Вторник, 13 октября, Грань Тор
Я так и не поняла, спала я или нет. Телефон остался в отеле, так что будильник не зазвонил, я встала с рассветом, вспомнила о том, что есть нечего, выпила воды и пошла на улицу, просто куда-нибудь. Охранников под дверью не было, я порадовалась краем мысли и сразу же забыла об этом.
Парк возле общежития водных был насквозь осенним, я не могла вспомнить, в какой момент это произошло, не могло же это случиться за одну ночь. Вчера ещё я проходила мимо, он был зелёным, а сегодня вдруг на акациях сухо тарахтят длинные серёжки семян, а внизу на пожухлой траве горы листьев, часть листьев уже подготовлена под костёр в специальном котле на подставке, жёлтые и серые.
Пройдя сквозь парк, я вышла на набережную, заметив костры на дальнем берегу – плевать всем было на то, что это природоохранная зона, уборщикам было удобнее сжигать листья на месте, чем везти их куда-то и утилизировать. Река тонула в дыму и тумане, стояла такая тишина, как будто во всём городе нет никого живого, даже меня.
«Я как будто вчера умерла там на полу.»
Моя медленная смерть началась настолько давно, что я уже не помнила, когда впервые начала отрезать от себя куски и избавляться от них, как от чего-то лишнего, стыдного, слабого и мешающего жить мою будущую идеальную жизнь. Сначала это было тяжело, была боль, был протест, слёзы и возмущение, но со временем стало понятно, что чем больше слабостей уже убито, тем легче справляться с оставшимися, и каждая следующая давалась всё легче и легче.
Возмущение тем, что меня закрыли в пансионе, причиняло боль каждую минуту, но потом я просто признала, что жизнь несправедлива, приняла эту несправедливость как неизбежное условие жизни, и перестала испытывать эту злость, обиду и раздражение, направив освободившиеся силы на то, чтобы сделать свою жизнь комфортнее в тех условиях, которые есть. Точно так же я поступила с родственными чувствами – если я не могу увидеть маму и бабушку с дедушкой, то зачем по ним скучать, от этого никакого толку, только грусть и обида – выбросим это глупое бесполезное чувство, и займёмся лучше математикой, в ней, по крайней мере, всё просто, логично и понятно, и ответ всегда можно проверить, и убедиться, что он единственно правильный. И я разучилась скучать по родным, и запретила себе новые привязанности, чтобы потом не заниматься этим мучительным убийством зародившихся чувств, которые больше не нужны. С Юриэльфейном вышел прокол, но тогда всё лето стало исключением из правил, я на два месяца поверила, что плохие времена закончились, и моя жизнь опять станет полна радости и приключений. Но меня быстро поставили на место – вся радость и приключения могут закончиться так же внезапно, как и начались, и очередное убийство чувств будет неизбежно. Я сделала это легко, потому что уже умела, и оставила Юри с лёгким сердцем, зная, что в моей памяти надёжно хранятся волшебные минуты с ним, и оттуда они точно никуда не денутся, это никто не проверит и не узнает правду, а сама я никому не расскажу. И это умение рвать связи без жалости очень пригодилось в тот день, когда на нём появилась красная бирка, означающая, что он тоже из моей жизни скоро исчезнет, как и многое другое, что было мне дорого. Я легко это пережила, потому что это была не первая и не сотая моя потеря, я готовилась к этому банкротству всю жизнь, с шести лет.
«И к этому расторжению помолвки.»
Точно так же я отпущу Алана. Отрежу от себя ещё одно лишнее чувство, делающее меня слабой, и направлю освободившуюся энергию на повышение продуктивности в том, что делает меня сильной. Так будет разумнее.
