— Ты всю жизнь в центре живешь? — спросил Миша.
Он смотрел из окна кафе на серые воды Фонтанки и рассеянно ковырял ложечкой подтаявшее мороженое.
— Петроградка — не совсем центр.
— Все равно близко. Я в спальном районе родился. Невский для меня почти как для вот этих.
Он кивнул на компанию гостей из Китая, которые как стая воробьев заполонили столики. И галдели примерно так же.
— Хочешь пройдемся? Буду твоим гидом, — предложила я.
— Ну не совсем же я из леса, — рассмеялся он. — Но для тебя могу и дровосеком притвориться.
— Тогда я покажу тебе, чего обычные дровосеки на экскурсиях не встречают. Хочешь? Чтобы ты сильно не сожалел о своем периферийном происхождении.
И я повела его на изнанку Питера. Это было совсем недалеко. Мы просто свернули в один из дворов, потом прошли его насквозь и оказались в системе дворов-колодцев, похожих на мой родной.
— Впечатляет, — Миша со скептической ухмылкой рассматривал сплошь покрытые граффити стены.
— Хочешь оставить свой след?
— Каким образом?
Вместо ответа я вытащила из кармана баллончик с краской.
— Соник, ты всегда их с собой таскаешь?
— Да. — Я встряхнула баллончик.
— И что я должен изобразить?
— Да все, что хочешь! Свое имя, название любимой группы, что угодно!
Он смотрел на меня темно-серыми глазами и улыбался. Тогда я вложила баллончик в его ладонь и, держа своей, поднесла к клочку свободного пространства на стене. Миша обхватил меня за талию свободной рукой, но это было ни разу не романтично, потому что от помойки тянуло тухлятиной, а корявые надписи нисколько не вдохновляли на творчество.
— Вот это и называется «здесь был Вася», — так ничего и не придумав, я опустила баллончик. — Но могу тебе показать и кое-что другое.
Тут из железного мусорного контейнера раздался грохот. Какой-то оборванец, сидя внутри, со злостью вышвыривал наружу куски картонных упаковок и пластиковые бутылки.
— Вот видишь, какой тут зоопарк! — с сожалением произнесла я.
— Такого добра и на окраине хватает!
Не знаю, услышал ли это деклассированный субъект, но в нашу сторону полетела очередная картонка. И когда мы проходили мимо, он заорал:
— Шалава малолетняя! Убирайся отсюда! Шлюха!
Это было отвратительно и гадко, настроение у меня испортилось, и, пока мы шли по проспекту, я молчала. Но на углу Суворовского и Невского остановилась и выбросила из головы мерзкие воспоминания, потому что картина передо мной радовала глаз. На серой стене красовалась приоткрытая дверь. Новогодняя елка за ней блистала разноцветной мишурой и шарами. Девчушка, одетая в советскую коричневую школьную форму, стояла на стуле и украшала еловые лапы праздничными флажками. И, хотя стоял октябрь, отчетливо потянуло хвоей и мандариновой кожурой.
— Смотри, Миш, — вот тут остатки краски, — я провела пальцем по шершавым следам шпаклевки на рисунке. — Коммунальные службы замазали арт, а горожане восстановили. Потому что это совсем другое — это не «Вася»!
От картины веяло уютом и каким-то нездешним спокойствием.
— Хотел бы там оказаться? — Я повернулась к Мише. — Мама говорит, что тогда было гораздо стабильнее, была уверенность в завтрашнем дне.
— Вот именно, Соник, в дне. Дно — оно такое — сплошная стабильность и никаких возможностей! А ты знаешь, что если бы мы оказались там, — он показал за спину, — то я не мог бы сделать вот так?
Он наклонился и приник к моим губам. Мимо шли люди, а мы стояли возле входа в чужое прошлое и целовались. Наконец Миша отпустил меня, и я с сожалением разомкнула руки.
