Кто хочет процветать

ГЛАВА 16

Перед тем как нажать на кнопку домофона, подполковник Терпугов настроил себя на рабочий лад. Человек-робот: ни нервов, ни чувств. Ничего, кроме одной цели — расследование убийства.

Родители Милавиной на удивление держались бодро.

— А я верующая, — пояснила Светлана Борисовна, ее мать. — Значит, Господь решил, что так для Валечки будет лучше. Да и что ее здесь ожидало? Ну деньги, работа… А этот Пшеничный, которого она любила до безумия, бросил бы ее. Она бы страдала. Опять. Зачем? А так… Улетела на тот свет. А как соскучимся сильно, так и свидимся. Живут же дети далеко от родителей. На полярных станциях, в Америке, а моя Валечка всегда стремилась к необыкновенному. Вот и выбрала тот свет.

Полковник Терпугов одобрительно кивнул.

— Однако нам, ну тем, кто на этом, необходимо разобраться, — он заметно затруднился с продолжением фразы, — кто, так сказать, отправил Валентину туда, — и указал вверх пальцем. — Порядок такой.

— Да, я понимаю, конечно, разобраться надо. Может, Валечка хотела бы еще на какое-то время здесь задержаться… Хотя все равно все туда поедем. Но порядок… — выражая свое согласие, жалко потрясла головой Светлана Борисовна. — Порядок должен быть!

— Садитесь вот сюда, — указал на велюровое кресло с высокой спинкой Петр Михайлович, отец Милавиной. — Валечка любила на нем сидеть. Заберется с ногами и рассказывает нам свои новости… Да!..

Светлана Борисовна тем временем принесла поднос с кофейником и чашками.

— Давайте кофе пить! Мы Валечку не хотим расстраивать, пусть видит, что мы бодры, здоровы, а главное, что мы верим!..

— С удовольствием, — выдавил из себя улыбку Терпугов, подумав: «С одной стороны, оно, конечно, как бы так и следовало быть, но с другой — как-то странно. А может, правда так верят?!»

— Вы уж простите, но мне бы хотелось как можно больше узнать о жизни Валентины. Поэтому, если вы не против, начнем с ее юности.

— Пожалуйста, — покорно опустила глаза Светлана Борисовна. — Училась Валечка на химическом факультете, вот… Потом замуж вышла за Володю Милавина…

— А отчего он умер?

— Сердце. Инфаркт. Дело-то у него большое было. Нервничал. Суетился. Да и с Валечкой не дружно они жили. Любовница у него была, молодая, с именем каким-то цветочным, не вспомню. Так он хотел развестись с Валентиной и жениться на этой, цветочной. Не успел. Вот таким образом Валечка стала богатой. Радовалась она этому богатству, не скрою. Но ведь не растранжирила, а делом занялась, к которому душа лежала. Мечта у нее была духи создавать. Ах, все-таки надо было немного повременить… — забывшись, посетовала Светлана Борисовна. — Уж очень она хотела выпустить эти духи. Говорила, ошеломлю Москву на Новый год.

— А может, кто-то из родственников господина Милавина, недовольный тем, что все досталось вашей дочери, решил отомстить ей?.. Хотя, — почесал мочку уха Терпугов, — смысла в этом нет. Ведь она наверняка составила завещание. И полагаю, что единственными ее наследниками будете вы.

Светлана Борисовна опустила голову и вздохнула. Петр Михайлович погладил ее по руке.

— Близких родственников у Володи… Милавина, — пояснил он, — нет. Если не ошибаюсь, только двоюродный брат и племянники. Но он с ними почти не поддерживал отношения. Он был погружен в работу. Да вот незадолго до смерти любовница у него молодая появилась. У Валечки детей не было, а Володя очень хотел иметь наследника…

Терпугов, слушая, осматривал обстановку квартиры. Все указывало, что люди жили в полном достатке. И вдруг он увидел что-то знакомое. Присмотрелся.

— А это у вас снимок с портрета, что висит в кабинете Валентины, да?

Родители повернули головы, посмотрели…

— Да, — ответила Светлана Борисовна. — Это снимок с портрета Валечки.

— А я сразу догадался, несмотря на костюм, что это Валентина. А кто написал этот портрет?

Светлана Борисовна с тихой грустью улыбнулась своим воспоминаниям:

— Сережа написал. Первая Валечкина любовь. Думали, да что там, были уверены, что они поженятся. А он, как в омут головой, влюбился вдруг в какую-то актрису, оставил живопись и стал ездить с ее балаганом по стране в качестве художника-декоратора. Вот тогда-то с отчаяния Валя вышла замуж за Милавина. А какой они были бы парой!..

