Крылатый лев (СИ)

Глава 21

…Нет, ни о чем я тогда не подумал. Я даже не вспомнил, что прошлой ночью Вишня так же оказалась в лапах Колдуна, — некогда было проводить параллели. Издав бешеный боевой клич (на самом деле вопль ужаса), я выставил вперед меч и ринулся на чудовище.

Болотище было выше, крепче, сильнее меня, но я готов был биться с ним до конца, рубить клинком и рвать голыми руками. Чудище проворно отклонилось от нелепого взмаха, но ослабило хватку, — Вишня упала на траву, хрипя отползла в сторону.

Но радоваться было рано — монстр дотянул щупальца до моего плаща, зацепил, поволок к себе по колючкам. Я понял: если болотище прижмет меня к земле, все будет кончено. Пытаясь садануть по мохнатым лапам, я промахнулся, — несмотря на габариты, чудовище оказалось ловким. Погибнуть в жирном пупырчатом брюхе мне вовсе не улыбалось, и я вскинул клинок… «Бей болотище по зубам!» — в воспаленной памяти всплыло давнее отцовское наставление.

Коричневые зубы чудища клацали рядом, пасть походила на громоздкий квадратный чемодан, полный острого щебня. Заорав, что было сил, я вознес клинок и воткнул его куда-то между клыками. Меч закачался в морде монстра, точно гигантская зубочистка, болотище взревело, всплеснуло щупальцами, выпустило мой плащ. В последнем рывке я выдернул клинок из пасти чудовища — оно обмякло, осело, точно сдувшаяся игрушка для плавания, и я с изумлением понял, что наконец-то все сделал правильно.

— Ты как? Давай руку! — я кинулся к Вишне, помог ей подняться.

— Я — ничего… — просипела она.

— Бежать можешь? Вдруг оно очухается….

— Могу…

Забросив в траву котомку и расшитую торбочку (ох, не до них было в ту минуту!), я крепко сжал Вишнину ладонь. Мы неслись куда-то через бурелом и овраги, не разбирая дороги, забыв про карты и схемы, про тропинки, полянки и ориентиры. То чудище, видно, так и осталось там, где я его приложил, но из-за дерева-фонаря на нас выскочило другое болотище, а потом и третье.

То еще удовольствие — мчаться во весь опор, когда позади пыхтят, ревут, хрустят ветками мерзкие пупырчатые твари! Мы побили все рекорды — хоть завтра на чемпионат! Облачная Белка Алька едва поспевала за нами. Болотные монстры оказались упорными в порыве изловить добычу, но бегали они, к счастью, плохо. А мы с Вишней частенько побеждали в школьном кроссе, поэтому сумели от них оторваться.

Но у Вишни кончались силы, я чувствовал это по тому, как ослабла ее ладонь, как тяжело она дышит.

— Не могу больше… — простонала она. — Всё, не могу.

— Вишня, держись! Главное, отбежать подальше от болота … — запыхавшись, пробормотал я. — Смотри, уже бабочек меньше стало.

Я сказал это, чтобы успокоить ее. Жутких мотыльков становилось больше! Они кидались на нас, размахивая фосфорными крыльями, лезли в лицо — то ли сбивали с пути, то ли, наоборот, куда-то направляли.

Вспышка — луна. Вспышка — дракон. Вспышка… глаза! Я сразу понял, чьи эти глаза! На крыльях отразились жуткие глаза, которые я сразу узнал: черные точки-перчинки, красные прожилки — будто белков вовсе нет, набухшие морщинистые веки.

«Бабочки отражают то, что видели», — всплыло в мыслях. Значит… Да и черт с ним!

Очень беспокоила меня Вишня — я понял, что она и вовсе не способна уже о чем-то рассуждать и даже смотреть по сторонам. Опершись о шершавый, побитый насекомыми ствол громадного, как дом, дуба, она тихо сползла на пожухшую листву, пахнущую сыростью и плесенью. Села на корточки, прислонилась к дереву, закрыла лицо руками.

— Вишня, не плачь только, — торопливо сказал я, стараясь не смотреть назад, где уже слышался жуткий треск сучьев. — Садись ко мне на плечи, я понесу тебя.

— Далеко ли унесешь, — безнадежно пробормотала Вишня.

— Ну… как получится. У меня еще есть силы! — приободрившись, проговорил я.

Топот приближался, и Вишня, всхлипнув, выдохнула:

— Я просто так не дамся! Я буду биться!

Я крепко схватился за рукоятку меча. В фосфорных отсветах деревьев тускло поблескивал отточенный клинок, перепачканный мутной гнилью болотища.

