Крепость демона 2 (СИ)

Глава 66, девятый день брака

Четверг, 8 октября, Грань Тор

Меня разбудило неясное странное чувство, необычное и непривычное, какое-то слишком сильное, состоящее из множества тонких струн, натянутых и переплетённых вокруг меня. Я пока не решила, просыпаться окончательно или нет, но прислушалась внимательнее, сканируя пространство вокруг – я была одна, Алана в комнате не было, и на всём этаже не было никого. Ближайшие огоньки аур светились тремя этажами ниже, верхние этажи вообще редко заселяли. А самый яркий огонёк ауры, настоящий пылающий костёр, стремительно опускался вниз, окутывая собой огонёк послабее, который опускался вместе с ним. Три лепестка жизнь-земля-вода, божественный эдельвейс сверху, а снизу огненное солнце демонского источника, захватывающее петлями своих лучей пульсирующую от восторга слабую человеческую ауру. Присмотревшись внимательнее, я её узнала – Чизкейк-2.

«Всё-таки добилась своего. Смелость города берёт, а настойчивость – целые страны.»

Приоткрыв на волосок наш энергетический канал, я получила мощную волну ярких эмоций, окончательно убеждаясь, что мне не показалось – это точно Алан, и он точно вампирит Чизкейк-2 инкубьими методами.

«Ненадолго тебя хватило, "самый аскетичный инкуб".»

Внутри было столько цензорских чернил, что я нашла в себе силы дистанцироваться от всего настолько далеко, чтобы опять уснуть. Когда я проснулась по будильнику, то какое-то время тупо сидела на краю кровати и смотрела на свои руки, испытывая стойкое чувство, что они не мои, и вся моя жизнь не моя, она чья-то чужая, а я почему-то вынуждена за ней наблюдать.

Но у меня был план, и кроме меня, никто его не выполнит, поэтому я стала выполнять его сама, по пунктам. Встала, умылась, оделась, выпила чай, просидев с открытой книгой ровно двадцать минут и не прочитав ни слова, обновила щиты, усилив плотность ментальных втрое, собрала сумку для занятий, собрала себя, как портфель, по пунктам, взяла подарок для начальницы и пошла его вручать.

Начальница завтракала в своём кабинете, как обычно в это время, с радостью приняла подарок и пригласила меня присоединиться к ней за чаем. Я согласилась, и полчаса слушала о том, как тяжело и печально в отеле без моих красивых знаний и моей умной улыбки за стойкой, и как губастые девки ничего делать не хотят, а что хотят, то не умеют, поэтому за ними переделывают безгубые. Напоследок начальница задала мне вопрос, на который я затруднялась ответить даже себе:

– Таки скажи мне прямо честно, ты замуж вышла или не вышла?

Я попыталась ей объяснить тонкости культурных особенностей брачного ритуала Грани Ис, в ответ на что начальница безапелляционно рубанула воздух своей мощной обраслеченной рукой и заявила:

– Лейличка, не надо вот это всё, тут понимать очень просто. Без кольца на пальце и штампа в паспорте – это не «поженились», это «вместе занимаете жилплощадь». Жизнь бывает всякая, в разные времена бывало, что и надеть нечего, и родственников позвать не на что, и хлеба разломить силы нет, но если хотели жениться, это делали чётко ясно, в специальном месте с толпой свидетелей и хоть какой бумажкой, чтобы потом не было никого удивлённого. Я тебе говорю, и ты меня послушай двумя ушами – ставь вопрос ребром, а то смотри, поставят тебя как тебе не понравится.

Я обещала подумать.

***

Из кабинета начальницы я вышла со странным чувством спокойствия и ясности – она облекла в слова моё собственное неясное чувство, что с моим браком что-то не в порядке. Она не была эльфом, я вообще сомневалась по поводу её родословной, но она достаточно прожила, успев выучить десяток языков, объездить половину Сферы и женить дюжину внуков, и я мысленно дала ей право говорить от имени межмирового сообщества женщин, говорить неприятную правду. Алан не занимался нашим контрактом, даже не начинал планировать свадьбу, не выражал желания познакомиться с моими родителями, и, как я с большим опозданием поняла, со мной тоже. Он пропадал на работе с ночи до ночи, не звонил и не писал, задавал дежурные вопросы, соблюдая внешние приличия, но учитывать моё мнение и уважать моё личное пространство даже не пробовал. Я не спрашивала, оплатил ли он мою учёбу, решил ли проблемы с долгом моих родителей – это были вопросы, которые должны были бы решаться без меня, посредством контракта, но я была почти уверена, что они не решались.

