Кукла в чужих руках

Глава 18. Тук-тук, кто там?

Приближались новогодние каникулы, но это меня вовсе не радовало. В школе дела шли хуже некуда: двоек у меня не было разве только по технологии. Юлька мне не звонила, я ей — редко, и все наши разговоры ограничивались ничего не значащими фразами. Кирюха при встрече на нейтральных территориях нашей квартиры держался отстраненно и нарочито холодно. Занятия в художественной школе я пропускала теперь так часто, что уже и не помнила, когда была там в последний раз. Какой смысл ходить на занятия, если неизвестно, выберут мою работу для участия в выставке или нет? А вот Миша всегда оказывался рядом и охотно приглашал на свидания, но почему-то только в неудобное мне время. Однако я соглашалась, меня неудержимо влекло к нему. День и ночь я думала только о нем. Засыпая, представляла нас вместе, вспоминала горький запах лимона… и почти каждую ночь просыпалась с криком, зажимая рот ладонью. Эти сны, в которых я выпадала из окна, разбивая спиной стекло, до того замучили меня, что даже отстраненный Кирюха бросил однажды утром, что я похожа на привидение.

В дополнение ко всем моим бедам Миша собирался уезжать с родителями на неделю в Таиланд. И мысли о скором расставании приводили меня в отчаяние!

— Соник, есть же Интернет! — в ответ на мои стенания утешал он.

Умом я понимала, что он прав, но сердцем не хотела отпускать ни на минуту.

Мы шли по заснеженному проспекту, тихий фиолетовый вечер искрил по сугробам и бросал под ноги чернильные тени. А снега было так много, что тротуар превратился в узкую тропинку. Но даже если бы дорога позволяла пройти целой шеренге, я бы все равно шла так же близко, стараясь попасть в такт его шагам. Мороз щипал щеки, и я уже не чувствовала собственный нос.

— Идем к тебе, Соник? — предложил Миша.

До сегодняшнего дня я упорно отказывалась приводить его домой: боялась показать ему, какая я на самом деле. Ведь то, как и где живет человек, отражает его сущность.

— Напрашиваешься? — я засмеялась, но сердце тревожно екнуло: сейчас или никогда!

На ходу я сгребла снег с припаркованной машины. Он крошился и не хотел лепиться в снежок, поэтому я просто запустила в Мишу пригоршню рассыпчатых сверкающих хлопьев.

— Ах так?! — притворно рассердился он.

Спасаясь от его мести, я шмыгнула в проходной двор и затаилась у стены. И когда мой преследователь появился, обрушила ему на голову целую охапку пушистого снега. В ответ он схватил меня и повалил в сугроб. От его поцелуев стало так жарко, что казалось, снег вот-вот растает и мы оба упадем на землю. Откинувшись на спину, я заглянула в прямоугольник неба, черный, как печная сажа. Звезды, похожие на сережки с голубыми камешками, ярко мерцали серебром. Я невольно потянулась ощупать одну: под краем вязаной шапки, на разгоряченной мочке, сережка была удивительно холодной.

Я зажмурилась, продолжая покручивать в пальцах прохладный металл. А когда вновь открыла глаза, мне вдруг показалось, что я не могу пошевелиться. В ушах стоял звон разбитого стекла, а во рту — солоноватый вкус крови. В ужасе я отдернула руку и резко села.

— Замерзла, Соник? — Миша поднялся и помог мне встать.

— Я хочу домой.

— Я тоже хочу к тебе домой, — улыбнулся он. — Отогреешь?

И я решилась. Пусть он придет ко мне, пусть увидит, как я живу, пусть между нами будет все, кроме недосказанности и непонимания!

На проспекте, возле входа во двор, стояла компания.

— Здорово, Куколка! — Рафик отделился от кучки парней. — Куда торопишься?

— Куда надо!

От него за километр несло спиртным. Сам он стоял чуть покачиваясь, куртка расстегнута, в потной ладони банка пива.

