Алан Иссадор стоял в лифтовом холле, смотрел на закрывшуюся за двумя эльфийками дверь лифта, и ощущал себя на грани двух Миров – справа грохотал и вонял дымом мир прошлого, слева было чисто, пусто и холодно. На террасе, с которой он только что вышел, пели пьяными голосами, прыгали и пили; на террасе, с которой вышла его жена, не осталось никого. Оттуда пахло едва уловимым ароматизатором, который в этом отеле добавляли во все моющие средства, что-то связанное с розами и росой, почти неуловимое, но приятное. У гномов было модно заказывать для предприятия эксклюзивную ароматическую композицию, и пропитывать этим запахом всё – офисы, торговые залы, упаковку и сам товар. «Роял Даймонд» пах розами, и ресторан «Диамант» ими пах, и стойка ресепшена, и халаты с полотенцами. Алан посмотрел на свои руки, прижал рукав к носу и глубоко вдохнул – он вонял дымом, как настоящий демон из преисподней.
Посмотрев направо, он увидел размытое море из пьяных лиц, ярких костюмов и блеска украшений, глаза застилал дым, рассмотреть хоть одно лицо не удавалось. Они прыгали и орали так, как будто он со сцены и не уходил.
Он открыл дверь слева и вышел на пустую террасу с видом на город. Мебель была влажной, столы блестели, пол блестел, перила выглядели так, как будто к ним вообще никогда никто не прикасался, за исключением единственного места. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул, беря след, как зверь – этой частью наследия оборотня он умел пользоваться, это часто спасало. Запах жены был похож на запах лезвия топора лесоруба, который наточили утром, а потом весь день рубили вековые сосны – растревоженная сталь, холодная по сути, но разогревшаяся от работы, хвоя и смола, медленная, тяжелая и несокрушимая сила, способная, тем не менее, взорваться молниеносным рывком, снося любые препятствия и плюя на царапины – ещё раз наточат, если будет нужно, это сталь, она может.
Канал Печати она закрыла, а с её контролем, это выглядело не как табличка «Закрыто» на двери, а как дверной проём, заложенный кирпичами, вообще без шансов. Он дошёл по запаху до того кресла, в котором она сидела, положил ладони на те места, которых она касалась. Спящий город внизу подсвечивал пустые улицы, на восточной террасе прыгали, орали и вели себя как животные, а здесь была такая пустота и такой дикий холод, что он невольно осмотрелся в поисках пледа или чего-то подобного – обычно в ресторанах с террасами их выдавали после заката. Но не здесь.
В кармане зазвонил телефон, он достал и посмотрел на экран – Деймон. Ответил:
– Да?
– Ты в порядке? – голос звучал одновременно встревоженно и неловко, как будто он испугался, почувствовав волну через канал Печати, но при этом ему было стыдно за то, что он испугался такой ерунды. Алан ответил с улыбочкой:
– Немного пьян, а что?
– Да как-то подозрительно по каналу прилетело что-то. Ты точно в порядке?
– Конечно. У меня вечеринка.
– На этой вечеринке что-то случилось?
– Я немного... упал.
– А. Ну смотри, осторожно. Ничего не сломал?
– Я крепкий, – усмехнулся Алан, Деймон фыркнул:
– Ну там унитаз не разбил, не знаю, пол не проломил?
– Дно пробил, – рассмеялся Алан, откинулся на спинку кресла и с силой потёр лицо, продолжая смеяться, – дно своей жизни, бро. Своего мнения о себе, всё такое.
– Ты пьян, – с усталым всепрощением констатировал Деймон, Алан кивнул:
– Пьян. Для того и вечеринка, нет?
– Ладно, пей. Если что, звони.
– Ага. У тебя всё хорошо? Чем занимаешься?
– Фильм смотрим с Никси.
– Фильм это хорошо... Хороший?
– Я стараюсь в эти вопросы не вникать, потому что мы их обычно не досматриваем, – рассмеялся Деймон, Алан тоже рассмеялся, вздохнул:
– Ладно, не буду отвлекать. Предохраняйтесь там.
