Ларин Петр и фабрика волшебства

ГЛАВА 9

На следующий день в школе номер семь только и было разговоров, что о пропавшей ученице пятого класса Земфире Парамоновой. Ещё во время завтрака, когда дети сидели в столовой, безо всякого аппетита ковыряясь в тарелках, появился Илья Данилович. На нём был строгий чёрный костюм, в руках он держал кожаную папку.

Увидев директора, дети отложили ложки и вилки и с надеждой посмотрели на него. Лицо Преображенского оставалось спокойным, хотя покрасневшие глаза говорили о том, что он провёл бессонную ночь.

— Вчера вечером пропала Земфира Парамонова. Где она находится, пока никому не известно. Попрошу всех вас выполнить мои следующие распоряжения: ведите себя как обычно, занятия не отменяются. Из здания школы никто не должен выходить без моего ведома. Я верю, что рано или поздно Земфира найдётся.

— Поскорее бы, — прошептала Софья Туманова.

— Волноваться не следует, в школе усилена охрана. Это не значит, что вам нельзя выходить на улицу. Просто с вами всё время будут взрослые, вы будете находиться под присмотром.

После завтрака Туманова подошла к Ларину, тронула его за локоть:

— Пётр, мне кажется, ты что-то знаешь, но не хочешь говорить.

— Я знаю не больше твоего. Давай встретимся после уроков и переговорим.

— А у тебя сейчас что? — спросила Софья, надеясь, что они попадут на один урок и смогут пошептаться в классе.

— У меня иняз, — прошептал Ларин. Софья с досадой поморщилась:

— А у меня литература.

Трижды прокуковала кукушка, и дети разошлись по классам. Уже входя в класс, Софья оглянулась.

— Давай лучше на перерыве.

— Хорошо, — сказал Ларин, вбегая в свой класс.

Все ждали учительницу, раскрыли учебники, чтобы повторить тему. В коридоре послышались шаги, дверь открылась, и на пороге возникла Изольда Германовна в чёрном костюме с белым отложным воротником. В руках она держала длинную чёрную указку. Она прошла к своему столу, даже не взглянув на детей. Её мысли были где-то далеко. Учительница подошла и открыла окно, как будто в классе было душно. А как только села на своё место, произнесла:

— Ларин, к доске!

— Я ещё не успел повторить, Изольда Германовна.

— Повторяют до начала урока. И вообще, ты же не можешь знать, о чём я у тебя сейчас буду спрашивать. — Ларин похолодел, подходя к доске. — Напиши тему сегодняшнего урока.

Мел дрожал в пальцах, крошился и, как снег, падал на пол. Обычно Изольда писала тему сама, а тут вдруг на неё что-то нашло, и она вызвала ученика.

— Садись, Ларин.

Когда мальчик проходил рядом, он снова почувствовал холод. Но может быть, холодом тянуло из раскрытого окна, и учительница здесь ни при чём. Пётр сел. Изольда Германовна сегодня выглядела странно. Несмотря на выходные, она не выглядела отдохнувшей. Под глазами темнели круги, словно оправа очков оставила после себя вмятины. Привычно яркой помады на тонких губах не было, и поэтому лицо казалось слишком бледным.

«А может, и она ночью не спала, Земфиру искала?» — предположил Пётр.

Через каждые пять минут Изольда Германовна вскакивала со своего места, подходила к распахнутому окну и часто дышала. Она задала самостоятельную работу.

Пётр случайно уронил ручку, а когда выбрался из-за стола, взглянул на учительницу. Та сидела и клевала носом. Глаза были закрыты. Никогда ещё он не видел её такой. Казалось, ещё мгновение — и Изольда Германовна упадёт со стула. Но учительница вздрогнула, широко открыла глаза, и Ларин едва успел опустить голову, уставившись в свою тетрадь.

Перед самым окончанием урока Изольда Германовна собрала самостоятельные работы и даже забыла задать домашнее задание. Такого с ней никогда не случалось.

На переменке Ларин стоял у окна, поджидая Софью. Он увидел, как к школе подъехал ярко-жёлтый милицейский «уазик». Милиционер вышел из машины, открыл заднюю дверь, и оттуда на землю выпрыгнула овчарка с остро торчащими, словно вырезанными из твердого картона, ушами. К машине торопливо подошли директор школы и завуч.

— Что ты там высматриваешь? — спросила Туманова.

— Милиция приехала, кинолог с собакой.

Расплющив о стекло нос, Туманова стала смотреть в окно. Директор что-то объяснял милиционеру, а завуч лишь кивал.

— Знаешь, что, — Пётр решил рассказать о своих подозрениях Соне. Он чувствовал, что ему необходимо посоветоваться. — Ты только, пожалуйста, никому не говори.

— Я не из болтливых, неужели ты это не понял?

— Я нашёл эту серёжку в доме Изольды Германовны.

— А чего ты там делал? — изумилась Туманова. — Она же к себе гостей никогда не водит, а если к ней кто-то и приходит, она разговаривает на крыльце.

