Кто стрелял в президента

Глава 13. Палата номер шестьдесят шесть

— НУ, с богом! — торжественно произнесла гостья и принялась тасовать карточную колоду.

— Ой, господи, — сказала Надежда Клавдиевна и тревожно закусила губы.

А Геннадий Павлович ничего не сказал. Но в знак протеста закинул ногу за ногу, усевшись на диване несколько боком, и принялся резко выдыхать через рот, трясти головой и шевелить белесыми бровями, всем своим видом демонстрируя глубокий скепсис и резкое неприятие самого факта присутствия в его доме шарлатанов, именующих себя ясновидящими.

Ясновидящую звали Ириной Власьевной Богдановой. Густые волосы Ирина Власьевна красила в бургундские цвета и укладывала на голове двумя баклажанами. Губы обводила толстым темным карандашом. И покрывала голову черной или мучнисто-серебряной — в зависимости от сезона — треугольной шалью вологодского кружева. Концы шали жестко, как хомут, упирались в грудь, задрапированную в балахон, играющий бронзовой светотенью. В общем, Ирина Власьевна была женщиной яркой и величавой. Фамилия Богдановой была Левочкина, по мужу — Дурова. Но дурить население ни с той, ни с другой фамилией было несподручно. И лет десять назад Ирина Власьевна проницательно нарекла себя Богдановой, невзначай давая понять таким вот фыркающим на диване скептикам, что ее дар — от бога. Видела ясновидящая действительно очень ясно. В этом ей помогали приобретенные в областном центре дорогие цветные линзы, вещь недоступная по цене для жителей городка на берегу Белого озера. Оказавшись за столом в квартире очередной клиентки, Ирина Власьевна медленно снимала очки в оправе золотых вензелей, но с простыми, без диоптрий, затемненными стеклами, и откладывала их в сторону, ненавязчиво показывая, что видеть она будет исключительно сердцем. И глаза в ее деле вообще ни при чем. Отложив на край стола очки, Ирина Власьевна между тем зорко оглядывала вооруженным линзами взором квартирные окрестности. В дальнем углу она в подробностях разглядывала фотографию ребенка, сквозь стекло серванта изловчалась прочитать надписи на медицинских картах, рецептах, документах или письмах и открытках. Обнаружив с расстояния в несколько метров притаившегося возле ковра клопа, гадалка зловеще предрекала появление крови и летела к кровососу, крепко ударяя по нему деревянной рамочкой, колодой карт, или фотографией исчезнувшего мужа клиентки. Заказчица глядела на кровавое пятно на фотоснимке неделю назад еще бодрого супруга и в ужасе закрывала рот руками. В запасе Ирины Власьевны был так же таракан, выпускаемый из спичечного коробка и символизирующий нечисть в доме, и ряд других неопровержимых доказательств ее божьего дара. Многие горожане, особенно помнившие Ирку Левочкину еще в должности кастелянши в районной больнице, твердо сомневались в способностях Ирины Власьевны Богдановой и за глаза возмущались явным обманом населения, но, тем не менее, опасались заявить об этом во всеуслышание, боясь, что гадалка сглазит. На этом парадоксе мировосприятия земляков — бога в деле Ирки Левочкиной никакого нет, но говорить об это страшно, вдруг да покарает? — и базировался бизнес Ирины Власьевны. Ясновидящая принимала страждущих в своем кабинете, который арендовала в помещениях государственных служб — собеса, районной поликлиники, комитета по статистике. Такое соседство должно было убедить клиентов, что ее провидческая деятельность одобряется государством, подконтрольна ему и так же прозрачна. После шести часов вечера, когда учреждения закрывались, ясновидящая ходила по домам. До квартиры Зефировых в этот день она добралась лишь к полуночи: очень долго искала по фотографии пропавшего мужа директорши магазина «Ткани». Лишь ночью Ирине Власьевне удалось с божьей помощью прояснить его местонахождение — прибежала Гавриловна, продавец магазина «Теремок», и сообщила, что потерявшийся клиент сидит в буфете железнодорожной станции с какой-то бабой, видать вернулись московским поездом да все не могут распрощаться.

Сейчас Ирина Власьевна Богданова значительными движениями тасовала колоду, лихорадочно размышляя, каким образом нейтрализовать скепсис и отчуждение Геннадия Павловича Зефирова, которые могли очень помешать ее духовному контакту с Надеждой Клавдиевной. Но ничего действенного, кроме припрятанного в бумажку таракана, в голову не приходило.

— Ой! — закричала Надежда Клавдиевна. — Таракан! Да откуда же это? Гена!

Геннадий Павлович на секунду вытянул шею и поглядел на стол.