– Хорошая шутка, – фыркнул Деймон.
– Не особо.
– Ладно, давай. Ты точно в порядке?
Алан убрал руку от лица, обвёл взглядом пустую террасу, небо и город, сказал без улыбки:
– Завтра узнаем.
Деймон долго молчал, потом сказал с нарочитым весельем и оптимизмом:
– Ну давай тогда, до завтра.
– Ага. Давай, – Алан положил телефон на колено, долго смотрел на сменяющиеся цифры продолжительности звонка – Деймон не отключился, и он не отключался, пока цифра не стала красивой. Дождался и нажал на кнопку, перевернул телефон, потом перевернул обратно и нажал на кнопку быстрого вызова – единица, жена.
Гудки звучали так оглушительно, что он сбросил сам. Было очевидно, что она не возьмёт – у неё море причин его ненавидеть, и ни единой причины любить. Он написал сообщение. Ещё одно. И ещё. Она их даже не читала, это так взбесило, что он еле удержался от желания швырнуть телефон об пол. Встал и пошёл к выходу, распахнул дверь, пнул дверь напротив и пошёл прямиком на сцену, выдернул звук из розетки, следом выдернул свет и дым-машину, развернулся к удивлённой толпе и приказал:
– Расходитесь, вечеринка окончена.
Все продолжали смотреть на него с недоверием, он гаркнул громче:
– Пошли вон отсюда, чтобы через минуту ни единой рожи тут не было! Валите все! – толпа стала отступать от него, как от опасного больного, некоторые пошли к выходу сразу, некоторые не пошли, а просто стояли и чего-то ждали, тихо переговариваясь. Алан пнул ближайшую пустую бутылку, она со звоном брызнула осколками по стене, вызвав в толпе волну страха. Он пнул ещё одну, повторяя громче, для тех, кто не верил, что сейчас здесь будет беспредельничать демон: – Пошли нахрен отсюда быстро! Быстро, блин!
В толпе понемногу началась паника, все ринулись к выходу, образовав толпу, Алан пнул следующую бутылку просто так, ему понравилось. И ещё одну. Следующую уже сопровождали женские вскрики и вжатые в плечи склонённые головы – так ему тоже нравилось, гораздо больше, чем улыбочки и псевдосексуальное жеманство. Музыканты стали паковать оборудование, тихо, но быстро, он посмотрел на них, одобрительно кивнул и отвернулся, пошёл вдоль края террасы, несильно пиная лежащих на полу и сидящих у стены гостей, которые были настолько пьяны, что не понимали, что происходит, а трезвых и неравнодушных друзей с собой не привели. Они выглядели убого, но ему легко было представить себя на их месте.
Решив, что уже достаточно поработал самостоятельно, он достал телефон и вызвал всю охрану, которая была на дежурстве, попросив очистить номер от посторонних, потом пошёл в номер и позвонил по проводному телефону на ресепшен, распорядившись навести в номере чистоту срочно. Портье на пару секунд онемела от эмоций, а потом сказала:
– Хорошо, мистер Браун, сию минуту.
Он усмехнулся и положил трубку. Пошёл в большую ванную напротив комнаты Леи, сел на край круглой ванны в центре и опять достал мобильный, опять набрал и опять сбросил – гудки шли, без толку. Сообщения она тоже не прочитала. Женщины часто так делали, когда хотели его подразнить, так что он не особенно напрягался. Пока ещё. Ещё было время всё исправить, организовала же она эту проклятую вечеринку, и словом не упрекнула... посмотрела, правда, как на чудовище. Он убрал телефон и сам себе прошептал:
– Надо прийти в себя. Надо собраться и что-нибудь придумать. Надо выпить кофе... или воды хотя бы.
Осмотрелся, с каким-то странным чувством осознавая, что в этом номере есть море бухла, но точно нет кофе. Если он прикажет, ему доставят, но когда это будет... Отельная прислуга не предоставляла услуг по приготовлению еды и напитков, не имела права, поэтому нужно было либо готовить самому, либо заказывать. Приготовить сам он мог только воду, зато сразу много.