— А её вчера дома не было.

— Интересно, интересно… И часто ты так, Ларин, по чужим домам шаришь?

— У меня не было другого выхода. Просто последним человеком, с кем я видел Земфиру, была Изольда. — Ларин сказал это и оглянулся, ему показалось, что за спиной кто-то стоит. Но за спиной никого не было. — Вот я и подумал, а вдруг она у неё. Слушай, там такая холодина! Там всё снегом засыпано. Там нормальный человек не выживет, там только эскимо может существовать. Да и сама она на эскимо похожа, как чёрным шоколадом облита. Представляешь, у неё в ванной лежит колотый лёд, а на столе чашки с недопитым чаем, так чай тоже замёрз.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, Ларин. Такого просто не может быть.

— Соня, клянусь, я собственными глазами видел! Когда я из её дома вышел, мне показалось, что я в тропики попал. — Девочка хихикнула. — А сегодня она вообще никакая, сидит за столом и засыпает.

— Ты думаешь, Изольда Земфиру заморозила? В морозилку спрятала?

— Не смешно, — отрезал Ларин. — Серёжку-то я там нашёл, на полу, в гостиной.

Туманова принялась мять мочку собственного уха. Договорить им не дал троекратный крик кукушки.

— До встречи, — сказала Туманова, хватая с подоконника тетрадки.

Ларин тоже заспешил в класс.

На уроке Пётр был рассеян и, как ни старался, сосредоточиться ему не удавалось. Но ему повезло, к доске его сегодня не вызывали. Да и учителям было не до того. Ведь подобных происшест вии в школе номер семь прежде никогда не случалось.

Сразу после уроков Туманова и Ларин двинулись к кабинету директора. Первый, кто им попался на пути, был Лёва Морозов.

— Рыжий, иди сюда, — негромко позвал его Ларин и поманил пальцем.

Лёвка подошёл вразвалочку, держа руки в карманах.

— Ну, чего надо?

— Слушай, Лёва, у меня к тебе очень важное дело, — заговорщическим тоном произнёс Пётр Ларин.

На лице рыжего появилась заинтересованность.

— Какое ещё дело?

— Очень важное!

— И очень секретное, — встряла в разговор Туманова.

— Мы сейчас зайдём в кабинет директора, а ты постой в коридоре.

— А чего это я должен стоять?

— Стой и смотри, — пояснил Ларин, — чтобы никто к двери кабинета не приближался.

— А что я могу сделать, если завуч будет идти или кто-нибудь из учителей? Да и меня увидят, могут спросить, чего я здесь делаю. А ребята ещё могут подумать, что я стою в коридоре и ожидаю Илью Даниловича, чтобы наябедничать.

— Ну присядь тогда, шнурок завяжи.

— У меня шнурки всегда завязаны.

— Значит, ты отказываешься нам помочь?

— А чего вы к нему идёте? Если расскажете, помогу.

— Слушай, Лёва, дело действительно важное и касается Земфиры. Со временем всё узнаешь, а пока помоги.

— Ладно, — он уселся на подоконник и принялся болтать ногами.

Туманова постучала в дверь. Услышав разрешение войти, они влетели в кабинет. Пётр плотно прикрыл за собой дверь.

— Илья Данилович, — начала Софья свой рассказ.

Дополняя друг друга, дети начали пересказывать то, чему был свидетелем Ларин. Илья Данилович слушал, кивал, теребил кончик седой бородки и тяжело вздыхал.

Наконец дети смолкли.

— Это всё? — спросил директор. — Или ещё чего-нибудь напридумывали?

— Я ничего не придумываю, это правда, Илья Данилович. Там было так холодно, просто ужас какой-то!

Преображенский задумался.

— Ну что ж, — сказал он, вставая из-за стола. Дети тоже вскочили. — Изольда Германовна мне ничего не говорила по поводу того, что она встречалась с Земфирой. А ты хорошо помнишь, Ларин, что видел, как они вместе шли по дорожке?

— Хорошо.

— Уверен?

— Да, — произнёс Ларин. Ему хотелось рассказать о том, что он с Шубиным играл в шахматы, что Артём медленно соображает и у Петра было время отойти от стола и разглядеть, что происходит во дворе.

— Идите к себе и готовьте уроки на завтра.

— Знаете, Илья Данилович, Изольда на уроке была такая рассеянная, что даже домашнее задание забыла дать.

— Ну, это бывает. Я иногда тоже увлекусь и забуду.

Когда они вышли в коридор, рыжий Лёвка спрыгнул с подоконника и подбежал к ребятам.

— Что там? Чего я тут столько сидел?

— Ты нам здорово помог.

— Так что случилось? Значит, не скажете? Фиг теперь что-нибудь попросите!

— Лёвка, ты извини, пока ничего не ясно, потом я тебе всё расскажу, подожди, — заверил Пётр.

Когда Морозов отошёл, Ларин задумчиво произнёс:

— По-моему, он нам не поверил!