— Откуда! — с намеком хмыкнул он. — Оттуда! Погоди, сейчас еще и не такая гадость поползет.

И Геннадий Павлович метнул на ясновидящую взгляд, должный показать, что он, Геннадий Павлович, Ирину Власьевну раскусил.

— Сроду у нас тараканов не было, — умоляюще приложив руки к груди, принялась оправдываться Надежда Клавдиевна. — Гена, скажи.

— Сглазили, Надежда твой дом, — смахнув таракана картами на пол, провозгласила ясновидящая. — Нечисть напустили.

— Это уж точно, — язвительно отозвался Геннадий Павлович, независимо глядя в сторону. — Напустили…

— Надо ауру чистить, — делая вид, что не понимает намеков Геннадия Павловича, деловито доложила Ирина Власьевна. — Потому и дочка из дому ушла, что энергетика тут для нее стала неподходящая. Узел черной энергии у вас здесь. В районе дивана.

И ясновидящая со значением посмотрела на Геннадия Павловича.

— А куда Любушка ушла, Ирина Власьевна, а? — умоляюще спросила Надежда Клавдиевна.

— Сейчас карты все скажут. Мои карты не врут.

— Ой, погодите-ка, нужно, чтоб для надежности на колоде нецелованный кто-то посидел, — вспомнила Надежда Клавдиевна.

— Таракана если только посадить, — съязвил со своего дивана Геннадий Павлович. — Или Ирину Власьевну.

— Гена! — возмущенно сказала Надежда Клавдиевна.

Ирина Власьевна старательно сдерживалась.

— Это не обязательно, — принялась заверять она.

— Действительно, — подтвердил Геннадий Павлович. — Мы же не в подкидного дурачка играть собрались.

— Ой, нет, — робким голосом упиралась Надежда Клавдиевна. — Обязательно нецелованного надо. Гена, а соседка?

— Что соседка? — рассердился Геннадий Павлович.

— Ольга, — оживилась Надежда Клавдиевна. — Поди, нецелованная? В колледже еще только учится, на первом курсе.

— Я ее точно не целовал, — сердито ответил Геннадий Павлович.

— Да вы что, Надежда Клавдиевна? — укоризненно повела руками Ирина Власьевна. — Она уж мини-аборт сделала!

— Батюшки! Когда?

— Да зимой еще.

— Гена, ты слышишь? Ольга-то?! Недавно ведь вот такусенькая была.

Геннадий Павлович демонстративно отвернулся к темному окну.

— Ой, ну видать придется так карты раскидывать, — загрустила Надежда Клавдиевна.

— А вы к Феоктисту Тетюеву сходите, — злорадно предложил Геннадий Павлович. — Он у нас всю жизнь, сколько помню, бобылем…

— Ой, действительно, — сказала Надежда Клавдиевна и взглянула на Ирину Власьевну.

— Тетюев-то? — возмутилась ясновидящая. — Нашли мальчика! Он же с вахтершей с рыбзавода во грехе сожительствует.

— Совершенно ты, Надежда, не в курсе, чем живет родной город, — откликнулся с дивана Геннадий Павлович.

— Да ты же сам его предложил! — возмутилась Надежда Клавдиевна.

— Я не понимаю, для чего вы собственно здесь собрались? — посетовал Геннадий Павлович.

— Действительно, Надежда Клавдиевна, — поколыхалась на стуле Ирина Властевна. — Кто из нас ясновидящая?

— Вы! — встрял Геннадий Павлович. — Надежда Клавдиевна, наоборот, страшно близорука. Дальше носа своего не видит.

— Кто в картах разбирается, я или вы? — игнорируя выпады с дивана, продолжала Ирина Власьевна. — Не надо нам никаких нецелованных. Сейчас мы всю предыдущую энергетику снимем с колоды крестом с молитвой. Осеним крестным знамением…

— И все шито-крыто, — пробормотал Геннадий Павлович.

— И все очистим, — сказала Ирина Власьевна. — Тут вроде у нас карты не хватает…

— Туза? — спросил Геннадий Павлович. — Или шестерки?

— Где же она? — пробормотала ясновидящая.

— А вы окиньте мысленным взором.

— Геннадий, прекрати! Ирина Власьевна, не обращайте на Гену внимания. Он у нас не верит ни во что такое.

— От неверия и есть все его беды, — скорбно сообщила Ирина Власьевна.

— Вы меня обвиняете в том, что Любочка ушла из дому? — вскипел Геннадий Павлович.

— Гена, прекрати, никто тебя ни в чем не обвиняет, — воскликнула Надежда Клавдиевна. — Я просто хочу узнать, где она сейчас? Жива ли… Неделю уж ни слуху, ни духу от ребенка…

Надежда Клавдиевна принялась всхлипывать.

