Курама

Глава 12. Откровения

Я сидел в кресле перед терминалом, смотря на монитор. Тот был выключен. Первым делом я нашел генераторную и разнес там все взрывчаткой. У меня теперь было очень, очень много взрывчатки.

Я сидел и смотрел на воткнутый в клавиатуру нож. На нем было вырезано «初代», Шодай. По памяти вырезал… Когда-то он спросил меня, почему его имя вызывает у меня нервный смех. Я рассказал ему. И тогда же вырезал на рукоятке его ножа эти иероглифы.

Сейчас лезвие ножа было испорчено многочисленными зазубринами, царапинами, разводами наспех стертой крови. Нож был простым.

Я сидел и смотрел на нож, на монитор. Воздух был пропитан вонью начавшей тухнуть крови, разложения. Она резала нос, но я даже не морщился. Я уже привык. Я сидел в темноте, окруженный трупами, мех весь слипся от крови, в основном чужой. Я не двигался. Не хотел двигаться.

Я ждал, пока обеспокоенные отсутствием связи лисы не пришлют очередную экспедицию. Думаю, на этот раз им не потребуется двадцать семь дней. Мы плыли целый месяц, так как экономили топливо. Средняя скорость — три с половиной узла в час. Что-то около шести с половиной километра в час. В десять раз меньше максимальной скорости хода линкора. Думаю, в этот раз они выжмут из своих кораблей максимум. Четыре тысячи километров можно пройти и за три дня. Прошло уже два.

Я провел подушечкой пальца по запястью, нащупал постепенно исчезающие рубцы. Лисы — хрупкие существа, и я не исключение. Одна пуля, один удар мечом. Один удар когтями. Я почувствовал, как дрожат руки, как все естество заполняет холод, и мысли, до сих пор ворочающиеся многотонными булыжниками несутся…

Я ведь помню каждого, кого убил. Каждого! Каким был последний удар, как лезвие резало плоть, обрывая очередную жизнь. Как взгляд каждого убитого прояснялся, как многие из последних сил улыбались, но не мне, нет — чему-то другому. Я помню, как один из убитых шептал «свобода». Стоит закрыть глаза, и я вижу глаза Шодая, слышу, как он с последним выдохом шепчет «спасибо». Сердце замирает, душу рвет на части, я убил их всех. Пусть я не был знаком ни с одним из них, и я благодарен за это всем тем, кто решил оградить меня от этих знакомств. Как же я счастлив, что я отговорил Ликора, Алину, Алику, Нову от того, чтобы плыть со мной!

Перед глазами встала пугающе реалистичная картина умирающей на моих руках Алики. Я в ужасе отшатнулся и упал с кресла, боль отрезвила и развеяла видение. Я почувствовал под пальцами чье-то одеревеневшее тело и отдернул руку, отполз в сторону, сел, обхватив ноги руками.

На моих руках кровь сотен, если не тысяч. За один день умерли лисы целой дивизии, девять с половиной тысяч хвостов. Да даже не за день, несколько часов. И экипажи кораблей… еще несколько тысяч жизней. Все они мертвы… И Джея тоже…

Я словно наяву увидел стоящую передо мной лисицу с необычным, розовым окрасом меха. Она смотрела на меня с немым укором, стоя во тьме, и меня не покидало ощущение, что она не касается ногами пола. Я тряхнул головой, но ее образ не исчез…

— Я не виноват! — закричал я, сильнее прижимая колени к груди.

Джея молчала. Мертвые не могут говорить. Она все так же стояла передо мной и смотрела на меня, скрестив руки на груди. Такой, какой я ее запомнил — в фуражке, синих кителе и штанах, высоких ботинках и с кобурой с пистолетом на бедре.

— Что? Что ты от меня хочешь?! — кричал я, чувствуя, как мех на щеках пропитывается влагой. Глаза защипало.

Образ лисицы размылся, и исчез, не оставив после себя ничего. Вновь темнота… я дрожу, но отнюдь не от холода. Трясущейся рукой я стираю влагу с глаз, но вместо этого только размазываю кровь по щекам. Я весь в ней, по самые уши, в крови, песке и копоти. Я слил дизель из танков, облил все тела на острове, разбросал все, что только могло гореть и поджог. Вонь горящей плоти преследует меня так же упорно, как и образы убитых.