Терпугов слушал, глядя на снимок. «Да, красивая была женщина. Яркая!..»

— И с тех пор пропал Сережа, мы его больше ни разу не видели… — продолжала Светлана Борисовна.

— Сережа? — с некоторым удивлением переспросил подполковник. — А как его фамилия?

— Фролов, — ответил Петр Михайлович. — И ведь были задатки, большие… А пропал… Совсем… Спился, должно быть.

— Сергей Фролов?! — не на шутку разволновался Терпугов. — А фотография у вас его есть?

— Конечно. Они с Валей много фотографировались, ведь несколько лет вместе были. Когда она замуж вышла, то альбомы у нас оставила. Правда, сначала, после его бегства, хотела все фотографии сжечь. Но потом одумалась и сказала: «Ведь в памяти он все равно останется. Если бы было можно сжечь память о нем…», сложила стопкой альбомы и спрятала в шкаф. Если вы хотите, я покажу, — оперлась рукой о подлокотник дивана Светлана Борисовна, чтобы подняться.

— Да, конечно! — с явным волнением подхватил Терпугов.

Светлана Борисовна вышла в другую комнату и вернулась с несколькими небольшими альбомами. Подполковник был почти уверен, кого он увидит на снимках, но все же оставалось небольшое сомнение, и он хотел, чтобы оно оставалось. Однако, перевернув несколько листов, он обнаружил фотографию своего знакомого художника Сергея Фролова…

«Так! Очень интересно! — мысленно воскликнул Терпугов. — Что ж это он мне не сказал, что Милавина — его бывшая любовница, что это он написал ее портрет? Молчал и наброски делал. Выдержка! Глазом не моргнул, бровью не повел. А?! На случай поставил, что я не узнаю… И проиграл!»

Терпугов тряхнул головой, чтобы отогнать мысли, которые с лихорадочной поспешностью принялись строить яркую версию убийства Милавиной Фроловым. Он еще с полчаса побеседовал с Петром Михайловичем и Светланой Борисовной, потом, выразив свои соболезнования, попрощался.

Несмотря на то что родители держались отлично, выйдя на улицу, подполковник облегченно вздохнул. «С Северного полюса, из Америки, даже Южной, хоть телеграмму можно получить, а вот оттуда… Черт его знает, — совсем неуважительно к тому свету подумал он, — может, когда и оттуда телеграммы будут приходить. Ведь, скажем, в четырнадцатом веке никто бы не поверил, что из Москвы можно будет позвонить в Америку. Тогда даже не знали, что она есть!..»

Терпугов сощурился от ярких лучей почти весеннего солнца и улыбнулся. Повсюду весело таял снег, чтобы к вечеру тонкой прозрачной пленкой покрыть асфальт и посмеиваться над осторожно шаркающими прохожими. Но он недолго наслаждался весенними предчувствиями. Фролов затмил все.

«Зачем ему понадобились эти последние впечатления? — задал себе вопрос подполковник и ответил: — Чтобы научиться убивать. Собирал материал, систематизировал, вникал и убил, но все-таки как художник, с фантазией. За что? А за успех! Которого сам не достиг. Ведь он был талантливым художником, а она простым химиком. И вдруг все оказалось наоборот. Она богата, известна. Он — ничто. Малюет бутылочные этикетки. Дизайнер-разработчик! — сплюнул Терпугов. — Отомстил, душу черную отвел да еще заработает, — продаст духи и тетрадь. Вот это ход!.. Может, да скорее всего так и есть, стал делать эти зарисовки неосознанно. На поверхности сознания было — сделать выставку, но подспудно толкало желание наказать за все свои неудачи Милавину. Кстати, надо узнать, когда в последний раз они встречались. Если недавно, то все ясно. Увидел ее во всем блеске и оторопел от зависти. Чтобы с ума не сойти от раздирающей душу злобы, принялся мысленно рисовать картины отмщения. Из множества эскизов выбрал убийство, оно в нем давно сидело. Подготовил все необходимое и создал картину с мертвой натурщицей. Все-таки, несмотря ни на что, в душе он считает себя личностью неординарной. «Да, много улик против меня, а вы докажите!» Что ж, и докажем. А для начала мы с вами, господин Фролов, встретимся!»

Подполковник вынул из кармана мобильный.

— Сергей, привет! Я по поводу картины из кабинета Милавиной. Нужен совет компетентного человека. Стоящая вещь или нет! Занят? Ну ты уж извини, но встретиться надо сегодня. Да, обязательно. В «Степном хуторке», в полвосьмого, идет? Значит, договорились!

