Лабиринт совести (СИ)

11-12

Он немного помолчал, глядя на меня с задумчивой улыбкой, потом спросил:

– Ты никогда не видела моря?

Я качнула головой:

– Только на картинах. Оно там такое... серое. У нас была в пансионе галерея, там были картины великих художников, но судя по всему, ни один из этих художников не бывал в таких местах, – я обвела взглядом бирюзовый залив, посмотрела на Алана, он улыбался, тихо сказал:

– Я купил этот остров, когда на нём была только рыбацкая деревушка, она до сих пор стоит, с той стороны, отсюда не видно. Там грузовой порт, склады, всякие местные производства. Они жили практически натуральным хозяйством, ели рыбу и бананы, пили местную бормотуху из кокосов, жили в мазанках из пальмовых листьев и глины. Я их деревушку сначала забором обнёс, чтобы на стройку не лезли, потом убрал его, оставил только декоративную ограду вокруг отеля, местные стали выбираться на ту территорию, которую до этого занимали строители, у них были домики небольшие, сейчас они тоже сдаются, но их снимают в основном работники, туристы живут на побережье. А тогда был период, когда строители уже жили в достроенных корпусах отеля, а туристы ещё не приехали, домики стояли пустые. Местные их повскрывали и внутри полазили, пощупали мебель, сантехнику, окна со стёклами. Офигели.

Он замолчал, я оторвалась от рассматривания горизонта и посмотрела на Алана, он улыбнулся:

– Я им один подарил. Там поселился староста, мы пару раз вместе бухнули, нашли много общих интересов, договорились по всем пунктам, и его деревня стала работать на меня. Я организовал для туристов экскурсии по их деревне, там появился великий шаман, мы ему хижину отгрохали в три этажа со светящимися скелетами диковинных рыб, шапку сделали с перьями. Потом я купил старый корабль и мы его затопили тут недалеко, в рифах, катаем туда дайверов, легенду придумали про пиратский клад, прячем там иногда монетки самодельные, чтобы туристы находили, народу нравится до визга.

Я улыбалась, Алан гладил мою руку и медленно качал гамак, помолчал, потом тихо спросил:

– У тебя что-то случилось?

Я качнула головой, он добавил:

– Мне показалась, ты какая-то расстроенная.

Я опять качнула головой, спросила, чтобы сменить тему:

– Как там Деймон?

Алан перестал улыбаться и отвёл глаза, тихо сказал:

– Тяжко ему. Влюбился он.

– И что в этом тяжкого?

Алан молчал и перебирал мои пальцы, я ждала. Получить ответ хотелось, но не настолько сильно, чтобы его настойчиво требовать, поэтому я просто смотрела на наши переплетённые руки, на профиль Алана, на мой кулон на его груди. Время опять обтекало меня, но теперь не было ощущения, что я трачу его впустую, каждая секунда была чем-то, что останется со мной навсегда, чем-то драгоценным.

– К этому никто не готовит, принцесса, – наконец сказал Алан. Я посмотрела на него удивлённо, он чуть улыбнулся и отвёл глаза. – Вас, женщин, к этому готовят всю жизнь, у вас игры всякие, книжки про любовь, вам постоянно рассказывают, что однажды она придёт, и вы будете с кем-то, потом будете частью семьи, и это будет нормально. Мужчин этому не учат. У нас все игрушки связаны либо с войной, либо с работой, убивать учат с пелёнок, и учат тому, что это нормально, и это то, что должен уметь каждый. И ты живёшь такой уверенный, что держишь свою жизнь в своих руках, всё умеешь, всё можешь, ко всему готов. Общаешься с другими парнями, там всякие местные разборки, попытки всех под себя прогнуть, доказать своё превосходство, заставить себя уважать и подчиняться. В ответ все пытаются прогнуть тебя, испортить тебе самооценку, как-то подколоть, унизить, и к более взрослому возрасту любой учится с этим справляться, и думает, что он свою самооценку крепко держит в руках, и никто не может на неё повлиять. Это как будто крепость – ров, вал, сторожевые башни, часовые, пушки – всё готово тебя защищать, а ты сидишь такой в центре, в тронном зале, и никто до тебя никогда не доплюнет и не дотянется. И весь мир эту иллюзию поддерживает, все книги, фильмы, реклама – всё тебя убеждает, что стоит только быть богатым и успешным в работе, уверенным в себе и умеющим убивать, руководить, всех прогибать под себя – будешь в шоколаде, обязательно всегда счастлив, и все будут тебя любить, и ты будешь только это обожание спокойно принимать. А потом появляется любовь – и всё. Вся эта иллюзия рушится в миг, и становится очень страшно. И ты... Вся эта крепость, которую ты выстраивал всю жизнь, оказывается бесполезна, потому что враг не ломится в ворота, он уже внутри. И он может до тебя дотянуться, без проблем вообще, и ты не можешь от этого защититься, потому что ты не знаешь, как, ты к этому не готов. Страшно, капец.

