Курама

Глава 7. Познание

Отступление было по-своему грандиозным: получив приказ, лисы не рванули назад, поджав хвосты и подставляя спины под огонь. Нет, пока часть армий отступала, другие прикрывали. Оставлялись захваченные территории, бросалась обездвиженная техника, бросались временные склады — все равно враг не мог воспользоваться ничем, кроме топлива. Скорость, с которой лисы откатились к Айронстоуну, была чуть ли не выше темпа наступления.

Остатки седьмой и девятой наступательной, объединившись, рвались назад. Благодаря моим способностям, нас не атаковали, более того, волки в количестве нескольких дивизий шли рядом, прикрывая наши обессиленные и израненные войска. Но для меня столь активное использование плохо освоенных способностей не проходило даром — у меня почти постоянно текла кровь из носа, да и сон был плохим. Приходилось пить кроветворные лекарства, прикладывать простейшие холодные компрессы, и так далее. Увы, никто не мог сказать точно, что будет, если я приму снотворное и полноценно усну, поэтому я не хотел рисковать.

Подавитель не работал, хотя узор и чувствовался, но при этом я был слишком уставшим, обессиленным, чтобы испытывать какие-либо эмоции. Я оставался в сознании только потому, что раз за разом твердил себе: я должен. Должен выдержать, удержать под контролем сразу десятерых тактических вожаков. Если бы Нова была рядом…

Тяжело вздохнув, с силой потер глаза пальцами, помассировал уши — простейший прием, позволяющий чуть-чуть взбодриться. Посмотрел на черную от налета кружку, поморщился, но от всей души сыпанул в нее кофе и залил кипятком из термоса. Выпил, совершенно не чувствуя вкуса, как лекарство. В голове прояснилось, но сил не прибавилось, совсем. Я мысленно коснулся нитей вожаков, получая информацию от охранения, помянул ками, и, скрипя зубами, встал с койки, после чего побрел к командному БТР.

— Командующий? — я подошел к лису, что активно что-то писал в журнале. Тот был одет в стандартную легкую экипировку, разве что дополненную наплечниками с белыми квадратами — знаки отличия.

— Слушаю, — лис не оторвался от записей, просто повернул в мою сторону ухо. По телу прошла волна раздражения, и тут же схлынула, когда я увидел, что именно пишет командующий нашей седьмой армией. Он сводил воедино отчеты о потерях.

— Охранение докладывает о приближении вражеских сил. Нас берут в окружение.

— Охранение сможет задержать их?

Я послал по нитям вопрос, и тут же получил ответ.

— Да, но потери составят 100 % личного состава. У противника подавляющее превосходство в численности.

— Хм. Ожидай, — лис отложил журнал и потянулся к рации. — Решение пришлю со связным. Ступай, и постарайся не напрягаться.

— Так точно, командующий, — я коротко кивнул, после чего пошел обратно к себе в палатку.

Огрызки двух армий стояли лагерем, так как все слишком сильно устали. Топливо закончилось, и все оставшиеся грузовики теперь бросали. Это, по сути, была последняя стоянка с использованием палаток, оставшиеся сотни и сотни километров мы должны будем пройти с огромными рюкзаками за плечами. В них каждый лис нес пайки, запас воды, аптечку и патроны, сверху был приторочен спальный мешок. Все лишнее бросали, в том числе и предметы личной гигиены. Мыться собирались уже в Айронстоуне.

Мы остановились в лесу, довольно молодом, кстати. Бывалые лисы говорили, что давным-давно здесь были уничтожены последние из кошачьих. От той расы даже названия не сохранилось, известно было лишь то, что они отлично себя чувствовали в лесу. Ну волки взяли и выжгли весь лес, да еще и химией активно прошлись. Сколько ресурсов было угрохано на ту безумную операцию, никто даже представить себе не мог, но лучшие солдаты в мире не останавливались ни перед чем.

Сейчас же здесь рос самый обычный лиственный лес. Хотя нет, не обычный — слишком тихий. Ни одного живого существа, и чуть позже стало понятно, почему. Достаточно было одному из лисов попить водички из родника. Бедняга целый день мучился от боли, в итоге, командующий принял решение избавить его от мучений. Он лично выстрелил ему в голову, и первым начал копать для него могилу.

Позже пришел связной и передал приказ, который я продублировал тактическим вожакам. Суть его была проста — половина волков окапывалась и связывала боем наступающие войска, в то время как другая половина шла в авангарде. Они должны были прорвать кольцо оцепления и дать нам возможность прорваться. Даже если все погибнут, я просто схожу и возьму еще пару вожаков под контроль. Все просто, если бы только не постоянная головная боль и кровь из носа.

Даже обладающие полноценным разумом тактические вожаки не могли противиться приказу, отданному через нити. Да и не собирались они сопротивляться, подчинение приказам было у них буквально в генах. Так что, мы вырвались, вышли на оперативный простор, если говорить умными словами. Мы — это одиннадцать тысяч лисов и двадцать три штурмовика. Ну и я, великий и могучий Курама, который уже который день не может нормально поесть — рвет, хоть ты тресни. Приходиться есть маленькими порциями и не слишком часто.

В таком режиме прошло… да ками его знает, сколько прошло времени. Тем более что я, в конце концов, не выдержал и позорно грохнулся в обморок, как раз при попытке набрать еще волков в охранение. Очнулся я, когда на горизонте виднелась огромная стена Айронстоуна.

