Культ Змеи

Глава 16

Это сон! И то, что он все длится, ненормально! Зеймар чувствовал свое тело, мокрое от пота, слышал хриплое дыхание, но не мог открыть век, под которыми раз за разом видел одно и то же.

Она уходит, не оборачиваясь, не прощаясь, и уносит с собой всю радость его жизни. Солнце меркнет, бледнеют луны, но он идет по следу в чужие земли, и с каждым шагом теряет часть себя, но не останавливается.

— Вернись! — воздух со свистом вырывался из пересохшего горла. — Я заплатил за тебя!

Выпадают волосы — больше не носить ему боевых кос, сгнивают и вываливаются глаза — пустыми глазницами он видит новый мир, где все не так, как его учили, лохмотьями повисают иссохшие мышцы — он больше не поднимет против врагов секиру… В пустом сердце гаснет ярость, он превращается в ничто.

Вязкое марево сна все бурлило и тянулось, как патока, тяжелое настолько, что становилось трудно дышать, пока Зеймар, наконец, не открыл рот и не закричал от ярости, горя и сожаления, срывая горло, надсаживая грудь. Боль, которую его годами учили не замечать в бою, пронзила его, когда он ударился об пол и, наконец, проснулся.

В одном исподнем, покрытый потом, запутавшийся в простыне, он тяжело дышал, пытаясь унять клокочущую внутри ярость, которая все не ослабевала, несмотря на то, что уже много лет он должен был вызывать ее с помощью листьев копита. Она покинула его, когда он покинул родные края, и вернулась просто потому, что ему плохо спалось? Либо так, либо Наласкар обратил взор на самого жалкого из своих детей…

Приподнявшись, он попытался понять, где находится, но обстановка знакомой не казалась. Зеймар видел ряды простых кроватей, похожих на ту, с которой он только что сверзился сам, и людей, беспомощно дергающихся и плачущих во сне. В основном стариков. Характерный запах не оставлял сомнений — он в лечебнице. Как-то так обычно и заканчиваются танцы с эльфами и их отравленными клинками. Эта пигалица должна будет очень многое ему объяснить…

С трудом усевшись на пол, он повернул голову к проходу между рядами кроватей и замер. Полная нога в потертой кожаной туфле выглядывала из-за угла, и склонившись на бок, Зеймар увидел пожилую служительницу Паластора. Она лежала на досчатом полу, раскинув руки и рассыпав вокруг целебные травы. Лицо ее, морщинистое и круглое, выражало детскую обиду, по щекам катились слезы — она спала и видела не самые приятные сны. Подергав ее за рукав и похлопав по щекам, Зеймар понял, что ничего не добьется. Поднявшись на ноги, он, покачиваясь, направился к выходу из палаты и в коридоре обнаружил священника и несколько послушников, спящих все тем же беспробудным сном.

Зеймар никогда не владел магией, но знал о ней достаточно, чтобы с уверенностью сказать, что у служителей Паластора не просто выдался тяжелый денек на работе — они подверглись магическому воздействию все разом, и ни один не смог ему противостоять. Им всем нужна помощь и немедленно!

Все еще тяжело дыша, он подошел к окну и распахнул его, чтобы привлечь внимание стражи, и в первый момент ему показалось, что и он все еще спит. Площадь перед собором святого Лаупсена была сплошь покрыта телами людей. На земле лежали торговцы, путешественники, стражники, клерки, попрошайки, мужчины, женщины и дети — словом, все, кто спешил в этот день по своим делам. А на горизонте, словно воткнутая в землю большая игла, кружилась темная воронка, тонкий край которой вонзался прямо между узких башен квартала Южан.

— Ах-хара! — выдохнул Зеймар и, сорвав накидку с первой же попавшейся в коридоре вешалки, бросился бежать.

Не важно, что он больше не в Кальхире, это все еще его народ.