«Но это будет последнее, что я от себя отрежу. Этот путь очевидно неправильный, и с него пора сворачивать. Вечно безмятежная эльфийка из меня не получилась, и идеальная эльфийская жизнь у меня не получилась, пора это признать. Я не поступлю в Музыкальную Академию на класс арфы, не буду сидеть столетиями в хрустальном замке с цветами и птицами, проникаясь природной гармонией, и замуж за идеального вечного эльфа не выйду, вечный эльф найдёт себе кого-нибудь более подходящего, не из разорившейся семьи и не с подмоченной репутацией. Это больше не мои перспективы, и слава Создателю, такая тоска эти замки, птицы и брак. Не хочу.»
В браке у нас с Аланом всё рухнуло. До брака наши встречи были похожи на праздник – он дарил мне эмоции так щедро, как будто не мыслил свою жизнь без этого. Для меня тогда каждая секунда была кусочком запретного удовольствия, и я хватала эти секунды на лету, как яркие книжки на первом курсе, пока ещё не пресытившись их эмоциональностью и сказочностью.
«То прошло, и это пройдёт.»
Алан с таким неверящим видом спрашивал, неужели я не помню всё то хорошее, что с нами было... Я помнила. И буду всегда помнить, буду специально вспоминать, чтобы пережить эти эмоции ещё раз, и потренировать своё восприятие, чтобы моё умение чувствовать не атрофировалось окончательно. Но воспоминания – это всего лишь воспоминания, вроде фотографий в телефоне, енот уже давно протрезвел, а на видео в моей галерее он всё ещё качается на люстре и поёт. Так и Алан в моих воспоминаниях всегда будет счастлив и свободен, и рад дарить своё великолепие всем вокруг, в том числе, мне, и ничего не требовать взамен. Такое счастье.
Туман над рекой стал мягко золотиться от первых лучей солнца, со стороны старого центра города донесся долгий гулкий раскат колокола, потом ещё один, и ещё, всего семь – семь часов утра, пекарни открываются. Часы на башне старого здания администрации обычно били только дважды в год, в день города и в новогоднюю ночь, почему их запустили сегодня, я понятия не имела. Решив считать это хорошим знаком, я развернулась и пошла в сторону бульвара Спасателей, искать пекарню, в которой меня знают и отпустят пару булочек в долг, потому что все мои деньги остались там же, где сумка и кошелёк – в прошлой жизни.
Пекарь меня узнал, в положение вошёл и булочками угостил просто так, хотя я обещала, что занесу деньги сегодня до вечера, он отмахнулся: «Если занесёшь, то заноси, а если нет, то и нет», это было одновременно приятно и мучительно – философия безусловного принятия любых жизненных ситуаций была тем, от чего я собиралась избавляться, а он вот так просто показал мне её обратную, позитивную и добрую сторону, это опять вносило хаос в мой шаткий мир. Но булочки пахли вкусно, и я пришла в общежитие с уверенностью, что человек, который испёк это чудо, точно знает о жизни что-то важное, так что не мне с ним спорить. И села пить чай.
Серая книга, брошенная в отеле, доставила мне пару секунд восхитительного удовольствия, она блистала своим отсутствием ярче звёзд, заставляя меня обожать это утро ещё сильнее. Правда, книги с енотом здесь тоже не было, но нашлись другие, я взяла уже прочитанную, чтобы точно не получить сюрприза, и с удовольствием перечитала старый любимый рассказ.
К тому моменту, как курьер от юристов принёс мне документы и распоряжения, я успела как следует вымыться, привести себя в порядок и немного прибраться в комнате, единственное, что омрачало моё счастье – соловка на мой балкон не прилетела. В углу стояла шикарная клетка с бассейном, стоившая мне суммы, на которую можно было бы гулять с десятью енотами в ресторане всю ночь, но птица в эту клетку не торопилась. На улице холодало, я уже невольно представляла окоченевший жёлтый трупик где-нибудь на чердаке, хотя и гнала эти мысли.