— Что ж ты, Куколка, от Лины убежала? Я тоже пообщаться хотел!

— С полицией пообщаешься! — Я храбрилась, а у самой душа уходила в пятки: лично Рафику я ничего плохого не сделала, но кто его знает, на что он способен и что наплела ему Лина?

— Ой, какие мы грозные! — беззлобно засмеялся он и перевел осоловелый взгляд на моего спутника. — А Жмурик-то в курсе, какой ты ему сюрприз ведешь?

Он взмахнул рукой, и пиво выплеснулось из банки.

— В курсе, в курсе!

Я потянула Мишу за собой в ворота, и Рафик услужливо посторонился, освобождая путь.

— Уже уходите? Даже не познакомились! — Он пьяно икнул. — Так мы твоего приятеля на обратном пути подождем?

— Не дождешься! — огрызнулась я и демонстративно захлопнула за собой чугунную решетку.

Рафик повис на ней, с деланым сожалением глядя нам вслед:

— Так у вас там тройничок намечается? Возьмете в компанию?

— Придурок, — прошипела я.

— Разобраться? — Миша чуть притормозил.

— Даже не думай!

— Ладно, — пожал он плечами.

Сегодня мама прислала мне эсэмэску, что опять остается у Игоря. Я искоса глянула на Мишу. Он высвободил руку и положил ее мне на плечо. Этот жест убедил меня окончательно, что мы понимаем друг друга с полуслова. Что между нами ТО самое, о чем не принято кричать. Поэтому возле двери в подъезд я привстала на цыпочки и заглянула в теплую темноту его капюшона:

— Я люблю тебя.

В ответ он склонился и приник к моим губам. Снежинки с его капюшона мгновенно растаяли у меня на щеках.

Дверь в квартиру я открыла своим ключом. Во-первых, было уже около полуночи, а во-вторых, мне совсем не хотелось, чтобы Кирюха знал о столь позднем визите. Но он, как назло, выперся на звук щелкнувшего замка. Застыл в коридоре, взъерошенный, в клетчатой черно-белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и домашних спортивках. И вид у него был совсем не дружелюбный.

— Привет, — сказала я, стягивая шапку. Деревянные доски пола возле моих ног тут же оросились горошинами влаги.

— А он что тут делает? — Мишин голос за моей спиной был полон искреннего удивления.

— Он тут живет, — огрызнулся Кирюха, — а тебя сюда никто не приглашал!

— Так у вас коммуналка, Соник?!

— Ошибаешься! Его пригласила я! — ответила я Кирюхе. — Да, у нас коммуналка, — обернулась я к Мише. — Тебя это смущает?

— Вообще, нет, — мило улыбнулся он.

— Тогда проходи!

И, не дожидаясь, пока он снимет куртку, подтолкнула его к своей комнате. Кирюха стоял, мрачно глядя исподлобья, как я вожусь с замком. Под его прожигающим взглядом я крутила ключ в замочной скважине, и щеки мои пылали. Но когда я гостеприимно распахнула ее и пропустила в комнату Мишу, Кирюха быстрее молнии кинулся ко мне.

— Соня! — он схватил меня за руку.

— Миш, подожди, я сейчас! — бросила я и прикрыла за гостем дверь — не хватало еще, чтоб он слушал наши с Кирюхой домашние разборки. — Чего тебе?

— Зачем ты его притащила?

— Не твое дело!

Вырываясь, я дернулась, но Кирюха на удивление жестко сдавил мою руку выше локтя.

— Соня, не делай этого!

— Чего я, по-твоему, не должна делать? — Я оставила попытки высвободиться и прижалась к стене.

— Ты сама все прекрасно понимаешь!

— Чего ты ко мне привязался? Не лезь в чужую жизнь! Со своей сначала разберись! Мать пьет, ты ее хоть раз подшить пытался? С Юлькой тоже — переспал и слился! На нее смотреть больно! И вообще, отстань от меня!