«Он просто получил свою Печать и успокоился. Если бы ещё секс качественный получил, то был бы доволен своим браком абсолютно.»

Я подошла к стойке ресепшена, за которой стояла моя знакомая из другой смены, которая меня узнала и шёпотом нажаловалась на Чизкейки, которые мало того, что работать не хотят, так ещё и все полки в нашей комнате за зеркалом заняли своими шмотками, сумками и сапогами. Я об этом знала, потому что начальница попросила меня забрать из этой комнаты мои вещи, а то девочкам не хватает места, я решила не откладывать и зайти за ними прямо сейчас.

В комнате за зеркалом был бардак, журналы валялись на столе рядом с тарелками, папки стояли на полках не по датам и не по алфавиту, на диване лежала Чизкейк-2, положив ноги в обуви на подушку, обнимала смятый плед и идиотски улыбалась. Я видела в её ауре следы Алана и чувствовала от неё его запах, он смешивался с запахом её косметики в такой отвратительный коктейль, что я поставила воздушный щит после первого же вдоха. Чизкейк-2 меня заметила, улыбнулась, обняла плед крепче и протянула мурлычущим полушёпотом-полустоном, который я раньше слышала только в видео с блудницами:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Привет. Как дела? А у меня такое было, ты не поверишь!

Я даже отвечать не стала, просто кивнула и пошла собирать свои вещи. Девушка стала кататься по дивану, извиваясь и прижимая к себе плед руками и ногами, трогая и наглаживая себя с очевидным чувственным удовольствием, и мурлыча бессвязные фразы:

– Ты не представляешь, ты не поверишь! Я сама не верю, это обалденно. С тобой такое было? Со мной такое было! О, боже... Если я всю жизнь вставала на два часа раньше, чтобы привести себя в порядок, ради этого дня, то оно того стоило! Ты представляешь? Это такое...

Я складывала вещи молча, Чизкейк-2 резко отбросила плед и села, раскинула руки и объявила на весь этаж:

– Меня поцеловал Алан Браун! Господи, Алан Браун! Гендиректор «Джи-Транса», мамочки, я сейчас с ума сойду!

Я повернулась к ней и из вежливости кивнула:

– Рада за тебя. Только, вообще-то, он женат.

Она отмахнулась:

– Жена спала, это ночью было. Он так целуется, ты не представляешь! И обнимается, боженьки, как животное, как дикий варвар, я балдею! Если бы он меня в номер позвал, я бы впереди него побежала. Он такой красивый, как кинозвезда... – она опять легла и прижала к себе плед, запустила пальцы в волосы и стала их с наслаждением прочёсывать, неприятно напомнив мне Никси, выходящую из комнаты жениха в одном халате и с размазанной косметикой.

Я спросила:

– А почему ты его не позвала, если так хотела?

– Да ну, неудобно как-то, пусть сам зовёт. Я же не шлюха, такое предлагать. Но я уверена, он позовёт, – она опять заулыбалась и потёрлась лицом о плед: – Я читала, что можно кончить от поцелуя, но не верила. Теперь верю, я лично два раза успела, а он только один. Ну ничего, буду должна, завтра рассчитаюсь, – она счастливо захихикала, накрывая голову пледом и сразу же стягивая его вниз, сказала с дикими от счастья глазами: – Я договорилась со всеми сменами, и уже неделю тут тусуюсь почти круглосуточно, я была уверена, что рано или поздно смогу его поймать, и он попался! Я молилась об этом каждый день, и боженька меня услышал, – она сложила ладони и посмотрела вверх, шепча: – Спасибо, боженька!

Я закончила собирать вещи и пошла относить их наверх через боковой коридор, чтобы не вызывать подозрений, а потом поднялась до шестнадцатого этажа на техническом лифте для персонала, потому что пользоваться роскошным лифтом для гостей не захотела. Выше шестнадцатого лифт не шёл, и до двадцать второго я прошлась пешком, с удивлением глядя на пыльную и сто лет не ремонтированную лестницу.

«Ну да, зачем за ней следить, если ею никто не пользуется. Есть лифт, красивый и удобный, для любых целей.»