Когда Фролов вошел в зал небольшого ресторана «Степной хуторок», Терпугов, выбравший столик в углу, не выказал своего присутствия, а с жадным интересом стал вглядываться в Сергея. Лицо его показалось ему обрюзгшим, землистым, глаза мертвыми, ни огонька в них, ни искорки, плечи бессильно опущены.

«А ты думал, носить в себе тайну убийства легко? Думал, справлюсь запросто. Ликовать буду!..» — с чувством злорадства подумал Терпугов.

Фролов заметил подполковника, подобие улыбки мелькнуло на его губах. Он подошел, протянул руку. Терпугов ответил. Сели, пробежали глазами меню. Сделали заказ.

— Так я тебя, Сережа, побеспокоил вот по какому поводу, — протянул подполковник Фролову снимок, по его приказу сделанный с портрета в кабинете Милавиной. — Я тогда там спросил тебя, как находишь кисть художника? Ты ничего толком не ответил. А меня заинтересовал этот портрет.

Фролов взял в руки снимок, дождался, когда принесут водку и закуску. Выпил и сказал:

— Кисть хорошая! Да художник — не очень. Дальше не пошел. Это его первая и последняя вершина.

— Ты его знаешь? — сыграл изумление Терпугов.

— Знал… когда-то. Много звезд он хотел с неба. Да не рассчитал силы. Слаб оказался…

— И оттого, наверное, пропал?

— Оттого и пропал, — вяло улыбнулся Фролов. — Ты чего, Борис, не пьешь? Давай!

Они чокнулись запотевшими стопками.

— Совсем пропал или?..

Фролов поморщился, устремив свои страшные, без единой живой искорки глаза куда-то поверх головы Терпугова.

— Может, и совсем. Хотел было попытаться вновь… да путеводная звезда закатилась…

Терпугов согласно кивнул, поддел на вилку кусочек рыбы и спросил:

— Что ж ты мне, Сережа, ничего не сказал?

Фролов перевел на него свой взгляд.

— А это что-нибудь изменило бы?

— Как сказать, — наливая в стопки горькую рябиновую, ответил Терпугов. — Я вот узнал, — покачивая головой и закусывая соленым огурцом, продолжал он, — что ты виделся с Милавиной за неделю до ее смерти. И до этого вы в ресторане вместе обедали. А ресторан дорогой. Она, значит, тебя пригласила, ведь так?

— Так! А еще до этого ты узнал, что мы были с ней близки и даже хотели пожениться, а потом я задурил и пропал.

— Верно.

— И ты решил, что, встретив Тину, я из зависти убил ее.

— Не исключено.

— Не было мне смысла ее убивать. Она предложила мне помощь. Обещала организовать выставку моих работ в одной частной галерее. И на карнавал пригласила, чтобы познакомить с состоятельными людьми, которых могли бы заинтересовать мои картины.

— А признайся, захотелось дважды войти в ту же воду? И даже подумывал, что удалось, но на карнавале убедился — древние мыслители осечек не дают. Ты понял, что Милавина крепко увязла в молодом Пшеничном.

— Угадал! Крепко увязла. Я даже ее обидел, пошлость сказал. Теперь жалею.

— Но зато выставку ты себе обеспечил. И какую! Резонанс по всей Москве. Ведь там будут зарисовки со свежего места преступления. Там будет представлено, как была убита Валентина Милавина. Думаю даже, что изменишь своему излюбленному угольному карандашу. Освещение уж больно захватывающее. Ты, наверное, сделал наброски, когда она была еще живая, без сознания, но живая, а потом ласково так, затянул на шее любимой шарф, несколько штрихов карандашом нанес на бумагу и исчез. И не ожидал, что утром я тебе позвоню.

Фролов устало рассмеялся:

— Сам же говоришь, что ты мне позвонил. Ну а не позвонил бы, как бы я смог сделать наброски с Милавиной, если бы меня там не было?

— А очень просто. Не успел бы я еще выйти из машины у «Елисаветинского», как ты появился бы передо мной, объяснив, что шел по делам и вдруг увидел, как мой джип подъехал к пассажу. Ну и по старой памяти попросил бы взять себя на место преступления.

Фролов рассмеялся чуть веселее:

— А ведь действительно не придерешься! Ловко ты, Боря, все это выстроил. И что, правда считаешь, что я убил Тину?

Терпугов посмотрел в глаза Фролову и сказал:

— Не исключаю. Так что придется вспомнить, где ты был двадцать второго февраля с девяти тридцати до десяти тридцати вечера.

— Дома, — ответил Сергей и усмехнулся, не скрывая раздражения. — Слушай, Борис, я, конечно, тебя понимаю. Ты должен подозревать каждого, кто как-то мог быть причастен к убийству. Но скажу тебе честно, мне до омерзения противно, что ты, — он сделал ударение на «ты», — подозреваешь меня. — Он бросил на стол несколько сотен, поднялся и, не глядя на Терпугова, выпалил скороговоркой: — Ну, бывай! Понадоблюсь, знаешь, где меня найти. — И ушел.