Я снова дернулась, но Кирюха быстро прижал обе руки к стене, отрезав мне путь.

— Сонька, — лихорадочно зашептал он, — прошу тебя. Он же… тварь! Он использует тебя!

— Ага-а-а, — ехидно протянула я, — так тебе не нравится мой выбор?

— Да! — Он как будто обрадовался. — Не нравится, Сонька! Совсем не нравится!

— Ну так не тебе за меня решать! — Я с силой оттолкнула его. — Ты мне никто! И не лезь со своими советами!

— Ах так?! Я тебе никто?! — Кирюха отшатнулся, и карие глаза превратились в две узкие щелки. — И ничего нас не связывает, да?

— Кое-что связывает! — язвительно прошипела я. — Одинаковый адрес и маленькая тайна! Продай уже эти проклятые монеты, и я наконец-то смогу жить своей жизнью, в которую никто не лезет!

Влетев в свою комнату, я со злостью хлопнула дверью.

— Вот как ты живешь? — усмехнулся Миша и поднялся с дивана.

— Вот так! — Я сдула упавшую на глаза прядь, меня все еще лихорадило. — Что скажешь?

— Миленько. А родители где?

— Мама. — Я перевела дух. — У меня только мама. Хочешь познакомиться?

— Я полагаю, придется?

— Не придется. Она в отъезде.

Горело только бра на стене, и уютный полумрак скрывал убогие нюансы обстановки. Миша подошел ко мне. Я закрыла глаза, втянула горький аромат лимона, и мое сердце громко забилось. Но хлопок входной двери оказался гораздо громче. Я вздрогнула — Кирюха долбанул ею так, что с потолка посыпалась штукатурка.

Моим первым порывом было кинуться следом, запретить уходить из дома в ночь, в мороз, но я подавила это желание, напомнив себе его же слова, что каждый вправе сам решать свою судьбу. И она у нас с ним разная!

Миша внимательно наблюдал за мной, и в неярком свете ночника взгляд его казался таким притягательным! Отбросив все сомнения, я первая подалась ему навстречу. Он обнял меня.

Его поцелуи были настойчивы, и я отвечала на них с той же охотой. Но когда он задел губами холодный металл сережки, я оцепенела. Но не так, как на снегу, когда мне показалось, что я мертва. Сейчас я чувствовала себя пластилиновой куклой в его руках.

И вдруг я увидела нас обоих со стороны. Будто я стою в комнате и наблюдаю за страстно целующейся на диване парочкой. Молодой человек, не прерывая поцелуя, стянул через голову толстовку, девушка нежно обвила руками его спину.

Я не сопротивлялась его желаниям, наоборот — готова была делать все, что он захочет. Его рука нашла пуговицу на моих джинсах, и вот мы уже оба избавились от одежды.

Я видела, как девушка подавила вскрик и закусила губу.

Это не было так приятно, как описано в книжках и показано в кино. Но это дарило чувство слияния, полного обладания тем, кого я полюбила. Мне хотелось, чтобы так было вечно.

Но странное, жуткое ощущение раздвоенности оттого, что я чувствовала его горячие губы, тяжесть его тела и одновременно видела происходящее извне, не проходило и заставляло желать, чтобы все это поскорее прекратилось.

Когда все закончилось, Миша быстро оделся. Я накинула халат и, сидя на диване, смотрела, как он застегивает ремень и озирается в поисках куртки.

— Ты что, уходишь?

Он оглянулся на меня:

— Я не обещал остаться!

Жестокие слова сопровождал прямой взгляд — будто не он, Миша, только что был со мной так близок, стал моим первым мужчиной, а теперь бросает среди ночи!

— Останься! — пролепетала я. — Мама только завтра вернется. Или послезавтра.

— Не могу. — Он озабоченно поддернул рукав и бросил взгляд на часы. — Час ночи. Сама понимаешь.

— Но там же Рафик!

— Сомневаюсь, — Миша покачал головой, — он уже где-нибудь в своем подвале морду плющит.