Я — Курама. Кьюби но Йоко. Девятихвостый демон-лис. Казалось бы, я не должен так реагировать, но… но ведь сейчас я не биджу. Сейчас я лис, пусть и прямоходящий, но все-таки лис. Как бы я себя чувствовал, убей я всех других биджу? Да даже не всех, а часть из них…

Я нащупал ножны с ножом Алики на боку. Все так же закреплены устьем вниз. Жизнь лиса хрупка, и ее легко оборвать. Я тоже лис, и пусть мои раны заживают очень быстро, но я так же легко могу умереть. Обильная кровопотеря истощит организм, а вышибленные мозги не регенерируют.

Я достал нож, посмотрел на него. Тьма была плотной, химический источник света почти потух. Без него я бы и вовсе не видел пальцев перед своим носом.

— Я понял тебя, Джея, — прошептал я, чувствуя, как в горле встает комок, который не сглотнуть, не выплюнуть. В груди снова заныло. — Я понял…

Мне нельзя умирать. Остались еще те, ради кого я должен жить. Остались еще невыполненные дела. Пламя войны еще не потухло, более того, рано или поздно оно полыхнет яростным всепоглощающим пожаром. Я сжал рукоять ножа, но вскоре почувствовал, как силы меня покидают. Нож упал на пол, обиженно звякнул металл.

Да… мне есть, ради чего жить… я должен жить. Как там сказал Юджар?

«Если потребуется, ты бросишь всех, но ты должен вернуться»

Я не бросил никого… я всего лишь убил, многих. Какой из меня мастер Разума, как я смогу спасти расу, если я не смог предотвратить смерть всего одной дивизии? Как я буду останавливать войну? Вырежу всех на планете?..

Я поднял взгляд вверх, словно пытаясь посмотреть в глаза тех, кто создал все расы этого мира. Таинственные Создатели, что просто бросили свои творения. Не какие-нибудь там мифические божества или духи, нет. Реально существовавшая раса. Может быть, где-нибудь в архиве есть даже информация о них.

Может быть, это они — кукловоды? Те, кто дергает за ниточки? И если так, то бросили ли они все, или наоборот, принимают живейшее участие в творящемся безумии? Кукла думает, что она живая, но все вокруг знают, что живет она до тех пор, пока кто-нибудь дергает за ниточки. Оборви их, и кукла умрет.

Разум крепится к телу лиса тремя десятками нитей. Оборви их — лис умрет. Успеешь привязать нити обратно — оживет вновь. Вся жизнь — один сплошной кукольный театр.

Я не хочу, чтобы кто-то мною управлял. Я ненавижу, когда мною управляют. Но что я могу сделать, если я — всего лишь кукла на сцене? Или все-таки не просто кукла?

Почему у меня три хвоста? И как у меня отрасли лишние хвосты? Из чего? Просто взяли и появились, словно так и должно быть. Кто я? Магистр Разума или все-таки Кьюби но Йоко? Лис или биджу? А может, что-то иное? Что-то, что сочетает в себе эти качества… И существует ли все это? Все, что меня сейчас окружает?

Я почувствовал, как душу сковывает холодный ужас. Что, если все это — ненастоящее? Меня принесли в жертву Шинигами, богу смерти, ведь так? Я отчетливо помню образ этого… духа? Кем бы он ни был, это не важно. Неужели все они — лишь иллюзия?

— Нет! — закричал я, вкладывая все силы в этот крик. В груди разгорался огонь ярости, ненависти, злобы. Зарычав, я схватил первое, что попалось под руку, и швырнул во тьму. — Неправда!

Я тяжело дышал, медленно, словно нехотя, пламя покидало меня. И в следующую секунду я понял, что именно выбросил.

— Нет… — я встал на четвереньки и пополз вперед. — Нет-нет-нет…

Под руки попадались тела убитых, шкуру тянуло от высохшей крови. Я бы побежал, но не мог — не было сил. Я не ел и не пил два дня. Я попытался вспомнить, слышал ли я какие-либо звуки, но не смог. Пришлось искать наощупь.