Терпугов неласково поглядел ему вслед: «Ну если окажется, что это ты!..» — подумал и, мысленно послав Фролова далеко, но в пределах Москвы, заказал еще водки.

«Нет, вот если бы я сейчас высказал версию, что Милавину убил ее любовник, или ее менеджер, или черт знает кто, он бы тут же ухватился и взахлеб принялся бы поддакивать мне, — не мог успокоиться подполковник. — Сыпал бы проклятиями в адрес убийцы, требовал бы найти его хоть под землей. А тут… Я лишь высказал предположение, кстати, не лишенное основания, как они обиделись и ушли! Вот, всех можно подозревать, только не его. Святой прямо!.. Нет, но людская психология до смешного примитивна. Все могут быть виновны, только не я».

В скверном расположении духа, метавшегося в нем точно бес, подполковник отправился домой. В противоположную сторону от него, не замечая ни снега, ни противного ветерка, шагал Фролов.

«Ну скажи после этого, что она не ведьма! — кричало его возмущенное «я». — Жил, работал, никого не трогал, писал себе потихоньку, может быть, даже и выставку сделал бы… потом. А она появилась — точно из преисподни. Прилипла, как жевательная резинка. Ну разошлись наши дороги, разошлись давно и навсегда. Но не могла она отстать от меня, не причинив неприятность. Отомстила! Меня подозревают в ее убийстве. А как, оказывается, это неприятно, даже мерзко. Тина, Тина!.. Что за странная сила связала нас с тобой?.. Зачем ты опять возникла на моем пути? Зачем? Чтобы погубить? Конечно, Терпугову кажется все ясным. Вот подумает еще немного и установит, каким образом я оказался в «Елисаветинском» после закрытия. Да хотя бы придет ему в голову та же мысль, что и мне, будто убийца прятался под юбкой одной из маркиз. А потом проще простого. Вошел. Тина удивилась. Но я успокоил, мол, сюрприз захотел сделать в последний день карнавала. Она спокойно сидит в кресле, я расхаживаю по кабинету, набрасываю ей на шею шарф, — подарок свой, потом достаю марлю, пропитанную хлороформом, и накладываю ей на лицо!.. Картина ясна до малейших нюансов. Разозлили меня мои неудачи. Решил убить Тину, похитить ее новые духи и тетрадь с записями. До времени спрятать, а потом выгодно сбыть заинтересованным людям…»

Сергей не заметил, как дошел до дома. Душу точно перевернули вверх дном. Полусонный покой, в котором он существовал и которым дорожил, был нарушен. Он с тоской посмотрел на диван, на который бы лег и стал бы неспешно перелистывать томик Чехова, перечитывая строки о необходимости жить и терпеливо сносить испытания, какие пошлет судьба. И соглашаться. Не желая видеть и понимать ничего другого, кроме этих строк, полагая, что судьба уже достаточно ниспослала ему испытаний, и он их выдержал: сумел подавить раздражение, сумел внутренне смириться со своим, он отдавал себе в этом отчет, жалким существованием. Он не роптал, не мечтал, а просто жил. Разве это плохо? Но никак не ожидал, что еще может предстоять испытание тюрьмой, в которую его упечет знакомый ему подполковник.

Странно, Фролов не считал себя человеком робкого десятка, но это когда речь шла о взаимоотношениях с людьми, а когда вмешивалось что-то потустороннее, он ощущал полное бессилие. Сейчас же он не сомневался, что Судьба решила его доконать. Правда, может, она таким образом хотела помочь ему вылезти из болота, встряхнуть, поставив на карту его свободу. Но ему было только жаль утерянного, покрытого теплой пылью покоя…

Он упал на диван лицом вниз и думал, что вот дороже этого дивана ничего для него нет. Поймал себя на мысли, что целый день, работая в офисе, он время от времени представляет, как вернется домой, ляжет на диван и будет отдыхать…

— Нет! Нет! И нет! — вскочил Фролов с дивана и пнул его ногой. — Нет мне покоя! А, черт, черт! А вот пусть Терпугов докажет, чего не было! А мне плевать! Плевать! Завтра же уеду на дачу и буду писать. Завершу цикл и выставлю и Терпугова приглашу! — Сергей влетел на кухню, схватил сумку, открыл холодильник и принялся без разбора бросать в нее продукты. — Прямо с утра. Первой электричкой. Позвоню на работу и возьму отгулы. Я и так за всех семейных отдуваюсь, работая по выходным и праздникам. И — на природу, на дачу!