Да, это было величественное зрелище. Полукруглая стена, что перекрывала весь двенадцатикилометровый перешеек между двумя континентами, сегментированный купол барьера, что сиял желтоватым светом, выдерживая сотни попаданий. И живое море перед ней, огромная волчья армия, перекрывшая все подступы. И как прикажете прорываться? От двух армий осталось тысяч пять от силы, все штурмовики мертвы, я снова не вижу ни одной нити, а значит, совершенно бесполезен.

— Курама? — ко мне подошел командующий армией. Я обернулся.

— Что?

— Мы прорываемся к берегу. Там нас подберут десантные лодки.

— И? Я тут причем?

— Я хочу, чтобы ты эвакуировался первым.

— Первыми пойдут раненные, — отрезал я, отворачиваясь. В груди снова разгорался огонь злости. — Я могу сражаться и не буду бежать.

Лис вздохнул, скрестил руки на груди.

— Ты однажды уже решил остаться до конца.

Я в ярости развернулся и схватил лиса за грудки, оторвав его от земли. Побитая и поврежденная штурмовая броня протестующе заскрипела.

— Я не побегу, как щенок, поджав хвост!

— Нет, — командующий был все так же невозмутим, что бесило меня еще сильнее. Особенно потому, что тот не носил подавителя. — Ты подчинишься приказу вышестоящего начальства, являясь солдатом седьмой наступательной армии.

Я зарычал, но столкнувшись со спокойным и даже несколько равнодушным взглядом лиса, отбросил его в сторону. Отвернулся, тяжело дыша, успокаивая нервы, пытаясь погасить обжигающее пламя в груди.

— Так же напоминаю, что твоя ценность как единицы чрезвычайно высока.

— Не ценнее пяти тысяч жизней!

— Ценнее половины оставшихся в живых лисов на всей планете.

Я застыл, чувствуя, как сердце ухает куда-то вниз, забирая с собой все эмоции. Медленно, очень медленно обернулся, смотря на командующего круглыми глазами. Приоткрыл пасть, закрыл, чуть не прикусив язык. В голове вертелась страшная догадка, и я все-таки смог найти в себе силы задать вопрос.

— Сколько лодок придет?

— Одна.

Я замолчал, переваривая услышанное. Словно деревянный, осмотрелся, вглядываясь в морды окружающих себя лисов. Видел, как многие смеются, улыбаются, рассказывают что-то, замечал, что при этом они все судорожно сжимают оружие. Я уже видел такое, в своем первом бою. Тогда ветераны так же смеялись и были беззаботными, потому что знали — это их последние дни. Последние разговоры. Что все они обречены на смерть.

А я нет. Я должен был выжить, и все они будут прикрывать меня грудью, будут умирать, потому что моя жизнь ценнее, чем чья-либо еще. И все эти лисы, все пять тысяч измотанных, грязных, чешущихся от блох солдат умрут, только чтобы я смог добраться до Айронстоуна.

Почему все происходит так? Зачем меня бросают в бой, если я так важен? Для чего все это, ками их сожри?!

— Ты должен будешь эвакуироваться.

— Я… — еще один взгляд вокруг, с трудом подавить желание почесаться. Проклятые кровососущие насекомые. — Я эвакуируюсь…

— Сделай так, чтобы ни одна жертва не была напрасной, — командующий хлопнул меня по плечу, и ушел.

А я смотрел ему вслед, прижимая уши, с тоской понимая, что больше его не увижу.

Я не успеваю заводить друзей. Они умирают раньше, чем мы можем нормально познакомиться.

Море. Даже не так — открытая вода, фактически, океан. Вдали виднелась точка кораблей лисьей флотилии, гаранта защищенности наших берегов. По какой-то никому не известной причине волки крайне плохо себя чувствовали в море. У них и кораблей-то не было, так, эсминцы прикрытия да транспортники, и это несмотря на несколько крупных верфей, до которых просто невозможно было добраться. Поэтому лисы безраздельно господствовали на воде, но толку от этого было мало.

Ходили слухи, что где-то на одном из многочисленных островах в океане обитали еще расы. А может, они жили под водой. Но сколько бы лисы не отправляли экспедиций в океан, сколько бы сил не тратили на исследование дна, так никого найти и не получилось.

Но сейчас я смотрел вдаль и не чувствовал ничего. Ни гнева, ни тоски, ни ненависти, ни-че-го. И дело было не в подавителе — тот как не работал, так и не работает. Я просто был опустошен недавним открытием. Осознанием того, сколько же лисов и лисиц погибло, чтобы я жил.

Курама, живший в мире шиноби, и не заметил бы всех этих смертей. С другой стороны, он был биджу, и сравнивать себя с людьми… Скажем так, замечаю ли я, сколько муравьев гибнет под моим ботинком, когда я прохожу мимо муравейника? Было такое, я был разве что раздражен — некоторые из насекомых явно поселились в сочленениях и щелях в броне. Может быть даже кусались, на фоне постоянных проблем с блохами это было совершенно незаметно.

