть:

– Стой! – Я обернулась, он наклонился, подставляя мне лицо и заявляя: – Целуй. Это обязательно, я это в контракт внесу.

Я тихо рассмеялась и поцеловала. Он сначала пытался делать вид, что это формальность, потом прижал меня к себе и поцеловал так, как ему хотелось, мне тоже неожиданно стало нравиться, впервые за долгое время. Мимо ходили прохожие, лошади нервно топтались на месте и хлестали себя по бокам хвостами, извозчик делал вид, что просто решил тут постоять, практически совсем не улыбаясь и не подглядывая.

Потом Алан опять с усилием отступил на шаг и потребовал ехать уже куда мне там надо, и не изводить бедного жениха почём зря, потребовал позвонить перед сном, в одиннадцать, максимум в двенадцать, и пообещал постараться не умереть за эти бесконечные три часа, максимум четыре, я смеялась непрерывно.

Сев в карету, я поняла, что переодеться не успеваю, и приказала ехать к храму. Я улыбалась всю дорогу.

***

А Сари в храм не пришла. Я прождала её полчаса, привлекая всеобщее внимание своим платьем (я надеялась, что дело в платье), но вместо Сари пришёл один из её друзей и передал мне записку от неё, с таким лицом, как будто его вынудили шантажом. В записке были извинения без объяснений, и просьба найти её завтра во время пар, для серьёзного разговора. Я написала ответную записку с обещанием всё сделать в точности, курьер ушёл, я осталась работать одна.

Через пять минут за мой стол уселась какая-то незнакомая девушка, и попыталась завести разговор о Деймоне, Алане и новом преподавателе для дополнительных. Я ей предложила идти своей дорогой сначала вежливо, потом не вежливо, потом вызвала охрану. Два стройных и юных, но магически одарённых парня тоже предложили даме пройти в другой зал сначала вежливо, потом не вежливо, она сначала кокетничала, потом стала огрызаться – судя по всему, магического зрения у неё не было, и аур охранников она не видела. Парни спеленали её мягкой магической сетью после второго предупреждения, наложили паралич на голосовые связки после третьего, и унесли под руки куда-то за пределы храма. Я на всякий случай зарисовала по памяти оба заклинания, зазубрила и сожгла, сразу почувствовав себя увереннее. Я вообще впервые в жизни видела, как работает местная охрана, до этого они при мне только вежливо просили студентов быть потише или идти вонять химикатами на террасу, этого всегда хватало.

«Потому что обычными посетителями храма были умные маги, которые видели их ауры и могли логически просчитать последствия неподчинения. А эта барышня сюда пришла не по зову пытливого ума, а лично ко мне.»

Желание учиться здесь пропало, я сделала себе копии нужных страниц, взяла те книги, которые мне разрешили унести с собой, и поехала в общежитие.

***