— Что ты ерунду говоришь? — рассердился Геннадий Павлович. — Воешь, как по покойнику. Ох, бабы-дуры. Жива, конечно.

— А вот это мы сейчас и узнаем, — зловеще произнесла ясновидящая. — Да где же карта? Черт, черт, поиграй да отдай!

— Я ничего не брал, — задиристо бросил из своего угла Геннадий Павлович.

Ирина Власьевна покопалась в сумке и, наконец, вспомнив что-то, потрясла за корочки темную библию. Карта вывалилась на стол.

— Нашлась с божьей помощью, — благоговейно сказала Надежда Клавдиевна.

— Тьфу, — возмутился Геннадий Павлович. — Хоть бы библию-то не приплетали к своим суевериям.

И включил телевизор, нарочно прибавив звука.

Ирина Власьевна осенила колоду маникюрным крестом, пробормотала обрывок молитвы и принялась выкладывать карты прихотливым узором. Изобразив на столе орнамент, ясновидящая начала брать карты в руки в одном ей ведомом алгоритме.

— Что было? — замогильным голосом произнесла она.

— Что? — обмерла Надежда Клавдиевна.

— Дальняя дорога, — помолчав, выяснила Ирина Власьевна.

— Ловко!.. — скользко сказал Геннадий Павлович.

— О-ох! — первородяще застонала Надежда Клавдиевна. — Сколь дальняя-то?

— Не ближний свет, — пояснила гадалка.

— О-о-ох! — еще мучительнее заголосила Надежда Клавдиевна.

— Это мы и сами, без ясновидящих, знали, — запротестовал Геннадий Павлович. — Любушка в записке написала, что едет в Москву.

— Дорога была трудная, — гнула свою линию Ирина Власьевна.

— Ой, Любушка-а, доча-а!..

— Надежда, прекрати, — рассердился Геннадий Павлович. — Что ты воешь, как на кладбище?

— А видно чует материнское сердце, — мстительно ответила Геннадию Павловичу Ирина Власьевна.

— Вы глядите, что карты скажут, а не свои догадки стройте, — возмутился Геннадий Павлович.

— Что есть? — зловеще сообщила гадалка.

— Что? — ухватилась за сердце Надежда Клавдиевна.

— Не разберу чего-то… Казенный дом что ли? Или король? Ага! Теперь вижу. Никак живая!

— Гена, слышишь, живая Любушка!

— В важном казенном доме у вашей Любы встреча с королем трефовым, — пояснила гадалка.

— А король-то не бандит какой часом? — испуганно спросила Надежда Клавдиевна.

— А теперь поди их отличи, — задумчиво произнесла Ирина Власьевна. — Кто бандит, а кто честный человек?

— Да, — согласилась Надежда Клавдиевна.

— И что же это за дом такой важный? — ядовито поинтересовался Геннадий Павлович. — Не Кремль случайно?

Ирина Власьевна крепилась.

— А вот и дочка твоя, Надежда. Отыскалася окончательно.

— Где? Где? — принялась заглядывать в карты Надежда Клавдиевна.

— А как раз на короле лежала, а теперь отдельно, но наперекрест.

— С чем наперекрест? — взволнованно спросила Надежда Клавдиевна.

— Ну с королем же! — нетерпеливо ответила Ирина Власьевна.

— И что это значит? — стыдясь своей непонятливости, уточнила Надежда Клавдиевна.

— Еще встреча им предстоит, — компетентно разъяснила Ирина Власьевна.

— В Кремле? — поразилась Надежда Клавдиевна.

— Ага! С президентом! — встрял Геннадий Павлович и с самой наисаркастической иронией поглядел на гадалку. — Ой, бабы! Всякой-то ерунде верят.

— А чему я должна верить? — обиделась Надежда Клавдиевна. — Телевизору твоему?

— Тоже конечно, соврут, не дорого возьмут, — согласился Геннадий Павлович. — Но хоть не так явно, без тараканов.

И он еще прибавил звуку, увидев заставку ночного выпуска новостей.

— Ирина Власьевна! — заискивающе попросила Надежда Клавдиевна и вкрадчиво положила на стол снятое со среднего пальца золотое кольцо стиля «чалма». — Не обращайте на Гену внимания. Скажите, христа ради, что с Любушкой?

— Богу твое золото не нужно! — укорила Ирина Власьевна Надежду Клавдиевну, прибирая кольцо в руку. — Но скажет он тебе всю правду сейчас моими устами. Господи, откройся ты нам, где раба твоя Любовь Зефирова?!

— Начинаем наш выпуск экстренным сообщением, — сообщил телевизор.