Если бы убили кого-нибудь из биджу, я был бы в ярости. Даже смерть однохвостого от рук шиноби стала бы причиной настоящего неистовства, я бы прошелся разрушительным огнем по странам, убивая людей направо и налево. Люди были для меня муравьями, а биджу — равными. Сейчас же для меня равные — лисы. И они умирали, один за другим, очень легко — достаточно одной шальной пули. По статистике большинство попаданий приходится на грудь, но на передовой не всегда есть возможность ввести лиса в искусственную кому, чтобы потом перенести сознание. Да и выращивание нового тела — процесс не быстрый, занимает не меньше пары месяцев, и то, такое тело не отличается продолжительностью жизни. Лет десять-пятнадцать, и снова на замену, чтобы вырастить нечто полноценное, требуется год, не меньше.

Я сжал кулаки, смотря на берег — тот был занят противником. Укрепления были временными, но противокорабельная оборона уже функционировала. Значит, мы должны были занять берег и удерживать оборону, пока не подойдет лодка. Скорее всего, это будет мини-субмарина, из тех, что вмещала только экипаж в два лиса, да трех-четырех пассажиров. Да… экипаж вряд ли будет рад блохам и запашку. Я-то уже притерпелся. Впрочем, явно планировался заплыв, может, хоть часть смоет? Плыть-то придется явно не в броне, в ней я только по дну пройтись смогу.

Горько усмехнувшись, я подхватил Клеймор — штатную тяжелую винтовку пришлось бросить, патроны закончились. Вперед меня не пустят, тем более что броня уже была настолько сильно повреждена, что не позволяла быстро бегать и нормально прыгать. А значит, придется сидеть и ждать сигнала на прорыв. Хорошо еще, что от брони можно избавиться в считанные секунды, это надевается она добрые полчаса. При получении нужной команды, она просто рассыпается на составляющие.

Поступил приказ на штурм, измученные лисы рванули вперед, стреляя на ходу. Явно ожидавшие нападения в спину волки ответили пулеметным огнем, но и наши были не промах — в ответ огневые точки обстреляли из трофейных гранатометов. Пять тысяч солдат, сосредоточенных на небольшом участке, смогли прорваться, правда, я не видел, как — командующий, увидев меня на возвышенности, чуть ли не пинками погнал меня обратно в лес. Так что, мне оставалось только побежать к воде.

Когда вода доставала мне до пояса, я отдал команду на сброс брони. Экзоскелет мгновенно разделился на части, броня рассыпалась, а я почувствовал дичайшее облегчение. Я побрел вперед, пока вода не дошла мне до шеи. Не задумываясь, я нырнул с головой, и уже после понял, что я, вообще-то, плавать не умею.

К счастью, я не успел запаниковать, как понял, что если не шибко барахтаться, то вода сама выталкивала меня на поверхность. В общем, я погреб и руками и ногами, постепенно отдаляясь от берега. Большую часть работы за меня выполнял отлив, вода была относительно теплой. Да и проклятые насекомые наконец-то затихли.

Наконец, всплыла мини-субмарина, откинулся люк и меня буквально втянул внутрь лис в дыхательной маске. Уже внутри, даже не выжимая мех, я сел на самое дальнее сидение.

Не знаю, сколько времени прошло, но вспыли мы прямо возле весьма крупного корабля. Кажется, это был крейсер, что, впрочем, было совершенно не важно. Главное, что я смог принять душ, медики вручили мне средство от блох, потом мне выдали комплект белья и проводили в каюту, где я мгновенно уснул.

Все время, пока корабль плыл к неизвестному мне пункту назначения, я провел в своей каюте, изредка выбираясь в душ и туалет. Еду мне приносили на подносе, оставляя у двери, и я был благодарен за то, что меня никто не тревожил.

Большую часть времени я проводил за дыхательными упражнениями, каком-то подобии медитации. Подавители выгорали, не успев просуществовать и пары минут. Я был на взводе, чувствовал себя так, словно каждая шерстинка — это оголенный нерв, тронь, и вызовешь эмоцию, причем неизвестно, какую. Проведешь ладонью, и взорвешься безумным коктейлем эмоций. В общем, хреново я себя чувствовал, что уж говорить.

Я всего один раз смог поговорить с другим лисом, одним из мастеров Разума, что входили в экипаж корабля. Разговор получился коротким и совершенно бессмысленным, но тут уж я сам виноват — не сдержал эмоций. Именно после того случая я стал безвылазно сидеть в своей каюте, избегая любых контактов. Особенно с учетом того, что мне вручили пистолет. Военное время, каждый лис должен быть вооружен, а все свое оружие я бросил. Даже меч и револьвер, подаренные Аликой. С револьвером вообще плохая история получилась, я его попросту потерял. Во время одной из остановок потянулся к кобуре и понял, что она пуста. В тот раз мы прошли километров двести, так что я решил не отправлять подконтрольных волков на поиски.

Желая отвлечься от своей далеко не самой радостной жизни, я вплотную занялся выданным мне оружием. Это был П11 «Сапсан», и насколько я помнил, сапсан — это такая птица. Забавно, с учетом того, что когда-то на планете существовала раса разумных птиц. Пистолет был легким, компактным, калибра 6.9 миллиметра, с шестнадцатью патронами в магазине. Спереди рукоять имела несколько выемок под пальцы, благодаря чему пистолет отлично лежал в руке. Разрядив его, я без труда снял затвор, разобрал его, осматривая. Простая, надежная конструкция, как и все лисье.

