Крушение

Глава пятьдесят первая

Когда Комола дошла до берега Ганга, холодное зимнее солнце спустилось к самому краю тусклого небосвода. В надвигающихся сумерках Комола почтительно приветствовала уходящее светило. Она брызнула на голову водой из Ганга и вошла в реку совершить обряд поклонения ему: зачерпнула пригоршней воду, затем вылила ее и бросила в священный Ганг цветы.

Выйдя из воды, девушка склонилась до земли, думая о тех, кто был к ней добр. И тут она вспомнила еще одного человека, которого должна была уважать. В его присутствии она ни разу не подняла головы и не взглянула ему в лицо. В тот единственный вечер, когда они были вместе, Комола сидела, потупившись от смущения, и не осмеливалась посмотреть даже на его ноги. В их брачной комнате он перекинулся несколькими словами с другими девушками, но, окутанная стыдом, словно покрывалом, она не расслышала и этих немногих слов. И сейчас, стоя здесь, на берегу реки, она попыталась воскресить в памяти звук его голоса, но не смогла.

Свадебный обряд, продолжавшийся тогда почти всю ночь, так утомил ее, что Комола совсем не помнила, где и когда она уснула. Проснувшись рано утром, девушка увидела, что соседка, громко смеясь, трясет ее за плечи, пытаясь разбудить. Рядом с Комолой на ложе никого не было.

И теперь, в последние мгновения жизни, ничто не могло напомнить ей о ее господине. Она не помнила ни его лица, ни его голоса — она ничего не помнила.

Наряд жениха был перевязан красным шнуром. Комола не знала, что благодаря стараниям Тарини этот наряд оказался самым дешевым, но даже его она не сумела заботливо сохранить в своей памяти.

Письмо, которое Ромеш написал Хемнолини, было спрятано в уголке сари Комолы. Сев на песок, она достала его и в надвигающихся сумерках стала читать ту часть письма, где говорилось о ее муже. Сказано о нем было очень мало: только, что имя его Нолинакха Чоттопадхайя, что он работал врачом в Рангпуре и что Ромеш не нашел его там. И больше ничего!

Комола внимательно просмотрела все письмо, но никаких сведений о Нолинакхе в нем больше не было. Нолинакха! Это имя словно наполняло ее душу нектаром неиспытанной доселе радости. Воплотившись в неведомый ей образ, оно овладело всем ее существом.

Безудержные слезы полились из глаз девушки. Ей казалось, что они смягчили сердце и унесли с собой ее безутешное горе. Какой-то внутренний голос говорил Комоле:

— Нет больше пустоты! Нет больше мрака! Я знаю, что теперь и я принадлежу жизни!

И она самозабвенно воскликнула:

— Как верная жена я должна жить, чтобы взять прах от ног его! Всевышний никогда не будет препятствовать мне в этом! Если я останусь жить, я непременно встречусь с ним! Боги спасли меня, чтобы я могла служить ему!

Она вынула из платка связку ключей от дома Ромеша и выбросила ее. Вдруг она вспомнила, что ее сари застегнуто брошью, подаренной Ромешем. Она поспешно отстегнула ее и бросила в воду.

Затем, повернув на запад, Комола пустилась в путь. Она очень смутно представляла себе, куда идет, что будет делать. Она знала лишь, что должна идти, не останавливаясь ни на минуту.

Холодный свет сумерек постепенно тускнел и вскоре совсем угас. Белый песчаный берег слабо светился в темноте, словно кто-то вдруг стер часть прекрасной картины, нарисованной природой. Безлунная ночь с темным небосводом, усыпанным немигающими звездами, нежно вздыхала над пустынным берегом реки.

Комола не могла различить перед собой ничего, кроме темноты, безлюдной и бесконечной. Но она твердо знала, что должна идти вперед, и шла, не имея сил задуматься над тем, что ждет ее впереди.

Она решила идти вдоль берега реки. Тогда ей не придется спрашивать ни у кого дорогу, и, если ей будет угрожать опасность, волны священного Ганга укроют ее.

Воздух был прозрачен, и ночная темнота скрывала Комолу, но не ослепляла ее. Наступила глубокая ночь. С полей, засеянных ячменем, послышался протяжный вой шакалов.

Комола прошла довольно далеко, когда низкий песчаный берег сменился холмами. На берегу реки виднелось селенье. Когда Комола с бьющимся сердцем приблизилась к нему, вся деревня была объята крепким сном. Девушка почувствовала усталость и, дрожа от страха, вышла из деревни. Наконец, она дошла до вершины холма. Дальше дороги не было.

Выбившись из сил, Комола упала у подножья баньяна и крепко заснула.

На рассвете, открыв глаза, она увидела, что перед ней стоит какая-то пожилая женщина.

— Ты кто такая? — спросила та. — Почему ночуешь под деревом.

Испуганная, Комола вскочила. Невдалеке от берега она увидела две лодки.

Пожилая женщина встала пораньше, чтобы выкупаться, пока не проснулись ее спутники.

— Ты похожа на бенгалку, — сказала она.

— Да, я бенгалка, — тихо ответила Комола.

— Как ты сюда попала? — снова спросила женщина.

— Я иду в Бенарес. Мне захотелось спать, вот я и легла здесь.

— Подумать только! Пешком идти в Бенарес! — воскликнула женщина. — Ну, хорошо, садись в нашу лодку. А я сейчас выкупаюсь и вернусь.

