Крепость демона 2 (СИ)

Глава 72, итоги и выводы

Среда, 14 октября, Грань Тор

Я легла спать в пять и проснулась в семь, как робот повторив свой обычный утренний набор действий, но в какой-то странной мысленной тишине, я даже специально хлопала дверцами, чтобы убедиться, что не оглохла. Уши слышали, но в голове было такое эхо, как будто со стен сняли сотню картин, а потом ещё обои и штукатурку.

Птицы не было, я искала её магически, пыталась напеть её любимую балладу, но с голосом что-то случилось, и я не могла издать ни звука, как будто меня кто-то заколдовал.

«Заклинание онемения на горле отца я не сняла до сих пор. Сниму, когда они уедут. Мама спасибо скажет.»

Я почему-то её за всё простила, оптом за всё, даже не поняла, в какой именно момент, просто заметила, что больше не злюсь на неё и не обижаюсь, и не чувствую вообще ничего, как будто это она, а не я, была приёмной, и наконец-то выросла, оставив мой дом навсегда, чтобы пойти своей дорогой.

«Отец очевидно нездоров, с его сосудами, сердцем, давлением и лишним весом, плюс стресс, он не протянет дольше десяти-двадцати лет. И она станет свободна, как раньше, до него и до меня. И забудет это время, как страшный сон.»

Алана я тоже простила, волшебным образом выбросив из памяти огромный кусок жизни, оставив только короткие вспышки его великолепия, без смысла и без сожалений – Алан смеётся в двухместном купе на рассвете, Алан снимает рубашку в полумраке, Алан спит у меня на коленях в гамаке, Алан заляпывает рубашку соусом, Алан выныривает из воды, мокрый и счастливый, по грудь в океане, с головой в мечтах о грядущей ночи. Я уже не помнила, что там пошло не так, но сверкающие блики на воде помнила отлично, было очень красиво.

В дверь постучали так тихо и медленно, как будто точно знали, что я жду и услышу, но не знали, захочу ли открыть. Я не видела ауру, но могла сказать, кто это, по той лёгкости, с которой взгляд с этой ауры соскальзывал.

Отложив книгу и тихо подойдя к двери, я остановилась перед ней и хотела спросить, кто там, но с горлом всё ещё были нелады, и я просто открыла дверь, медленно и тихо, на ширину ладони. Алан был в том же костюме, в котором разговаривал с моими родителями, и я без магии могла сказать, что он с тех пор не только не переодевался, но и вообще никак о себе не заботился. Мы просто стояли молча и смотрели друг на друга, он заговорил первым, тихо и хрипло:

– Как ты?

Я пожала плечами и промолчала – жива, что я ещё могу сказать?

– Можно я зайду?

– Зачем? – я тоже говорила хриплым сорванным шёпотом, как будто мы оба простыли или всю ночь кричали.

– Поговорить.

Я помолчала, решая, насколько грубо ему ответить, потом решила ни в чём себе не отказывать, раз уж я выбрала своим кредо в новой жизни полный отказ от урезания себя ради любой цели.

– За две недели не наговорился?

Он закрыл глаза и опустил голову, по каналу Печати опять плеснуло болью, медленной и густой, как застывающая лава, которая сожжёт всё, к чему прикоснётся, а потом увековечит себя на этом месте. Он сказал еле слышно, почти умоляюще:

– Пожалуйста, одну минуту дай мне. – Тут же испугался, что я его неправильно пойму, и посмотрел на меня, добавляя: – Просто поговорим, одну минуту поговорим, и я уйду.

Я открыла дверь и отошла, впуская его внутрь, он вошёл, рассеянно осмотрелся, глядя на мои коробки из отеля и мамины коробки с платьями, посмотрел на застеленную кровать, на чистые пустые столы, собранную сумку для учёбы, приоткрытую дверь на балкон, где на столе стояла чашка и лежала книга. Мне показалось, это всё произвело на него угнетающее впечатление, хотя я не поняла, почему. Он неловко тронул спинку стула за обеденным столом, посмотрел на меня и спросил:

– Можно?

Я кивнула и тоже выдвинула себе стул напротив, села и положила руки перед собой, Алан так на них посмотрел, что мне захотелось убрать их со стола, но я не стала, и он отвёл глаза. Он просто сидел и молчал, похожий на старый корабль, севший на мель сто лет назад, брошенный командой и обсиженный чайками, но всё ещё достаточно крепкий, чтобы плыть, если какое-то чудо вдруг столкнёт его в глубокую воду. У меня не было такого чуда. Если бы было, я бы отдала его без колебаний, даже сейчас, но его не было, я понятия не имела, как ему помочь, он был старше, опытнее и сильнее в чём угодно, я вообще не понимала, зачем он пришёл.

«Принёс мне свою боль. Полюбоваться. Да?»

– Прости, – тихо сказал Алан, с силой переплетая пальцы, – я правда не знал, что тебя так накроет. Если бы знал, я бы не стал.

Я ему не верила – если бы он не хотел причинять мне боль, он бы не сделал многое из того, что с удовольствием сделал. Но я промолчала. Он тоже молчал, мы сидели в тишине так долго, что я заговорила первой, спросив то же самое, что он уже спрашивал у меня:

– Как ты?