Калибр, конечно, меньше, чем у револьвера, но зато патронов в магазине почти в три раза больше. Правда, вызывало сомнение останавливающее действие, но ведь в нашем деле главное убить, а не остановить, правда? А с учетом весьма длинной гильзы — на глазок миллиметров двадцать-двадцать пять будет — скорость у пульки была отнюдь не маленькой.

Я собрал пистолет и отложил его в сторону, тяжело вздохнул. Лег на койку, заложив руки за голову, посмотрел на изученный до последней черточки потолок. Как там Алика? Ликор? Да даже Нова? В последние дни мне казалось, что я проклят жить без друзей, но ведь это война. На войне умирают. Куда там шиноби, для которых пару десятков потерять — уже огромные потери. Узнали бы они, сколько лисов и волков погибает в стандартной стычке… Хотя… они же шиноби, чтоб их. Кто не владеет чакрой — тот никто, вроде так? Тупые людишки, их ничто не толкает на войну. Они все принадлежат одному виду. И все равно режут друг друга. Отвратительно.

Я прикрыл глаза, и как наяву увидел Алику. Тогда, в бою, когда рядом разорвался артиллерийский снаряд. Меня тогда просто отбросило и контузило, броня спасла, а вот лисица… Я не стал, как обычно, отгонять это воспоминание, погружаясь в него, вспоминая все детали, слова. Потому что я должен помнить, к чему приводит война. Должен знать, почему я, Курама, хочу остановить ее, во что бы то ни стало.

— Рука… — потрясенно пробормотала лисица, смотря на меня широко открытыми глазами. Зрачки сузились в две тоненькие щелочки. — Курама… рука… она… не чувствую… найди, верни…

Я с каким-то тупым упорством пытался открыть заклинившую крышку аптечки. Выронил ее, увидел, что она буквально измочалена осколками. Заорал «медик», но к нам уже бежали — лисы и лисицы с налобными повязками видели взрыв снаряда среди наших порядков, и спешили к нам.

— Найди… Курама, рука… — Алика зажимала другой рукой рваную рану на животе, между пальцами я видел ее внутренние органы.

Я не знал, что сказать. Позволил оттолкнуть себя лису-медику, что уже пытался наложить жгут на фонтанирующую кровью культю, колол какие-то препараты. Не в силах видеть изломанную взрывом лисицу, я отвернулся.

Отвернулся, чтобы увидеть множество убитых, кому повезло намного меньше.

— Война, — прошептал я, смакуя это слово, пропитанное кровью, болью, грязью. В груди колотилось сердце, но я просто лежал и смотрел на потолок. — Отвратительно.

Наконец, крейсер встал на якорь в порту, и я сошел на берег. На корабле я так ни с кем и не познакомился, и даже понимал, почему. Я боялся. Боялся снова заводить знакомства, боялся узнать, что они тоже умрут. Пусть лисы и господствуют в море, но это не отменяло береговых противокорабельных батарей. Лучше я не буду знать никого на этом корабле, чем потом буду давиться тоской о потерянных друзьях.

Порт, совмещенный с верфью. Город, фактически сплошные береговые укрепления. Все лисы здесь работали на верфи, строя боевые корабли, каждый лис был способен участвовать в обороне своей земли.

Порт Хайватер. Далеко не крупнейший на нашей территории, но зато — ближе всех к столице, где так же располагалась наша ставка командования. И, как я и предполагал, меня отправили именно туда, с первым же идущим в нужную сторону грузовиком.

С водителем, высокой стройной белой лисицей с грустными глазами, я перекинулся лишь парой слов. Она не стремилась поддерживать разговор, а я не лез, и нас обоих устраивало то, что за всю поездку тишину нарушал только мерный рокот мотора. Ночевали в попадающихся по пути домах отдыха, что строились рядом с заправками.

Столица. Не знаю, почему, но внутренне я ожидал чего-нибудь этакого, величественного. Но Грандстар был просто большим городом. Даже без укреплений, просто десятиэтажные многоквартирные дома, да пятнадцатиэтажное здание командного центра. В наличии были и кое-какие развлекательные центры, но ни одного магазина — у нас, лисов, попросту не было денег. Все необходимое было бесплатно, а всякие безделушки делались самими лисами и дарились друзьям и знакомым. Такая вот огромная дружная семья. Будь проклята эта война…

Помахав рукой лисице на прощание, я несколько растерялся. А куда идти-то? Хрень какая-то, привезли в город, бросили, и иди, куда знаешь! Правда, как следует накрутить себя я не успел, так как услышал голос за спиной.

— Ты жив.

Я медленно обернулся, увидев лисицу с таким знакомым медальоном на груди. Но вот голос… интонации те же, но звучание совершенно другое. Плюс, запах, детали внешности. Я недоверчиво прищурился, отведя уши назад. Лисица чуть склонила голову набок, смотря на меня холодным, безразличным взглядом.

— Не узнаешь?

И тут до меня дошло.

— Алика?..

— Дошло, все-таки.

Я выронил куртку, что держал в руках. На негнущихся ногах подошел к лисице, неуверенно обнял ее, с жадностью всматриваясь в совершенно незнакомые черты мордочки. Втянул носом новый, столь же незнакомый запах.