На стене кабинета висело расписание занятий. Илья Данилович посмотрел, где сейчас должна находиться Изольда Германовна, и довольно хмыкнул. Учительница иностранных языков была сейчас свободна, значит, дома, — не без основания решил директор школы.

Он надел пальто, поправил кашне и направился к её домику. Пока он шёл, он подумал, что за всё время, что Изольда Германовна работает в школе, он ни разу не был в её доме. В россказни ребят директор не поверил. Все дети любят фантазировать, из мухи раздувать слона. Но что-то было в их словах, что настораживало.

Он поднялся на крыльцо, постучал в дверь, положил ладонь на дверную ручку. Но не успел нажать, как на пороге появилась Изольда Германовна. Её глаза выражали удивление. Удивление мгновенно сменилось радушной улыбкой. Она вышла на крыльцо и прикрыла за собой дверь.

— Изольда Германовна, — спокойно сказал директор, — я решил переговорить со всеми учителями по поводу исчезновения Земфиры Парамоновой.

— Да-да, я вас слушаю, — на лице учительницы возникла неподдельная заинтересованность.

— Мне стало известно, что вы встречались с девочкой накануне её исчезновения.

— Разве? — изумилась учительница иностранных языков.

— Да, вас видели вместе, вы шли по дорожке.

— Ой, что-то не припомню… Да-да, в самом деле, вспоминаю… я возвращалась к себе и встретилась с Парамо новой.

Илья Данилович дунул на озябшие пальцы:

— Холодно здесь стоять.

Изольда Германовна замешкалась. Она странно завертела головой, затем распахнула дверь.

— О, простите, я вас не пригласила в дом. Проходите, пожалуйста.

Выражение на её лице мгновенно сменилось радушной улыбкой. Она вышла на крыльцо и прикрыла за собой дверь.

— Изольда Германовна, — спокойно сказал директор, — я решил переговорить со всеми учителями по поводу исчезновения Земфиры Парамоновой.

— Да-да, я вас слушаю, — на лице учительницы возникла неподдельная заинтересованность.

— Мне стало известно, что вы встречались с девочкой накануне её исчезновения.

— Разве? — изумилась учительница иностранных языков.

— Да, вас видели вместе, вы шли по дорожке.

— Ой, что-то не припомню… Да-да, в самом деле, вспоминаю… я возвращалась к себе и встретилась с Парамоновой.

Илья Данилович дунул на озябшие пальцы:

— Холодно здесь стоять.

Изольда Германовна замешкалась. Она странно завертела головой, затем распахнула дверь.

— О, простите, я вас не пригласила в дом. Проходите, пожалуйста.

Они вошли в дом. В комнатах было действительно прохладно, но может быть, Изольда Германовна любит свежий воздух или страдает головными болями. В доме было чисто, аккуратно, на столе стоял букет осенних листьев.

— А у вас красиво, — заметил Илья Данилович, ожидая дальнейших объяснений.

Учительница продолжала:

— Она подошла ко мне и спросила, не могу ли я ей помочь выучить одно из древних наречий цыганского языка. — Директор кивнул. — Я пригласила её к себе, потому что у меня была нужная литература, но уж слишком научная. Я дала ей книгу и даже угостила чаем. А потом она поблагодарила меня и ушла.

Время от времени Изольда Германовна брала с подоконника высокий стакан, в котором была вода, кубики льда и кусочек лимона. Она делала глоток и возвращала стакан на место.

— Извините, Изольда Германовна, у вас с отоплением всё в порядке? А то я могу прислать слесаря, чтобы посмотрел.

— Нет, нет, не стоит волноваться. Меня вполне устраивает. Я, знаете ли, не мерзлячка, люблю свежий воздух. Я даже зимой сплю с открытым окном.

— А куда девочка собиралась идти, не сказала?

— Наверное, в библиотеку. Я ей ещё дала список литературы.

— Спасибо, — Илья Данилович взглянул на мочки ушей Изольды Германовны. Уши были не проколоты. — А почему вы не сказали мне об этом раньше?

— А меня никто не спрашивал. Я не придала этому значения, думала, это несущественно, — она сделала ещё глоток и принялась перекатывать во рту, как леденец, кусочек льда. Лёд постукивал изнутри о зубы, и Илья Данилович ощутил холод.

Уже направляясь к двери, директор оглянулся:

— Вас летучие мыши не беспокоят?

— Что-что? — заморгала бесцветными ресницами учительница иностранных языков.

— Я говорю, летучие мыши не беспокоят?

— Я не совсем поняла… А почему они меня должны беспокоить? — и немного испуганно огляделась, словно летучие мыши гирляндами висели в углах.

— Что-то в последнее время их много развелось. Спасибо, Изольда Германовна, если ещё что-нибудь вспомните, сообщите.

— Обязательно.

Директор вышел на улицу, передёрнул плечами. По всему выходило, кто-то пытается ввести его в заблуждение, то ли ребята, то ли учительница. Когда он шёл к зданию школы, то вспомнил, как в первый день, когда здесь появился Пётр Ларин, она подслушивала его разговор.