Уотеркрик — огромный город, шумные улицы которого полнились людьми и днем и ночью, умолк, погрузившись в тягучий нездоровый сон, который длился и длился без конца. Зеймар ступал между телами, беспокойно оглядываясь по сторонам — он прошел уже через три квартала и в каждом оставался единственным, кто стоял на ногах, а не лежал на земле. Перед низкими воротами Южного района он не выдержал и выдернул секиру из заплечных ремней распростертого на земле воина, тот даже не пошевелился.

— Прости, брат, — оборачиваясь к воротам, выдохнул Зеймар. Он поклонился башням малого дворца и ступил на землю, принадлежавшую его народу.

Едва ли он сможет снова поднять секиру против врагов, но хотя бы умрет, как мужчина.

Зеймар никогда не приходил сюда прежде, здесь люди знали, частью чего он являлся и готовы были превозносить его за то, на что в одиночку он был не способен. К племени Наласкара взывали, когда больше не оставалось надежды на мирный исход. Шейхи открывали бездонные кошельки и платили золотом за смерть своих врагов… а также их женщин, стариков и детей, чтобы не осталось никого, кто мог бы отомстить. Шаманам племени был известен секрет, как наделить воина священной яростью, сжигающей все на своем пути, сделать его неуязвимым для любого оружия. И Зеймар был таким: к двадцати годам он был покрыт шрамами и татуировками точно также, как его братья, и твердо знал, что нет на свете никого сильнее их. Горели деревни, рекой лилась кровь и золото, каждая новая вспышка ярости обещала новую победу…

Он выкупил девушку из кочевников и женился на ней — так делали все, но когда Мунира сбежала, что само по себе казалось безумием, погасла и ярость. Сгорая от стыда, он должен был глотать горькие травы, чтобы вступать в бой снова, и в конце концов не выдержал снисходительных взглядов. Говорили, это потому, что Наласкар отвернулся от него. Не мог же он в самом деле сказать им, что дело в женщине… и в том, что он больше не уверен, что поступает верно.

Когда он отправился в погоню, оказалось, что за песками Кальхира скрывается совсем другой мир, для которого Мунира приспособлена куда лучше. Она ускользала от него раз за разом и, наконец, следы привели его в Уотеркрик, настолько огромный, что потребовались годы, чтобы найти ее там. И за это время он привык ко множеству новых вещей, научился договариваться и считать золото вместо того, чтобы выбрасывать его на ветер, привык видеть на улицах улыбающихся женщин, которым ничто не угрожало. Прошло так много времени, что он стал похож скорее на северянина, чем на южанина, и именно в этот момент он нашел ее снова… Эта встреча закончилась для него несколькими месяцами тюрьмы, где у него, наконец, оказалось достаточно времени, чтобы подумать.

Спустя столько лет вдали от племени он начал понимать, что он вовсе не был защитником народа, как ему говорили, он был убийцей, и убивал для тех, кто способен заплатить больше. И ничего больше он не умеет. Татуировки на его теле говорят людям не о том, что он герой, а о том, что он опасен.

Освободившись, он больше не прикасался к травам, он надеялся, что если накопит достаточно богатств, если однажды придет снова, смиренным и уважаемым человеком, если найдет нужные слова, то ему удастся убедить жену и дочь, что он изменился. Но Мунира не взяла ни медяка, чтобы излечиться, когда ее поразила болезнь, и Латифа не притронулась к деньгам после ее смерти.

И тогда он купил копита снова, потому что нет смысла пытаться быть хорошим парнем, если все равно не получается. Но в тот же вечер он все равно попытался, потому что ни один черномордый эльф не смеет нападать на гостя в его доме… Может, Зеймар много чего позабыл, но законы гостеприимства — святы.

Чем ближе он подходил к воронке, тем сильнее тускнел свет. На площади у колодца уже царил полумрак. В полуметре от земли, запрокинув голову, висела тонкая женская фигура, тьма текла в ее руки из-под закрытых век лежащих рядом людей. Завиваясь кольцами, тьма поднималась по ее телу вверх, теряясь в небесах, застилая Солнце.

Перехватив секиру покрепче, Зеймар зарычал и бросился вперед. Может он прожил полжизни не как защитник народа, а как его бич, но он хотел быть героем, всегда хотел. И, может, это последнее, что он в своей никчемной жизни сделает, но он разрушит это колдовство!