Мне не хотелось об этом думать, но не думать вообще не получалось, и сознание генерировало обрывочные мысли обо всём на свете. Об Алане, который прекрасно целуется – я об этом знала, но уже не помнила, насколько прекрасно, он не прикасался к моим губам довольно давно, предпочитая шею. О лифте, который едет со скоростью полтора метра в секунду, проходя расстояние от пентхауса до холла чуть менее, чем за минуту. О Чизкейке-2, которая, в отличие от меня, молилась искренне, и честно заслужила свою булочку.

«А я свою заполучила обманом, и теперь она встала у меня комом поперёк горла. К чёрту булочки. И молитвы к чёрту. И Создателя. Насколько же сильно нужно ненавидеть свои творения, чтобы сделать их настолько разными, несовместимыми, но при этом любящими друг друга? Хотя, любовь – очень спорная штука.»

В моей памяти ярко и объёмно возник пустой конференц-зал административного корпуса, лакированный стол, отражающий ветки каштанов, и Алан, с глухим стуком бьющий себя по груди, заявляя: «Любовь решает всё, она внутри, её не победить».

«Твоя непобедимая любовь прожила неделю, а потом разбилась о кровать. Нужно было закончить это ещё тогда, я же чуяла, что из этого не выйдет ничего хорошего. Надеюсь, ещё не поздно.»

Я отнесла вещи в свою гостевую спальню, переоделась и пошла на учёбу.

***

Алис и Бравис гоняли от меня наглых надоедливых журналистов целый день, к обеду брависов стало пятеро. Невидимая стена между мной и остальными студентами выросла до небес, на меня пялились так, как будто я была экспонатом, а не разумным созданием, я смотрела поверх голов, видя стадо и не видя отдельных лиц. Сари позвонила мне и сказала, что пыталась позвать меня пообедать, но её не пустили. Я поговорила об этом с Алис, та кому-то позвонила, и через минуту мне доставили Сари под конвоем, это не понравилось бы никому, и очевидно, здорово её смутило. Я извинилась.

Мы пообедали в отдельном кабинете ресторана, я сказала, что угощаю, Сари сначала смущалась, потом заговорила о проекте и быстро пришла в своё обычное состояние души, отодвинув лишние тарелки и засыпав стол тетрадками, это было таким милым приветом из прошлого, я улыбалась всё время.

На выходе из ресторана меня встретил Алан на красной машине, предложил подвезти нас обеих, Сари отказалась, сказав, что у неё ещё есть планы, и вообще, она боится светофоров. Алан ей благодарно кивнул и попрощался.

Я ожидала, что он откроет для меня пассажирскую дверь рядом с водителем, но он открыл заднюю, я не стала задавать вопросов и просто села, куда сказали. Алан закрыл дверь, обошёл машину и сел сзади рядом со мной. Я посмотрела на него удивлённо, он развёл руками с наигранно-легкомысленной улыбкой, сказал шёпотом:

– Сари знает, что я плохой водитель, я её однажды подвозил. Она теперь боится со мной ездить.

– И ты решил взять опытного водителя? – я посмотрела на пустое водительское место, Алан вздохнул и смущённо признался:

– Нет, я решил поговорить с тобой. Хотел по дороге это сделать, но решил, что не надо – я и так плохой водитель, а сейчас вообще конкретно не в форме. Из-за вчерашнего. Мне не понравилось, как мы вчера разошлись по разным спальням.

Я молчала, он внимательно смотрел на моё лицо и руки, потом с напряжённым спокойствием сказал:

– Сними щиты.

– Мы не в постели.

– Я хочу знать, что ты думаешь.

– Тебе достаточно слушать, что я говорю.

– Недостаточно, Лея.

– Мне тоже не нравится, когда ты мне глаза отводишь, чтобы я на твою ауру не смотрела. Почему тебе можно, а мне нельзя?

– Это разные вещи.

– Жаль, что ты так думаешь, но я не буду с тобой спорить, у меня мало времени.

– Ты куда-то опаздываешь? – с сарказмом поинтересовался он, потом изобразил озарение и схватился за грудь: – Ах, ну да, как я мог забыть! Социология?

Я на него даже смотреть не стала – если он с первого раза не понял, что мне неприятны подобные заявления, то какой смысл повторять.

– Если ты хотел о чём-то поговорить, то самое время начать об этом говорить.