«Зачем? Почему? Что её интересует? И вообще, странная она… — размышлял Илья Данилович. — Каждое утро бегает на реку купаться. Хотя что здесь плохого? Человек следит за своим здоровьем, закаляется. За всё время работы она ни разу не брала больничный».

Подойдя к зданию, директор поговорил с охранником. Тот доложил, что дети находятся под постоянным наблюдением.

Софья сидела у себя в комнате в расстроенных чувствах. Было невыносимо больно смотреть на вещи своей соседки. Всё напоминало ей о весёлой, бесшабашной Земфире.

«Мы ведь никогда с ней не ссорились, понимали друг друга», — она поправила кровать подруги, взбила подушку, провела по ней ладонью, словно Земфира спала после долгого путешествия.

Послышались шаги. В дверь постучали. Но по шагам она уже узнала Илью Даниловича.

— Я разговаривал с Изольдой Германовной. Вот что скажу вам, Софья Туманова: не сейте, пожалуйста, панику. Да, Земфира заходила к ней в дом. Она взяла у Изольды Германовны учебник по одному из цыганских наречии и список книг, — сказал директор строгим голосом.

— Какие ещё наречия?! — воскликнула Туманова. — Она и так знала цыганский язык. И я никогда от неё не слышала, что она собирается изучать какое-нибудь наречие! А серьга? Что она о ней сказала? — зло выкрикнула Туманова.

И Преображенский вспомнил, что даже забыл спросить. Серьга лежала на Сониной ладони. Директор взял её, повертел в руках.

— А ты уверена, что это её серьга и нашли её в доме учительницы?

— Больше у нас в школе таких ни у кого не было. Я абсолютно уверена, что это её серьга.

Тумановой хотелось рассказать о том, что она даже попробовала погадать. Но что-то её остановило.

Директор забрал серьгу.

— Передай ребятам: пусть не выдумывают и не фантазируют, а учат уроки. Ведь вас собрали здесь именно для этого.

Минут через десять Туманова стояла в полутёмном углу коридора. Пётр Ларин находился рядом.

— Директор ничему не верит, — сказала девочка.

— Может, и ты мне не веришь, Соня?

— Нет, я тебе верю. А Изольда ловко запудрила мозги Илье Даниловичу.

— Это точно. Я ещё в первый раз заметил летучих мышей, которые залетают к ней под крышу. А она руками замахала, начала кричать: «Какие летучие мыши? Что за выдумки, нет здесь никаких мышей!» Но они-то были, я же видел! Плохо, что мы теперь под присмотром, — сжимая кулаки, пробормотал Ларин. — Если бы за ней можно было проследить, думаю, мы смогли бы что-нибудь узнать.

— Да, из школы нас не выпустят. А если и окажешься на улице, то рядом будет кто-нибудь из взрослых. Шагу ступить без разрешения нельзя. Не школа, а тюрьма какая-то. Колония для несовершеннолетних.

На лице Тумановой вдруг появилась хитрая улыбка. Она взглянула на Ларина сверху вниз, как победитель на побежденного.

— Ес! — сказала Туманова, звонко щёлкнув пальцами.

— Ты чего это, Софья?

— Что не можем мы с тобой, то может птица. За ней никто не присматривает.

— Клара, что ли?

— Она самая! Она моя палочка-выручалочка!

— А где она сейчас?

Туманова закрыла глаза. На её лице отразилось размышление.

— Откуда я знаю, где она сейчас? Но вызвать её можно.

— Как? — спросил Ларин.

— Окно открой. У тебя сил побольше, чем у меня.

Ларин потянул тугую ручку на себя, окно открылось. Софья посмотрела по сторонам, затем высунулась до половины из окна, сложила ладони рупором, поднесла ко рту и громко каркнула, так естественно, что Пётр вздрогнул.

— Если она недалеко, то прилетит. А если где-нибудь в дачном посёлке или на станции, то не услышит.

Клара опустилась на подоконник откуда-то сверху, словно сидела на крыше и ждала, когда её позовут.

— Привет, Кларочка! — Ворона защелкала клювом. — Выручай, родная.

Ворона покосилась на Ларина.

— Ты Земфире хочешь помочь?

Ворона взъерошила перья и стала переминаться с ноги на ногу.

— Вижу, хочешь. Тогда вот что: отправляйся к дому Изольды, сядь на ветку и следи за домом. За училкой следи. Только старайся, Клара, чтобы тебя не заметили. И на еду сильно не отвлекайся! Каждый вечер будешь докладывать, а уж потом наешься до отвала. Кстати, Клара, ночью тоже придётся следить.

Ворона изобразила неудовольствие.

— Что, отказываешься, вредная птица? Я думала, ты мне настоящий друг и всегда готова выручить.

Ворона защёлкала клювом, и в этом щёлканье было что-то извиняющееся, словно ворона просила прощения.

— Отправляйся. А вечером прилетишь ко мне в комнату.

Ворона спрыгнула с подоконника, тяжело взмахнула крыльями и полетела к домикам, где жили учителя.