Мне потребовалось очень много времени. Не знаю, сколько, но точно много. Но я все же нашел нож Алики и прижал его к груди, словно самое главное сокровище. Мне почему-то казалось, что потеряй я его — я потеряю что-то большее. Может быть, себя.

Неожиданно я вспомнил… я нащупал цепочку на шее и сжал в кулаке армейский жетон. Тот самый, что дала мне Нова перед самым отплытием.

Так и я стоял на коленях, сжимая в правой руке рукоять ножа, а в левой — жетон.

Химический свет окончательно потух. Я лег на бок, прижимая к груди вещи, что связывали меня с друзьями, оставшимися там, на материке. Запахи уже не раздражали нос, я их не замечал… Темнота окружала…

Я почувствовал, как меня дергают за плечо. С трудом разлепив глаза, я тут же их зажмурил — яркий свет резал не хуже лезвия ножа. Стоп, свет? Откуда здесь свет?

— Пей, — над самым ухом раздался голос, от которого в груди все сжалось. В губы ткнулось край металлического горлышка, плеснула вода. Я начал пить, и глотал воду до тех пор, пока флягу не унесли. — Пока хватит.

— Алика…

— Тише. Все будет хорошо.

— Нож… — в горле запершило, и я закашлялся. От боли в груди выступили слезы, которые я не мог стереть… пальцы лисицы осторожно стерли непрошенную влагу с уголков глаз.

— Я видела. Нова заберет нож Шодая.

— Не включайте… ничего…

— Я передам Юджару.

Кажется, меня уложили на носилки. Я не видел — глаза все еще резал излишне яркий свет. Я не чуял ни одного запаха, звуки словно заглушались, но я понял — меня окружают лисы. Они пришли… Пришли за мной…

Я никогда раньше не болел. В смысле, биджу не может заболеть в принципе, а будучи лисом я избегал этой напасти благодаря своей высокой скорости восстановления. Даже когда у меня был один хвост, мои раны заживали заметно быстрее, чем у остальных. Но сейчас мой чрезмерно ослабленный организм не смог бы побороть и насморка. Я получил тяжелую инфекционную болезнь дыхательных путей, которая медленно переросла в воспаление легких.

Меня лихорадило, кажется, я бредил, но самым плохим было то, что из-за нашей с Новой связи свалилась даже эта могучая волчица. Только ее болезнь была фантомной, а вот моя — очень даже настоящей.

Сначала хотели произвести перенос сознания, но Алика отговорила мастеров. И это было правильным решением — через три недели после возвращения на материк организм оправился достаточно, чтобы перебороть болезнь.

Но я все равно пролежал без сознания еще целый месяц.

Обо всем этом мне рассказала Нова, когда принесла собственноручно сделанную кожаную сбрую с двумя ножнами и кобурой. На рукоятке одного ножа было вырезано «Алика», другого — «初代». Кобура была пуста — я опять потерял свой револьвер. Как бы это не стало традицией…

— Спасибо, — я прижал сбрую к груди. Я был еще слишком слаб, чтобы надеть ее, да и смысла не было — я в основном лежал в палате в больнице.

— Как себя чувствуешь? — Нова осторожно села на стул. Тот затрещал, но выдержал, что, впрочем, неудивительно — специально для нее и принесли.

— Слабость доконала.

— Ты знаешь, что я не об этом.

В ответ я молча прижал уши, отведя взгляд. Я не хотел говорить о том, что творится у меня на душе. Не сегодня, не в ближайшее время. Возможно и вовсе — никогда. Я не хотел, чтобы кто-то узнал, чего мне стоит каждый день убеждать себя, что я должен жить. Обязан. Что за мою жизнь заплачено кровью тысяч лисов. В такие моменты я очень хорошо понимал тот пустой, словно мертвый взгляд, которым Шодай изредка смотрел вдаль. Как знать, может, я выгляжу точно так же, когда задумываюсь?

Нова молчала, чувствуя мое настроение и состояние. Связь, что я когда-то по незнанию образовал между нами, с каждым месяцем укреплялась. Иногда мне кажется, что я слышу отголоски мыслей волчицы.