Он с силой потёр лицо, сел ровно, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул с закрытыми глазами, потом посмотрел на меня и ровно сказал:

– Что тебе не нравится?

– Очень много чего, нам дня не хватит, чтобы всё перечислить. Ты не мог бы обрисовать какие-то более конкретные рамки?

Он ещё раз глубоко вдохнул и с натужным спокойствием уточнил:

– Что тебе не нравится в нашем браке?

– То, что брака не существует, как такового, как минимум, юридически. То, что мы не занимаемся контрактом, мы даже несчастное меню не обсудили, какой там контракт. То, что мы видимся пять минут в день, если нет какой-то серьёзной причины для встречи. То, что ты не интересуешься моим мнением по поводу вещей, которые меня касаются, и даже если у тебя есть информация, ты её игнорируешь, и делаешь так, как сам считаешь нужным, не ставя меня в известность. То, что ты требуешь от меня сексуальных навыков, которые мне негде было получить – я из другой культуры, Алан, было бы странно, если бы они у меня были. Даже более того, если бы они были, это было бы позором для меня и моей семьи, я не верю, что ты не в курсе. Ты демонстрируешь своё недовольство мной, но при этом не можешь объяснить, как я должна действовать, чтобы ты был мной доволен. То, что я неделю таскаюсь по врачам, как будто я инвалид, хотя я нормальная. Ты можешь иметь собственное мнение по любым вопросам, но игнорировать результаты исследований авторитетных институтов, заявляя, что ты знаешь лучше – это инфантилизм, прости. То, что ты потащил меня в постель через три часа после того, как мне сказали, что незащищённый секс может закончиться для меня моргом. Ты всерьёз считал, что я внезапно продемонстрирую чудеса постельной акробатики? На следующий день после того, как ты отказывался предоставить мне документы, безосновательно заявляя, что «всё будет хорошо»? Ты мог меня убить.

Он мрачно сказал:

– Я про себя знаю, что не мог, этого достаточно.

– Этого для тебя достаточно, потому что ты ничем не рискуешь, умрёт жена – женишься ещё раз.

Алан сидел молча, настолько погружённый в себя, как будто внутри него шла эпическая битва, от которой зависели судьбы миров. Помолчал, потом устало сказал:

– Жаль, что ты не читаешь мысли.

– Не читаю, да. И даже ауру не вижу. И вообще много чего не могу, вот такая я, прости.

– Лея, чёрт... – он мрачно запустил пальцы в волосы и прошептал: – Я ауру закрываю для того, чтобы ты не видела, какой там дисбаланс, и не поправляла его постоянно, я себя чувствую дитём малым, которому сопли вытирают.

– Хорошо, я не буду больше этого делать. С этим вопросом разобрались. По остальным комментарии будут?

– Давай не будем больше говорить про детей, никогда больше, пока это не станет актуально. Мы вообще не ради детей женились, правильно?

– Ну, теперь уже точно.

Он выпрямился и указал на место рядом с собой:

– Сядь сюда.

– Не хочу.

– Лея... – он смотрел на свои руки, пытаясь очертить ими в воздухе что-то, что не мог сказать, опять схватился за голову и прошептал: – Если бы ты могла читать мысли, ты бы просто посмотрела и увидела, как же охренительно сильно я тебя люблю. Я понимаю, что сейчас ситуация не очень, и у нас нет времени нормально пообщаться, но поверь, я с огромным трудом выкраиваю даже то время, которое есть. Потому что я правда хочу проводить его с тобой, и хочу, чтобы тебе было со мной хорошо, и везде вообще всегда было хорошо, но у меня не особенно хорошо получается пока что. Но я буду над этим работать. И я буду тебе очень благодарен, если и ты будешь над этим работать со мной. Мы обязательно что-нибудь придумаем, и найдём способ, и ты сможешь получить удовольствие в постели.

– Алан, не смогу. Мы пробовали много раз, с каждым разом всё хуже и хуже. По-моему, нам пора с этим смириться. Удовольствие – это для тебя, для меня это просто супружеский долг.

Он фыркнул:

– Вот мало у меня должников... Я не хочу делать с тобой что-то, что тебе не нравится, я не насильник.

– Не хочешь – не делай.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Я понимаю. Но это вряд ли возможно.

– Это возможно.