Атмосфера в школе становилась невыносимой. Ребята договорились не говорить о Земфире, пока она не найдется. Но по лицам было видно, что все только о ней и думают. Клара прилетала каждый вечер и подробно докладывала Софье о том, что видела. Но пока ничего интересного Соня не узнала. Девочка ежедневно пересказывала эти сообщения Петру.

— Физрук сегодня приходил. Разговаривали, но так тихо, что Клара не слышала о чём. А на следующий день Изольда встречалась с ним на спортивной площадке, и он её к дому проводил.

Через несколько дней, когда все школьники собрались в столовой за длинным столом и готовились начать завтрак, раздалось назойливое бибиканье автомобильного клаксона. Оно не прекращалось минут пять. Преподаватели покинули столовую, а дети заспешили следом. Зрелище было прелюбопытное. Перед коваными воротами стоял огромный чёрный автомобиль со сверкающей выхлопной трубой, золочёной радиаторной решёткой и золочёными колпаками на колёсах.

— Ух ты! — удивлялись мальчишки.

Было в этом автомобиле что-то фантастическое, почти сказочное. Сейчас на дорогах Москвы и Питера на таких не ездят.

— Прямо какой-то голливудовский, — сказал Тарас Ващенко.

На непрекращающееся бибиканье автомобиля охранник открыл ворота, и машина, выпустив из недр мотора настоящее облако дыма, покатилась на территорию.

Автомобиль доехал до крыльца, на котором стояли педагоги и директор, и, судорожно дёрнувшись, остановился. Дети расплющили лица о стёкла, рассматривая диковинку и предчувствуя, что сейчас произойдёт нечто любопытное.

Из машины выскочили двое в красных шёлковых рубашках и меховых жилетах. Они открыли заднюю дверь, отступив на шаг от машины. Показался чёрный хромовый сапог, затем второй, и, наконец, из машины выбрался огромный черноволосый мужчина в бобровой шубе. На висках его серебрилась седина, а в ухе поблёскивала массивная золотая серьга. Бархатные штаны были заправлены в голенища, фиолетовая рубашка — с расстёгнутыми верхними пуговицами, из-под которых виднелись массивные золотые цепи. Вообще, золота на цыгане было много. А когда он открыл рот, осеннее солнце засверкало на золотых зубах.

— Здравствуй, Илья Данилович! Слушай, я говорить с тобой приехал.

— Здравствуйте, — поприветствовал Илья Данилович. — Пройдёмте ко мне в кабинет.

— Зачем в кабинет? Мы, цыгане, — народ вольный и ни от кого ничего не скрываем.

Цыганский барон картинно взмахнул руками, полы бобровой шубы, подбитые алым шёлком, раскрылись, как два огромных крыла.

— Меня к тебе цыганский народ послал, но есть у меня к тебе и личный интерес. Земфира, внучка моя, кровь от крови, плоть от плоти, нет у меня дороже, чем она. Говори, куда её подевал?

Цыганский барон взмахнул пальцами в массивных перстнях, украшенных яркими камнями, и один из его людей вложил в руку раскуренную трубку с золотым чубуком. Барон важно затянулся, выпустил дым, свёл брови к переносице и принял угрожающий вид.

— Мы её повсюду ищем, — ответил директор. — В Санкт-Петербурге, Москве и на всех станциях портрет её расклеили с просьбой отозваться тех, кто видел её.

— Плохо, значит, ищешь. Я тебе её доверил, а ты не уберёг. Я бы её на следующий год замуж отдал. Цыганка должна жить в таборе вместе со своим народом. Ты упросил, чтобы я её отпустил. Верни мне внучку! — цыганский барон швырнул на землю трубку. Один из его людей быстро подхватил её и унёс в машину. — Слушай моё слово: не найдёшь внучку мою, цветок наш Земфиру, — проклянёт тебя весь народ цыганский на веки вечные. Не будет тебе покоя нигде, а школу твою закроют, разнесут по кирпичику.

Дети с интересом следили за происходящим, им не приходилось видеть цыганского барона.

— Ну и дед у Земфиры! — сказал один из мальчишек.

А Лёвка Морозов мечтательно произнёс:

— Вот бы мне к нему! Он и на коне, наверное, скакать умеет.

А девчонки шушукались о том, что Земфира через год могла замуж выйти, и пытались представить себе цыганскую свадьбу с бубнами, гитарами, медведями и множеством всяких украшений.

— Она что, в самом деле из табора? — спросил у Сони Тарас Ващенко.

— Это называется у них табор, а там целый посёлок. Большие дома, в каждом доме семья…

— A-а, а я думал, что они в кибитках по степи ездят, костры по ночам жгут, на гитарах играют, песни поют, коней пасут.

— Такое только в кино бывает.

— Я всё сказал, — садясь в машину, констатировал цыганский барон. Его люди захлопнули дверцу, и машина, выдохнув клубы дыма, развернулась прямо перед крыльцом — огромная, сказочная, с большой серебряной подковой, сверкающей над бампером, — покачиваясь, она торжественно поплыла к воротам.