Но едва подняв секиру над головой, размахнувшись для решительного удара, он увел лезвие в сторону так, что оно едва коснулось края воронки, не задев женщину внутри. Она была такой, какой он ее встретил несколько лет назад — бледной, худой и изможденной. Зеймар тогда не спросил ни о чем, у него было полно собственных причин не вспоминать о прошлом, и она поменяла множество личин, пытаясь скрыть настоящее лицо, но все же он ее узнал.

«Прости меня, Зеймар, я не думала, что так получится…»

За его спиной послышались приглушенные голоса и лязг тяжелых доспехов, но он не обратил на них внимания. Опустив взгляд, Зеймар увидел светлую голову Трикси. Полурослица лежала на земле, сжимая руку молодой девушки в ярких одеждах. Прекрасно зная, что увидит, Зеймар опустился на колени и взял девушку за ладонь, слишком широкую для женщины, но гладкую и чистую, никогда не знавшую оружия. Эта рука заставляла его светиться изнутри, когда кругом была лишь тьма.

Как долго он спал? Что они без него натворили⁈

— Джейд, разверни еще один щит, — продолжал гулкий, хорошо поставленный голос, — подготовить поле антимагии!

Зеймар отпустил теплую ладонь, поднялся на ноги и медленно развернулся. Напротив него под переливающимся куполом магического щита стояли инквизиторы Уотеркрика во главе с высоким седым паладином. Десять человек, одаренных богами.

«Слишком много, чтобы победить,» — сказал человек севера.

«Слишком мало, чтобы отобрать у меня семью,» — сказал человек юга.

— Именем святой инквизиции, сделайте два шага назад и бросьте оружие, — деловито приказал паладин.

И впервые за долгие годы ярость сама разлилась по венам, оставляя разум чистым, ей не нужна больше горькая отрава, чтобы подняться из глубин души и гореть. Зеймар вдохнул полной грудью, чувствуя, как сердце гулкими ударами разгоряет кровь.

— Я — воин Наласкара, а ты стоишь на моей земле, и это я скажу тебе, что делать, — крепче перехватив ставшую вдруг совсем легкой секиру, проговорил он. — Сейчас ты и твои шакалы сложите руки на груди и попятитесь к воротам. И да охранят вас боги от того, чтобы повернуться задом к башням дворца.

И это, без сомнения, прозвучало бы убедительнее, не будь он одет в накидку из лечебницы. Седой паладин посмотрел на него с жалостью, но не приказал атаковать, вместо этого он предпринял последнюю попытку договориться.

— Мы здесь для того, чтобы защитить жителей города от колдовства. И никуда не уйдем, пока оно не прервется.

Не отводя от паладина глаз, Зеймар протянул руку за спину, нащупал развевающийся плащ Лииры и дернул за него так, что колдунья вывалилась из воронки темной энергии и упала на землю у него ног. Спустя пару мучительных секунд люди на площади зашевелились, воронка рассеялась и Солнце вновь осветило улицы города.

— Это она, — хрипло выдавил молодой инквизитор с обожженной шеей, — храм Камадара, горячий металл. Метка охотника не врет.

Дальнейшее было скорее вопросом политики, нежели религии. Паладин поднял оружие, прекрасно зная, что квартал Южан очень скоро встанет им всем поперек горла, пытаясь отомстить на попытку самоуправства на его территории, но также он знал, что под угрозой находится весь город и это важнее конфликта с его малой частью. И когда в руках служителей вспыхнули первые магические огни, Зеймар с криком ринулся вперед.

Он попытался убедить себя, что вовсе не хотел, чтобы все закончилось так, но потерпел сокрушительное поражение под волной сносящего все на своем пути восторга. Боги видят, он хотел! Он снова способен поднять оружие, он снова молод, силен и… счастлив!

Несколько зарядов слепящего света обожгли грудь, но он даже не замедлился, он врубился в толпу, размахивая секирой. Они все еще стояли все вместе, не покидая пределов щита, но он защищал только от магии — стрела, секира или даже целый разъяренный воин пройдут сквозь него без труда. Сбив с ног одного служителя, Зеймар обернулся ко второму, но мощный голос седого паладина заставил его переключить внимание, хотя Зеймар предпочел бы расправиться с закуской прежде, чем приниматься за основное блюдо.

