В воскресенье в два часа, как и было условлено, я торчала на холодном ветру возле входа в торговый центр. Замерзшие Кирюха и Юлька приплясывали рядом на ступенях.
— Слышь, Сонька, я задубел уже здесь торчать! Идемте внутрь. Если твой герой опаздывает, пускай сам нас ищет! Может, он вообще не придет!
И Кирюха решительно шагнул в приветливо расползшиеся стеклянные двери. Юлька скользнула за ним, а я с тоской продолжала смотреть сквозь мятущуюся пургу.
В то, что Миша не придет, я не верила. И ждать могла сколько угодно. И не ошиблась! Он шел со стороны Маяковки. На нем была синяя зимняя куртка, и, хоть капюшон закрывал лицо, я все равно его узнала. Я бы узнала его даже в пятитысячной толпе, только по одному движению, по характерному повороту головы, по манере держать руки в карманах, по ровной и уверенной походке.
Увидев мое сияющее лицо, он откинул капюшон и тоже заулыбался. Соединились мы, как влюбленные из какой-нибудь старинной легенды: крепко схватив друг друга за руки и слившись в страстном поцелуе. И от этого поцелуя стало жарко и радостно, и хотелось еще.
— Это Юля, — представила я, когда мы наконец оказались в теплом холле. — Моя лучшая подруга! Вы, между прочим, соседи, Юлька живет в соседнем с тобой доме.
— Привет. — Миша скользнул понимающим взглядом по короткой лисьей шубке.
— Кирюху ты уже знаешь.
— Ага. Он — еще одна твоя лучшая подруга. — Миша, как и в прошлый раз, руки не подал. Но и Кирюха тоже не соизволил вытащить руки из карманов. — Куда пойдем, девочки?
Кирюха смерил его долгим презрительным взглядом и промолчал.
— Может, в кино? — предложила Юлька и уцепилась за Кирюхин рукав.
Мальчишки одновременно скривились.
— А чего тут вообще есть? — спросил Миша.
— Боулинг, картинг, — начала перечислять Юлька.
При слове «картинг» у обоих парней загорелись глаза.
— Идем! — нарушил обет молчания Кирюха.
В цокольном этаже, где находился трек, было сумрачно, как в бункере, стоял рев моторов и казалось, что визжат сотни электропил: шел заезд. Мы купили билеты в отгороженном стеклянном офисе и отправились переодеваться. Я выбрала черный шлем с языками пламени на боку, надела его и двинулась на мирно болтавших возле стеллажей Юльку и Кирюху.
— Я похожа на космонавта?
Изображая покорителя Луны, я шла, нарочито задирая ноги, словно мне тяжело отрывать их от лунной поверхности. Кирюха мгновенно среагировал и притворился, что у него в руках бластер. И начал стрелять. Я как подкошенная рухнула на скамейку, а падая, схватила Кирюху за ногу и повалила его. Сверху со стеллажей свалился рекламный тент. Накрыл нас, как одеялом, с головой. В попытке освободиться мы барахтались под ним и хохотали.
— Чужой! — заорал Кирюха и вскочил на ноги.
А я оказалась плотно завернута в ткань. И когда выбралась, наткнулась на укоризненный Мишин взгляд. Пожав плечами в качестве извинения за несерьезное поведение, я тихонько проковыляла к Юльке. Она притулилась возле стеллажей со шлемами и грустно смотрела на нашу возню. Кататься на гоночных машинках — это не для нее. Она вся такая девочка-девочка: нежная и утонченная. Не то что я.
— Ну что, похожа я на космонавта? — я подняла забрало.
— Как ты думаешь, он вообще заметил, что я здесь?
Она говорила полушепотом, чтобы Кирюха не услышал.
— Конечно, заметил! Ради тебя и пришел!
Юлька состроила скептическую гримаску и потерлась щекой о свое меховое плечико.
Чтобы ободрить приунывшую подружку, я попыталась чмокнуть ее. Но в шлеме это оказалось нереально, и я только боднула ее своей гигантской инопланетной головой. Она в ответ рассмеялась и пошла провожать меня к картам.
