В начале двадцать третьего часа Лейтэ вышел на палубу проведать вахтенного. На вахте стоял Соломин.
К тому времени мороз несколько ослабел, но дул четырехбалльный ветер и падал снег. Темень вокруг еще более сгустилась. Облака, видимо, плотно окутали небо, так как вверху не видно было ни одной звезды.
Лейтэ застал вахтенного на нижнем мостике. Соломин перегнулся через фальшборт и настороженно к чему-то прислушивался. Рядом с ним горел фонарь.
- Как дела, вахтенный? Спать не хочешь? - спросил Лейтэ. - Интересного ничего не замечал?
- Заметил, - ответил матрос.
- А именно?
- Слышно, как в море лед ломает. Все чаще и чаще громыхает.
И, словно в подтверждение этих слов, с моря донесся отдаленный грохот.
- Двинулся, - проговорил Лейтэ. - Сжимается.
- Я хотел уже спуститься вниз, чтобы сообщить об этом, но пришлось задержаться.
- А почему?
- Да что-то застрекотало на палубе. Как будто какая-то машинка, будто…
- Что такое? - сдерживая волнение, спросил Лейтэ. У него мелькнула мысль: «Снова».
- Трудно сказать, что… но я действительно слыхал, как что-то стрекотало, с каким-то звоном.
Издали снова донеслось грохотанье, похожее на выстрелы из многих пушек.
Что-то зловещее было в этом грохоте. Оба моряка, прислушиваясь к гулу, вспомнили пароходы, которые, зимуя в полярных морях, погибли от сжатия льда. Хотя грохот долетал издалека, но, безусловно, движение льда должно было отразиться и на ледяном поле, там, где вмерз «Лахтак».
- Будь на месте… - сказал Лейтэ Соломину. - Я сейчас вернусь.
Он сбежал вниз, в каюту, чтобы оповестить капитана.
Кар принял сообщение очень спокойно. Поднялся с койки, оделся и приказал:
- Дайте распоряжение людям быть в готовности. Позовите ко мне на мостик механика.
Кар вышел из каюты и, пройдя через столовую, поднялся на палубу. В лицо ему ударило снегом: из темноты донесся отдаленный грохот.
На случай, если бы лед начал наступать на пароход, было предусмотрено, по заранее установленному распорядку, вынести на льдину запас продовольствия, одежду, необходимый инструмент и шлюпку. В случае объявления ледового аврала каждый моряк знал свое место.
Кар сквозь темноту всматривался в лед вокруг парохода, обдумывая, куда придется выгружаться, пытаясь угадать, в каком направлении будет наступать лед.
Затем он взошел на капитанский мостик. Там, кутаясь в большую тяжелую шубу, стоял Соломин. Через несколько минут туда поднялись Торба и Лейтэ. На палубу выходили матросы и кочегары. Степа с Зориным помогли подняться Олаунсену.
Норвежец сначала не понимал, зачем его разбудили. Люди выходили из кубрика так бодро: он никак не мог подумать, что пароходу угрожает опасность. Скорее всего он ожидал увидеть на палубе что-то интересное. Очутившись на воздухе и услышав грохот, время от времени долетавший с моря, он встревожился. Но в темноте никто не увидел тревоги на его лице.
Взяв фонарь, Эрик знаками попросил Степу спуститься с ним на лед. Юнга кивнул головой в знак согласия. Прихрамывая, норвежец сошел по трапу вниз… Кроме Степы, его сопровождал Шелемеха.
Когда они очутились на льду, Эрик пошел вокруг парохода. Ни юнга, ни кочегар не понимали, чего хочет норвежец, но последовали за ним, по возможности помогая ему. Он обошел корму и остановился у правого борта, которым пароход был обращен к морю.
Кар заметил на льду фонари.
- Лейтэ, что за недисциплинированность? Кто это на лед полез? Соломин, пойдите и узнайте, что там такое. Скажите, чтобы без моего разрешения парохода никто не оставлял.
Матрос поспешил выполнить распоряжение.
Кар с помощниками прислушивались к звукам тревожной ночи. Ни он, ни Лейтэ, ни Торба не знали наверное, нужно ли уже начинать выгрузку.
А норвежец и его спутники стояли на льду. Моряки, находившиеся на палубе, подошли к ним. Отойдя в сторону на несколько шагов, Эрик Олаунсен наклонился и приложил ухо ко льду, как будто прислушиваясь, что под ним происходит. Подо льдом пронесся грохот. Степе стало ясно: норвежец что-то хочет узнать, хотя этот способ юнге был непонятен.
Но вот Эрик поднялся. Свет фонаря упал на него. На лице его блуждала веселая улыбка.
- Ней, ней! - громко сказал он и, показав рукой на море, с презрительным выражением покачал головой, будто хотел сказать: это наступление нам ничем не угрожает.
Степа сразу понял Эрика и сказал Соломину:
- Передай капитану, что норвежец сделал экспертизу нашей льдине и заверяет, что можно быть спокойным. А мы поднимемся снова на палубу.
Когда Соломин сказал об этом на капитанском мостике, Кар удивленно пожал плечами.
- Возможно, - проговорил он. - Я где-то читал, будто бы в Гренландии эскимосы таким способом определяют направление движения льда, хотя я лично считаю это фантастикой. Однако, - добавил он, подумав, - обождем немного с авралом. Когда вблизи двинется лед, тогда и начнем выгружаться. Возможно, что под этим берегом нас защищают айсберги, которые, по-видимому, стоят на мелях.
Никто не уходил с палубы. Все прислушивались к отдаленным взрывам, и каждый представлял себе, что происходит на просторах покрытого льдом моря.
А там, в темноте, шел морем ледяной вал. Со страшной силой напирал он на торосы и ломал их.
Трещали ледяные поля, и сквозь щели, словно в большую пасть, выливались бесчисленные тонны морской воды. Ломались между полыньями ледяные перегородки. С напряжением в миллиарды лошадиных сил сжимались два колоссальных ледяных поля, а под ними бурлила огромная прибойная волна.
Ледяной вал вырос в тридцать метров высоты, прокатился сотни метров и, протянувшись на несколько километров, остановился.
В третьем часу ночи сжатие льда прекратилось.