Алан снял ботинки, бросил на них пиджак и телефон, переступил бортик ванны и сел на дно в центре круглой чаши. Создал над головой метровый куб воды и обрушил вниз.
Посидел с опущенной головой, глядя как с волос течёт вода, сам себя спросил:
– Ещё? – и сам себе ответил: – Да, ещё. – Создал ещё куб воды, обрушил вниз и тихо рассмеялся, с мрачным сарказмом констатируя: – Это фиаско, братан. Это самый провальный провал из всех провалов, это провал уровня «бог». Днище грёбаное. Ещё? Ещё, да. И ещё.
Вода обрушивалась на него раз за разом, расплёскивалась по всей комнате, лилась через край ванны, вытекала из-под двери в коридор. На полу орал телефон, он взял и ответил:
– Да?
– Бро, ты точно в норме? – голос Деймона уже звучал откровенно испуганно, Алан мрачно рассмеялся и сказал:
– Норм! Моюсь.
Деймон помолчал и сказал без надежды на диалог:
– Давай. Звони, если что.
– Ага.
Деймон положил трубку, Алан открыл галерею, где хранил фото всех нужных визиток, которые ему давали, а он их терял, нашёл самую нужную, набрал номер и услышал ответ после первого гудка, шёпотом:
– Да?
– Я хочу записаться на консультацию. Срочно. Сейчас.
– Без проблем, – иронично ответил ему сонный голос, – я всегда готов помочь израненной заблудшей душе, даже в пять утра. Адрес знаешь, жду через пятнадцать минут. Кофе, так уж и быть, угощу бесплатно.
***
Через пятнадцать минут Алан Иссадор, наследник, директор и самый желанный мужчина Содружества, сидел на кушетке в кабинете Николаса эль'Хиза, насквозь мокрый, с полотенцем на голове и чашкой кофе в руках.
Николас эль'Хиз сидел в кресле напротив и чуть сбоку, тёр глаза и отхлёбывал кофе, молча ожидая, когда пациент соберётся с мыслями. Алан закончил вытирать волосы и отложил полотенце, взялся за чашку двумя руками, посмотрел на Николаса и отвёл глаза. Доктор сел ровно и с улыбкой святого спросил:
– На что жалуетесь?
Алан глухо ударил себя ладонью в грудь, Николас с наивным видом уточнил:
– Сердце?
Алан мрачно усмехнулся и качнул головой, отвечая таким саркастичным и обречённым тоном, как будто сам в это не может поверить, но и отрицать не видит возможности:
– Душа.
– И что же с ней?
– Брак оказался не совсем таким, как я рассчитывал.
– Это распространённая проблема, – с сочувственным видом покивал Николас, уточнил: – В какой конкретно области?
– В постели.
– Проблемы в сексуальной жизни?
– Нет никаких проблем. И жизни никакой нет. Вообще ничего, ноль, я с таким никогда в жизни не сталкивался, и в книгах не нашёл. Её врач сказал, что она фригидная, но по-моему, сам он на мозг фригидный. Мы уже были близки до свадьбы, и всё было... не так, как хотелось бы, но по крайней мере лучше, чем сейчас. Я был уверен, что приложив усилия, я всё настрою идеально. Но по факту, чем больше я прилагаю усилий, тем хуже всё становится. Я таким беспомощным себя не чувствовал никогда в жизни, это убивает. С моим опытом, и не суметь растопить женщину, которой я уже точно гарантированно нравлюсь – это такое фиаско, что... я здесь, – он развёл руками, медленно обводя взглядом комнату до потолка. – Если это не дно, то что тогда дно? Я не знаю.
– Это не твоя вина.
– Моя. Всё было хорошо, а потом я всё испортил, я не могу понять, в какой момент, и как вернуть всё как было.
– Не можешь понять?
– Не могу.
– Или можешь, но тебе не нравится то, что ты видишь?
– Может быть.
– А спросить ты не захотел?