— Укажи, господи! — стараясь перекрыть ведущего, вскрикнула ясновидящая.

На экране появилась фотография Любы с номером под грудью и ростомером за спиной.

— Надя! — осипшим голосом произнес Геннадий Павлович и вытянул к экрану трясущуюся руку. — Люба!

— Свят-свят! — Ирина Власьевна выронила кольцо и осенила себя крестом.

— А-а! — вскрикнула Надежда Клавдиевна и пошла к телевизору, выпростав вперед руки.

Она принялась гладить экран и истошно завывать:

— Любушка моя, что они с тобой сделали?

— Спасибо тебе, господи, за откровение твое! — встрепенувшись, шумно упала на колени Ирина Власьевна, подхватывая кольцо.

— Тихо! — закричал Геннадий Павлович и прибавил звуку так, что задрожали фанерные стены.

— В покушении на президента Российской Федерации подозревается опасная преступница… — грохотало из телевизора. — Ранее неоднократно судимая. В Москве находится с прошлого понедельника …особые приметы… может быть вооружена…

«Бом твою мать!» — пораженно выдохнули настенные часы.

— Это какое-то недоразумение, — надломившимся голосом сказал Геннадий Павлович.

— Бог-то все видит! — торжествующе заметила Ирина Власьевна и начала удовлетворенно складывать карты в темную намоленную библию.

— Любушка… — продолжала гладить экран, извещавший об окончании передач, Надежда Клавдиевна.

Геннадий Павлович поспешно выключил телевизор, словно надеясь, что постыдная и несомненно ошибочная информация исчезнет без следа, как сгорает в кухонной плите компрометирующая записка. Затем он взял Надежду Клавдиевну за плечи и осторожно усадил на диван.

— Гена, что же это?.. — с недоуменной мольбой шептала Надежда Клавдиевна. — Как же это?..

— Страшна, конечно, оказалась правда, — постным голосом, старательно скрывая злорадство, произнесла Ирина Власьевна. — И не в пользу некоторых антихристов, ну да вы сами захотели знать. А я только пособила, из челоко… челоколю… из любви к человеку ближнему.

— Вооружена, — опять подняла глаза на мужа Надежда Клавдиевна. — Чем — вооружена?

— Взрывчаткой, небось, — заметила Ирина Власьевна и широко, с плеча, перекрестилась. — Говорили, молодежь в интернете своем и взрывчаткой занимается, и терроризмом любым.

— Надежда, прекрати, — взволнованно, но не теряя присутствия духа, отмахнулся от гадалки Геннадий Павлович. — Какой взрывчаткой? Откуда? Максимум, что у Любушки могло быть — это пилка для ногтей да штопор с открывалкой.

— Видать, штопором богоизбранного пырнула! — доложила Ирина Власьевна.

— Вы несете невероятную чушь! — вскинулся Геннадий Павлович.

— Вон вы как заговорили! — обиделась Ирина Власьевна. — А чьими молитвами ваша Любушка преступная нашлась?! Вот и делай людям добро.

— Может быть, вы уже пойдете? — примиряюще предложил Геннадий Павлович.

— Пойду-пойду, не переживайте, лишка не задержусь. Мне самой в таком доме, где отцы бога не чтят, задерживаться не интересно. Как свое получу, так и пойду, — Ирина Власьевна накинула на голову шаль и поднялась из-за стола.

— Гена, но как же Люба на такое решилась?!

— За грехи отцов расплачивается, — встряла Ирина Власьевна.

— Вы действительно сейчас свое получите! — пригрозил Геннадий Павлович.

— Того только и жду! Уплатите цену, и мы в расчете.

— Ой, действительно, — встрепенулась Надежда Клавдиевна.

— Простите ради бога, я и забыла совсем с расстройства. Сколько мы вам должны?

— Лично я себя должником не считаю, — произнес Геннадий Павлович.

— А это уж сколько дадите, — смиренно ответила Ирина Власьевна. — Сколько совесть подскажет.

— Я — бессовестный, — предупредил Геннадий Павлович.

— Гена, уймись! Ирина Власьевна, все-таки примерно подскажите, — попросила Надежда Клавдиевна.

— Другой раз, бывает, и задаром людям помогаю, — Ирина Власьевна всхлипнула и окропила слезой северный склон груди. — А другой раз чаем напоят — на том спасибо добрым людям. Поклонюсь, да и пойду с богом.

— Так может чайку? — язвительно бросил Геннадий Павлович.

— Гена, я с тобой поссорюсь! — предупредила Надежда Клавдиевна и вытащила из кошелька деньки. — Ирина Власьевна, столько хватит?

— Хватит-то хватит, но чуток бы прибавить. Известия-то, уж тут ничего не попишешь, я вам знатные сообщила.