— Лабораторию изучили, — первой нарушила тишину Нова. — Выяснили, что именно произошло.

Я дернул ухом, показывая, что слушаю. Волчица вздохнула.

— Под лабораторией расположен генератор волн Разума. С помощью ретрансляторов сигнал передавался на материк. Скорее всего, под землей можно найти еще достаточно много подобных построек. Мастера считают, что именно поэтому их способности по передаче приказов имеют такую дальность действия.

Я посмотрел на волчицу, которая неожиданно замолчала. Она почему-то прижала уши и сжалась.

— Приказ, который передавался через ретрансляторы, расшифровать не удалось.

— Я знаю, каким был приказ.

— Каким?

— Убей лиса.

Нова замолчала, а я отвернулся, прикрыл глаза.

Да, я вспомнил, каким был приказ. Не знаю, почему я потерял сознание сразу после его получения, но… хорошо, что это произошло. В смысле, небытие. Лисы крайне сильно привязываются к своему окружению, и подобный приказ очень быстро ломает психику. Не знаю, к каким вывертам это привело, но лис, идущий на меня с мечом и бормочущий о моей силе, которая станет его, до сих пор вызывает у меня дрожь.

Хорошо, что там не было моих друзей… Да, Нова не попадала под приказ, но сопротивляться ему она не смогла бы. А значит — убивала бы не сопротивляющихся лисов. Впрочем, у нее ведь нет нашей лисьей привязанности.

Мне на плечо легла огромная ладонь, пальцы осторожно сжали его. Я прижал уши, вздохнул и потерся щекой о руку волчицы.

Как бы то ни было, все это осталось позади. Я выжил, вопреки всему. Выжил, несмотря на то, что в последнем бою сошелся с Шодаем, лисом, официально являющимся одним из сильнейших мечников среди нас. Если бы он не был сильно ослаблен боем, если бы не моя регенерация… достаточно лишь знать, что на тренировке он условно убивал меня за девять секунд. Рекорд, между прочим, обычно я получал свой укол в сердце в течение шести-семи…

Я коснулся рукояти его ножа. Если Алика великолепно ножи метала, то альбинос был способен одним ножом зарезать любого противника. Пожалуй, только сплошная штурмовая броня — ну или доспех Новы — мог спасти, и то, я бы не давал гарантий. Во всем, что касалось холодного оружия, Шодай был мастером.

А я его убил. Впрочем, тут нечем гордиться…

— Скоро принесут обед. Курама, прошу тебя — поешь нормально.

— Я не очень голоден.

— Если ты не съешь все, что принесут, клянусь, я привяжу тебя к кровати и запихаю все содержимое тарелок тебе в глотку.

Я удивленно посмотрел на Нову, но та была серьезна, и даже зла. Никогда ее такой не видел…

— Я… — под взглядом волчицы я судорожно сглотнул. — Я все съем…

— Хорошо. Не вынуждай меня идти на крайние меры, — с этими словами она ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.

А я вдруг осознал, что Нова — это не просто огромная волчица, любящая большие пушки и провести время с лисами. Я вдруг вспомнил, что она еще и та, что способна ударами кулаков мять трехмиллиметровую сталь, и подбросить любого лиса метров на десять вверх. Ну или просто вышвырнуть его со скоростью пушечного снаряда.

Я почувствовал, как уголки губ дернулись в мимолетной улыбке. Это ведь Нова. Если она просто почувствует, что я не хочу жить, она сначала сделает из меня отбивную, и потом, пользуясь моим страхом перед ней, просто запретит умирать. Если я действительно хорошо ее знаю, то она именно так и поступит.

Вот только, очень трудно заставить себя жить… после произошедших-то событий. Но я буду пытаться. Потому что я сраный магистр Разума, вышвырнутый из родного мира экс-биджу, и вообще Курама. Пока еще треххвостый, но, черт возьми, я найду способ получить остальные хвосты. Что-то мне подсказывает, что они здесь — показатель силы, так же, как и в мире шиноби.