– Очень плохо.

Прозвучало с раздражением, злостью, обидой и непониманием, я сразу же пожалела о том, что задала этот вопрос. Алан схватился за голову и прошептал дрожащим голосом, как будто его била лихорадка, до стука зубов и онемевших губ:

– Лея, мне очень, очень плохо. Я не понимаю, что со мной. Я без тебя еду крышей, а рядом с тобой веду себя как последняя сволочь, потому что мне постоянно мало, и я злюсь, и потом вижу, что делаю тебе больно, и злюсь ещё сильнее, потому что я не хочу быть сволочью для тебя, честно не хочу, но я это понимаю только тогда, когда уже поздно. Меня как будто несёт, и я не могу остановиться. Точнее, могу, но я понимаю это слишком поздно, когда уже сотворил очередную дурь. И это не конфликт сил, я знаю, – он поднял ладони, на этот раз не жестом неконфликтности, а как будто обречённо сдаваясь, – я ходил к врачу, он мне рассказал про этот конфликт, ты была права, он существует, но он преодолим, если напрячься. Просто я этого не сделал. Тогда, в поезде, всё было отлично, и потом ещё несколько раз, я понял, как это работает, и могу тебе это сейчас показать, без проблем. Проблема в том, что я не могу тебе гарантировать, что это решит все остальные проблемы. Понимаешь? – он посмотрел на меня каким-то совершенно не своим взглядом, бесконечно обречённым и испуганным, как дикий зверь, попавший в ловушку, и приползший с этой ловушкой к людям, ещё не зная, помогут они ему или добьют, но не имея выбора и заранее соглашаясь с любым результатом, лишь бы это мучение прекратилось. Мне было его жаль, но себя было жаль сильнее, и бросаться спасать того, кто может меня покалечить просто от страха, я не собиралась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты не сказал мне ничего нового, я это всё и так знала, и не раз тебе говорила. Зачем ты пришёл?

Он выпрямился, потёр лицо и сел ровно, попытался успокоиться и собраться. Показал два пальца и сказал:

– Две вещи. Первая и главная, – он указал пальцем на мою Печать, а потом на свою, решительно сказал: – Это навсегда. Я тебя предупреждал, и ты согласилась, и теперь это будет так, всегда.

– Я в курсе. Телефон, который никогда не звонит, я помню.

– Кстати, телефон, – он достал из кармана тот телефон, который дарил мне, и положил на стол, – ты забыла в отеле.

– Я оставила его специально.

Он с болью закрыл глаза и опустил голову, медленно глубоко вдыхая и ещё медленнее выдыхая, сказал предельно спокойно:

– Не хочешь – не пользуйся. Хочешь – выкинь, разбей, утопи в реке. Только убедись, что он не попал в чужие руки, там номера телефонов всех шишек Содружества. И карта с бесконечным кредитом, если ты помнишь ещё о ней.

– Мы расстались, я не должна больше ничего от тебя принимать.

– За учёбу ты как собираешься платить?

– Пусть тебя это не волнует, я справлюсь.

– Лея, чёрт... – он опять схватился за голову и прошептал: – Позволь мне тебе помочь, в качестве моральной компенсации хотя бы.

– Ты мне ничего не должен, в том числе, никакой моральной компенсации. Мы просто расстались и забыли друг о друге, всё, живи спокойно.

– Не могу, Лея! И не хочу.

– Это не зависит от твоего желания. Минута кончилась, – я начала вставать, Алан попытался поймать меня за руку, но я успела её убрать, пошла к двери, открыла её и остановилась рядом. Алан медленно встал, придвинул на место стул, остановился, опираясь на спинку. Я смотрела на него и ждала. Он тихо сказал:

– Я вообще не за этим пришёл.

– А за чем?

– Твоя птица, которую ты ищешь. Соловка. Её взяла себе комендантша-полуорк. Забери её быстрее, потому что она её неправильно кормит, если она будет продолжать, птица умрёт.

– Это всё?

– Да.

– Спасибо. Прощай, Алан, – я открыла дверь шире, он медленно подошёл ко мне и остановился рядом, я подняла голову, посмотрела в его глаза и увидела там что-то безумное, что-то родственное тому, что прямо сейчас рычало внутри меня, готовое броситься на Алана, сжать зубы и держать до смерти. Он медленно покачал головой и еле слышно сказал:

– Я не хотел, принцесса. Я хотел совсем не так, я хотел... чтобы нам было хорошо вместе.

«Я тоже хотела, Алан. Но мы оба не смогли. Прощай.»

Он опустил голову, потом указал на мою Печать, и на свою, посмотрел мне в глаза и сказал:

– Это не конец, Лея. Я не знаю, что будет дальше, но что-то точно будет. Такие вещи не бывают просто так.

– Прощай, Алан.

– Это не конец.

Я промолчала и открыла дверь шире, он постоял рядом ещё немного, потом перешагнул порог и остановился. Я закрыла за ним дверь, вернулась за стол и ещё долго сидела молча, глядя перед собой и пытаясь решить, стоит ли забывать этот разговор. Решила, что пока не стоит.

***