— Во-первых, не вы, а телевизор, а во-вторых, не известия, а дезинформацию, — поправил Геннадий Павлович, которого явно укусила муха.

— Телевизор! Как же! Он вам сообщит! — не на шутку рассердилась Ирина Власьевна. — Вы его включите еще-то разок, так он уж вам обратное соврет: не Любка ваша президента прибила, а он ее!

— Ой, не надо, чтоб он ее! — затрепетала Надежда Клавдиевна. — Все ж таки Любушка мне дочь родная, а президент не так чтоб родной. Сколько вы хотите? Назовите цену.

— Цены у меня дешевые: пятьсот рублей. Будете брать, так отдам за четыреста пятьдесят.

— Сколько? — возмутился Геннадий Павлович. — Все, ухожу в ясновидящие.

— Пожалуйста, возьмите, — попросила Надежда Клавдиевна. — Спасибо вам, что Любу нашли.

— Нечего меня спасать, — проворчала Ирина Власьевна.

— Гена, проводи Ирину Власьевну.

— Боюсь, я ее далеко заведу, — мстительно предупредил Геннадий Павлович.

— Упаси господи, мне таких провожатых не нужно. Ночью да еще с лешим идти.

— Ой, ну как же, — забеспокоилась Надежда Клавдиевна. — Темнота на дворе.

— Меня есть кому беречь, — патетически произнесла Ирина Власьевна.

— Если вы насчет… — начал было Геннадий Павлович, но вдруг встрепенулся. — Надя, давай-ка, другой канал послушаем, чего мы сразу телевизор выключили?

— Хоть телевизор, хоть радио, все одно услышите, — сердито предрекла Ирина Власьевна.

Геннадий Павлович щелкнул пультом.

— Противоречивая информация поступает сегодня по российским и зарубежным информационным каналам, — сообщил ведущий в студии.

Зефировы замерли.

Ведущий снял трубку стоящего на столе телефона, молча послушал, затем поправил в ухе, переложил лист на столе из одной пластиковой папки в другую и, наконец, сказал:

— По последней уточненной информации, сегодня в Кремле действительно имела место попытка покушения на президента России.

Ирина Власьевна с довольным видом поджала губы. Ради того, чтобы отомстить ершистому Геннадию Павловичу, она была готова пожертвовать главой России.

— Один из посетителей Кремля, нигде не работающий, состоящий на учете в психиатрическом учреждении Игорь Викентьевич Курочкин произвел два выстрела из пистолета, тип которого сейчас уточняется, по руководителю государства, следовавшему с группой чиновников. К счастью, о преступном замысле Курочкина стало известно находившейся поблизости инвалиду-колясочнице Любови Зефировой, которая загородила президента своим телом.

Надежда Клавдиевна обмякла и сползла на пол, обняв ножку стола.

— Любушка, доченька, да на кого же ты нас покинула-а!..

— В настоящее время Любовь Геннадьевна Зефирова находится в одной из столичных клиник, ее состояние оценивается как стабильное. Это пока вся информация на этот час. Более подробно об этом и других событиях — в нашем утреннем информационном блоке. Оставайтесь с нами!

Придя в себя после краткого замешательства, Ирина Власьевна незаметно вытиснулась из комнаты и крадучись покинула квартиру, опасаясь, что боевито настроенный Геннадий Павлович хватится золотого кольца «чалма» с пальца Надежды Клавдиевны и подчистую отберет назад четыреста пятьдесят рублей.

— Жива, жива наша Люба! — затряс Геннадий Павалович Надежду Клавдиевну. — Состояние стабильное.

Он в радостном возбуждении широко прошагал к окну и обратно.

— Молодец, Любовь! Горжусь! Ты подумай — президента своим телом закрыла! Моя кровь! Моя, Зефировская!

— Ишь ты, Зефировская! — сквозь слезы радостно заартачилась Надежда Клавдиевна. — Кого это ты своим телом спасал? Чего-то не помню?

— Да ты просто не знаешь. Я не рассказывал никогда.

— О чем?

— А в армии кто ротного прикрыл? Ему за ту гулянку знаешь что светило? А я его прикрыл!

— За какую гулянку? — насторожилась Надежда Клавдиевна.

— Да ладно, чего теперь вспоминать? — свернул разговор Геннадий Николаевич. — А Любовь — моя кровь!

— Гена, так ведь нам ехать в Москву, поди, надо? За Любушкой ухаживать?

— Само собой, — взволнованно согласился Геннадий Павлович. — Ребенок там в таком положении стабильном, кровью, может, сейчас истекает.

— О-о-й!

— В смысле, может, ей кровь моя нужна? Надежда, какая у меня группа, не помнишь?