Возле трека пахло горячей резиной и бензином. Парни уже стояли возле борта, ожидая начала заезда. В одинаковых комбинезонах и шлемах, со спины они были совершенно одинаковые. Но Юлька безошибочно подошла к одному и, тронув за локоть, что-то сказала. Он оглянулся, и я увидела, что это Кирюха. Он призывно махнул мне рукой, и я тоже подошла.
Получив от инструктора указания, на какие педали жать и какие правила соблюдать, я уселась в низенький автомобильчик, помахала Юльке и после оглушительного гудка помчалась вслед за картами вырвавшихся вперед мальчишек. Рев мотора перекрывал все остальные звуки, перед глазами мелькали бетонные столбы с указателями, а я следила только за стремительно летящей под передние колеса серой лентой.
Руль оказался неимоверно тугой, и мне приходилось тратить все силы, чтобы вписываться в повороты. Мишу и Киру я различала по номерам на машинках. Вот, обгоняя, они пронеслись мимо. Разозлившись, я вдавила педаль газа в пол и понеслась следом. Обе машинки шли бок о бок — никто не намеревался уступать. В какой-то момент они вдруг легонько соприкоснулись колесами, но, получив предупредительный взмах желтым флагом, отскочили в стороны.
Не теряя из виду азартных мальчишек, я управляла картом и старалась не отставать. Трек, освещенный желтыми фонарями, казался фантастически-апокалиптической трассой. И вдруг на полосе прямо передо мной возникла фигура! Появилась из ничего! Мрачная, сотканная из тумана. Но я очень ясно разглядела ее лицо: черные круги вокруг мертвых глаз и растрепанные темные локоны на иссиня-молочных щеках. Испугавшись, я резко крутанула руль, карт юзом пронесся вдоль трассы, закрутился волчком и врезался в ограждение. Раздался грохот металла о металл — и наступила темнота.
Когда я открыла глаза, то увидела только бетонный потолок сквозь разбитое стекло шлема. Кто-то аккуратно стащил его с моей головы. Я села. В глазах рябило, подташнивало, и борта трека покачивались, словно на корабле, плывущем по волнам.
— Соня! Как ты? Жива?!
Кирюха подоспел первым и встревоженно суетился вокруг, пока парнишка-инструктор помогал мне подняться. Я уверила его, что со мной все в порядке, и побрела к выходу. Там меня ждал Миша. Покачиваясь, я подошла к нему, и он обхватил меня за талию.
— Ну ты даешь, Соник!
Пожав плечами, я оглянулась на Кирюху. Ожидала поддержки, но встретила только полный ледяного презрения взгляд. Чем он недоволен? Рассказать о призраке я могла только ему, любой другой счел бы меня сумасшедшей. Но он явно не хотел меня слушать! И злился — я по глазам это видела!
— А где Юлька? — спросила я.
Ни возле ограждения, ни в раздевалке ее не было.
— Кир, Юлька куда исчезла? — мне казалось это очень важным.
— Больше тебя ничего не интересует? — огрызнулся Кирюха. — На выходе ждет.
— Так чего ты тут торчишь?
В ответ Кирюха швырнул шлем на полку и, резко повернувшись, ушел.
Миша отвел меня в кафе на верхнем этаже. Мы сидели за столиком и смотрели на отражение в панорамных окнах — двое, он и я, в бесконечном заснеженном мире. В помещении было жарко, наши куртки лежали на стуле, а мы рядышком сидели на диване.
— Миша, можно я тебе кое-что расскажу? — решилась я. — Только ты не смейся.
— Не буду. — Он отодвинул от себя чашку.
— Ты веришь в сверхъестественное?
— Нет, Соник.
— И я раньше не верила. Но тут кое-что произошло… такое странное.
И, набрав побольше воздуха, я выпалила на одном дыхании:
— Меня преследует призрак!
Миша молчал, а я боялась на него взглянуть. Разговор за соседним столиком, шипение кофейного автомата и ненавязчивая джазовая мелодия наполняли кафе. Разливался приятный аромат свежего кофе.