Принесли плотный обед, который я, давясь, съел подчистую. Пришедшая проверить результат моей трапезы Нова только убедила мне в правильности моих действий. Да и, стоит быть честным с самим собой — моему организму позарез нужны питательные вещества для восстановления. Тогда я потратил все резервы… до сих пор ребра пересчитать можно, да и слабость никуда не исчезла. А тут — полный комплекс всего необходимого. И даже вкусно.

Отложив поднос, чуть не рассыпав посуду по полу в процессе, я откинулся на подушку. Для разнообразия, я очнулся не в палатке, а в палате госпиталя. Хоть что-то.

Кто-то постучал по дверному косяку. Я приподнял голову.

На пороге стояла Алика. Осунувшаяся, всколоченная, с покрасневшими белками глаз, она смотрела на меня совершенно безэмоционально и словно холодно. А я почувствовал, как сжимается что-то в груди.

— Алика…

Она подошла, села на краешек кровати. Осторожно, словно боясь чего-то, коснулась моего лба. Я почувствовал, как дрожат ее пальцы, столь же осторожно коснулся ее запястья. Она отчетливо вздрогнула.

— Ты живой, — это прозвучало спокойно, но я не обманывался. В ответ я присел и обнял лисицу, прижав ее к себе. И почувствовал, как ее руки сжимают меня в ответ.

— Живой.

— Я беспокоилась.

— Я понимаю.

Мы замолчали. Я чуть ли не насильно пересадил Алику поближе — она не хотела, чтобы я двигался даже в пределах кровати. Кажется, она и вовсе не хотела, чтобы я даже голову от подушки отрывал, но… она слишком долго не спала. И не успела среагировать.

Ее усталость чувствовалась физически. Алика в своем обычном состоянии — словно витой металлический прут, но сейчас она больше напоминала бессильно лежащий на полу канат. Странная ассоциация, но подходит как нельзя лучше. Неожиданно я почувствовал влагу и посмотрел на мордочку лисицы. Осторожно стер слезинки с уголков ее глаз.

Она даже плакала молча. Тихо. Спокойно. И разум ее был столь же спокоен. Одна из жертв подавителей, что создал мастер Лоран. А создал ли, или воссоздал? Я отмел все мысли и подозрения, не время, не местно.

— Тебе надо отдыхать, — Алика зашевелилась.

— Да, пожалуй, — я знал, что она просто не хочет, чтобы я видел ее такой. Так же, как она не стала навязывать мне свое общество, когда я был разбитым, так же и я не могу заставлять ее остаться. Хоть и хотел ее видеть, любой.

Но право на одиночество — такое же важное, как и право быть собой. Каждому важно побыть одному, а друзья должны понимать, когда надо оставить друга, а когда наоборот, надо навязываться.

— Я вернусь, — она крепко обняла меня и быстро ушла.

Я просто откинулся на подушку и уснул. И меня не преследовали кошмары.

Даже с учетом полного покоя и плотной кормежки — Нова все еще следила за тем, чтобы я все съедал — мне потребовалось две недели на восстановление. Еще месяц я восстанавливал физическую форму в спортивном зале, так как за столь долгое время я чуть ли не разучился ходить. И только потом я пошел к Юджару, хотя и не очень хотел этого делать.

Старый лис сидел за столом, заваленным бумагой, под которой был похоронен ноутбук. Возле стола — батарея пустых бутылок, но запаха не было, совершенно. Да и сам главнокомандующий был опрятным и совершенно трезвым. Дернув ухом, он поднял голову.

— Заходи. Присаживайся.

Я молча сел на стул напротив Юджара. Он без затей смахнул все бумаги на пол, поставил на стол три стакана, бутылку водки. Разлил по стаканам, и накрыл один из них старой потрепанной ламинированной игральной картой.

— Шестерка треф, — Юджар проследил за моим взглядом. — Когда-то мы играли в карты с Шодаем, и тот, оставшись с тремя картами — не козырными — смог вырвать победу. И прихлопнул этой шестеркой мне по переносице. Сказал, мол, козыри — не главное. Главное — уметь правильно распорядиться имеющимися силами.

Лис поднял стакан, выпил. Я повторил, чуть поморщился от не самых приятных ощущений — все же я привык к вину, ну или пиву.