– Ты рассматриваешь любовь как врага? – с недоумением уточнила я, Алан усмехнулся, задумался.

– Не как врага... Точнее, не любовь. Просто, когда какой-то человек вдруг становится очень важен, то его влияние обретает такую силу, что любое слово и взгляд воспринимаются очень остро. И да, поначалу это ощущается как враг в тылу, кто-то очень опасный, потому что он многое может. И хочется от этого защититься, как-то его прогнать за стены, или построить новые. Но проблема в том, что те приёмы, которым ты учился всю жизнь, не работают – ты можешь уметь прогибать мужчин идеально, но при попытке сделать то же самое против женщины, получаешь совершенно другой результат, привычные методы не работают, и это опять очень пугает. Вот Деймон сейчас на той стадии, когда ты уже осознал, что в тылу враг, и пытаешься от него защититься или хотя бы спрятаться. А не получается. И проблема в том... он не знает об этом ещё, но скоро узнает. Проблема в том, что если получится, то от этого будет только хуже. Если этот «враг» развернётся и уйдёт, то «хозяин крепости» будет ползти за ним и умолять вернуться. Потому что... вот так вот печально всё устроено.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он выглядел действительно печально, я смотрела на него, тихо сказала:

– Говоришь с опытом.

– Мне сто пятьдесят лет, принцесса, я это проходил. И я инкуб, я постоянно в состоянии влюблённости, моя крепость – проходной двор. Но я научился уже даже в этой ситуации не терять берега и владеть собой. Я уже осознал, что эти интервенты – не враги, и точно так же, как отрицательные эмоции, они дарят и положительные, с огромной силой. Просто надо уметь их вызывать, и не вызывать отрицательных, а если так случилось по какой-то ужасающей причине, надо уметь вовремя слинять и забыть об этом. Но мне давно уже не приходилось, я эксперт, – он выглядел самодовольным, как царь зверей, который точно знает, что конкурентов у него нет, на него было приятно смотреть. Я спросила:

– У Деймона это тоже пройдёт?

– Пройдёт, конечно. Рано или поздно. Но ты учитывай, что твоя Никси тоже не подарок, и попав в тыл чужой крепости, она там наводит шороху, как слон в посудной лавке, и нифига не облегчает ему задачу.

Я усмехнулась и промолчала. Внизу раздался щелчок двери и голоса, Алан громко ответил на языке, которого я не знала, к нам поднялись по лестнице слуги в форменной одежде, поздоровались, убрали со стола и накрыли полноценный ужин, поставили на стол зажжённые свечи, вазу с яркими тропическими цветами, положили нормальные приборы и салфетки. Убедились, что всё идеально и больше ничего не нужно, и ушли, напоследок пожелав получить максимум удовольствия, я не знала языка, но это не нуждалось в переводе.

Алан встал, усадил меня удобно, потом сам радостно прыгнул за стол, разлил по бокалам шипящее розоватое вино с ароматом местных фруктов, протянул мне бокал и прошептал тоном демона-искусителя:

– Оно слабенькое, и от одного бокала ничего не будет, я гарантирую. Попробуй, тебе понравится, – я молча взяла, мысленно соглашаясь с тем, что мне понравится, мне уже нравилось, всё без исключения.

Он поднял свой бокал и шепнул с загадочной улыбкой:

– Ну что, за жизнь?

Я подняла брови, он улыбнулся шире и кивнул, развёл руками:

– Да, я подслушивал. Я не настаиваю, чтобы ты мне всё рассказала, хочешь молчать – имеешь право, но если что, я рядом, – опять поднял бокал, как будто это была заключительная часть тоста, и сделал большой глоток, прикрыв глаза от удовольствия, я смотрела на него, как на произведение искусства.

С одной стороны, мне следовало бы снять его часы сию же секунду, но с другой – я планировала спросить у него совета по моей ситуации, а для этого мне придётся ему рассказать условия задачи. С ещё одной стороны, мне категорически не хотелось говорить на эту отвратительную тему здесь, в этом райском месте, и сейчас, когда нам было так хорошо. В бокале шуршали пузырьки, я поднесла его к губам и сделала глоток – алкоголь не ощущался, ощущался густой аромат местного кисло-сладкого фрукта, который пощипывал губы и делал их очень чувствительными, заставляя кровь приливать к коже и усиливать все ощущения.

«Мы поговорим позже. Завтра, или послезавтра, когда-нибудь потом. И не здесь, я не хочу здесь говорить о своей дыре в бюджете, это не то место.»

Алан медленно кивнул и улыбнулся своей беззаботной улыбкой хозяина жизни, придвигая тарелку поближе и вонзая вилку в хрустящую корочку стейка из какой-то незнакомой мне крупной рыбы. Я тоже попробовала, на вкус было волшебно, я опять начала мысленно набрасывать отзыв, хотя писать его не собиралась – эта привычка пустила в меня корни очень глубоко.