Выходить на очередной круг безосновательных заявлений мне не хотелось, я уже от этого устала, он не делал никаких выводов, и не искал никаких других путей, как будто один и тот же слабый аргумент, повторённый два раза, вдруг обретал силу. Я посмотрела на часы и сказала:

– Я опаздываю.

– Иди, – с истерическим весельем кивнул Алан, резко открыл дверь, обошёл машину и распахнул дверь для меня, изобразил размашистый жест, приглашающий убираться из машины к чёртовой матери: – Давай, иди. Это же учёба, что может быть важнее учёбы? Ничего. Никогда. Иди, получи «пятёрку».

Я молча вышла из машины и пошла на занятия.

***

После занятий я поехала в общежитие – я там хранила письма, которые не хотела показывать Алану. Заниматься моим кредитом, когда через плечо каждую секунду смотрит охрана, которая докладывает Алану о каждом моём шаге, было сложно, приходилось делать это через письма. Я уже получила ответы от нескольких независимых оценщиков, мы договорились о встрече, я написала им, что принесу часть изделий завтра, а остальные покажу на фотографиях, мне за сегодняшний вечер нужно было сфотографировать целый сундук драгоценностей. Выставив охрану за дверь и занавесив окно, я взялась за работу со всей серьёзностью, планируя потратить на это всё время до десяти, на десять у меня была запланировала доставка с почтового склада. И ровно в шесть мне позвонил Алан.

Моё тело отреагировало на его имя на экране настолько резко, что я сама от себя этого не ожидала – он не давал мне причины испытывать к нему настолько негативные эмоции. Меня как будто обхватила плотная тонкая сеть, намазанная чем-то жгучим, и резко сжала с такой силой, что я не могла вдохнуть. Моё тело как будто отторгало Алана каждой клеткой, резкая острая боль прошила все органы, все мышцы, даже кожу. Я сама себя не понимала и не контролировала, как будто внутри меня вздыбил шерсть кто-то древний, кто понимал больше меня, и спешил оградить меня от этого демона.

«Интересно, демоны-иерархи враждовали кланами? Где бы об этом почитать...»

Телефон продолжал звонить, я сделала несколько глубоких медленных вдохов, точно как Алан в машине, успокоилась и взяла трубку:

– Алло?

– Ты учишься? Прости, если отвлекаю. Приезжай сегодня пораньше, а?

– Во сколько?

– Сейчас. Поужинаем вместе, я заказал в номер. Потом обратно поедешь учишься. Хорошо?

– Хорошо.

– Давай, я жду.

Он положил трубку, я убрала украшения в сейф, переоделась и поехала.

***

Алан встретил меня у двери, отправил охрану ждать внизу, поцеловал меня в щёку и шепнул на ухо:

– Обалденно выглядишь, принцесса.

– Спасибо.

– У меня есть для тебя подарок, который позволит тебе выглядеть ещё обалденнее, пойдём со мной, – он взял меня за локоть и повёл в большую гостиную, где на диване лежала коробка с огромным бантом. Алан указал на неё щедрым жестом и предложил: – Открывай. Хотя, нет, стой! Сначала потрогай, но не смотри. – Он приподнял крышку коробки, взял мою руку и просунул её внутрь, заставляя прикоснуться к чему-то мягкому, что я безошибочно узнала. Алан смотрел на меня с предвкушающей улыбкой, спросил: – Как думаешь, что это?

– Шиншилла.

«Мёртвая. Судя по размерам коробки, внутри примерно полторы-две сотни мёртвых шиншилл.»

Алан смотрел на меня в нервном, но всё же радостном напряжении, спросил:

– Нравится?

– У нас их держат в качестве домашних любимцев.

«Моих звали Полли и Молли, Полли умела улыбаться.»

Я освободила руку, с трудом удерживаясь от желания расчесать ладонь до крови, чтобы стереть с кожи это воспоминание из детства, когда тебя касается пуховое облако.

Алан снял крышку с коробки и показал мне шубу, я отвела глаза и ровно сказала:

– Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты больше не покупал мне одежду без меня.

Он перестал улыбаться:

– Не нравится?

– Когда мне понадобится зимняя одежда, я куплю её сама. Ещё не сезон.

– Шуба – это не одежда, а аксессуар. Типа ювелирного украшения, только на всё тело.

«И я тоже аксессуар, поэтому должна иметь соответствующий вид, я поняла.»

– Алан... Мне жаль, что ты не знал, но эльфы не носят мех.