Она выжила, дожила до переноса сознания. Новое тело, старая душа.

— Ты жива… жива… — словно заведенный, раз за разом повторял я, чувствуя странную слабость и дрожь. Я прижал не сопротивляющуюся лисицу к себе, крепко обнимая ее, чувствуя, как с души падает огромный булыжник. Незнакомые эмоции накрыли меня с головой, в голове резко стало пусто. А я все повторял, снова и снова. — Жива…

Алика молчала, лишь несколько неловко обняла меня в ответ. Я чувствовал, что ей непривычно и сложно делать нечто подобное, но меня это не волновало. Для меня важно было лишь то, что она была жива, не погибла в пути. Только сейчас я понял, насколько сильно боялся узнать, что она погибла тогда, в бою.

— А Нова? Про Ликора что-нибудь известно? — я отстранился и отошел назад, держа Алику за плечи, боясь отпустить ее.

— Нова идет на поправку. Перенесла тяжелую операцию. Ликор все еще в Айронстоуне, он выжил в наступлении.

— А Нирика? — я вспомнил еще одного друга, веселую лисицу, что была последней выжившей из некогда моей маленькой стаи.

— Ты не знал, — мне показалось, или в голосе прозвучали нотки осуждения? Я уже приготовился к худшему, как Алика огорошила меня. — Она беременна. От Ликора. Двойня.

— Че? — я уронил челюсть, прижав уши и округлив глаза. Ай да Ли, вот ведь зараз-з-за, и не сказал ни слова! И когда успел-то?!

Лисица только покачала головой.

— Пошли. Мастера тебя ждут. Будет тяжелый разговор, Курама, так что… постарайся никого там не убить, хорошо?

— Ну, я постараюсь, — я неуверенно почесал когтями затылок, после чего прижал уши. — Я револьвер потерял, и меч…

— В бою оружие теряется, и нередко, Курама, — Алика покачала головой. — Будет, что подарить тогда.

— Когда подарить?

— У тебя что, склероз? Твой день рождения через два месяца.

— Ой бл…, — протянул я, поджимая хвост. Я про него как-то и забыл! Казалось бы, не мне о нем беспокоиться, но кого приглашать-то?! Ликор на другом конце континента, Нирика, кхм, в положении, и… да и все, в общем-то. Нова и Алика вроде как рядом будут.

— Не волнуйся. Но сейчас тебе надо сосредоточиться на предстоящем разговоре. Подавитель?

— Выгорает слишком быстро, — пробормотал я, касаясь шеи. Только что я был ошарашен, и вот снова мрачнее тучи. Меня уже самого начинают раздражать эти перепады настроения.

— Просто постарайся никого не убивать. Сильные мастера нынче очень важны.

— Смотря как себя вести будут, — я широко оскалился.

Ждали меня в командном центре, на шестом этаже. В небольшом помещении не было ни столов, ни стульев, ни окон, вообще ничего — только на потолке одиноко расположился плафон, который и давал свет. Толстая, явно бронированная дверь щелкнула запорами, отсекая помещение от остального мира, а я обратил внимание на мастеров Разума.

Их было пятеро, все со знакомыми амулетами в виде глаза в треугольнике. Одеты по-разному, как самые обычные лисы, но ни один не носил оружия, даже ножа. Это меня особенно сильно удивило, особенно потому, что пистолет у меня отбирать не стали.

— У тебя много вопросов, Курама, но прежде чем ты их задашь, позволь мне рассказать кое-что, — крайний слева лис заговорил, чуть склонив голову. Я скрестил руки на груди.

— Валяй.

— Мне придется начать сначала, это долго. Постарайся держать свои эмоции под контролем, лис Курама.

Я фыркнул, но сел прямо на пол, скрестив ноги и сцепив пальцы в замок. Начал дыхательные упражнения.

— Сила Разума дается каждому лису при рождении. Никому не известно, как определяется мощь Разума, но известно, что она не зависит от тела. До сих пор считалось, что сила разума так же не зависит и от генов, но случай Новы показал, что это ошибочное предположение. Либо мы не понимаем чего-то фундаментального.

Говоривший на секунду замолк, смотря на меня, но я продолжал мерно вдыхать и выдыхать.

— Одной из проблем, связанных с освоением силы Разума, является необходимость инициации. Без нее лис не способен применять свою силу. Проще говоря, каждый лис должен сам пробудить свои способности. Судя по твоей морде, ты уже догадался, как обычно это происходит.

— Бой, — пробормотал я, отведя уши назад.

— Да. Угроза жизни, если быть точнее. Причем реальная, все попытки искусственно воссоздать ситуацию, угрожающую жизни лиса, провалились. При этом сам лис не знал и не мог знать, что он, по сути, в безопасности, и смерть ему не грозит. Именно поэтому всех молодых лисов бросают на передовую — там шанс пробудить свою силу Разума выше. Ты так же не избежал этой участи.

— Почему меня отправили в бой? К ставке командования?

— Нова настояла на этом. По ее словам, ты не до конца прошел инициацию, так как твоей жизни ничего не угрожало. Она сказала, что ты применил способности спонтанно, под воздействием мощнейших эмоций из-за отключения подавителя.

— И тогда вы решили бросить меня в пекло, — с горечью в голосе прошептал я, чувствуя, как что-то внутри сжимается.