Вечером Софья и Пётр ждали Клару, которая должна была прилететь и рассказать всё, что видела и слышала.

— Смешной какой-то этот Парамонов, дед Земфиры.

— Почему смешной?

— Ненастоящий какой-то.

— Тоже, скажешь! Самый чтр ни на есть настоящий, — произнесла, вглядываясь в темноту осеннего вечера, Туманова.

— Ну, где она?

— Может, ты спать иди, Ларин.

— Подожду ещё. Мне в последнее время не спится.

— И мне тоже, — призналась Софья. — Я всё о Земфире думаю, — девочка смотрела в окно.

Она увидела на фоне неба тёмный силуэт птицы, летевшей очень странно: то она падала вниз, то с трудом набирала высоту.

— Что с ней? — Туманова узнала свою ворону. — Окно открывай, скорее!

Ворона буквально рухнула на подоконник. Крыло с выщипанными перьями неестественно свисало и вздрагивало.

— Клара, птичка моя, что с тобой?

Глаза вороны были закрыты.

— Да что же с тобой случилось? Кто на тебя напал.

— Что она говорит? — видя, что клюв несколько раз открылся, спросил Ларин.

— Говорит, это летучие мыши.

— Ну вот, видишь, это её мыши!

Софья гладила птицу.

— Ты вся избитая, Клара! Она говорит, это они. Тебе больно, Кларочка? Очень больно? Слушай, её надо быстрее врачу показать, — на лице Тумановой был неподдельный испуг.

— Какому врачу? — не нашёлся Ларин.

— Нашему, школьному.

— Я знаю, кто нам поможет.

Пётр вспомнил о том, что Захар может лечить животных.

Туманова завернула в полотенце безжизненную ворону.

— Пойдём быстрее к Захару!

Дети уже не думали о том, что запрещено покидать учебный корпус и с наступлением темноты выходить на улицу. Они бежали по коридору. Соня прижимала к себе завёрнутую в полотенце Клару. Дверь оказалась заперта. Ларин принялся колотить в неё кулаками.

Охранник недовольно открыл дверь.

— Вы куда? — прикрикнул он на ребят.

— Дядя Дима, тут ворона раненая!

— Ну и что с того?

— Ей плохо, она умирает!

— И куда вы её тащите, в кусты?

— Нет, её лечить надо… к садовнику Захару.

— Лучше бы к врачу отнесли.

— Нет-нет, Захар умеет лечить животных.

— Ладно, я с вами.

Охранник светил фонариком, дети подгоняли его.

— Да быстрее же, дядя Дима!

Охранник тяжело побежал. Гурд, услышав приближение охранника и детей, залаял. На крыльце появился Захар с огромным старинным фонарём в руке.

— Вы чего? Что стряслось?

— Вот, смотрите, — из полотенца торчал вороний клюв.

— Ну ворона, судя по клюву, — сказал Захар.

— Она раненая.

— Ладно, заходите. А ты на крыльце оставайся и никого не пускай, — приказал Захар псу. — Дмитрий, ступай, я сам ребят приведу.

— Ну смотри, под твою ответственность, — охранник удалился.

Захар развернул на столе полотенце и приподнял раненую птицу.

— Эка её потрепало. Пёс помял, что ли?

— Нет, — сказала Туманова, — летучие мыши.

Захар хмыкнул:

— В такой холод мыши? Они же в спячке давным-давно!

Ворона приоткрыла один глаз, клюв зашевелился. Соня поднесла ухо.

— Она говорит, что видела две Изольды одновременно, причём обе настоящие.

— А может, у неё в глазах двоилось?

— Нет, после того, как она их увидела, на неё набросились летучие мыши Изольды ходили по комнате и разговаривали. Они были совершенно одинаковые, — торопливо переводила Софья Туманова то, что шептала ворона.

— Ладно, сейчас мы попробуем её вылечить. Только не каркай и не трепыхайся, поначалу будет больно.

Из того же чёрного шкафа Захар достал глиняный горшочек с чёрной мазью. Он опустил в него указательный палец и стал обмазывать раны на теле птицы. Затем перевязал крыло, открыл клюв и стал из маленькой ложечки по капле вливать отвар в клюв вороны. Та открыла оба глаза, заморгала, хотела убрать клюв, но Захар не позволил.

— Держите её, ребята. Птица останется у меня.

— А Гурд её не съест? — вопрос Ларина остался без ответа.

Тогда это же спросила Туманова.

— Да что вы, думаете, Гурд такой глупый? Он поумнее некоторых людей будет. А теперь пойдёмте, я заведу вас в школу.

— Захар, только никому не говори, пожалуйста, что ворона следила за Изольдой.

— У меня и без ваших тайн дел хватает! Никому не скажу, не волнуйтесь.

Захар взял за руки детей и повёл к зданию школы. Передав детей охраннику Дмитрию, садовник Захар направился домой. То, что он услышал от девочки, не выходило из головы. Изольда Захару никогда не нравилась, уж слишком чужая, неприступная. Не улыбнётся, не пошутит, всегда думает о своём.