– Я спрашивал.
– И она ответила..?
– Что всё нормально. Но всё не нормально. Всё было хорошо, я делал плохие вещи, но я выкручивался и она мне верила, до того проклятого суда, а потом всё рухнуло.
– «Всё было хорошо» – это на этапе первого впечатления было, я правильно понимаю? Тогда о постели мыслей не было?
– У неё – не было. Точнее, были, но очень теоретические, без эмоций. Хотя, у неё и сейчас эмоций нет. Она как будто куда-то уходит, в такие глубины, где я не могу до неё добраться. Я раньше надеялся, что это какая-то болезнь, но теперь подозреваю, что она это делает специально.
– И ты решил, что надо добраться непременно, особенно если она против?
– А как ещё? – Алан впервые посмотрел на Николаса прямо, тот перестал изображать доброжелательное и внимательное всепрощение, допил кофе, отставил чашку и сказал совсем другим тоном:
– Знаешь, я обычно не даю советов и не высказываю личного мнения, но ради тебя сделаю исключение, на первый раз. Раз уж мы почти родственники, и лечить тебя серьёзно мне даже немного неэтично, я с тобой просто поговорю, как женатый мужчина с женатым мужчиной. И для начала, открою тебе огромную тайну, которую знает весь мир – эльфов очень мало, угадай, почему.
Алан поморщился, как будто этот детский вопрос унижал его:
– Потому что они вечные. Они не горят желанием размножаться.
– Именно. Эльфийки в целом довольно холодные, как и эльфы, на самом деле. И именно поэтому они так редко вступают в брак и заводят детей, у них нет в этом острой потребности, спровоцированной гормонами, как у животных или маложивущих. Для эльфов брак – осознанное, хорошо обдуманное решение, и поэтому семейным положением гордятся, и семейных выше ценят в любых кругах. – Он поддёрнул рукав, полюбовался чёрным узором на запястье, сказал с улыбкой: – Потому что показать татуировку – всё равно, что сказать: «Одна прекрасная женщина решила прожить рядом со мной остаток своей вечности, потому что она считает, что я этого достоин». И детей эльфы рожают не потому, что время пришло, а потому, что чувствуют в себе, своём партнёре и своём доме достаточное количество любви, уважения и множества других необходимых ресурсов, гораздо больше, чем нужно им двоим. И тогда они это очень подробно обсуждают, по всем вопросам договариваются, и приводят в мир новое создание, которому дают всё лучшее, что могут найти в себе и мире, в надежде, что он будет счастлив на всех этапах своей жизни, и сможет сделать мир лучше. В вопросах семьи спешить нельзя, вообще во всём, что касается эльфов, спешить нельзя. Перед тем, как что-то сказать или сделать в отношении эльфа, сядь и подумай хотя бы неделю – а сказал бы ты тоже самое, если бы у тебя был год на размышления, десять лет? А правильно ли то, что ты предлагаешь, в масштабах столетия?
Алан мрачно усмехнулся и отвёл глаза, Николас посмотрел на него с жалостью, как великолепный шедевр божественного Создателя мог бы смотреть на корявую поделку подмастерья:
– Я понимаю, что тебе сложно это представить, с твоей огненной доминантой, долго размышлять – в принципе не в твоей природе, ты принимаешь решения мгновенно, на инстинктах. И это причина, по которой я продолжаю настаивать на том, что эльфы не должны смешивать свою кровь с другими расами, особенно с маложивущими, это всегда делает эльфа несчастным. Это немодное мнение, сейчас повсюду глобализация и прочее смешение несмешного, и за такие высказывания можно получить клеймо расиста, но в моём возрасте... я это переживу, – он опять окинул Алана взглядом, в котором можно было прочитать длинный список того, что тысячелетний эльф уже пережил, какой-то гендиректор межмировой корпорации, сидящий в его приёмной мокрым и разбитым, в этом списке не выглядел чем-то впечатляющим, Алан понимал это умом и чувствовал кожей.