— Откуда такие мысли, Соник? — усмехнулся он.
— Я мчалась по трассе, и она появилась прямо передо мной. Поэтому я и перевернулась.
— Она — кто?
Я открыла рот, чтобы рассказать все в подробностях: о том, как мы вызывали духов, и что с тех пор я начала ощущать чье-то незримое присутствие за спиной, как мельком видела отражение черной девушки в темном вагоне метро, а потом она преследовала меня в ночном клубе, — но тут же поняла, как нелепо и по-идиотски это прозвучит. Делиться с Мишей оказалось труднее, чем с Кирюхой. Тот понимал меня с полуслова.
— Девушка-призрак. Как-то я нарисовала ее портрет, но его пришлось сжечь, он был очень жуткий!
— Художники склонны к мистицизму.
— Ты смеешься надо мной?
— Ты нарисовала жуткий портрет. Так? — Я кивнула. — Ты о нем постоянно думаешь. Свет на трассе мелькал, и тебе показалось, что кто-то стоит на пути. Просто померещилось! Все логично объясняется!
— Ты так считаешь?
— Да, Соник. — Он смотрел на меня серыми глазами, в которых не было и тени насмешки. — Я уже говорил, как ты мне нравишься?
Я улыбнулась, а он потянулся и, не стесняясь окружающих, поцеловал меня. Мне тоже было на всех плевать, я обняла его за шею и не отпускала так долго, что за это время мог случиться любой из природных или техногенных катаклизмов. Но мы настолько увлеклись поцелуями, что не заметили бы его.
Придя домой, я убедилась, что Кирюхина куртка на вешалке, и подошла к двери в нашу с мамой комнату. Из-за двери доносились гневные выкрики. Мамин голос возмущался:
— Ну почему, объясни мне, почему я должна терпеть?! Нет, я не понимаю, почему я могу жить одна, а твоя жена — нет!
Некоторое время она молчала, а потом снова:
— Между прочим, у меня тоже есть дочь, и ради тебя я жертвую ею! Я бросаю ее и бегу к тебе по первому требованию! Подумай об этом! Я тоже хочу твоей преданности!
И снова пауза.
— Ты никогда не можешь разговаривать, если тебе неудобно!
А потом рыдания. Я ошарашенно застыла возле дверей. Мамины скандалы с Игорем по телефону не были для меня новостью, но ее фраза о том, что она принесла меня в жертву, неожиданно сразила наповал. Я — жертва. Я — овца, курица, телка. Я — кусок мяса на алтаре… чего? Любви? Никак не укладывалось в моей голове, что любовь может быть такой кровожадной.
Развернувшись, я на цыпочках прокралась на кухню. Не стала включать свет. Просто села на диван, вытащила мобильник и набрала Юлькин номер.
— Юляш, привет! Ты куда пропала?
— Я не пропадала. Я ждала вас у выхода.
— Кира тебя догнал?
— Да.
— И вы вместе ушли?
— Да.
— Ты видела, как я на машине перевернулась?
— Видела.
— И ты ушла? Даже не посмотрела, жива я или нет?!
— Я посмотрела.
— Так почему ушла? А вдруг мне нужна была помощь?
— У тебя было достаточно помощников.
— Юлька, я не догоняю. Что случилось?
— Ты действительно не понимаешь?
— Нет, — растерялась я.
— Ты приглашаешь меня на двойное свидание, при этом тянешь одеяло на себя! Ты же говорила, что без ума от своего парня?
— Так и есть…
— Зачем тогда Кирилла на веревочке водишь?!
— Никого я не вожу! Юлька, я тебя не понимаю!
— Серьезно?! Не понимаешь?! — она расхохоталась.
— Слушай, если у вас с Кирой не ладится, мне очень жаль. Я сделала все, что могла…
— Это точно, — голосом холоднее антарктического льда подтвердила Юлька и повесила трубку.
В недоумении я сползла с дивана и отправилась к соседской комнате.
— Кир! — Я поскреблась у соседской двери. — Выйди, пожалуйста.