— Не помню, — отмахнулась Надежда Клавдиевна. — Гена, давай собираться. Чемодан у нас где?

— В сарайке.

— Беги в сарайку.

— Надежда, ты не суетись. Куда мы среди ночи поедем? На чем? Догнать разве только Ирину Власьевну, да на ней верхом, вон у нее загривок-то какой, троих увезет!

— Геннадий, ты чего, кстати, спектакль устроил? Вздумал вдруг над уважаемой женщиной издеваться? Если б не она…

— Если б не она со своими тараканами в картах, — перебил Геннадий Павлович, — я бы давно телевизор включил и все узнал в подробностях.

— Гена, а может, пешком сейчас на трассу пойдем? Попутку поймаем? Лесовозы круглую ночь ходят, лес наш в Москву везут.

— Надежда, не сходи с ума. Куда ты там сядешь, в лесовозе? На фанкряж верхом? Дождемся утра, и на автобус. Может, на перекладных придется.

— Ну уж поезда до послезавтра ждать не станем!

— Нет, не станем, — согласился Геннадий Павлович и радостно добавил: — а ты ведь, Надежда, теперь мать-героиня.

— Да ну тебя с шутками твоими. Гена, чего же делать нам сейчас? Я ведь до утра не усну. Ой, Гена, растопляй титан, надо вымыться в дорогу. Где там в этой Москве намоешься?

— Да уж нигде, ясное дело.

Неожиданно в дверь скромно, чтоб не разбудить да не напугать хозяев со сна, постучали.

— Да кто же это? — развела руками Надежда Клавдиевна.

— Можно? — дверь приоткрылась и в прихожую вступила клюшка профессора Маловицкого. — У вас тут не заперто почему-то?

— Это ясновидящая не закрыла, — догадалась Надежда Клавдиевна.

— Могла бы и сквозь стену, вообще-то, удалиться, чтоб хозяев не беспокоить, — весело посетовал Геннадий Павлович. — За такие-то деньги.

— Вы телевизор смотрели? — Леонид Яковлевич не успел договорить.

— Леонид Яковлевич, дорогой! — Надежда Клавдиевна горячо обняла Маловицкого.

— Любовь-то наша!.. — голос Геннадий Павловича дрогнул, и неожиданно он заплакал, обняв Леонида Яковлевича с другого плеча. — Собой заслонила…

Впрочем, буквально через секунду Геннадий Павлович устыдился своей слабости, и, отерев глаза, срывающимся голосом принялся извиняться.

— Чего же мы в коридоре? — опомнилась Надежда Клавдиевна. — Гена, достань там, из колонки. С майских оставалось.

— А я с собой принес, — смущенно признался Леонид Яковлевич. И извлек из кармана плоскую бутылочку коньяка. — С прошлого Нового года стоит. А тут как услышал!.. Как все это произошло? Подробности какие-либо известны?

— Хорошо-то как, что вы к нам пришли, — засуетилась уже в комнате, возле стенки с бокалами и сервизом, Надежда Клавдиевна. — Ничегошеньки, Леонид Яковлевич, не знаем! Только то, что по телевизору сейчас сказали. Любушка как уехала, ни письма, ни весточки, вредная девчонка! И мобильник нарочно не взяла, на тумбочке оставила. Гена, чайник поставь. Я рюмки сполосну.

Устроились за кухонным столом.

— Вообще-то я не пью, — предупредил Леонид Яковлевич.

— Но за такое дело! За сохранение гаранта конституции и стабильности в стране геройским поступком моей любимой ученицы.

— Да я и сам до питья не охотник, — признался Геннадий Павлович.

— Слушайте вы его, Леонид Яковлевич, — встряла Надежда Клавдиевна. — До питья он не охотник! Голубь прямо сизокрылый.

— Опять ты про тот случай! — с досадой произнес Геннадий Павлович. — Совершенно случайный и не характерный для моего мировоззрения. Кстати, Леонид Яковлевич, я вот никак не понимаю, что значит «гарант конституции»?

— Не знаю, как там мировоззрение, может оно у тебя и случайное было, а только мы тебя тогда всем миром тащили, а на пороге вон до сих пор отметина, — перебила Надежда Клавдиевна.

— Да ну тебя, — с досадой отмахнулся Геннадий Павлович и обиженно открутил пробку с бутылки. — Пила ржавая.

— Давайте поднимем эти, образно выражаясь, кубки, за вашу дочь! — предложил Леонид Яковлевич. — За прекрасную молодую россиянку с глубоко символичным именем — Любовь.

Надежда Клавдиевна зашмыгала носом.

— Спасибо вам за добрые слова, Леонид Яковлевич.