Юристы составили для меня план, к которому я приступила сразу же, и через полчаса уже заполняла документы на смену имени, оставив главную строчку на потом. Строки было две – полное имя, которое следовало заполнять заявителю, и сокращённое имя для межмирового паспорта, которое заполнялось сотрудником, исходя из требований законодательства. Я прочитала требования внимательно, и решила, что не хочу два имени, а хочу, чтобы полное могло использоваться как сокращённое, сейчас многие так делали, если не себе, то своим детям. Даже аристократы, которые дорожили своими длиннющими непроизносимыми именами, стали выбирать для детей имена исходя из благозвучности их сокращённого варианта. Например, когда Арчибальда сокращали как Арчи, это звучало несерьёзно, и это имя резко стало непопулярным, зато имя Томас не менялось, и быстро взлетело в рейтинге самых популярных имён для детей. Молодые родители подняли все архивы, сказки и фольклор, и фантазию включили на максимум, выбирая те имена, которые не требовалось сокращать или менять для межмирового паспорта – два слога, первый ударный.
«Лея, например.»
Вопрос был слишком сложным, чтобы решать его за столом в административном здании, так что я заполнила все документы, кроме этого, собрала их в папку и вышла на улицу, подышать и подумать.
Солнце давно встало, но высоко подниматься не спешило, от дыхания лошадей поднимался пар, карет было много, пешеходов мало, все лавочки на набережной были свободны, я выбрала самую красивую и села, надолго застыв в неподвижности и погрузившись в мысли.
«Ну и как меня теперь будут звать, всю мою вторую жизнь?»
Мне никогда не нравилось имя, данное родителями, пора это признать. И фамилия не нравилась, она означала «благородная госпожа из рода белой арфы», и когда-то, наверное, звучала хорошо, где-то во дворце короля светлых эльфов, отца того самого пресветлого и богоподобного, которого родила от короля влюбившаяся в него богиня неба, тысячелетия назад сошедшая на землю и после ушедшая обратно, когда её любимый сын оставил дворец и принял решение основать своё маленькое королевство на Грани, кстати, тоже сменив имя. Моя фамилия для меня сейчас вся насквозь была враньём – я не была благородной госпожой, и даже мать моя не была, только бабушка, её родители до сих пор состояли при дворе и учили молодых наследников музыке. А моя мать во дворце ни разу в жизни не была, уже она не имела права на частицу «хирин». Правда, белую арфу ей бабушка таки раздобыла, благодаря своим связям, но для меня белой арфы не нашлось, хотя я просила много раз.
«Вот и не нужна она в моей фамилии.»
Фамилию отца я вообще не рассматривала, он называл себя друидом, но не вырастил за всю свою жизнь ни единого дерева, и несколько лет имел бизнес по лесозаготовкам, который вёл настолько плохо, что потом вынужден был продать за бесценок, потому что на изнасилованной неумелой вырубкой земле даже трава расти не захотела. Какой он, к чёрту, друид? Тем более, из рода Железной Сосны, к которому принадлежали все лучшие целители маленького государства друидов из Мира лесных эльфов. И брак родителей отца не был благословлён родителями его матушки-дриады – как он посмел взять её фамилию, я не знаю, у меня бы наглости не хватило. И я не буду. Что остаётся? Да ничего.
Я просто сижу в этом городе совершенно одна, как будто в семье своих родителей была приживалкой из милости, а потом выросла и меня выгнали. Если бы младенцем меня нашли на пороге дома, и решились взять под опеку, но не удочерять, то как бы меня зарегистрировали? В доме моей бабушки была такая девушка, чистокровная эльфийка, которую нашли у ворот, её назвали Ивой, по названию дерева, под которым нашли, дали фамилию Эль, по названию Грани, и приставку "хирин", по фамилии приютившего дома, на Грани Эль это было закреплено законом. Ива хирин'Эль, я называла её тётушкой Ивой, и видела всего раз в жизни, когда она приезжала на юбилей бабушки.
«Она не жила с ними с тех пор, как смогла устроиться на работу. Продолжала жить на Грани Эль и уважать своих приёмных родителей всеми силами, но жила отдельно, это было приличнее, чем продолжать занимать комнату в их доме.»
То есть, если предположить, что приютила меня Грань Эль, а нахожусь я на Грани Тор, то я получаюсь совершенно законная Лея эль'Тор. Просто, честно, даже без сокращений. Мне понравилось.