Он улыбнулся и сказал с хитрым прищуром, как будто признавался в шалости:

– Носят. Может, у вас в пансионе это запрещалось, но взрослые эльфийки отлично носят, и в подарок очень любят получать. У Кармен этих мехов целый шкаф.

– Кармен, при всём моём уважении... актриса. Она вообще может творить что угодно.

– Вот за это я люблю актрис. Они свободны, и в одежде, и в поступках, и в голове своей, в отличие от некоторых, – он шумно закрыл коробку и отвернулся, я тихо сказала:

– Все мужчины любят актрис. Но отнюдь не за это. И я была бы тебе благодарна, если бы ты не обсуждал актрис в моём присутствии.

Он развернулся ко мне и развёл руками, как будто вся эта ситуация была главным доказательством моей неправоты:

– Именно за это их любят, за свободу, дорогая.

– Мне всё равно, за что их любят. Но почему-то жениться на актрисах мужчины не хотят, а выбирают таких несвободных воспитанных женщин, и поддерживают их несвободу всеми силами.

Алан рассмеялся, покачал головой и с чувством заявил:

– Да ни в жизть! Если бы я хотел жениться на Кармен, я бы женился.

– Уверен?

– Канешн! На тебе же женился.

«Теперь он равняет меня с актрисой. Вторая неделя брака. Сколько уровней дна я пробью через месяц? Через год, через десять лет?»

Я молчала и смотрела в сторону, чтобы не видеть коробку. Алан молча вышел из комнаты, хлопнув дверью, следом хлопнула дверь номера и дверь террасы. Я подождала, пока его шаги затихнут, и тоже вышла, поехала в общежитие и продолжила заниматься тем, от чего он меня оторвал, чуть менее бодро, зато гораздо более сосредоточенно, потому что от этого зависел мой кредит, моя учёба и мои возможности в дальнейшей жизни. Слова Алана звучали внутри эхом, я даже не пыталась их погасить упражнениями на концентрацию, позволив музыке в наушниках просто переорать их.

Его слова уже не в первый раз били в самое уязвимое место, и выбивали куски из моих стен, огромные, которые мне приходилось отстраивать с большим трудом и болью.

«Хвала богам, что я не пустила его в свою крепость. Он бы меня разрушил.»

***

Ровно в десять к парадной подъехала почтовая карета, служащие в форме стали выгружать коробки, я спустилась, встретила их и показала, куда нести и где поставить, посылка была оплачена, так что тратиться не пришлось, я даже удивилась. Письма приложено не было, так что я просто открыла верхнюю коробку, развернула упаковочную бумагу и надолго осталась стоять над коробкой молча и неподвижно – внутри лежало классическое, совершенно новое, очень скромное и очевидно дорогое эльфийское платье. Все коробки были одинаковые. Не желая делать поспешных выводов, я открыла каждую, и в каждой нашла одно и то же – эльфийский шёлк модных при дворе цветов, камни модной огранки, стильные узоры, классические фасоны, мои размеры.

«Сколько семестров моей учёбы можно было оплатить за те деньги, которые она на это потратила?»

На крышке коробки была почтовая наклейка, заполненная маминым почерком, он был похож на мой, и ещё больше похож на бабушкин. Я вспомнила бабушкино письмо, что-то о том, что каждый виноват в своём банкротстве сам, и что давать в долг деньги тому, кто профукал свои, глупо и бессмысленно.

«Правда или нет? Пока не попробую, не узнаю.»

Я достала верхнее платье, аккуратно разложила на кровати и начала фотографировать.

***

К полуночи я успела закончить с фотографиями и домашним заданием, поужинать чаем и печеньем и прочитать половину книги про Вестника. Нашла там интересную сцену с пытками, которую рассказчик описывал с юмором, потому что «смотрел со стороны». Его описание собственных ощущений было пугающе сильно похоже на то состояние не-присутствия, которое накатывало на меня в постели с Аланом.

«Это действительно конфликт сил. Нужно было тогда расспросить Райна подробнее. Надеюсь, мы с ним ещё встретимся, потому что я не представляю, как об этом можно написать в письме.»

Я уже собиралась ложиться, когда услышала стук в дверь и рассмотрела по ту сторону ауру Алана, с которой что-то было не так. Я открыла, и меня чуть не снесло волной алкогольных паров – Алан с трудом держался на ногах и выглядел сильно мятым.

– Что случилось?