— Да. Алика пошла следом, по вполне понятным тебе причинам.

Да… причины мне были понятны. Алика осталась жива, но была вынуждена сменить тело, и еще не скоро восстановит свои навыки. Может, оно и к лучшему. Нова тяжело ранена, и все еще оправляется после сложной операции. Они обе оказались там из-за меня, из-за того, что мои двести проклятых единиц силы Разума оказались ценнее их обеих. Не для меня, но для них, для всех лисов, это было так.

— Что я еще должен знать?

— Чтобы использовать силу Разума, необходимо снять подавитель. Именно поэтому мастера Разума никогда не участвуют в боях на передовой — наши боевые навыки заведомо хуже, чем у большинства лисов, а для использования Разума необходимо оголить свои эмоции.

— Я был прав, — искривившись в усмешке, проговорил я. — Лисьи эмоции — это наша лисья природа.

— Да.

— А почему тогда вы все носите подавители?

— Потому что без них мы опасны для окружающих. Все мастера обладают повышенной эмоциональностью, и могут впасть в неконтролируемую ярость. Чтобы этого избежать, вне своих рабочих помещений мы носим подавители.

— Я не собираюсь сидеть взаперти! — я вскочил на ноги, оскалившись. — Я не буду сидеть и ждать, пока другие будут умирать на передовой!

— Мы знаем. Но в отличие от нас всех, ты показал хорошие способности по контролю себя на поле боя, даже без подавителя.

— Да них…я это не показатель! Я тогда слишком вымотанным был, какие, бл…ь, эмоции!

— Тебе придется научиться самоконтролю, Курама. Иначе ты не сможешь никому помочь. Мастер Разума твоего уровня силы способен что-то изменить, еще один солдат — нет.

Я выругался, отвернувшись. Зло обвел взглядом пятерых лисов, поморщился. Осмотрел еще раз, чувствуя какое-то неудобство, словно что-то царапало восприятие. Совершенно не стесняясь, я подошел вплотную к каждому из лисов и втянул носом их запах.

От четверых из них, тех, что молчали, явственно пахло порохом. Мастера Разума не сражаются, и не проводят долгие часы в тире, ну, не четверо из пяти. Я отошел назад, оскалившись, чувствуя, как мех на загривке встает дыбом. Лисы были все так же невозмутимы, что бесило меня еще сильнее.

— Не потрудитесь ли объясниться?!

— Добровольцы.

— Что? — я почувствовал, как вся ярость мгновенно схлынула, словно вода сквозь пальцы. — Добровольцы?

— Да. На них ты будешь оттачивать свои навыки. Волки не сдаются в плен, Курама. Тебе придется на ком-то тренироваться, кого-то брать под контроль.

Я мотнул головой, словно пытаясь встряхнуть мысли в голове. Мысленно обглодал слова лиса. И понял, что он прав.

— Да. Мне придется на ком-то тренироваться, — я вновь посмотрел на каждого из четырех лисов-добровольцев. Я понимал, что можно и не спрашивать, уверены ли они в своем решении.

Обучение проводилось в том же помещении, где я говорил с мастером Разума, здесь же я ночевал. Эта комната каким-то образом блокировала… назовем это эманациями Разума. Проще говоря, все, что происходило в этом темном помещении, оставалось в нем же.

— То, как видят мир мастера Разума, зависит от уровня способностей. Самые слабые из тех, кто достоин носить это звание, видят лишь что-то вроде ауры, на которую могут воздействовать при непосредственном контакте. Сильнейшие из нас видят мозаичное отражение, и могу влиять на него на огромном расстоянии. При этом мастера с силой больше семидесяти единиц могут проецировать свои намерения и эмоции на любого из лисов на огромном расстоянии.

— Судя по твоим описаниям, ты видишь связи, причем не только между разными разумами, но и связи внутри отдельного живого существа. Не только? Видишь связи в электронике? Это интересно… И многообещающе. Нова сказала, что нас, лисов, она видит как сплошные коконы из толстых канатов. Волков — как клубки, от которых тянутся канаты от рядовых волков к вожакам и выше.

— Нет, для того, чтобы воспользоваться видением мира, тебе не нужно яриться, злиться ну и так далее. Да, можешь убрать пистолет… Тебе надо лишь отпустить свои эмоции. Эм, не стоит смотреть на меня так, Курама. У тебя добровольцы есть.

— Не получается? Странно, все инициированные легко обучаются видению… Успокойся. Поставь Жердана на пол. Не надо швыряться добровольцами, они для другого… ох. Видишь, значит? Осталось только понять, как ты это делаешь…

Я вытянул руку вперед, представляя себе нить, тянущуюся от лиса к себе, и сжал кулак. Почувствовал щекотку от трепещущей нити, почувствовал эмоции лиса, словно накрытые толстым одеялом. Увидел его мысли, которые витали где-то вдалеке, вертясь вокруг неясного силуэта. Мысленно пожелал, чтобы лис прошелся на руках, и он сразу подчинился, даже не понимая, что делает. В следующее мгновение я почувствовал удивление, так как до сих пор он не умел ходить вверх ногами.