— Планы теперь у вас какие? — поинтересовался Маловицкий.

— А планов у нас никаких, — доложилась Надежда Клавдиевна. — Утром на автостанцию, и на перекладных в Москву.

— А там куда?

— Ой, — Надежда Клавдиевна отставила рюмку. — А там куда глаза глядят. В Кремль, наверное? Всяко люди подскажут, как в Кремль пройти? Поди не убьют?

— Надежда, не смеши! — с досадой произнес Геннадий Павлович. — Вот все там, в Кремле, сидят и ждут, когда Зефировы прибудут!

— А как же? Ребенок мой кровь за президента пролил!

— Да вся Чечня этой-то кровью за него залита, — бросил Геннадий Павлович. — Много матерей в Кремль пустили?

— Это же другой случай… — растерянно произнесла Надежда Клавдиевна.

— Так что, Леонид Яковлевич, куда мы в Москве двинем, пока не ясно, — заключил Геннадий Павлович.

— По больницам сами будем искать, — решила Надежда Клавдиевна.

— В Москве больниц, полагаю, великое множество, — покачал головой Леонид Яковлевич. — Может быть, через наших земляков попробовать?

— А кто у нас в Москву перебрался? — задумались Надежда Клавдиевна и Геннадий Павлович.

— А товарищ Каллипигов? — напомнил профессор. — Я его так по привычке товарищем и зову. Он, говорят, высоко поднялся в должности.

— Верно, — встрепенулась Надежда Клавдиевна. — Только как его отыскать? Гена, а Бориса свояченица Каллипигову не троюродной сестрой приходится?

— Какая свояченица? А Борис это который?

— Господи, сроду ты ничего не знаешь! — возмутилась Надежда Клавдиевна. — Ходишь, ни на кого не глядишь, ни с кем не здороваешься. Люди обижаются! Давеча Ложкина обижалась мне…

— Да погоди ты с Ложкиной со своей, — отмахнулся Геннадий Павлович. — Борис-то, со стороны Василия Краснозадова?

— Ну!

— Значит, действительно родня, — вступил в разговор Леонид Яковлевич. — Не имею вообще-то права говорить, но раз уж такое серьезное государственное дело, Каллипигов и есть Краснозадов, он в свое время сменил фамилию.

— Надо же, — выпучила глаза Надежда Клавдиевна. — Небось, Зинаида ему плешь проела. Ой, что-то я про ту историю с фамилией припоминаю. Но так полагаю — с мужем надо жить в богатстве и в бедности, в Зефирове и в Краснозадове.

— Сравнила, — слегка обиделся Геннадий Павлович. — Да за мою фамилию любая бы пошла, только свистни!

— Ой-ой-ой! Рассвистелся.

— Уж у тебя-то фамилия была, не чета моей — Коровина.

— Да среди Коровиных одни сплошные художественные личности, — зашумела Надежда Клавдиевна. — А среди Краснозадовых? В смысле — Зефировых?

— Каллипигов икает, наверное, сейчас без передышки, — смеялся Геннадий Павлович, и подливал коньяку.

— Икать он, может, и икает, а адрес его свояченица нам навряд ли даст. Такая вредная баба!

Громкий стук в окно заставил всех вздрогнуть.

— Еще не легче, — сказал Надежда Клавдиевна. — Власьевна, видать, заплутала, да назад вернулась.

— Власьевна заплутать не могла, — начал спорить Геннадий Павлович. — Она — ясновидящая.

— Тетюев Феоктист, что ли, увидал, что не спим, да опохмелиться запросит? — Надежда Клавдиевна распахнула окно. — Кто здесь?

— С телевидения, — звонко сообщила корреспондент местной студии Лариса Северная. — Корреспондент Лариса Северная. Можно к вам?

— Заходите, у нас открыто, — оторопело пригласила Надежда Клавдиевна. — Геннадий, встречай корреспондентов. Чудеса!

Надежда Клавдиевна выбежала в прихожую, и через секунду Геннадий Павлович и Леонид Яковлевич услышали ее оханье:

— Ой, не снимайте на камеру, дайте я хоть губы накрашу!

— Вы прекрасно выглядите! — привычно заверила Лариса Северная, — гораздо моложе своего возраста. Вам сколько лет? Это Алексей Архангельский, наш оператор. Леша, квартиры общий план дай.

— Ой, не надо квартиры, — всполошилась Надежда Клавдиевна. — У нас этот год полы не крашены. Гена, причешись! Леонид Яковлевич, встречайте — телевидение! Алексей, коньячку за нашу Любушка? Да не узнает ваше начальство, кто ему скажет-то? Оно у вас, чай, не ясновидящее? Гена, ты бы хоть рубашку поприличнее надел. Тебя же весь город увидит. Скажут, Надежда своему Зефирову рубашек не покупает, ходит, как оттопок.

