Крушение

Глава сорок девятая

Прошло немного времени, и у Хемонкори повторился приступ лихорадки, но на этот раз он длился недолго.

Утром Нолинакха вошел к ней в комнату. Почтительно здороваясь с матерью, он низко поклонился и, прикоснувшись к ее ногам, сказал:

— Некоторое время тебе, ма, как больной, придется придерживаться определенного режима: ослабевший организм не может вынести стольких лишений.

— Хорошее дело! — воскликнула она. — Я стану придерживаться режима больной, а ты будешь жить, как отшельник! Нолин, это долго продолжаться не может. Я требую, чтобы ты женился.

Нолинакха молчал.

— Подумай, мой мальчик, — продолжала Хемонкори, — я не проживу долго. Но я смогу спокойно умереть лишь тогда, когда ты будешь женат. Было время, когда я хотела, чтобы ты ввел в мой дом юную девушку. Я бы сама занялась ее воспитанием и нарядами и была бы очень счастлива. Но во время болезни боги ниспослали мне просветление. Трудно сказать, как долго я проживу. Тебе пришлось бы очень тяжело одному с женой-девочкой на руках. Поэтому выбери себе невесту среди девушек твоего возраста. Во время болезни думы об этом не давали мне покоя. Я хорошо понимаю, что это мой последний долг перед тобой, и живу для того лишь, чтобы выполнить его, иначе я не смогу успокоиться.

— Но где я найду девушку, которая пошла бы за меня замуж? — спросил Нолинакха.

— Ну, об этом тебе не стоит беспокоиться, — ответила Хемонкори. — Я все устрою и сообщу тебе.

До сих пор Хемонкори не встречалась с Оннодой-бабу. Но сегодня, когда Оннода-бабу во время своей обычной вечерней прогулки зашел в дом Нолинакхи, она приказала позвать его к себе.

— Ваша дочь — превосходная девушка, — начала она, — ия очень люблю ее. Вы хорошо знаете моего сына. У него прекрасный характер, кроме того, он считается хорошим врачом. Лучшего мужа трудно найти для вашей дочери.

— Что и говорить! — волнуясь, воскликнул Оннода-бабу. — Я не смел надеяться на это. Не будет человека счастливее меня, если состоится свадьба моей дочери с ним! Но он…

— Нолин не будет противиться, — прервала его Хемонкори. — Он не похож на нынешнюю молодежь и во всем слушается меня. Да и вряд ли придется настаивать. Можно ли не любить такую девушку, как ваша дочь? Но я хочу как можно скорее покончить с этим. Не думаю, чтобы мне осталось долго жить.

В этот вечер Оннода-бабу вернулся домой очень обрадованный. Он тотчас же позвал Хемнолини.

— Дочь моя, — начал он, — я достиг того возраста, когда здоровье ухудшается. Но я не смогу найти покой, пока ты не будешь устроена. Хем, я буду с тобой вполне откровенен. У тебя нет матери, и вся забота о твоем счастье лежит на мне.

Встревоженная Хемнолини взглянула в лицо отца.

— Дочь моя, я не могу скрыть свою радость по поводу предстоящего тебе замужества. Боюсь только одного, как бы что-нибудь не помешало этому. Сегодня мать Нолинакхи сама позвала меня и предложила женить своего сына на тебе.

Хемнолини вспыхнула и прерывающимся голосом сказала:

— Что ты говоришь, отец! Нет, нет! Этого не может быть!

Хемнолини никогда и в голову не приходило, что она может выйти замуж за Нолинакху. И когда она из уст отца неожиданно услышала это предложение, стыд и смятение овладели ею.

— Почему не может быть? — удивился Оннода-бабу.

— Нолинакха-бабу! — воскликнула Хемнолини. — Возможно ли это?

Ответ Хемнолини был мало убедителен, но в нем звучало сопротивление.

Больше девушка не могла сдерживаться и вышла на веранду.

Оннода-бабу был подавлен. Он не ожидал встретить такое противодействие со стороны дочери. Он склонен был думать скорее, что Хем обрадуется этому предложению.

Опечаленный и расстроенный, старик неподвижно смотрел на керосиновую лампу, размышляя о загадочности женской натуры. Сейчас он особенно остро почувствовал, что у Хемнолини нет матери.

Долго стояла Хем в темноте веранды. Наконец, она посмотрела на отца, увидела его расстроенное лицо, и ей стало стыдно. Она быстро вошла в комнату, встала за креслом Онноды-бабу и, нежно гладя его по голове, проговорила:

— Пойдем, отец. Ужин давно готов и, наверно, остыл.

Оннода-бабу машинально поднялся и пошел в столовую, но есть он не мог. Он так надеялся, что все печали Хемнолини остались позади. Однако этот удар, нанесенный ею, снова сломил его.

«Видно, Хем до сих пор не может забыть Ромеша», — думал он, печально вздыхая.

Обычно после ужина Оннода-бабу шел спать, но сегодня он уселся в плетеное кресло на веранде и, глядя на безлюдную улицу поселка, проходящую за садом, глубоко задумался.

— Отец, стало прохладно. Иди спать, — улыбаясь, ласково сказала Хемнолини.

— Иди ложись, а я еще посижу немного, — ответил ей Оннода-бабу.

Хемнолини ничего не ответила, но продолжала стоять рядом с ним. После небольшой паузы она снова заговорила:

— Отец, ты простудишься. Пройди хотя бы в гостиную.

Оннода-бабу встал и молча пошел в спальню.

Хемнолини не терзалась, когда во имя долга пыталась изгнать из своего сердца мысли о Ромеше. Правда, для этого ей пришлось выдержать упорную длительную борьбу с собой. Но небольшого толчка извне оказалось достаточно, чтобы старая рана заныла вновь. До сих пор Хемнолини не могла себе ясно представить, какой будет ее жизнь в будущем. Поэтому-то она в поисках твердой опоры в конце концов признала Нолинакху своим духовным наставником и была готова стать ревностной последовательницей его учения. Когда же ей предложили вступить с ним в брак и она захотела вырвать старую любовь из сокровенного тайника своего сердца, то поняла, как крепки ее оковы. Малейшая попытка разорвать их заставляла сердце Хемнолини беспокойно трепетать, и она еще крепче цеплялась за них.