— Это он должен был быть главнокомандующим, а не я. Но он любил корабли, открытую воду… Мечтал о том, что станет адмиралом и будет командовать флотом.

— Адмиралом? — осторожно спросил я. Не хотелось сбить лиса с настроя или показаться невежливым. Не сейчас.

— Да… старая система званий. Это сейчас флотские упразднили, для удобства и упрощения структуры. Хотя, ты должен был понять — моряки все еще пользуются старой системой.

Я кивнул и тут же вспомнил Джею. Она была лейтенантом-канониром… Я пропустил проводы. Умерших не хоронили, а сжигали, прах развеивали. Я не мог присутствовать, был без сознания, но все равно чувствовал себя виноватым.

— Он мечтал быть адмиралом, но я считал, что ему место в штабе командования. Он был гениальным тактиком, стратегом, хотя и утверждал, что я — лучше.

Неожиданно Юджар с грохотом ударил стаканом по столешнице.

— Это он должен сейчас сидеть здесь! Он! А не я! Это я разменял двести тысяч жизней на одну, это я отдал приказ подорвать термоядерные бомбы!

Я отшатнулся, выронив стакан. Тот выдержал, но звук удара заставил старика замолчать. Он осунулся, дрожащей рукой налил в стакан водки. Посмотрел на меня. Я торопливо поднял свой и поставил его на стол.

— Это на моих руках кровь миллионов… Миллионов лис, понимаешь? Я — главнокомандующий. Я должен был тщательнее оценивать возможные последствия. Но я ухватился за шанс окончить войну одним махом, и потерял все.

Я не донес стакан до губ. Прижимая уши, я смотрел на Юджара, а тот лишь хмыкнул, подперев голову рукой.

— Да, Курама… Это был план моей разработки. Это я отправил всех вас тогда в наступление. Я виновен во всех этих смертях. Убьешь меня?

Я отрицательно замотал головой, круглыми глазами смотря на лиса. Тот вздохнул, прикрыл глаза ладонью и мелко затрясся.

А я сидел, сжимая полный стакан в руке, и не знал, что мне делать. В голове было пусто, а в груди вновь что-то сжалось, словно от холода.

Я совершенно не знал, что мне делать.

Прошло… сколько прошло? Неделя, две, может больше. Я не следил за временем.

У лисов нет траура. Нет поминок. Равно как и нет праздников, исключая день рождения. Когда-то, давным-давно отмечали Новый год, но прекратили — смысл? Каждый год похож на предыдущий, все та же война, все те же проблемы. С тех пор у лисов не осталось праздников. Нет памятных дат. Только одна проклятая бесконечная война, с каждым годом становящаяся все более и более вялой. Не потому что сторонам она надоела, нет — ресурсов нет. Лисы исчерпали наступательный потенциал, а у волков его просто не хватит. Использовали бы они флот — наступил бы лисам конец, а так…

С каждым прожитым годом я убеждаюсь все больше в том, что у нас, лисов, фактически нет шансов. Мы проигрываем по всем пунктам. Мы потеряли инициативу, мы потеряли солдат, технику, у нас слишком мало ресурсов. Наши корабли еле тащатся, так как им не хватает топлива. Штаб окончательно перенесли в Айронстоун, лисы перебираются в города поближе, бросая те, что стоят на окраине нашей территории. Корабли ставятся на прикол, но не для модернизации.

Линкор хотят разрезать на лом, так как содержать его уже нет возможности, а металл можно использовать для армии. И что самое ужасное, что заставляет меня поджимать хвосты — предложили это сами моряки. А ведь этот корабль для них — настоящая легенда, жемчужина флота. Насколько же отчаялись лисы?

Насколько отчаялся я, если начал экспериментировать на добровольцах? Одного я уже убил, случайно разрушив его разум своим воздействием. Это произошло настолько неожиданно, что ни я, ни Нова не успели среагировать. Лис умер, к счастью, без мучений. Я надеюсь, что без мучений.

Помимо собратьев я экспериментировал на животных из леса. В наспех сооруженном зверинце содержалось десятка полтора зверушек, была и тройка лис. Не знаю, зачем я пытаюсь воздействовать на них… Только время трачу.