— Не смог бы, — ответил он за меня, — потому что любой прохожий мог обвинить нас в безнравственном поведении! Нет! Мне хорошо в своем времени. Здесь и сейчас.
Тут зазвонил его мобильник. Он выслушал и, отведя телефон в сторону, сказал:
— Здесь и сейчас нас зовут в одну компанию. Идем?
— Нас? — уточнила я.
— Поймала. Зовут меня. Но я хочу с тобой.
— Что за компания?
— Соник, разве это так важно?!
И не дожидаясь согласия, снова заговорил в трубку:
— Да. Минут через тридцать. Диктуй адрес.
С ним я уже была готова идти куда угодно. Но когда мы оказались возле подъезда, где жил Алиев, я насторожилась.
— Там, что ли, наши? — спросила я.
Миша кивнул, и я покачала головой:
— Я не пойду!
— Ты их боишься?
— Вот еще!
Дверь нам открыл Дамир. При виде меня лицо у него вытянулось, но он ничего не сказал, пригласил проходить и протянул Мише руку.
— Слушай, но мы пустые, — извинился мой спутник.
— Да тут всего полно, только тухло. И народ вялый, хоть кислоту им подмешивай!
Квартира даже на первый взгляд была огромной. Высокие потолки, классический интерьер и картины на стенах превращали ее почти в музей. Я, зная, что за компания тут собралась, притормозила возле одной из этих картин. Делая вид, что рассматриваю подпись художника, собиралась с духом, хотя до этого момента чувствовала себя вполне уверенно. К свиданию я подготовилась отлично: мама сделала мне маникюр, я надела узкие черные джинсы и лонгслив лазурного цвета, который подходил к моим глазам, как и маленькие голубые сережки — после случая с Линой я их вообще не снимала.
— Идем, Соник! Картины никуда не убегут!
Миша крепко обхватил меня за талию и повлек следом за Алиевым. Войдя в комнату, я поняла, что мой внешний вид не идет ни в какое сравнение с нарядами тех, кто там был. А самое ужасное — КТО там был! Вся школьная элита во главе с Машкой Кантарией.
Похоже, что их вечеринка началась уже довольно давно, и многие разбрелись по квартире. В комнате находились только несколько человек. На диване перед огромным телевизором сидела Кантария, и этого мне было достаточно, чтобы почувствовать дрожь в коленях. Рядом с ней потягивала из высокого бокала Аделина, вся закутанная в черное, и это черное невероятно элегантно подчеркивало белизну ее кожи и роскошь прямых, ниже плеч, волос. Я придала лицу выражение безразличного спокойствия.
— Мишенька, привет! — Кантария взмахнула изящными пальчиками. — Дамик вот решил устроить нам вечеринку, а то в последний раз собирались только летом. Помнишь, Дамик? — Она подмигнула ему идеально накрашенным глазом.
Алиев схватил с журнального столика бутылку пива, сорвал крышку и начал жадно пить. Аделина вскинула на меня ресницы и вполоборота повернулась к Кантарии. Та вела себя как заправская хозяйка.
— Проходи, Миша, — пригласила она и потеснилась, освобождая место на диване.
— «Венома» смотрим. — Алиев оторвался от бутылки. — Проходите! Соня, садись!
— Да, Сонечка, — промурлыкала Кантария, — иди во-о-он туда! — и она указала на единственное свободное кресло в стороне.
Миша слегка подтолкнул меня к нему и, усевшись первым, похлопал себя по коленкам. Перехватив взгляд Кантарии, я села, и Машка досадливо поджала губы.
— А мы «Венома» уже смотрели! — Миша подмигнул мне и снова обратился к остальным. — С меня ответка! В следующий раз приглашаю я!
— Ловлю на слове, — Маша нежно ему улыбнулась.
Грохот великолепной аудиосистемы домашнего кинотеатра наполнял комнату. Савельев прошептал мне на ухо:
— Кто все эти люди?
— Я не знаю! — так же ему на ухо шепотом ответила я.