Захар медленно брёл по дорожке, перебирая фрагменты воспоминаний.

«Всё-таки что-то есть в словах Сони. Детские души — они чуткие, они ещё не огрубели, открыты всему», — думал он.

Незаметно для себя, даже не желая этого, он свернул к домику учительницы иностранных языков.

«Ни цветов возле её домика нет, — отметил Захар, — ни деревьев, а лишь колючие кусты. Окна, как всегда, нараспашку».

В одной из комнат горел свет, но шторы были плотно сдвинуты. Захар знал, подглядывать нехорошо, но судьба пропавшей девочки волновала всех. Он тоже отвечал за детей, и груз ответственности с себя не снимал.

Он раздвинул руками колючие кусты шиповника. На кустах уже не было листьев, лишь переплетённые стебли, жёсткие, как колючая проволока. Подошёл к окну. В доме было тихо, как вначале показалось Захару. Затем он услышал негромкий голос.

Осенний холодный ветер помог Захару. Он налетел быстрым порывом, качнул короткие шторы, и в щель, образовавшуюся на короткое мгновение, он увидел странную картину, от которой даже вздрогнул: за столом сидели две Изольды Германовны, похожие как две капли воды.

«Может, это отражение в зеркале? — подумал Захар. Но шторы уже сомкнулись. — Ну, ветер, помоги! Дуй скорее!»

И ветер словно услышал садовника. Вначале зашумели вершины сосен, полетели иголки, закачались кусты, и шторы вновь разлетелись. Спиной к нему сидела одна Изольда, а напротив другая — с картами в руках. Не веря собственным глазам, Захар тряхнул головой и ущипнул себя за щёку, предполагая, что это видение. Когда же открыл глаза, то увидел лишь ту Изольду, которая сидела к нему спиной и медленно раскладывала пасьянс.

Над головой садовника что-то пискнуло, и в плечо ударила летучая мышь, повисла на куртке. Захар быстро сбросил её и зашагал прочь.

«Да, виданное ли дело. Наверное, их на самом деле две или три, они по очереди ходят на занятия. Но зачем скрывать, ведь всё равно одну зарплату получают. А может быть, мне показалось всё-таки? Но летучая мышь была, а их быть не должно, они уже спят. Права ворона, есть летучие мыши, несмотря на позднюю осень. Что-то в природе происходит непонятное, — Захар употребил неожиданно для самого себя научный термин, — аномалия какая-то».

В домике садовника было тепло. Ворона с перевязанным крылом лежала на столе, поджав под себя лапки. Гурд её охранял. Он сидел у стола и время от времени поглядывал на чёрную птицу умными, понимающими глазами.

По виду хозяина пёс догадался, что тот чем-то озабочен, подошёл к Захару и ласково потёрся о ногу, дескать, не волнуйся, утро вечера мудренее, ложись спать, а я тут присмотрю за хозяйством.

И Захар, не раздеваясь, лёг на диван и уснул.

А вот Софья Туманова долго не могла уснуть. Она переживала за Клару, с которой уже была знакома несколько лет и сумела подружиться. Она переживала за внезапно пропавшую Земфиру, вспоминала суровую Изольду Германовну. И всё это путалось в голове, рассыпалось на отдельные кусочки, как разбитое зеркало, и никак не хотело складываться в цельную картину. Кусочки зеркала мелькали, как в калейдоскопе, каждый осколок отражал что-то своё.

«Как же всё сложить и при этом не поранить руки?» — с этой мыслью девочка уснула.

В комнату вошла Земфира с тем же букетом сухих цветов и одной серьгой в ухе. Девочка беззвучно прошла по комнате, словно состояла из дыма. Положила на свою кровать букет — так, как кладут на могилу. Немножко постояла, провела пальцами по струнам гитары, но они не отозвались звуками. Затем подошла к Софье, села на кровать. Пружины матраса даже не скрипнули.

— Зачем ты нас так напугала? — спросила Софья.

Земфира приложила указательный палец к губам и загадочно чуть улыбнулась.

— Дед твой приезжал, грозил школу по кирпичику разнести. А он у тебя такой весёлый, и машина у него просто супер. Мальчишки чуть с ума не сошли, когда увидели, никто не мог определить, какой она марки.

Цыганка беззвучно засмеялась.

— Ты что, говорить не можешь? Цыганка прижала палец к губам.

— Слушай, так где же ты была?

Земфира соскочила с кровати, передёрнула плечами и беззвучно щёлкнула над головой пальцами, как делала всегда, перед тем как сообщить подруге что-нибудь интересное. Потом она так же исчезла.

Софья проснулась утром и первое, что увидела, так это приоткрытую дверь в комнату. Она вскочила с кровати в длинной ночной рубашке и подбежала к постели. Букета осенних цветов на постели не было.

«Значит, это был лишь сон, — подумала Туманова. На подушке она увидела два засохших листочка, узеньких и лёгких, как пёрышки маленьких птичек. — Может, из окна залетели?»