Тут уж удивились все, причем сильно. Я попросил одного из добровольцев жонглировать мячиками, которые нам принесли, и того не получилось. Потом я сжал в кулаке нить его разума, и повторил приказ мысленно. Каково же было мое и его удивление, когда он стал спокойно удерживать в воздухе сразу шесть мячиков, хотя до этого даже с двумя справиться не мог. Вот только, это не прошло бесследно для лиса, у него сильно заболела голова и начали дрожать руки. Мастер Горацин сделал предположение, что мои приказы являются приоритетными и для организма в целом, в итоге тот использует все скрытые резервы, чтобы выполнить их. Для этого требовался постоянный мониторинг состояния организма.

Сколько прошло уже, год, наверное? Я совершенно потерял счет времени. Самым сложным было научиться видеть нити, это не то же самое, что научиться считать или писать, нет. Слишком многое завязано на интуиции, ощущениях, и, конечно же, эмоциях. Однажды меня очень, очень сильно разозлили, и видение словно включилось, а в руках сами собой оказались трепещущие нити разумов находящихся в помещении лис. Тогда я с трудом удержался от желания приказать им всем умереть.

Ликор стал отцом, Алика и Нова полностью оправились. Волчица так и вовсе постоянно стояла на страже возле двери, я чувствовал ее, хотя и не должен был. Я пропустил свой день рождения, но скоро был следующий. Вот только, сколько мне лет уже? Сколько лет я живу в этом мире, в котором нет ничего кроме войны и смерти? Год восстановления, год прошел вот недавно, еще семь с половиной месяцев в коме… Судя по календарю, от разрушенной ставки до Айронстоуна остатки двух армий добирались почти год. Три… нет, четыре года. Скоро будет четыре года, как я живу в этом мире.

Четыре долбанных года, в течение которых я не познал ничего, кроме горечи потери. Неужели мне потребовался столь долгий путь, чтобы получить свою силу? Силу Разума, свои проклятые двести единиц по стандартной шкале.

Я сидел на полу, скрестив ноги, и сцепив пальцы в замок, и медленно дышал. Закрыл глаза, открыл, и снова увидел их — нити. Они были повсюду, стены словно состояли из них. Впрочем, а ведь так оно и было, эти стены укрепил мастер Лоран. Здесь он проводил свои изыскания, так же проверяя свои способности на добровольцах. Здесь он создал подавитель, спасение и проклятие лисьего рода. Мы стали слишком сильно зависеть от этих полосок ткани, на которые был силой Разума нанесен узор. Даже лучшие из лучших среди мастеров не видели их структуры, и только копировали их.

Я же мог видеть. Видел переплетение нитей, что складывались в прекрасный строгий узор, видел, как часть этих нитей сращивалась с нитями разума тех лисов, что их носили. По сути, это был симбионт, полуразумный симбионт. Или все же паразит? Он не подавлял эмоции, он ими питался, впитывал в себя. Фундаментальная ошибка, совершенная мастерами. И эмоции не блокировались, а просто высасывались. Организм привыкал к отсутствию потрясений, и как только снимался ошейник, испытывал шок от их возвращения. Поэтому среди лисов все чаще рождались дефектные, неспособные испытывать эмоции. Уничтожалась сама лисья природа…

Поняв это, я сразу уничтожил вязь подавителя у себя на шее, хотя это было и не обязательно. Паразит попытался проглотить слишком много и умер, подавившись. О да, я ведь демон, даже мои эмоции ядовиты настолько, что умирают всякие вредные твари. Попытались бы у меня-биджу блохи поселиться.

Неужели мы, лисы, пошли ошибочным путем? Вместо того чтобы обуздать свои эмоции, сделать их своими союзниками, мы попытались избавиться от них. Преподнесли на блюдечке созданному Лораном подавителю, загнали себя в рамки правил, структур, уподобились волкам. Но ведь именно потому мы и выжили, разве нет? Расы, что пытались остаться самими собой исчезли, были истреблены идеальными солдатами — волками. А мы, лисы, выжили.

С другой стороны, выживали же лисы как-то и без подавителей. Что мне известно о том времени? Да ничего почти, и никто не знает, как же лисам удалось продержаться. Ведь мы уступали во всем, и физически, и технически, и численно. Но ведь мы держались! Наверняка ведь благодаря мастерам Разума, больше просто некому было сдерживать волны вражеских солдат.

А потом появился Лоран со своими подавителями. Обычный рыжий лис с силой разума аж в 120 единиц — огромная сила. Сейчас, не считая нас с Новой, самым сильным был лис Ордан, у него было 103 единицы. И то, он видел лишь нечто, смутно напоминающее многоцветные ауры, на которые он мог влиять на расстоянии. Нити видел только я.

Я вышел из комнаты, вдохнул полной грудью. Покосился на Нову, что спала, обняв какую-то огромную снайперскую винтовку. Судя по внешним признакам, в прошлом это была 23-мм пушка… Вот ведь сумасшедшая любительница калибра побольше. Я фыркнул, и потряс волчицу за плечо.

— Тебя выпустили? — она открыла глаза и посмотрела на меня. Я фыркнул еще раз.

— Попробовали бы не выпустить, я бы им тут локальный пиздец устроил. Как ты?

— Пузо мне зашили, все там зажило, а значит, нормально, — Нова повела плечами, хрустнула шеей и встала. Уперлась в потолок, замерев в довольно нелепой позе. — Что ж у вас потолки такие низкие…

— Просто кое-кто слишком много ел.