— Ты не будешь биться, — хрипло сказал я. — Это я буду. А ты… Ты залезай на дерево. Смотри, нам повезло, — это обычный дуб, а не голая труба с огнями… Забирайся повыше! Я отгоню их — и тоже залезу.

Не расслышав, что ответила Вишня, я подхватил ее (легкая какая!) и подсадил на крепкий кряжистый сук.

Ужас, тревога, ярость, отчаяние — все куда-то исчезло. Был я — и был меч.

Ждать долго не пришлось. Сухой хруст сучьев возвестил о том, что чудовище обнаружило нас — я отчетливо видел его корявый силуэт в жидком холодном свечении. Болотище вынырнуло из тьмы и с ревом выкинуло в мою сторону липкие мохнатые щупальца. Клацнули игольчатые зубы, скривилась тупая жабья морда, надвинулся кровожадный оскал…

«А ведь меня сейчас не будет!» — простая мысль прокатилась внутри скользкой горошиной. Я, что было сил, махнул мечом.

Безобразный рык заставил меня еще крепче сжать рукоять клинка, но это был рёв умирающего зверя-убийцы. Клинок угодил в бородавчатую шею. Мерзкий монстр, захрипев, повалился на палые листья. И затих.

Мне бы собраться, сконцентрироваться, понимая, что с минуты на минуту тут появятся его собратья, но мысли путались, голова кружилась, точно я прокатился круг-другой на самой резвой карусели. Я тяжело прислонился к шероховатому дубу.

— Лион, забирайся скорее наверх! — отчаянно крикнула Вишня.

Стараясь не глядеть на мертвое болотное чудище, я подтянулся на руках, забрался в развилку. Прикоснулся лбом к сырой, черной, морщинистой дубовой коре.

— Что ты? — обеспокоенно дотронулась до моего плеча Вишня. — Ранен?

— Нет. Просто противно… убивать.

Если бы Вишня начала успокаивать: мол, что ты, это же не человек и даже не зверь, а вонючее болотное чудище, убийца, живоглот, людоед, мне не стало бы легче. Но Вишня только произнесла тихо:

— Конечно, противно, Лион. Твоему отцу тоже было противно. Но он много раз спасал от нашествия тварей наш Светлый город. А ты спас меня. …Спасибо.

Горячее чувство, сладкое, точно свежезаваренный чай, согрело сердце. Мне захотелось обнять Вишню, коснуться косичек с яркими прядками. Но она тонко вскрикнула:

— Лион! Ты слышишь? Они здесь!

Я приподнялся, вглядываясь в сумеречную даль, и увидел, что лесное пространство наводняют уродливые пупырчатые существа с щупальцами и жабьими мордами. Они надвигались со всех сторон плотной рычащей толпой, и кусты, ломаясь, стонали под их тяжелыми лапами.

— Буду рубиться, — сцепив зубы, процедил я и ухватистее взял меч.

— Нет, их слишком много! Давай заберемся повыше!

Вишня была права — другого выхода не было. Помогая друг другу, мы цеплялись за острые сучья, раздирали ладони, пытаясь залезть вглубь раскидистой кроны. И только облачная Белка Алька — на то она и Белка! — легко перелетала с одной ветки на другую.

А внизу бушевали болотные чудища. Они заметили сраженного мечом сородича и заревели еще гуще — рёв превратился в леденящий вой. Нет, они не оплакивали собрата — болотищам неведома жалость. Бородавчатые монстры поняли, что их неудачливый соплеменник упустил добычу, а они-то уж точно ее добудут.

Гигантские двуногие жабы выбрасывали в нашу сторону длинные, как веревки, раздвоенные языки, и их многочисленные глаза мигали обезумевшими фонарями. Они не умели лазать по деревьям, зато прыгали высоко, точно на пружинке. И хотя Вишня, преодолевая кашель, закричала: «Не достанете! Никак не достанете!», я вовсе не был в этом уверен.

Когда раздавался металлический стук громадных челюстей и зловеще вспыхивали глаза — мутные огоньки, во мне темной пеной накипал ужас. Я мысленно перешагивал через эту пену, размахивая мечом, но это только раззадоривало чудовищ. «Как бы не навернуться, — с опасением подумал я, цепляясь за ветку. — Неловкое движение — и всё, привет. Я — чей-то поздний ужин».

— Ой, Лион! — вдруг вскрикнула Вишня, и у меня зашлось сердце — неужели уродливая тварь все-таки дотянулась до нее? Я рванулся туда, едва не полетев вниз, и тут заметил, что Вишня заглядывает в большое дупло с острыми краями.