И мы захихикали, как парочка деревенских дурачков на собрании. Кантария бросила на меня уничтожающий взгляд и вскинула пульт. Фильм оборвался на половине кадра.
— Машка, ты чего? — удивилась Аделина.
— Задолбало! Сидим, как бабки на лавке. — Кантария залпом допила свой бокал.
— Ну да, тоска. А что ты предлагаешь?
— Поехали в клуб?
Миша посмотрел на свои штурманские часы.
— Раньше чем через час нет смысла никуда соваться.
— А вот и хорошо, — сказала Кантария и поднялась с дивана.
Белое короткое платье подчеркивало изгибы ее тела, не открывая, но оставляя простор для фантазии. Машка подошла к столику в углу. Там было устроено что-то вроде открытого бара — несколько полупустых бутылок и стеклянные стаканы на подносе.
— Та-а-ак, — протянула она, разглядывая бутылки, — ага. Сейчас мартини с водкой забабахаем, потом уже и поедем. Дамик, у тебя лед есть?
Алиев тут же, как собака по свистку, подлетел к ней, накрыл ладонью один из стаканов.
— Не надо, Маш, сюда не наливай.
— Дурак совсем? Мы одни, что ли, пить будем?
— Да я уже пива выпил!
— Перебрать боишься? — засмеялась она и обернулась к Аделине. — Дамик летом так нажрался, что…
— Наливай, — Алиев убрал руку, — только без мартини. Чистую.
— …что не запомнил ничего, что случилось в клубе, — закончила Маша.
Аделина отставила бокал в сторону.
— А что там случилось?
Дамир схватил полный стакан и залпом заглотил прозрачную жидкость.
— Да все как всегда. — Машка разливала зеленый мартини. — Дамик разбушевался, снес пару табуреток, и нам пришлось уехать.
Она взяла поднос, уставленный высокими бокалами, и подошла к нам.
— Угощайся, Миша. Или ты, как Дамик, предпочитаешь чистую?
— Нормально. Сгодится.
— А ты, Сейлор Му? Пробовала когда-нибудь качественные напитки?
— Когда-нибудь пробовала, — я вспомнила Лину с ее Айриш-виски и «Бейлисом».
— Может быть, ты предпочитаешь «Ягу»? «Ред булл»? «Берн»? «Монстр»? — Машины глаза были полны презрения, если не сказать — брезгливости.
— А у тебя в сумочке полный набор алкогольной шипучки? Так настойчиво рекламируешь! — засмеялась я и протянула руку к подносу.
— Наслаждайся, — она сама сунула мне стакан.
Миша стукнул краем своего стакана о мой, и я с опаской отхлебнула — что хорошего мне может перепасть из рук Кантарии? Но напиток показался приятным и легким. Он был прохладный, чуть сладковатый и терпкий на вкус.
— Почему она тебя так называет? Сейлор Мун? — спросил Миша, когда Кантария отошла.
Я не стала его поправлять и уточнять, что последнюю букву Машка специально не произносит. Это у нее такое изощренное чувство юмора, чтобы глумиться надо мной. Я пожала плечами и с невинной улыбкой объяснила, что, вероятно, кажусь ей похожей на лунную принцессу из японской манги.
Оказалось, что ехать в клуб собирается человек десять. Заказали два такси, началась неразбериха, и в темноте было непонятно, кому в какую машину садиться. Шумно хлопали двери, девчонки хохотали и спорили, кто с кем едет.
— Да поехали уже! — заорал Дамир и постучал ладонью по крыше автомобиля.
Возмущенный шофер высунулся наружу:
— Прекрати! Крышу помнешь! Молодые люди, вы едете или нет?
— Быстро сели! — снова гаркнул Алиев, и один полностью упакованный автомобиль отчалил.
Савельев, я, Кантария и Аделина топтались возле машины. Дамир уселся на переднее сиденье.