Николас развёл руками, как будто представлял ту истину, которую говорить не стыдно никогда, потому что мерить её какими-то рамками невозможно, она абсолютна:
– Мой опыт в профессии и в жизни даёт мне право говорить правду, которую я вижу каждый день, из года в год. Эльфы приходят к целителю душ, если им кажется, что в жизни их семьи стало слишком мало ярких переживаний, а люди решают обратиться к специалисту по отношениям только тогда, когда у обоих уже критические разрушения личности и психосоматические осложнения по всему организму, они годами убивают себя и друг друга, калеча своих детей и не видя в этом проблемы. Это просто разный уровень чувствительности, с этим нужно родиться, научиться этому нельзя. Точнее, можно, но человеческой жизни на это не хватит. И когда ты считаешь, что у вас с супругой проблемы в постели, я скажу тебе – ты дальше постели просто не видишь, ты на это не способен.
Алан пытался не показать, как его это зацепило, но сказал прохладно:
– Я тоже долгоживущий, мне полторы сотни лет.
– Прекрасно, – улыбнулся Николас так, как будто хотел рассмеяться, но считал это некультурным и поэтому сдержался, – значит, у тебя есть время. Оставь жену в покое и подумай о своей жизни и своём месте в её жизни, лет пять-десять подумай, если очень спешишь. Лучше двадцать. А ещё лучше – сто.
Алан закатил глаза, уже видя, что над ним откровенно издеваются, фыркнул:
– Отличный план. Я её на час оставить в покое не могу, какие пять лет? Я тогда точно чокнусь.
Николас резко перестать играть доброго дядюшку и сказал очень серьёзно, с долей обвинения:
– Ты не обязан меня слушаться, ты взрослый мужчина со своей головой на плечах, и полной ответственностью перед своей жизнью. Но жена твоя – юный цветок, настолько хрупкий, что ты, со своей легкомысленностью, можешь его искалечить необратимо, и совершенно незаметно для себя. Я понимаю, что тебе бы этого не хотелось, но тебе не хватает опыта и душевной мудрости для того, чтобы этого избежать. И, тем более, этого не хватает твоему брату.
Алан усмехнулся и опустил глаза:
– Никси...
– Моя дочь – драгоценность, которую подарила мне моя безгранично обожаемая жена, пожертвовав ради этого огромной частью своего здоровья и душевных сил, я смотрел на свою дочь внутри неё с того момента, как её стало возможно рассмотреть, она была с жемчужину размером, и с этого момента и до конца вечности я вкладывал и буду вкладывать в неё всё лучшее, что у меня есть, потому что я чувствую её радость как свою, а её боль – как боль своей жены. Мне полторы тысячи лет, и я не всегда был целителем душ, у меня есть некоторый полезный опыт в совершенно других областях знаний. И если однажды я почувствую, что моя дочь не расстроится, внезапно узнав, что твой брат бесследно исчез... У моей семьи станет на одну досадную проблему меньше.
Алан опять усмехнулся и промолчал, не поднимая глаз. Николас тоже усмехнулся и сказал, как приговор:
– Ты думаешь, что отец Лейли беден, стар и слаб. И это говорит о том, что ты заботишься только о себе. Я рассказал тебе это не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы ты представил отцом себя. Но, вижу, от тебя это бесконечно далеко. Тебе рано думать о браке, Алан, не пори горячку, долгоживущим это всегда выходит боком. Сеанс окончен, если ты считаешь, что это было время, потраченное впустую, можешь не платить.
– Щедро, – поднял брови Алан, Николас посмотрел на него с жалостью:
– Это не исключение для тебя, это моя обычная практика. До свидания, Алан. Иди и сделай со своей жизнью то, что считаешь правильным, и постарайся в процессе не сломать чью-нибудь чужую. Удачи, выход там, – он взял грязную чашку, мокрое полотенце, пустую чашку Алана, и пошёл в сторону двери. Алан остался сидеть неподвижно, глядя на свои руки, как на что-то очень странное и опасное.
Николас остановился у двери, обернулся, с жалостью посмотрел на пациента и опять изобразил доброго дядюшку:
– Остались вопросы?