— Мы спрячемся, переждем до утра! — Вишня торжествовала.

Подтянувшись на крепкой ветке, я посмотрел в густую опасную черноту. Это могло быть спасением. Но если дерево трухлявое, мы рухнем вниз. Тогда болотища мигом раздерут кору, выковыряют нас, как изюм из булки. И будет у них новое блюдо: «Людишки в древесном соусе».

Ничего этого я Вишне, конечно, не сказал. Только шепнул: «Скажи Альке, чтоб подсветила…» Облачная Белка отреагировала мгновенно, тускло вспыхнула и отважно нырнула в непроглядную мглу.

— Я заберусь первым и подам тебе руку, — сказал я Вишне. Глянул в дупло — не поверил своим глазам. Вниз вела лестница — и не какие-нибудь расшатанные занозистые ступени, а добротно сваренные и надежно закрепленные металлические перемычки. Она походила на спортивные стенки, крепко прикрученные в школьном зале. Лестница поблескивала серебром и манила.

Лицо Вишни просветлело:

— Вот чудо! Пойдем скорее!

— Подожди… — замялся я. — А если… — но вспомнил звук клацающих челюстей и тут же махнул рукой. — Ладно, пойдем.

Мы спускались долго, очень долго, будто шли вниз великанской трубы. Я шагал первым, за мной — Вишня, Белка светила нам, изображая ночник. Саднили ободранные в схватке ладони, неизвестность железным кольцом сжимала голову. Но лучше уж оказаться в тайном подземелье, чем в гнилой пасти болотища. И, где бы мы ни были, у меня есть меч. Есть меч.

Не знаю, сколько прошло времени, когда по глазам, приспособившимся к размытым сумеркам, больно ударил поток сочного желтого света. Я спрыгнул с последней ступеньки, подал Вишне руку и с изумлением увидел, что мы находимся в просторном круглом зале, озаренном огнями сотен свечей в золотых канделябрах, что отражались в многочисленных зеркалах.

И я бы восхитился, как маленький мальчик, попавший в чудо! Да только вот лестница, по которой мы спускались, щелкнула, сложилась и исчезла, будто ее и не было. Щелк — и захлопнулся люк, да так, что в высоком сводчатом потолке с лепниной (откуда только он взялся, потолок?) не осталось никакой щели.

Вишня тоже не ликовала — она пыталась запахнуть помятый, пыльный, разодранный в ошметки синий плащ и, наконец, удрученно махнув рукой, намотала вокруг пояса длинный клетчатый шарф. Ее косы растрепались, щеки раскраснелись, но мне она нравилась такой, какая есть. И с каждой минутой — все больше.

Чтобы прогнать ненужные мысли, я тряхнул головой и громко сказал:

— Интересно, куда мы попали? На карте, вроде бы, не было этого места. Может, это подземелье гномов?

— Я думала, что гномы в подземельях добывают руду и алмазы, а не танцуют вальсы… — пробормотала Вишня, стараясь не глядеть в многочисленные зеркала, где хмурилось вовсе не парадное ее отражение. Я, конечно, тоже был перепачкан и встрепан, как бродячий кот. Волосы, и без того взлохмаченные, вздыбились, и я стряхнул с них сухие листья. Лицо было расцарапано, руки — ободраны, одним словом — тот еще герой.

— Не так важно, чей этот зал. Главное, что сделали его разумные существа, а не тупые болотища, — заметил я. — Свечи не оплыли — значит, зажгли их недавно. Пойдем, поищем хозяев. Вдруг нас не выгонят и даже накормят.

— Ты можешь думать о еде? — вскинула брови Вишня.

— Конечно, — не смутился я. — Раз мы сами не стали едой, то почему бы о ней не подумать?

Вишня сумрачно промолчала, плотнее подтянув клетчатый шарф.

Осторожно ступая по сияющему скользкому паркету, мы с изумлением разглядывали стены, обитые желтым шелком с вышивкой в виде крошечных розовых тюльпанов, любовались витиеватой лепниной на потолке и пухлыми ангелочками с бессмысленными пустыми глазами. Мы не видели такой красоты — в нашем городе даже торговцы жили попроще. Высокие окна прикрывали тяжелые золотые портьеры с пышными коричневыми кистями.

— Интересно, что за ними? — обернулась ко мне Вишня и не раздумывая раздвинула занавеску.

Но за глянцевыми рамами ничего не было видно — все застилал плотный сливочно-белый туман.

— Странно… — проговорил я — и схватил Вишню за руку, затянул за портьеру. Потому что зал начал наполняться людьми.