Кирюха с недовольным видом выглянул из-за занавески в эркере.
— Сонечка, деточка, проходи! — подала голос тетя Наташа. — Не стой в дверях! Свои же люди, почти родственники!
Она радушно замахала руками, но Кирюха выскочил из своего укрытия и подлетел ко мне.
— Чего надо?
Через узкую дверную щель, которую он оставил между нами, было видно, какой он всклокоченный и хмурый.
— Чего ты злой такой?
— Пэмээс у меня! Всё?!
Он попытался захлопнуть дверь перед моим носом, но я подставила ногу.
— Я не поняла, ты что, обиделся?
— Обижаются девочки.
— Во! Кстати, о девочках! Выйди, Кир! Пожа-а-алуйста! — Я закусила губу и подалась к нему, надеясь, что жалобное выражение моих умильно округленных глаз его растрогает.
— Хватит, Сонька, прекрати, — чуть мягче сказал он. Пауза. Я продолжала умолять его вздернутыми бровями. — Хорошо, — сломался Кирюха и скользнул в коридор.
— Кир, что там у вас с Юлькой произошло? Я ей звоню, она обижается и разговаривать не хочет. А я ничего не понимаю.
— А я тебя предупреждал!
— О чем?
— О том, что если лезть в чужие жизни, то возникнут проблемы!
— Ты специально испортил отношения с Юлькой, чтобы мне досадить?!
Кирюха закатил глаза и состроил гримасу, говорящую, что я совсем дура. Ему даже не пришлось повторять свою обычную присказку.
Мы стояли друг напротив друга. Из протекающего крана в ванной капала вода, по крыше гулял ветер, норовя сорвать железные листы, за дверью бормотал телевизор. И вдруг лампочка над нашими головами заморгала. Напряжение тока упало, свет сделался тусклым, а потом вовсе пропал. И вмиг наступила темнота. И тишина. Исчезли все звуки. И стало так холодно, будто разом отключилось отопление. Но самым жутким оказалось безмолвие, какое бывает только перед каким-нибудь ужасным событием.
— Кир, — прошептала я дрожащим голосом и протянула руку.
Кончики пальцев коснулись обоев на стене. Кирюха исчез! Резко отшатнувшись, я обхватила себя руками. По спине побежали мурашки. Чьи-то ледяные ладони опустились на плечи, вдавливая в пол и парализуя волю. Как во сне, я пыталась закричать, но только беззвучно открывала рот! Силилась выдавить хоть какой-нибудь звук, но получался полузадушенный хрип. Это длилось всего несколько мгновений, но для меня прошла вечность. Потом в дальнем конце коридора появилось свечение, и следом распахнулась дверь нашей комнаты.
— О господи! — вздрогнула мама и тут же воскликнула: — Сонечка! Ты уже дома?
Не в силах ответить, я лишь кивнула. К нам подошел Кирюха — это он оказался тем сиянием в конце коридора. В одной его руке была горящая свеча, в другой — еще несколько незажженных. Он их протянул маме:
— Возьмите, тетя Надя.
— Ой, Кирилл, какой ты молодец! Как быстро сориентировался! — Мама взяла одну из свечек и поднесла фитиль к колеблющемуся язычку пламени.
— Сейчас пробки проверю, — вздохнул Кирюха. — Опять вылетели, наверное.
— Хорошо, что хоть где-то есть настоящие мужчины. — Мама всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. — Куда вы только потом все исчезаете, когда вырастаете?
Даже в полутьме было заметно, что она только что ревела: лицо припухло, а нос блестел.
— Ма, хватит, — сказала я, и она, махнув рукой, снова исчезла за дверью.
— Держи, — Кирюха сунул мне в руки свечку и зажег ее, — а то описалась от страха!
И пошел ко входным дверям, где находился распределительный щиток. Я поплелась за ним.
— Что, даже не спросишь, почему я так боюсь?
— Хочешь, чтоб спросил?
— Ты все равно не поверишь и будешь надо мной ржать.
— Я и так буду над тобой ржать, если захочу!