— Не только весь город, но и вся страна, — поправила Лариса Северная. — Сюжет заказан центральным телевидением. Сейчас снимем и к утру перегоним в Москву. Так что завтра следите за новостями.

— А мы утром — на автостанцию, — сокрушенно ответила Надежда Клавдиевна. — Леонид Яковлевич, миленький, поглядите завтра новости, а как мы вернемся, расскажете.

— Расскажу непременно, — заверил Леонид Яковлевич.

— Надежда Клавдиевна, подготовьте, пожалуйста, детские фотографии вашей дочери, — попросила Лариса Северная. И повернулась к камере. — Мы в гостях у родителей Любови Зефировой, отважной россиянки, закрывшей своим телом президента России. Сейчас, когда наша отважная землячка находится в палате номер шестьдесят шесть столичного госпиталя имени Бур…

— В какой палате? — вскрикнули Геннадий Павлович и Надежда Клавдиевна.

Лариса Северная остановилась говорить и повернулась к Зефировым.

— Неверно сказала? Извиняюсь, если напутала, но мне из Москвы только что сообщили, что Люба находится на излечении в столичном госпитале имени Бурденко, в шестьдесят шестой палате, под личным патронажем президента.

— Самого? — ошалело произнесла Надежда Клавдиевна. — Ну слава тебе господи! А то я волновалась, кто там за Любушкой моей присмотрит? Неужто и кровь свою отдаст? Геннадий, как ты думаешь, у президента какая группа?

— Ты бы еще про этот, резус-фактор на всю страну спросила, — посетовал Геннадий Павлович. — Да про холестерин. Это же государственная тайна.

— Я чего-то не подумала, — Надежда Клавдиевна прикрыла рот руками и зашмыгала носом. — Гена… Нет, лучше вы, Леонид Яковлевич, запишите про палату и госпиталь. А то я Геннадия однажды попросила адрес теткин записать, так полгода письмо гуляло и назад к нам вернулось.

— При чем здесь твоя тетка? — с досадой сказал Геннадий Павлович.

— Ага, нашел — мою. Твоя тетка была, царствие ей небесное!

— Надежда Клавдиевна, — громко сказала Лариса Северная, — расскажите, пожалуйста, о детских годах Любови Зефировой.

— Чего сказать? Я и не знаю. Девочка она хорошая, добрая, к родителям уважительная, по дому всегда помогала, в свободное от учебы и работы и домашних обязанностей время любила играть на гармошке, на балалайке, стихи сочиняла, песни.

— Как она училась в школе?

— Неплохо училась, ничего не могу сказать. Вы лучше у Леонида Яковлевича спросите, он ее и учил. Знакомы вы?

— Конечно! — заверила Лариса Северная. — Леонид Яковлевич, какой запомнилась вам Любовь?

— Разве может Любовь запомниться иначе, кроме как с нежностью об этом чувстве? — пошутил Леонид Яковлевич. — А если серьезно. Я не удивляюсь, что президента защитила именно Любочка, а не кто-то другой. Она ведь простодушная, наивная, жалеет всех без разбора. Это не значит, что все вокруг были плохими и трусливыми, а Люба — хорошей и смелой. Просто человек со здоровыми ногами более склонен убегать. В случае неприятности это ведь проще всего — беги прочь, бросайся врассыпную. Убежать — это первый, инстинктивный порыв того, кто имеет ноги. А Любочка никогда в жизни не убегала от опасностей, просто потому, что не могла. Ей бегство с поля боя и в голову не приходит. Она несколько раз говорила мне, что ее увечье неслучайно. Оно нужно было, чтобы Люба не смогла пойти не по своей дороге. Я думаю, она президента бросилась спасать, не подумав. Ой, не то я хотел сказать. Да она, скорее всего, и не думала, что может погибнуть. Как же она, Любочка, может умереть, если еще не спета самая главная ее песня? Если не все здоровые люди еще знают, о том, как они счастливы? В ее стихах бушевали любовные страсти. Читая их трудно поверить, что все это — лишь плод воображения, события выдуманного мира, в котором населения — один человек, Любочка. И разве могла судьба допустить, чтобы этот единственный человек погиб? Ведь тогда опустела бы целая вселенная. Думаю, именно так рассуждала наша Любочка и потому так бесстрашно повела себя.

Маловицкий замолк.

— Спасибо, Леонид Яковлевич, — проникновенно сказал Геннадий Павлович. — Как вы это все… сформулировали.

— Сразу видно — образованный человек, — согласилась Надежда Клавдиевна.