— Бессмысленно, — пробормотал я, почесывая лиса за ухом. Тот жмурился и урчал, иногда повизгивая, да и вообще был игривым и веселым. Правда, Нову он не любил — постоянно кусался и огрызался.

— В принципе, бессмысленно все, — волчица отодвинула стол к стене и накрыла его пленкой. — Жизнь, смерть, война. Все.

— Тогда зачем мы все это делаем?

— Я живу, чтобы служить вожаку.

— И все? — я мотнул головой в сторону, намекая на ее многочисленных, хм, партнеров.

— Ты часами сидишь в тире. Алина может сутки напролет лежать на крыше с одной кобурой на бедре. Юджар любит вино. Гордон постоянно сидит в мастерской.

— Я понял, — я посадил лиса в корзинку и накрыл ее пледом. Звереныш пошуршал подстилкой, поскреб стенки корзинки когтями и затих. — Каждый развлекается, как может.

— Именно, — Нова надела плотные перчатки. Ей часто приходилось ползти на четвереньках, так как абсолютное большинство коридоров были для нее слишком низкими, вот она и стала носить перчатки.

— Так получается, смысла жизни нет?

— Смотря что ты вкладываешь в эти слова. Кто-то видит смыслом жизни поиск нового. Кто-то — как я — служение кому-то. А что видишь смыслом жизни ты?

— Окончание войны.

— Нет. Это цель, она конечна, и может быть достигнута. Смысл — это процесс, в основном бесконечный. Смысл жизни должен определять, ради чего ты живешь.

— Получается, что до сих пор я преследовал цели?

— Получается, так.

Я задумался, повел ушами.

Каков он, мой смысл жизни?

Я хочу вернуть эмоции Алике, но это — цель. Я хочу остановить войну, но и это — тоже всего лишь цель. А ради чего я живу? Ради достижения этих целей? А что будет потом? Чисто потенциально — я бессмертен, как и все лисы. Перенос разума — процесс возобновляемый и неограниченный. Как-то Юджар рассказал мне про «скуку бессмертия»: будучи бессмертным, ты можешь достичь любой цели, добиться чего угодно, но ради чего ты сохраняешь свое бессмертие? Достигнув всего, бессмертного обуревает скука. Он все получил. Он всего достиг. Но ему незачем жить.

— Я… Я живу, чтобы жила моя раса.

— Лисы?

— Не только, — задумчиво пробормотал я.

Если я попал сюда, значит, я когда-нибудь найду способ попасть и в родной мир, ведь так? Пусть мир шиноби мне отвратителен, но там живут другие биджу. Да, я живу ради своей расы. Но ведь я не только лис, частично я — биджу. Как знать, может, мои невероятные способности объясняются именно моей природой? Это очень красивая теория, но верна ли она? Узнать невозможно.

— Понятно, — Нова фыркнула, покосилась на корзинку. Судя по звукам, лис мирно спал. — Понесешь?

— Понесу, — я осторожно поднял корзинку и, стараясь не раскачивать ее сильно, покинул исследовательскую. С некоторых пор слово «лаборатория» вызывало у меня резко негативные эмоции.

Лиса я сдал на руки смотрителям зверинца. Тот совсем освоился и вообще вел себя так, словно это он — хозяин и глава всех вокруг. Хорошо хоть, он один такой, остальные звери как-то поспокойнее будут.

— Брат! — из-за грузовика, стоящего посреди улицы, выглянул Ли и призывно махнул рукой. Пожав плечами, я пошел к лису, Нова как обычно увязалась следом.

— Ли, — я улыбнулся другу, но улыбка вышла натянутой. Серый лис сразу это заметил и нахмурился, полуприжав уши.

— Кошмары?

— Видишь сквозь мех, — я вздохнул и потер глаза пальцами. — Не волнуйся, думаю, это пройдет.

— Ку, это пройдет, если ты с этим будешь бороться, — Ликор тихо фыркнул, скрестив руки на груди. — Нова, хоть ты ему скажи, что ли.

— Слова не имеют смысла, когда их не слышат.

— Брат, послушай, — Ли опустил руки мне на плечи и встряхнул. — Мы все теряли близких. Каждый проживший больше полусотни лет видел геноцид.