Кирюха пощелкал тумблерами, и коридор вновь озарился тусклым электрическим светом.
— Да что же это такое! Юлька со мной не разговаривает, ты тоже!
— Может, на это есть причина? А, Софико?
Я задула свечу, и едкий дым тонкой струйкой полетел вверх. Я втянула его носом, и там сразу же защипало, а на глазах выступили слезы.
— Все меня бросили! — простонала я. — Даже поделиться не с кем!
— Чё со своим героем не поделишься?
Выронив свечу, я уткнулась лицом в ладони и отвернулась к стене. Не признаваться же Кирюхе, что Миша толком и не выслушал меня. Наши с ним встречи были волнующе-романтичны: полушепот, поцелуи и объятия, но мы никогда не разговаривали по душам. А мне жуть как не хватало таких разговоров! Тем более сейчас, когда что-то чужое и страшное пряталось за спиной, тяготило, довлело надо мной. Я никак не могла понять, как избавиться от этого.
— Сонь, — Кирюха осторожно потянул меня за плечо, — не надо. Не плачь.
Он снова попытался оторвать меня от стены, но я лишь отбрыкивалась.
— Давай выкладывай, что там у тебя произошло? А то уйду! — пригрозил он.
Испугавшись, я обернулась и схватила Кирюху за плечи, что есть мочи вцепившись пальцами, но он даже не поморщился.
— Сначала я сама не верила, — горячо зашептала я, — но все началось с того, как мы нашли те монеты! И серьги! Или когда духов вызывали? Кир, я ничего не понимаю…
— Ну а я как пойму? Давай по порядку.
Он усадил меня на диван в кухне и сел напротив. Давясь слезами и соплями, я рассказала ему обо всем, что меня мучило: о видении в клубе и на треке, о мрачном тяжелом предчувствии беды, о беспокойных снах, в которых кто-то бросал меня из окна. Не рассказала только, что мой убийца перед тем, как совершить злодеяние, в каждом сне страстно целовал меня.
— Скажи, Кир, а с тобой ничего такого не происходит?
Он покачал головой, и я сникла. Эгоистично, но мне было бы гораздо легче, если бы мы вдвоем оказались в этой мистической передряге. Как бороться в одиночку, я не знала.
— Думаешь, я схожу с ума?
Он снова покачал головой.
— Юлькина мама предположила, что это все из-за сережек, которые ты мне подарил.
— Это еще почему?
— Потому что они несут в себе зло, негативную энергетику, которой обладал их предыдущий хозяин. Хозяйка.
— Мы даже не знаем, кто был предыдущим владельцем клада, — заметил Кирюха.
— Мне от этого не легче!
— Может, тебе станет легче, если воспользуешься советом и перестанешь носить серьги?
Я не могла согласиться на это: серьги и я — неразрывное целое: избавившись от них, я боялась лишиться чего-то важного.
Обхватив голову руками, я пригнулась к коленям. Было слышно, как разговаривают на повышенных тонах соседи этажом ниже, как шипит включенный под чайником газ, как шумит ветер по крыше. Диван прогнулся — Кирюха пересел ко мне. Он положил теплую ладонь мне на спину, и от этого жеста захотелось рыдать: я чувствовала признательность и безысходную тоску.
— Не могу их не носить, — пробормотала я.
— Хочешь, я буду носить их вместо тебя?
Я подняла зареванное лицо и, поняв, что Кирюха шутит, улыбнулась. А потом засмеялась. И этот смех унял мое мятущееся сердце, ненадолго утихомирил бурю в душе.
— Какой ты хороший, Кир! — вздохнула я. — Понимаю, почему Юлька в тебя сразу по уши влюбилась!
Испугавшись, что сболтнула лишнего, я зажала рот ладонью. Но от Кирюхиного ошарашенного вида хотелось расхохотаться.
— Так что у вас с ней произошло? — не удержалась я.
— Софико, не лезь в чужую жизнь, тогда и твоя станет проще! — посоветовал Кирюха и уже не погладил, а довольно чувствительно похлопал меня между лопаток.