После купанья состоялось знакомство. Пожилая женщина подробно рассказала Комоле, что она и ее муж родственники Шидхешор-бабу из Гаджипура, в семье которого недавно сыграли очень пышную свадьбу. Имя ее — Нобинкали, а мужа — Мукундолал Дотто. Вот уже несколько лет они живут в Бенаресе. Они не могли воспользоваться приглашением родственников погостить подольше у них в Гаджипуре, так как им пришлось бы питаться в их доме, а муж Нобинкали был очень разборчив в еде. Поэтому-то они взяли лодку и поспешили уехать домой.

В ответ на сожаление, высказанное хозяйкой дома по поводу их отъезда, Нобинкали сказала: «Знаешь, дорогая, у моего мужа плохое здоровье. С детства он привык к тому, чтобы в доме была корова, из молока которой делали бы масло, из масла гхи, а на гхи приготавливали бы лучи. Корову же не будешь кормить кое-как…» и так далее…

Рассказав подробнейшим образом о себе и муже, Нобинкали стала расспрашивать Комолу.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Комола.

— Ты, я вижу, носишь металлические браслеты на руках. Значит, у тебя есть муж?

— Он исчез на следующий день после свадьбы, — тихо промолвила Комола.

— Подумать только! Ты же совсем молоденькая! Должно быть, тебе не больше пятнадцати? — продолжала Нобинкали, внимательно оглядев Комолу с головы до ног.

— Я точно не знаю, сколько мне лет. Но, должно быть, скоро будет пятнадцать.

— Ты действительно брахманка?

— Да.

— Где живут твои родные? — расспрашивала Нобинкали.

— Я никогда не была в доме родных моего мужа. Родина же моего отца — Бишукхали.

— Твои родители… — начала Нобинкали.

— У меня нет ни отца, ни матери, — прервала ее Комола.

— О великий Хари![56] Что же ты собираешься делать?

— В Бенаресе я постараюсь поступить в услужение в какой-нибудь порядочный дом, где бы я смогла жить и кормиться. Я умею стряпать.

Нобинкали была рада случаю заполучить даровую кухарку-брахманку, но все же сказала:

— Нам не нужна кухарка. У нас достаточно с собой слуг-брахманов, и мы не можем нанять еще одну служанку. К тому же кто поручится, что ты будешь хорошо готовить хозяину пищу. Слуге-брахману приходится платить четырнадцать рупий в месяц, кроме того, хорошо кормить и одевать. Но ты девушка из брахманского рода и оказалась в затруднительном положении. Так и быть — живи у нас. Нам приходится кормить так много людей и столько выбрасывать добра, что лишний человек нас не обременит. Тебе не придется много работать. В доме сейчас только мой муж и я. Дочерей я выдала замуж. Все они попали в очень состоятельные семьи. У нас один сын. Сейчас он работает судьей в Шерадхгондже. Два месяца назад, когда я прочла о его назначении, я сказала мужу: «Наш Ното не нуждается. Зачем ему ехать туда? Конечно, не всякий может стать судьей. Но все же зачем бедному мальчику уезжать так далеко». А муж ответил: «Не в этом дело. Ты, как женщина, ничего не понимаешь. Я заставил его служить не из-за жалованья. Мы не так уж бедны! Но кто знает, чем бы он занялся, если бы у него не было определенной работы. Ведь он так молод!..»

Дул попутный ветер, и Комола со своими новыми знакомыми быстро добралась до Бенареса.

Нобинкали и ее мужу принадлежал расположенный за городом двухэтажный дом с небольшим садом. Нигде не было и признака слуг-брахманов с жалованием в четырнадцать рупий в месяц. Правда, был один повар-брахман из Ориссы. Но через несколько дней после появления Комолы Нобинкали, вспылив, выгнала его, ничего не заплатив. А так как в это время было трудно найти повара за четырнадцать рупий в месяц, всю работу тю кухне взвалили на Комолу.

Нобинкали часто поучала Комолу:

— Послушай, дитя мое, Бенарес опасное место для такой молоденькой девушки, как ты. Никогда не выходи одна из дому. Когда я пойду купаться на берег Ганга или поклониться изображению Шивы, я возьму тебя с собой.

Опасаясь, как бы Комола не ускользнула из ее рук, Нобинкали очень зорко следила за ней. Она не давала Комоле даже поговорить с ее сверстницами, бенгальскими девушками.

Целый день Комола трудилась на кухне. А вечером Нобинкали принималась скучно и долго рассказывать ей о том, что только боязнь воров помешала ей привезти в Бенарес драгоценные украшения, золотую и серебряную домашнюю утварь, дорогую мебель, обитую парчой и бархатом.

— Мой муж долго не мог привыкнуть к медной посуде, — говорила она. — Сначала он все время ворчал. «Ну, и пусть украдут часть посуды, мы купим новую», — говорил он. Но я не могу понапрасну терпеть убытки, уж лучше как-нибудь так обойдемся… Ты не думай, у нас есть большой дом и целая армия слуг. Но не могли же мы всех их везти сюда. Мой муж настаивал на том, чтобы мы наняли здесь большой дом, но я сказала, что не вынесу этого, что хочу немного отдохнуть. А если дом будет полон людей, конца не будет заботам и волнениям…

И так до бесконечности.