– Нет.
Николас открыл дверь и изобразил позу смиренного ожидания. Алан встал и пошёл к выходу. Николас смотрел на него, пока он шёл, а потом с болью поморщился и закрыл дверь перед его носом. Обречённо вздохнул и сказал:
– Ладно, я кое-что добавлю. Сфокусируй мозг и хотя бы запомни, если ты сейчас не в состоянии понимать. Готов? – Алан кивнул, Николас сказал медленно и чётко, как будто диктовал конспект: – Тот конфликт сил, о котором она говорила. Я же тоже инкуб, Алан. И я, как и ты, привык находить жертву, ослеплять своим великолепием и питаться её восторгом, это наша суть. Но проблема в том, что Тёмный Вестник делает, по сути, то же самое – находит жертву, пугает и питается её страхом. Силы страстей очень близкородственные, божественная и демонская по частоте очень близко, и когда вы пытаетесь делать жертву друг из друга, вы как двухголовая змея, которая пытается убить этого досадного конкурента рядом, и умирает. Не понимаешь? Секс без любви – это когда ты берёшь то, что хочешь получить. А при сексе с любовью ты даёшь, добровольно и безвозмездно отдаёшь то, что хочешь, чтобы получил твой партнёр. А отдавать силу противно жадной демонской природе, демон при любом контакте вытягивает чужое, а не своё отдаёт. А вы демоны оба, мало того, вы иерархи, вы сожрёте любого, кто попытается с вами контактировать – это ваш основной инстинкт. Любовь идёт с ним вразрез, она не логична, её у демонов не было, так эволюционно сложилось. Вы оба, и ты, и Лейли, унаследовали способность любить от эльфов. У эльфов всё наоборот. Подумай об этом. Ты меня слышишь?
Алан смотрел в пол с того момента, как встал с дивана, но теперь начал медленно поднимать глаза. Схватился за голову и простонал:
– Почему я не пришёл раньше...
Николас вздохнул и положил ладонь ему на плечо:
– Этот вопрос задают себе многие. Скажи себе спасибо за то, что пришёл хотя бы сегодня, и действуй оптимально в существующих обстоятельствах.
– Звучит жестоко, – мрачно усмехнулся Алан, Николас медленно кивнул и прошептал:
– Ещё как. Ты имеешь право бросаться любыми словами, в Содружестве свобода слова. Но будь готов встретиться с последствиями, когда случайно брошенное семя прорастёт непролазным лесом. Такова реальность вечных, Алан, это главное, чем мы отличаемся от маложивущих – смерть не спасёт нас от последствий наших действий, поэтому мы должны уметь молчать и бездействовать, если не уверены в своей правоте на сто процентов. Будь я младше на пару просветлений, вас обоих уже не было бы в живых, и крепости вашей не было бы, и всего Мира демонов. Но я даю вам возможность реализовать ваш мизерный шанс изменить мир к лучшему.
– Мизерный шанс может сработать? – с нервной улыбкой спросил Алан, Николас уверенно кивнул:
– Я видел, как случается невозможное, столько раз, что в принципе не использую это слово. Всё возможно. Если что-то пока не случалось, это значит всего лишь то, что оно не случалось, пока ещё. Даже самое жалкое создание Творца может изменить все его творения. Габриэль это доказал, в него никто не верил, даже я, мне теперь стыдно за это. А он взял и перевернул мир. А ведь он даже не эльф, он вообще не выглядел как что-то выдающееся, такой обычный. Он весь мир научил никогда не недооценивать никого. В том числе, себя.
Алан опустил глаза – этот эльф видел слишком многое, и щиты против него не работали. Николас сжал его плечо сильнее и сказал чуть более добрым тоном:
– Докажи мне, что я не зря сегодня в пять утра вытащил себя из постели любимой жены и притащил сюда. Не торопись, у меня полно времени, я подожду. Иди отсюда, – он хлопнул его по плечу, открыл дверь и подтолкнул наружу.
***