— Мы все не поместимся, — сказал Миша и удержал меня за руку.
Он пропустил вперед Кантарию и Аделину. Потом забрался сам, потянул меня и снова усадил к себе на колени.
— Молодые люди, я вас так не повезу, — водитель строго смотрел на нас в зеркало заднего вида.
— Сейлор Му, не судьба! — промурлыкала Машка. — Потусишь как-нибудь в другой раз!
Я жалобно взглянула на Мишу — расстаться сейчас было бы более чем унизительно! Но Савельев молча протянул водителю тысячную купюру, и мы поехали.
Обняв Мишу за шею, я незаметно наслаждалась запахом парфюма: горьким ароматом лимона и еще чего-то терпкого. Печка в машине работала на полную мощь. От духоты закружилась голова. И вдруг сильно-сильно забилось сердце. Так сильно, что я даже испугалась — не слышат ли его остальные. Я осторожно огляделась: Кантария смотрела в окно, Аделина переговаривалась с Дамиром. А заглянув Мише в глаза, я мгновенно провалилась в них. Упала и словно оказалась в бесконечном пространстве. Стояла на антрацитовом асфальте, а под ногами голубым льдом блестели лужицы. И куда ни посмотри — темно-серая гладь с наледью. Потом я вдруг начала скользить, совсем как с горки зимой: сначала плавно, а потом начался стремительный полет, больше похожий на падение. Я тряхнула головой и зажмурилась: что за странные ощущения?
Когда прибыли на место, я выскочила первой. Мне необходимо было остудить голову. Я жадно глотала холодный, с бензиновыми парами воздух. Голова перестала кружиться, но сердце продолжало бешеную скачку.
На вывеске сияло ядовито-кислотное название клуба, возле входа толпился народ. Не задерживаясь, друг за другом мы миновали охрану и оказались в темном помещении. Ярко полыхали ультрафиолетовые вспышки, выхватывая танцующих.
Оставив куртку в гардеробе, я оглянулась и застыла от смешанного чувства восхищения и зависти. Белое платье Кантарии в неоновом свете делало ее эпицентром внимания.
— Идем! — выкрикнула Маша сквозь музыку и, кивнув Аделине, потянула Мишу за руку. Но он высвободился.
— Идите, девочки, мы с Дамиром подтянемся.
— Не боитесь потерять? — игриво спросила Кантария, но Савельев лишь рассмеялся и вместе с Алиевым исчез в направлении бара.
Машка тряхнула локонами и влилась в компанию танцующих. Там уже были все те, кто раньше нас приехал с вечеринки.
— Идем, что ли? — Аделина кивнула мне и шагнула на танцпол.
Чтобы не потерять ее в толпе, я двинулась следом. Но пол вдруг качнулся, и неоновые блики превратились в сигнальные огни. Тряхнув головой, я сфокусировала взгляд на Аделине. В черной водолазке с короткими рукавами и в черных струящихся брюках, она была похожа на рыбку из аквариума Танкера.
Аделина начала танцевать, и я тоже, но остановилась, не в силах отвести от нее глаз. Стены клуба вдруг потеряли четкие очертания, поплыли, как горячий воздух на жаре. И словно вязкий туман заполнил зал. Танцующие слились в единую массу. Она бурлила, кипела и плескала то тут, то там отдельными руками и головами. В конце концов эта масса растворилась в густом тумане. Остались только Аделина и я.
И со временем творилось тоже что-то непонятное: оно медленно-медленно ползло в этом плотном мареве. Я ощутила это по жестам танцующей напротив меня фигуры. Как в замедленной съемке, она вскидывала руки над головой, покачивала бедрами и поворачивалась вокруг себя. Аделина плавно обернулась, и я с ужасом уставилась на нее, не узнавая.
Подол длинного черного платья касался пола. Но я хорошо помнила: Аделина была в брюках! Подняв взгляд выше, я увидела узкие кисти рук, обтянутые бледной кожей. Тонкие кости проступали сквозь нее. Руки едва заметно подрагивали, словно их хозяйка готовилась схватить что-то. Или кого-то.