Мне это нравилось всё больше с каждой секундой, как будто я всю жизнь не могла собрать конструктор, и только теперь досмотрелась, что пытаюсь встроить туда деталь от другого конструктора, а она не подходит, деформируя всю конструкцию, и как только я её убрала, всё сразу сошлось.
«Хватит врать всему миру, пытаясь выдать себя за то, чем я не являюсь и не являлась никогда. Я не благородная, хоть тысячу лет меня в пансионе муштруй, меня не примут при дворе, потому что моя бабушка променяла двор на любовь, а это необратимый поступок. Интересно, как так вышло? Если она такой же бесчувственный демон, как я. Интересно, у меня хватит наглости ей написать и спросить, после того, как я откажусь от её фамилии?»
Просидев у реки ещё несколько минут, я поняла, что никогда её об этом не спрошу, да и не нужен мне её ответ, у меня есть свой, которого достаточно, я написала его на груди Алана, и он будет там всегда. А у меня будет его ответ. И мне не было за это стыдно, я не жалела, мне не мешал этот телефон, который теперь всю жизнь будет лежать в сейфе отключенным. Я закрыла дверь между нами уже давно, и была внутри себя одна, и всегда теперь буду. Казалось, что это должно быть ничего страшного, я же всю жизнь так жила, но на короткий миг после того, как поставила Печать, я ощутила наше общее «внутри», которое потом закрыла, и теперь буду помнить об этом всю оставшуюся жизнь. И скучать по этому чувству восторга, его восторга от того, что он теперь часть моей семьи.
«Уже не часть.»
Нет у меня семьи, и родных нет, и близких. Я как дух, не рождалась, а соткалась из предрассветного тумана над Каменкой, созданная из любви подземных гномов к розам и фонтанам Верхнего Города.
«Да. Я не эльф, не человек и не демон, я дух, одновременно речной, горный и городской, бестелесный и бесполый. И теперь я буду жить не для семьи, а для себя, по-новому и по-своему, так, как считаю нужным.»
Я взяла ручку потвёрже и написала: «Лея эль'Тор».
***
Я закончила заполнять документы, отдала их в одном окне, а через пятнадцать минут получила в другом окне новый паспорт на новое имя – так легко, как будто за общежитие заплатила. Старый паспорт у меня не забрали, потому что, как оказалось, администрации Граней не имеют права делать вообще ничего с паспортом, выданным Альянсом – ни ставить печати, ни делать пометки, ни уж, тем более, забирать, максимум снимать копии. В итоге, я выходила на улицу с двумя абсолютно легальными и действительными паспортами на два разных имени, это укрепило меня в уверенности, что система законов здесь дырявая как решето.
Получив ещё несколько справок и открыв в банке новый счёт на новое имя, я поехала к юристам, где господин тор'Вальц бегал вокруг огромного стола с моими документами, дирижируя своими помощниками и секретарями. Он всё проверил, расставил галочки в своих списках, и радостно мне отчитался:
– Дорогая Лея, с гордостью тебе сообщаю, что мы с тобой практически идеально справились с первым этапом. Остальное уже не твоя забота, можешь быть свободна на ближайшую неделю.
– А почему «практически» идеально? – уточнила я, он указал пальцем на пустое место на столе, между другими бумагами, и на соответствующую ему строку в своём блокноте:
– Работа, это единственный не заполненный пункт. Мы собрали все скидки и содействия, которые только может предоставить тебе государство в качестве помощи по твоему кредиту в твоих условиях. Единственное, что мы не заполучили – скидка сотруднику особых ведомств, социальных служб или городской администрации, там большой список, но твой отель не входит в него. Или хочешь сменить работу? Газеты тоже не входят, и музеи, к сожалению.
– А скорая помощь входит?
Он удивился, потом взял список, быстро пробежал глазами и кивнул:
– Да, входит, любая должность. А что?