— Я — Вигор, слуга Тариса, — крикнул паладин и в его голосе послышались раскаты грома, — и ты сразишься со мной!

Трикси вздрогнула, услышав знакомое имя, тяжелый сон отступал вместе с осуждающими взглядами родных. В последний раз она видела старика Вигора, когда он пытался поймать Рэндала и его нельзя подпускать к мальчишке снова. С трудом разлепив веки, она поднялась на четвереньки и уставилась на огромного варвара, заносящего секиру над головой инквизитора. На этот раз ей потребовалось меньше времени, чтобы узнать его, но на радость от встречи времени не оставалось, поскольку, пока Вигор был занят Зеймаром, остальные пришедшие с ним были свободны.

Трикси понятия не имела, почему все вокруг лежат и когда их успела нагнать инквизиция, но подтянула под себя ноги и схватилась за кинжалы. Последнее, что она помнила — они пробирались сквозь толпу вслед за Лиирой и все было хорошо, даже ворота из города вдали виднелись! Потом Лиира споткнулась и упала, а поднялась уже не собой… она распустилась, как цветок кромешной тьмы, точно как те ребята в Подземье.

Если Лиира все это время была из этих, то почему и пальцем ее не тронула?

Трикси подняла голову и увидела парня с уродливыми ожогами на шее, несущегося к ней вместе с парочкой других служителей.

— Смотри-ка, он уже не такой красавчик! — она толкнула колдунью в бок, но та не пошевелилась. — Вставай, мать твою, у меня дохрена вопросов!

Грязно выругавшись, Трикси вскочила на ноги и побежала наперерез. Увернувшись от пары вспышек горящего света, она бросилась инквизитору под ноги, метя кинжалом в сочленения доспехов под коленом. Она получила окованным сапогом по ребрам с такой силой, что ее отшвырнуло обратно к Рэндалу, который только и успел, что сесть и оглядеться. Его лицо все еще скрывала чадра, но глаза расширились при виде приближающегося инквизитора с оружием. Трикси смотрела на него снизу вверх, задыхаясь от боли, цветные круги плясали перед глазами, но все же она была уверена, что видела, как Рэндал поднимает руки и за его спиной огромный ангел в белых одеждах делает то же самое.

Воздух мгновенно раскалился и десятки светлых огней воспарили в искрящемся воздухе, окружая и Рэндала, и Трикси, и лежащую без движения Лииру стеной. Инквизиторы остановились, они слишком хорошо знали, что стоит хотя бы руку сквозь этот барьер просунуть и светлые духи сделают все, чтобы ты никогда не забыл о своей глупости.

— Тот самый жрец Камадара, — произнес инквизитор, все еще пытаясь отдышаться, но смотрел он на Лииру, а не на Рэндала, — да как же Он еще не отвернулся от тебя…

— Ему виднее, — выдохнул Рэндал, не опуская рук.

— Эсвель, стреляй.

Женщина в кольчуге подняла лук и прицелилась, Трикси схватилась за собственный, но помешать ей не успела — руки все еще тряслись, ребра болели. Рэндал вскрикнул и течение огней в круге нарушилось, но не пропало.

Площадь пришла в движение, очнувшись от неестественного сна, южане обнаружили себя посреди битвы и пытались понять, что происходит. Слышались крики женщин, плач детей, окрики стражи.

— Еще, — приказал инквизитор, наблюдая, как темный круг крови расползается по яркой одежде Рэндала.

— Подумай трижды, Эсвель! — натягивая собственную тетиву, прорычала Трикси. — Жрец не нападал на вас, он никого не убивал и он не осужден! Твой офицер здесь из-за девчонки, которая его поджарила!

И хорошо бы, чтобы эта самая девчонка сейчас встала и дожарила его до готовности! Паладины средней прожарки, оказывается, имеют дурную привычку возвращаться за поваром!