Я с трудом оторвала взгляд от этих нервных тонких рук и подняла голову. И девушка тут же уставилась на меня.
Ее глаза — белые, безжизненные, словно высохшие, — смотрели пристально, не мигая! Глаза мраморной статуи, мертвые глаза!
Я попятилась, а девушка протянула ко мне руки, желая заключить в смертельные объятия. И не успела я моргнуть, как она оказалась прямо передо мной.
Душный воздух клуба вдруг стал холодным. Скованная ужасом, я застыла, и ледяные руки опустились мне на плечи. Кожа мгновенно покрылась мурашками. Девушка приблизила ко мне бледное лицо. Я видела тонкие голубые прожилки на иссиня-молочных щеках, каждую трещинку на сухих губах и два разных по величине зрачка!
Я рванулась изо всех сил и, не устояв, опрокинулась навзничь. А черная девушка медленно склонилась надо мной. Закричав, я ринулась прочь.
Следующие несколько минут я металась по залу, натыкалась на невидимые преграды, а она преследовала меня. То неожиданно появлялась впереди, то оказывалась за спиной. Она нагоняла, протягивала свои тонкие руки, и я едва уворачивалась от ее мертвых объятий. От нее исходил холод и мрачная сила.
Спасаясь, я вскарабкалась на какой-то неразличимый в тумане предмет, пробежала, спотыкаясь обо что-то хрупкое и звенящее, а потом рухнула во внезапно разверзшийся угольно-черный провал.
В себя я пришла на диванчике возле бара. Миша тревожно склонился надо мной. Остальные стояли вокруг.
— Что случилось? — Я села. В ушах звенело, во рту пересохло.
— Ну, Сейлор Му, ты даешь! — Машка Кантария насмешливо смотрела сверху вниз. — И давно у тебя такие припадки?
— Нет у меня никаких припадков!
— Она еще и хамит! — Машка повернулась к Дамиру и Аделине.
В черных глазах Алиева читалось сочувствие, и даже Аделина смотрела вполне доброжелательно. Однако Кантария не унималась:
— Сейчас мы тебе, так и быть, вызовем такси, и езжай домой. Но завтра запишись к психиатру!
— Да ладно, — вступилась Аделина, — всякое бывает. Не глумись!
— Не бывает! — заартачилась Кантария.
— Не тролль понапрасну, Машка! Сама знаешь, Дамик вот как напьется, крушит все подряд, ты — остановиться не можешь, из клуба тебя не увести, меня на слезу пробивает — реву от каждой мелочи. Так что… — она пожала плечами, как бы говоря, что ничего нет странного в том, что я брякнулась в обморок.
— Все равно пускай уезжает! Позорище!
— Я провожу. — Миша помог мне подняться. Голова все еще кружилась, пол под ногами покачивался, а стены норовили покоситься.
— Да я смотрю, ты прям рыцарь в сияющих доспехах, — промурлыкала Кантария, превратив глаза в узкие щелки. — Оставайся, не пожалеешь!
— Я б остался. Но, к сожалению, мне тоже пора. Не скучайте!
— Будем! — Машка послала ему воздушный поцелуй.
На заднем сиденье такси Савельев нежно обнял меня за плечи.
— Ты в порядке, Соник? Не укачивает?
— Нет.
Но несмотря на теплые объятия, по спине пробегал холодок. Стоило прикрыть глаза, как появлялись лицо и фигура девушки в черном. Ни в себе, ни в своем рассудке я не сомневалась. Но только я решила рассказать о видении своему спутнику, как вдруг он начал целовать меня.
Водитель включил радио, и зазвучала попсовая песенка, приторная и слащавая.
Когда машина остановилась, голова моя снова кружилась, губы горели, щеки пылали, но вовсе не из-за потусторонних ужасающих девиц.