– Прекрасно. Я скоро вернусь, – я взяла со стола свой новый паспорт и копию зачётки, осмотрела остальные документы, решив захватить ещё копии дипломов о дополнительных курсах, и поехала устраиваться на работу своей мечты.
***
Заведующая главным приёмным отделением неотложной помощи Верхнего Города посмотрела на мои документы, потом на меня, потом спустила очки на кончик носа и посмотрела на меня поверх оправы, внимательно проводя взглядом по всему моему телу снизу вверх. Вернула очки на место и переспросила, как будто подозревала меня в злой шутке:
– Серьёзно? Выездная бригада скорой, в ночную смену, три раза в неделю, по двенадцать часов, параллельно с учёбой? Вы? Вы, прошу прощения, здоровы, милая?
– Я абсолютно здорова, – с улыбкой кивнула я, осмотрела крохотный кабинет, захламлённый от пола до потолка старой мебелью, огромными банками со стёршимися этикетками, связками костылей и сломанным оборудованием. Подошла к массивному линялому креслу из дубового массива, взяла его двумя пальцами за спинку и осторожно подняла на вытянутой руке, посмотрела на заведующую, уважительно приподнявшую брови, но не особенно впечатлённую – она была полугномкой, с явной примесью крови оборотней, она бы и сама это кресло так подняла. Я взяла во вторую руку сложенное инвалидное кресло, судя по виду, сделанное мамонтами из доисторического чугуния, посмотрела на женщину честными глазами и сообщила: – Я полудемон с раскрытой силой, мне не страшно и не плохо, когда кому-то рядом больно, меня это успокаивает.
Она смотрела на мои руки с сомнением, я добавила:
– Я могу поднять взрослого мужчину одной рукой, я ходила на занятия кузнечным делом, два часа работать молотом для меня не тяжело.
Она всё ещё смотрела на меня с сомнением, и я выдала последний аргумент:
– Мне достаточно двух часов сна в сутки, а за три я успеваю отлично выспаться.
– Серьёзно? – улыбнулась как вампир заведующая, я кивнула, она улыбнулась шире и придвинула к себе мои документы, беря ручку: – Добро пожаловать в скорую, госпожа санитар, можете выйти с пятнадцатого числа.
***
Оттуда я сразу поехала в отель, увольняться. Попрощалась с коллегами, пообещала начальнице заглянуть на чай, написала заявление и забрала трудовую, сразу же отправив курьером в скорую, и отдельной запиской попросив выслать заполненную копию юристам – всё, на этом моя часть работы по кредиту заканчивалась. Узнав у портье, что гость из пентхауса ушёл, я поднялась наверх и собрала свои коробки, позвонила на ресепшен и голосом миссис Браун попросила грузчиков забрать коробки и доставить в общежитие жизни, а сама поехала в другой карете и встретила их на месте. Получилось до обидного легко.
Я убеждала себя, что прошлое надо уметь оставлять в прошлом, но что-то внутри хотело увидеть Алана ещё раз, один, последний, чтобы разрешить какие-то самые последние сомнения, может быть, согласиться на тот последний поцелуй. Я понимала, что может быть только хуже, но ради крохотной вероятности, что хуже не будет, я согласна была рискнуть. Но Алана не было. Номер был пустым и чистым, как вчера, в нём не изменилось совершенно ничего, я специально прошлась по всем комнатам и проверила. Ничего, как будто его здесь не было с того момента и до сих пор.
В общежитии я разобрала коробки и сделала ещё одну уборку, сходила к старосте за конспектами, на обратном пути отдала долг булочнику и купила печенья. Поела, внимательно сделала домашнее задание, подготовилась по всем предметам и собрала сумку для завтрашней учёбы, и даже костюм приготовила, с прискорбием констатировав, что заняться больше нечем, всё, моя жизнь вернулась в старое русло легко и быстро, без шанса на какую-нибудь катастрофичную проблему, которая заставила бы меня вернуться в отель или ещё раз встретиться с Аланом. Солнце садилось, я взяла книгу про Вестника и пошла на балкон караулить соловку, но соловка так и не появилась до самого утра.
***