— Но ни один не видел резни, когда лисы рвут друг друга, — я отвел взгляд.

— Так, пошли, отойдем, — серый потянул меня за рукав куртки, я чуть не упал, но пошел следом. Нова осталась, обернувшись, я увидел, что она помогала с погрузкой каких-то ящиков.

Мы остановились возле скамейки, одной из многих, стоящих вдоль аллеи. Меня сильно удивляло то, что в Айронстоуне не было деревьев, да даже кустов — только клумбы, и те, словно на платформе.

— Брат, — Ли усадил меня на скамейку и сел рядом. — Прекращай.

— Я не могу прекратить, Ли, — я уперся локтями в колени и вцепился в уши. — Я ведь их убил. На моих руках их кровь. Они приходят по ночам, стоят вокруг и молчат.

— Я вижу, что ты не высыпаешься.

— Да черт с ним, со сном! — взорвался я. — Меня мертвые преследуют, понимаешь? Мертвые! Я…

Я не успел среагировать, и кулак Ликора влетел мне в скулу. Когда в глазах перестало двоиться, я с недоумением посмотрел на лиса. Тот демонстративно тер кулак.

— Лучше?

— Если бы прямой с правой был лечебным — у медиков поубавилось бы работы.

— Шутишь — это хорошо. Курама, если ты думаешь, что мне не понять, каково это — убивать тех, кто тебе близок, то ты глубоко ошибаешься. На войне, особенно такой, как наша, возможно все. Да, я не убивал сотен, но близкого друга — пришлось. Правда, не убить — добить. Так что, мои руки тоже в лисьей крови, брат. Но если ты зациклишься на этом — ты рискуешь пропустить жизнь. Пропустить те редкие мгновения, когда хочется жить даже в нашем проклятом мире. Призраки преследуют не потому, что ты их убил, а потому, что считаешь, что сделал это просто так, поверь моему опыту. Потому что считаешь, что умерли они ни за что. Но ведь это не так. Вспомни длинные очереди добровольцев. Вспомни, как они составили и подписали соглашение. Вспомни все это и пойми — за тебя отдадут жизнь многие. Потому что верят, что ты сможешь изменить существующее положение вещей. И я верю, Курама. Верю в тебя, твои возможности, твой потенциал. Не хорони его в своих страхах. Ради Алики, хотя бы.

Похлопав меня по плечу, Ликор ушел. А я сидел и боялся пошевелиться, прокручивая в голове его слова, от начала до конца, раз за разом. Я не ожидал от этого веселого, жизнерадостного и достаточно непосредственного лиса подобного разговора. В очередной раз мне показалось, что я совсем ничего не знаю о тех, кто меня окружает. Впрочем, а важно ли мне это знать? Важно ли мне было знать, что Ли когда-то добил своего друга? Важно ли знать, почему он это сделал?

Нет. Потому что быть другом — значит доверять. Верить. Нельзя назвать другом кого-то, если не доверяешь ему, если выкапываешь все факты о нем. Мы с Ли не просто друзья, мы официально — братья. Не по крови, но для лисов, способных менять тела, это не является проблемой. Никто не будет проверять, действительно ли мы братья. Но Ликор — это лис, который всегда прикроет хвост.

Как Нова. И Алика с Алиной.

И, как бы мне не хотелось этого признавать, но они пойдут за мной в любое пекло, в любую мясорубку.

Но и я пойду за ними. Я четко знаю, что если понадобится, я встану и буду грудью защищать их. А они меня. Потому что мы — друзья, лучшие друзья, а может и большее. Маленькая разномастная стая.

— Да… все так… — прошептал я, посмотрев вверх.

И заметил краем глаза Нову, а рядом с ней — троих лисов. Ликора, Алику и Алину. Они стояли и смотрели на меня, словно ожидая моих действий.

А я встал, потянулся. Прищурившись, посмотрел на закатывающееся за горизонт солнце. И, улыбнувшись, пошел к своим друзьям.

Я живу ради них. Ради всех лисов на планете. Я живу потому, что я — надежда расы, как бы пафосно это ни звучало. У меня есть возможности все изменить, и я все изменю.

И я не один.