– Ничего не случилось! – жизнерадостно объявил Алан, разводя руками, – просто закончил работу и собираюсь спать. Присоединишься?

– Нет.

– Почему?! – он так неискренне удивился, что мне захотелось просто закрыть дверь у него перед носом и уйти, но я сдержалась.

«Не зря мама в контракте прописала запрет для папы подниматься на её этаж. Я тоже пропишу.»

– Не хочу.

– Лея... – он перестал улыбаться и прикидываться пьянее, чем он есть, тихо сказал: – Сними щиты.

– Не хочу.

– Я могу и сквозь них посмотреть, просто не хочу быть сволочью, пойми меня, пожалуйста.

– Быть или не быть сволочью – личный выбор каждого.

Он усмехнулся с ехидством:

– Ты лазила в моём телефоне.

– Ты не говорил, что не хочешь, чтобы я это делала. А я тебе говорю – я не сниму щиты, потому что не хочу их снимать.

– Тогда я сам сниму. И знай, что ты меня вынудила.

Я ощутила вмешательство, которого не поняла и не рассмотрела – это была очень странная магия, в Академии такому не учили. Алан изменился в лице и возмущённо заявил:

– Она врёт! Эта сука бессовестно врёт, ничего такого не было, мы просто...

Я подняла ладонь и поморщилась:

– Избавь меня от этой информации.

– Мы просто поцеловались, один раз, это ерунда!

– Я не хочу это обсуждать.

– А как мы выйдем из этой ситуации, если не будем её обсуждать? – он вошёл в комнату, оттерев меня в сторону, бросил через плечо: – Закрой дверь.

Я закрыла молча, и молча прислонилась к ней спиной – я его не приглашала, и готова была проводить в любую секунду.

Алан прошёлся по маленькой комнате до письменного стола у окна, потом обратно до обеденного стола, схватился за чайник и с пьяной улыбкой предложил:

– Чайку?

Я продолжала стоять молча и без мыслей, сознательно вводя себя в то мёртвое состояние, при котором моей души не было в теле, а за пределами тела ей было безмятежно и равнодушно.

Алан мрачно усмехнулся и спросил:

– Это месть такая, да? Нет, я понимаю, что заслужил, окей, – он поднял ладони сдающимся жестом, потом поднял ещё выше, опуская голову и признавая моё право на что угодно. Сел нормально и сказал ровным деловым тоном: – Не хочешь со мной спать – не надо. Но не надо вот так себя вести, ладно?

– Как я должна себя вести, расскажи мне, я буду.

Он уткнулся лицом в ладони и глухо застонал от досады и ярости, из него это фонтанировало, я прикладывала усилия, чтобы не впитывать эту энергию. Алан выпрямился, опустил руки и ровно сказал:

– Ладно. Мы завтра об этом поговорим.

– Хорошо.

Он осмотрелся, повернулся ко мне с миленькой улыбочкой и указал на кровать:

– Можно я лягу?

– Нет.

Он изобразил обиженные щенячьи глазки и шмыгнул носом:

– Ты меня выгонишь? Мужа своего, замёрзшего, голодного...

– Зато целованного.

Он звонко хлопнул себя по лбу и отвернулся, опять поднял руки, пафосно признавая:

– Я заслужил! Я нехороший человек, и нет мне прощения. Я не достоин такой офигенной жены, а без офигенной жены жить не согласен. Пойду убьюсь.

Я отошла от двери и открыла её, он усмехнулся, поднял указательный палец и покачал им из стороны в сторону, загадочно шепча:

– Нельзя так убиваться, так же не убьёшься. Я знаю способ получше.

Я продолжала молча стоять у открытой двери, Алан изобразил драматический поклон, чётко развернулся ко мне спиной, вышел на балкон, мягким движением запрыгнул на перила, развернулся кругом и улыбнулся мне, медленно падая вниз. Я закрыла дверь и осталась стоять возле неё, глядя на ауру Алана далеко внизу. Я знала, что демоны крепкие, но не знала, насколько точно. Судя по ауре, он не только ничего себе не сломал, ему даже больно не было.

«И он знал, что так будет, он это делает не в первый раз. Клоун.»

«Такой я, принцесса, да, люблю шоу. И тебя тоже люблю. Спокойной ночи.»

Я не ответила. Обновила щиты, усилив плетение каркаса и закачав втрое больше силы, закрыла балкон и пошла спать.

***