— Не уходи, — обреченно попросила я.

Миша раздраженно бросил куртку на пол и присел на диван рядом со мной.

— Не заставляй меня чувствовать себя козлом, Соник! Ты же не такая, да?

Он обнял меня за плечи. Его глаза цвета асфальта с застывшими ледяными лужицами гипнотизировали меня. И я поняла, что давно уже поскользнулась на этом льду, упала и разбилась в кровь. Я отвернулась, пытаясь скрыть выступившие слезы, но он настойчиво поддел указательным пальцем мой подбородок и повернул к себе.

— Все хорошо, Соник?

Давясь слезами, я кивнула. Он коротко чмокнул меня в губы и ушел. А я скользнула к подоконнику, отдернула занавеску и прижалась пылающим лбом к холодному стеклу. Оно было покрыто изморозью, но от тепла оттаял небольшой просвет. Я привстала на цыпочки и, сморгнув слезы, заглянула вниз.

Фигура в синем пуховике пересекла двор и исчезла. Меня охватила тоска, и, глядя на заметенный снегом двор, мне вдруг захотелось забраться на подоконник и открыть раму. В своем воображении я видела, как она распахивается, как кусочки засохшей краски сыплются из-под пальцев. Вдруг нестерпимо захотелось вдохнуть острого морозного воздуха, почувствовать пронзительный ветер и ощутить стремительное чувство полета.

Не осознавая, чем это грозит, я залезла на подоконник и начала дергать оконную ручку. Спас меня кусочек засохшей краски, который вонзился под ноготь. Боль отрезвила, и, недоумевая, какая сила заставила меня сюда вскарабкаться, я спустилась на пол.

Ветер, по своему обыкновению, завывал в печной трубе и хлопал железными листами крыши. Все эти звуки складывались в знакомую мелодию одиночества. Вдруг громкий стук за спиной заставил меня оглянуться. Я настороженно замерла. Стук раздался снова. И доносился он из-за печной дверцы! Глухой, размеренный, словно кто-то требовал открыть. Портрет! Это она! Черная девушка!

Я бросилась вон из комнаты. Проскочила коридор, шлепнула по выключателю, и кухня озарилась светом. Я забилась в угол дивана. Он безмолвно принял меня в свои плюшевые объятия, и только завывание ветра на чердаке нарушало ночную тишину.

Так бы я и просидела всю ночь, обхватив колени руками и напряженно таращась в темноту за дверью, если бы в кармане халата не завибрировал телефон. Я выхватила его, надеясь, что это Миша, но это оказалась очередная безликая рассылка. Тогда я сама написала ему, добавив несколько смайликов-сердец. Он ответил, что дома и ложится спать.

И мысли о наших отношениях вытеснили потусторонние страхи. Теперь вполне реальные вещи занимали меня. Что будет дальше между мной и Савельевым? Что он думает обо мне? Захочет ли снова меня видеть?

Однако в комнату я не вернулась, а осталась ночевать на кухне, на диване, завернувшись в красно-синий плед.

Оказалось, что волновалась я напрасно: наутро (была суббота) Миша прислал мне десяток сердечек в ВК и написал, что скоро зайдет. Но дальше моей комнаты мы так и не ушли — не смогли оторваться друг от друга. Целый день провалялись на диване, в перерывах между объятиями заказывали пиццу и поедали ее там же, не одеваясь и водрузив горячую коробку прямо на одеяло. Ловили наперегонки тяжи теплого сыра и целовались взахлеб. Рядом с ним, при свете дня я совсем не боялась своих ночных страхов. Они казались игрой воображения, расшалившейся фантазией и выдумками. Но все же мне не хотелось оставаться с ними наедине.

— Останься, — вечером заканючила я. — Мама надолго уехала, не бойся!

— Я не боюсь твою маму, — засмеялся он.

— Тогда почему?

— Свою боюсь!

— Не уходи! — Я состроила кукольное лицо, но на него это не подействовало.

А потом выходные закончились.