Соня взглянула в окно: оно было закрыто, а деревья в парке были голыми. Девочка аккуратно сложила листочки в конверт, быстро привела себя в порядок и ещё до завтрака побежала к Наталье Ивановне.

Преображенская встретила Соню радушной улыбкой.

— Наталья Ивановна, миленькая, у меня к вам большущая просьба, только вы мне можете помочь.

— Что стряслось, Софья? Если это в моих силах, я с удовольствием помогу.

В руках у девочки был конверт. Она аккуратно вытряхнула из него на скатерть два сухих листочка.

— Скажите, пожалуйста, с каких растений эти листики?

Наталья Ивановна поправила очки.

— Вообще, ты сама должна уже знать. Листья деревьев и листья цветов отличаются друг от друга. Без сомнения, это листья осенних цветов.

— Каких?

— Вот этот — хризантема, не садовая, а дикая. А вот этот — астры.

— Спасибо. Значит, это не сон.

— О чём это ты, девочка?

— Где Илья Данилович?

— У себя в кабинете, — она позвала мужа.

— Илья Данилович, — сразу начала Софья, — я сегодня видела Земфиру Парамонову.

— Где? — устало спросил директор.

— Она ночью приходила в комнату.

— Соня, ты опять за старое взялась.

— А это что? — кивнула девочка на два засохших листочка. — Я их нашла на кровати Земфиры. Она вошла с букетом, цветы положила на кровать.

— А где же тогда цветы?

— Она их с собой забрала.

— Ты в следующий раз попроси, чтобы она их оставила.

— Она со мной не разговаривала, она стала призраком, ходит бесшумно, невесомая такая.

— Хорошо, допустим, — сказал Илья Данилович, передвигая на переносице очки.

— Значит, вы мне верите?

— Допустим, — повторил директор школы. — Софья, я тебе вот что скажу: Земфира жива, я это знаю. Возможно, она будет приходить не только к тебе, но и к другим детям. Но, к сожалению, вернуть её пока невозможно, хотя я над этим работаю.

— А знаете, что вчера вечером летучие мыши Изольды Германовны напали на нашу Клару?

Наталья Ивановна заволновалась.

— Где птица? — спросила жена директора.

— У Захара. Он её вчера лечил и сказал, что всё обойдется. Кстати, послушайте, Клара успела мне рассказать, что она видела не одну, а две Изольды в доме.

— Конечно, когда тебя бьют, может показаться и четыре Изольды.

— Нет-нет, — воскликнула Софья, — она увидела, а потом на неё напали мыши.

— То, что ворона могла что-то увидеть, я верю. Ступай завтракать. И, пожалуйста, никому пока ничего не рассказывай.

— Ты сам-то хоть позавтракал, Илья Данилович? — обратилась Наталья Ивановна к мужу, когда тот снимал с вешалки пальто.

— Потом, — услышала она в ответ.

— А хочешь, я с тобой схожу к Захару?

— Оставайся дома, я скоро вернусь.

Директор торопливо шёл по дороге, словно какая-то неведомая сила подгоняла его в спину. Захар был дома. Клара уже не лежала на столе, а сидела на вешалке, напустив на себя важный вид. Она вращала головой, щёлкала клювом.

— Ну как себя чувствуешь? — поздоровавшись с садовником, осведомился Илья Данилович.

Ворона трепыхнула перевязанным крылом.

— Вижу, вижу, можешь не рассказывать, досталось тебе.

Птица защёлкала клювом. Илья Данилович подошёл поближе, поднял руку. Клара перебралась с вешалки на руку, потом уселась на плече директора школы и стала ему что-то объяснять на ухо. Гурд и Захар пристально следили за происходящим.

— Так, так, — изредка бормотал Илья Данилович. — А ты не ошибаешься? Ну, мало ли чего может померещиться ночью. Так выходит, всё то, что ты рассказала Тумановой, — чистая правда?

Ворона затрясла головой, красноречиво показывая, что она со свойственной ей привычкой всё преувеличивать на сей раз констатировала факт.

— Да, — Преображенский устало опустился на табурет. — Кажется, ворона говорит правду.

— Я сам видел две Изольды за одним столом друг против друга, — признался Захар.

— Послушай, а может, это оптический обман, и вы с Кларой на него попались?

— С ума сходят поодиночке, — резонно заметил Захар и вздохнул. — А не все сразу.

— Что верно, то верно, братец.

— Но, Илья Данилович, для вас уже, по-моему, не секрет, кто такая Изольда. А вы не задумывались, чтобы взять другую учительницу иностранных языков? Может, и не такую учёную, как Изольда, но зато добрую и к детям ласковую?

— Теперь этого делать ни в коем случае нельзя. Это может навлечь ещё большие беды на детей, она разозлится, а с её умениями…

Чем больше становилось известно, тем яснее директору школы представлялась картина. Директор школы знал, что надо действовать, но, что предпринять, он ещё не придумал.