— Между прочим, у меня отличное соотношение роста и веса.

— Ага, два с половиной метра и двести с гаком кило.

— У меня кость тяжелая, — волчица фыркнула и встала на четвереньки. Я с гиканьем запрыгнул ей на спину.

— Н-но! — я «пришпорил» свою импровизированную лошадку пятками, отчего Нова издала странный кряхтящий звук.

— Спокойным ты мне нравился больше, — пожаловалась она, но послушно пошла к выходу. Прямо так — на четвереньках и со мной на спине.

— А мне нравится быть живым! Не представляешь, насколько!

— Ох, увидит тебя Алика, хвост-то надерет…

— Но-но, мой хвост — моя гордость!

— Вот за гордость твою тебя и оттаскают.

Вот так, перекидываясь всякими глупостями, мы и покинули здание командного центра. В лифт Нова не влезала даже без меня, так что, пришлось ей спускаться по лестнице. Опять же со мной на загривке, слезать я не собирался.

А на улице мы столкнулись с Аликой. Она приподняла бровь, склонив одно ухо набок, что в ее исполнении было равносильно отвалившейся челюсти и круглым глазам.

— А мы тут херней страдаем! — радостно выпалил я, мысленно продумывая план отступления. Шутки шутками, а я хвост только недавно расчесал.

— Я вижу. Ладно он, — лисица кивнула в мою сторону. — Ты-то чего?

— Подчиняюсь вожаку, — не слишком убедительно протянула Нова, не спеша, впрочем, разгибаться в вертикальное положение. Я немного подумал, и все таки слез с волчицы, после чего та рывком встала на ноги.

— Вожаку, значит, — Алика посмотрела на меня, тянущего лыбу и мысленно уже паникующего. Потом посмотрела на мой хвост, который я старательно прятал за спиной. — Подойди ближе, Курама.

Я замотал головой, прижимая уши. Лисица скрестила руки на груди. Я беспомощно посмотрел на Нову, но та одним взглядом сказала: «я предупреждала». Опустив голову, я подошел к Алике, и в следующую секунду чуть не поцеловал носом асфальт — она нехило так треснула меня по затылку. Видение включилось автоматически, и когда я выпрямился, почувствовал, как защемило сердце.

Нити, что опутывали лисицу, были изорваны, завязаны в узлы, спутаны. Вместо плотного клубка я увидел какую-то мешанину. Концы оборванных нитей вяло шевелились, некоторые касались друг друга и пытались связаться в узелок, но очень быстро распутывались обратно. Я вытянул руку, желая коснуться этих нитей, но Алика отшатнулась от меня. Моргнув, я перестал видеть нити, и с недоумением посмотрел на лисицу.

— Твои глаза покраснели.

— Я использовал видение, — я все еще держал руку вытянутой вперед, и Алика подошла ко мне, позволив коснуться ее плеча. — Мне надо кое-что рассказать мастерам. Это касается подавителя.

— Что-то важное?

— Важнее даже моей жизни, Алика. Даже моей жизни.

Разговор с мастерами вышел короткий, намного короче, чем я ожидал. Стоило мне рассказать о своих наблюдениях и выводах, как мастера сразу принялись совещаться. Всего за час было принято решение постепенно отказаться от подавителей, а новорожденным вообще их не давать — учить контролировать свои эмоции. Как мне пояснили чуть позже, проблема дефектных встала невероятно остро, но никто попросту не знал, почему такие лисы рождаются вообще. И мое короткое выступление стало тем мелким камешком, что стал причиной лавины.

Еще одной новостью стала победа в осаде Айронстоуна — волки отступили, не сумев прорвать оборону города-крепости. Число трупов перед стеной было настолько велико, что было решено просто залить все специальной огнесмесью, а всем лисам выдать по противогазу. Потери среди лисов были незначительными, удалось просто отсидеться за стеной. Впрочем, тут скорее спасла передислокация почти всей оставшейся артиллерии, да и гарнизон Айронстоуна составлял нынче аж триста тысяч лисов — все выжившие в наступлении части. Правда, о каких-либо наступательных операциях в ближайшее время все равно можно было забыть.

Впрочем, так ли нужны нам полноценные наступательные операции? Бесполезно бороться с волками за территорию, бесполезно убивать — их просто-напросто слишком много, и они слишком быстро восстанавливают свою численность. Сейчас по улицам столицы бродило от силы три десятка тысяч лисов. После наступательной операции нас осталось около семисот тысяч. Половина. Волкам придется заплатить огромную цену, чтобы разрушить Айронстоун, но кто сказал, что они не смогут этого сделать? Они — идеальные солдаты, которые не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу — зачистить всю планету.

Я лежал на своей койке в выделенной квартире, на соседней мирно спала Алика. Нова улеглась прямо на полу, обняв свою винтовку, с которой она даже в туалет ходила. А я… я смотрел в потолок, изучая нити, что тянулись вдоль проводов, смотря на клубки тех, что жил выше. В правой руке извивались ничейные нити, просто созданные мною с нуля. Они ластились к моим пальцам, извивались, обвивались вокруг ладони. Все нити были белыми, а эти были теплого оранжевого цвета. Я чуть улыбнулся, чувствуя в своих руках некое подобие жизни.

Да… похоже, я и правда могу что-нибудь, да изменить. Обязан.